Субъективная реальность

То субъективная реальность разделяется на феноменальную и ноуменальную действительность, что характерно для любой дифференциальной обособленности бытия, как системы организации имеющей силовой центр организующий данное пространство. Если исключать ноуменальность дифференциации отчуждения из тела возможности жизни, то само понятие организованной действительности, лишенное самой вертикали источника силы принципиально не выводимо из достаточности основания присутствия. Феноменология несет в себе опосредованное, а не организующее действие порядка. Она может собой породить лишь деструктивность, но никак не гармонию. «Человек заброшен в мир» (Хайдеггер), порядок задан до его появления – это онтологическая апогея присутствующего самосознания. Пространство, не имеющее источников силы, обрушивает весь мир предшествующей ему гармонии в тартар. И это совершенно не разумно, хоть и действительно. Достаточность основания детерминированной наличности может обосновать, по меньшей мере, хаос, но никак не порядок. Т.е. почему это пространство дифференциально упорядочено вытекает из понятия «субъективная реальность». У Гоббса началом этого порядка выступает гарант государства, признающего своих подданных в ценности мотивации жизни. Силовая конструкция упорядоченности изгоняет идею хаоса: «войну всех против всех». Государство выступает и гарантом содержания идеи жизни по отношению к внешнему, спекулятивному хаосу. Для органической природы это пресловутый генофонд, закодированный на материальном носителе, но имеющий принципиально информационную, силовую природу начала действия и воплощается в процессе преодолении расстояния взаимодействия (соединения женской и мужской природы). Весь организм работает на чувственность этого преодоления строя виртуальные планы действительности с одной только целью: сократить расстояние взаимодействия и осуществить репродуктивный цикл повторения субъективной необходимости во времени. У Шопенгауэра «Мир как воля и представление» - порок соблазна есть скрытый код природы, осуществляющий меру вовлеченности сознания в силовую гармонию репродуктивной действительности. Преодоление постоянной Планка – затратной энергии взаимодействия. Т.е. субъективная реальность, это прежде всего участие сознания в функции силы и наследие ее организующего значения. Субъективная реальность выступает посредником трансляции функционала. И именно этот силовой конструкт обнажается природой, переводя потенцию в акт. Но сам акт не принадлежит форме, как у Аристотеля, он хранит собой необходимость организующего начала пространства бытия. Потенциал действия есть условие хранения силового значения в акте. Например, гравитация Космоса есть условие сохранения потенциала в акте, как силовой конструкт функции действия, открывающий для действительности аксиологическое пространство перспективы: кто не хочет быть Богом и обрести свой дом бытия? В формуле Эйнштейна бытие инерции содержит собой импульс становления. Проще говоря, само бытие есть работа действия силы в точке воплощения. Понятно, почему критическая масса гравитации стремится к проколу пространственно-временной природы, избавляясь от бытия инерции, и обретает бытие источника. Понимание содержательного роста не совпадает с разумной действительностью власти человека над природой. Эта власть выступает инерцией по отношению к движущему началу. Онтологическая необходимость вынесена за скобки компетенции субъекта и это уже не имеет отношение ни к его органам чувств, ни к его желаниям построения разумной действительности.

Классика греческого развития мысли привносит свой вклад в понятие субъективной реальности: «Человек есть мера всех вещей» (Протагор). Человек есть мера вхождения в функцию жизни в постижении вещей, которые «существующие и не существующие». Это, прежде всего формирование системы ценностей пространственного восприятия жизни. Кто-то воспринимает пространство организации формой и миром количества: использования функции силы (субъективной реальности) и перевод ее в ценности вещей. Сам человек утрачивает свою субъективность и превращается в вещь. Кто-то воспринимает пространство организации бытия ценностью содержания: сохранение потенции организующего начала (вытеснение импотенции) сохранение взаимозависимости органического порядка вытесняющего из своего пространства свободу хаоса. Мера определяет качество вхождения сознания в функцию жизни, качеством мира множественности сознание вытесняется на периферию переменной времени, отчужденной от идеи вечности и в желании временной длительностью повторить идею вечности нарушает понятие меры, обнажая ненасытность потребления качества вещи. Ненасытность – первый признак падения силы в перспективу ничто. С падение связаны инфляция ценности жизни и ее борение за право быть. Итак, порок временности обнажает самоценность жизни в контексте вечности. Именно безысходность разрушения мира временного достатка приводит к вечным ценностям неизменного основания субъективной реальности бытия. Итак, субъективная реальность присуща любой дифференциальной отчужденности явления как силовая конструкция перехода потенции в акт. Но у каждой системы дифференциации есть свой порог вхождения в функцию жизни, отражающий глубину качества понимания ее меры. Мир количества не имеет такой глубины, потому как ориентирован на разложение функции жизни – уничтожение субъективной реальности и выталкивании сознания на поверхность вещей, как единственной ценности накопления и содержания жизни. Но человек это не только тело обладания, но и дух освобождения от оков состоятельности. Мир не может обеспечить необходимости этого освобождения. Эта метафизическая перспектива не входит в гармонию понимания мира. Мир вынужден обрезать эти истоки «бритвой Оккама» чтобы получить ощущение состоявшейся гармонии. Но как только он заслоняет собой свет солнца – обличает свою ничтожность. Свобода творческого начала приходит в сознание только посредством духа. Итак, мы подходим к эзотерическим нормам понимания бытия, когда любая вещь это качественно низкое основание сохраняющее в себе потенцию акта и поэтому тоже выступает системой отсчета, системой восприятия бытия. Но кощунственно сводить высшую форму самосознания жизни к состоянию лишенному функционала действия – вещи. Это могла из себя родить только восполненная извращенность цивилизованной власти над ценностями вещной природы – единственного для нее представления о самодостаточности бытия. Самодостаточность в духе, а не разжигании страсти никогда не удовлетворяемого потребления. Это ложный путь вечности, ведущий к импотенции силы. Качества присущие человеческой природы: воля, вера, любовь – просто утрачивают потенцию своего акта. Сознание становится заложником спекулятивного смещения меры в бесконечность падения силы. Такое усилие тщетно и бесплодно.

Итак, зверь тоже имеет субъективную меру своего восприятия, только она отлична от самосознания жизни. Свобода-ответственности дана только человеку. Ибо она есть силовой конструкт организации пространства бытия. Субъективная реальность зверя лишена вечности и ограничена лишь временностью и служебностью. Хотя не лишена иерархической воли (вожак стаи) и преемственности в этом контексте. Дерево тоже имеет субъективную меру своего восприятия, ограниченную доступностью к качеству действия в организации пространства бытия. Оно выступает проводником жизненной организации в силовой конструкции пространственной действительности. Не удивительно, что звери потребляют эту жизненную силу в доступном оформлении. И весь неорганический мир тоже имеет субъективную меру своего восприятия, ограниченный значением явления, как достаточного основания способности быть. Вся структурология бытия в эволюции мира есть концентрация качества восприимчивости системы (ее преемственности наследия) и ее вхождения в функционал силы, трансляция и рефлексия этой обусловленности бытия в действительности. Понятие качества целого рассыпается, как только мы лишаем его существенных признаков в понимании осуществления этого значения быть. Именно качество создает идею жизни. Концентрация силовой стратегии в точке приложения действия имеет информационную обусловленность, предъявляющую требования в сложности прочтения и повторении действия (генофонд). Вся генетика есть способность в прочтении и воспроизведении функции действия. Итак, мы подходим к понятию субъективной реальности как онтологическому принципу организации мира. Ничто в этом мире не свободно от понятия субъективной реальности хотя бы потому, что начало возникновения мира есть утроба сингулярности, сформировавшая вместе с субъективной реальностью пространственно-временной континуум бытия. А сам принцип дифференциации есть форма отчуждения в пространство-времени от функции полноты действия (возможности усилий жизни). Пузырь нашей Вселенной есть форма изоляции. Вертикаль конвертирующая качество функционала в качество явления сущего проходит через точку вектора действия в точке приложения силы. Эта точка и есть субъективная реальность в трехмерной графике нашего мира представляющая матрицу состояний. Универсалии легализованного качественного значения быть обеспечивающую стабильность основания вечности в текучести времени. Эта вакансия может быть заполнена сущностью, а может пустовать как необеспеченность продолжения акта. Но входит в компетенцию матрицы, как легального обеспечения этой стабильности. Матицу можно понимать как качественный алфавит таблицы Менделеева. Только сама матрица как возможность предшествует явлению сущего как отношение относительности бытия (часть – Целое). У Канта это априорная и апостериорная действительность. Только понятие опыта уже никак не связано с разумом, это онтологическая обусловленность, сводимая к системе первичного существования как сущего, например реликтовое излучение Космоса. И мы видим, в микромире, частицы не обеспеченные структурой качества легко переходят из одного качественного состояния в другое, условием этого перехода выступает силовая структура взаимодействия. Если пространство состоит из точек пустоты, то пребывание в этих точках сущего выступает условием матричного содержания бытия. Бинарная логика прохождения функции силы «1» и ее отсутствие «0». Всплеск силы во времени явления и ничтожность ее падения. В этом контексте понятие небытие есть форма изоляции от функции силы. Пока для мира существует альтернативное бытие, существует и падение функции силы. Так централизации и концентрации функционала мешает эксцентричность свободы и освобождения от бытия этой относительности. Понятие диалектика для развивающегося мира это понятие преодоления собственной пустоты содержания. Поэтому идея «ничто» - выступает вакциной предостерегающей от падения функционала. И ни в коем случае не оправдывает слияние ничтожности и концентрации действия. Это два взаимоисключающих принципа организации идеи бытия. И если ничтожность и присутствует в контексте функционала, то только как инерционность (страх) на условие вхождения сознания в силовую конструкцию мистерий бытия.

Мы достаточно привели примеров онтологических оснований субъективной реальности при желании их можно размножить, проявив пытливость воображения. Теперь же перейдем к проблематики самого субъекта. У Канта субъективная реальность раздвоена на мир трансцендентальный – соотносимый с субъективной возможностью восприятия и трансцендентный – непостигаемый и независимый от субъекта. Мир чистой не проявленной возможности для нас выглядит механическим вектором силы. Именно поэтому следов Бога нет в нашем мире. В нем есть лишь инерционные последствия рефлективного восприятия силы. Мы все созданы рефлексией явления как отражение света вечности в монаде времени и при этом желаем быть автономными и независимыми от перспективы возможности концентрации силы и перехода в мир силовой конструкции бытия. Но не имея собственной возможности в матричных границах состояния мы становимся заложниками ничтожности усилия жизни и ничтожности самого бытия, сворачивая пространство событийности. Поэтому пессимистический или даже фатальный конец – это единственная перспектива любой автономии. Независимость инерционной составляющей от функции действия – это ее смерть. Кант исследовал субъективную реальность в границах познания, нас же интересует онтологический статус ее свободы возможности и перспективы развития. Когда Кант задает вопрос: «как возможно познание?» - он обозначает гносеологический придел вопрошания, переходя от созерцательности к участию онтологии субъективной реальности. Само познание возможно лишь как свобода онтологии природы (принимающей роды), не зависящая от субъекта и его личной гениальности. Сама проблема гения состоит в возможности открыть для себя функцию силы в новом исполнении ее вещания. Но онтологию свобод этого понимания задает качество отношений времени и вечности! Гений лишь первый рефлектирует проблемную область функционала своего времени. Как у Ницше: безумец, кричащий о катастрофе в условиях относительного спокойствия и порядка. Но все эти перспективы раскрывает сознанию онтология бытия в контексте ее необходимости. А не необходимости разумной действительности, как у Гегеля, сверх сознательно поставленной над субъективной реальностью. Это революция свергающая власть природы и утверждающая власть человека. Но в этой революции человек убивает бога в себе и теряет облик человечности! Идею вечности спасения подменяет идея ничтожности мира! Сверх сознание спекулятивной природы Гегеля собственно и рождает сверхчеловека Ницше. Разум отбирает у необходимости бытия функции природы: рождающей качество вечности в условиях времени. Но этот разум может предложить лишь одну перспективу развития – падения функции силы в ничто. Потому бесконечность мира и его матричного падения силы во времени упраздняет идею вечности. Концентрации бытия и служения своему предназначению. Сознание отказывается от природы человека, заложенной в нем идеей абсолюта, и желает быть вещью, чтобы стремится к состоянию покоя и выступать придатком, средством (не самоцелью) в эксплуатации носителей функции силы. Вот и понятие «мера всех вещей» - предназначение человека в вечности или же ничтожности мира. Кант не избежал идеи вечности даже в границах гносеологии знания и обозначил перспективу развития как восхищение сознания в силовую конструкцию вечности, требующей впечатления стихийной величественности бытия, которая выступает началом организующего порядок бытия «звездное небо над головой и моральный закон во мне». И отсюда «категорический императив», как укрощение свободы хаоса, всеволия в границах силовой конструкции порядка. Порядок есть Космос микрокосма человеческой природы. Здесь личность приводится к мере качественного понимания содержания жизни. Не позволяет сознанию свалиться в мир количества и падения силы. В его контексте не сталкиваются лбами эго гения и социального благополучия общественности. Нет! Он решает проблемы качества жизни, а не проблемы общежития связанные с субъективной реальностью. И если масса выступает миром количества (потребления), а субъект организующим началом силовой конструкции бытия, то такой эгоизм привилегированнее понятия ничтожности субъекта. А если эгоцентризм обладания над мотивацией жизни угрожает соборности органического начала, как пространства возрождения субъективной реальности в силе вечности противостоящей силе времени, то естественно такой эгоцентризм имеет тоталитарный характер и не удовлетворяет условиям содержания бытия. Это принцип выхолащивания, опустошения жизни. Везде присутствует понимание меры сохранения коридора действительности. Это задается уже в свободе онтологии нашего мира. Но тоталитарность власти сохраняет привлекательность к силовым конструкциям, когда конформизм эксплуатации субъективной реальности и навязывания ей единственных ценностей количества приводит к состоянию апатии и хандры, порождающих суицид права исключения необходимости жизни, всякой силовой значимости ощущения бытия. Вещь завершает свой цикл, придя в состояние покоя и осознав свою ненужность и невыносимость продолжения этой пытки бесцельности и обесцененности смысла жизни. Вообще, любая бинарная структура раскалывания пространства бытия выступает следствием необходимости его объединения в функции силы. Для онтологии мира это помещение сознания в разность потенциалов усилия жизни. Если сознание сохраняет собой силовой конструкт организованной действительности, формирующий традиционные плоды вечности в культуре, религии, суверенности, от идеи хаоса и падения функции силы, то сознание сохраняет свою самоидентичность отражения вечности и упорядоченность собственной способности быть. В противном случае оно не имеет лица будущего и лишается субъективной самостоятельности представлять собой идею жизни. Форма без содержания изживает свою актуальность. И подтверждение тому падение имперской величественности в архивах истории. Безутешность царствия цивилизаций в необходимости культурного основания вечности. Субъективная реальность либо продлевает свое отражение в источнике, либо становится ничтожной, лишенной всякой функции силы как основания бытия. Либо обнаруживает свою силовую конструкцию бытия и объединяет пространство целостности, либо остается в контексте бинарной логики мира количества, падения функции силы и все исторические события скрадываются ничтожностью перспективы, отсутствия преемственности в динамичной переменной «отрицания отрицания». Идея относительности обозначает либо пространство падения силы, либо силовую концентрацию необходимости. В понятии относительности нет диалектической преемственности, ибо для них различна аксиология целевого и ценностного значения бытия. Как собственно и инерция не может исключить силовой конструкции действия. Идея становления каждого времени исключает ничтожность освобождения от идеи вечности и в контексте органичности бытия сохраняет преемственность к плодам абсолюта. Атеизм это желание утвердить бытие человека лишенного обличия Бога. Присвоить человеку лик абсолюта. Проблема в том, если в сознании нет лика абсолюта, творческого и познающего начала присутствия вечности, то нет и самого человека. Об этом говорил уже Бердяев. Есть над сознательные интересы капитала, социума, представителей человечества, но нет органичности значения бытия, превозносящей субъективную самоценность жизни, а все иные перспективы обозначающие как вторичные от этого организующего начала. Эксплуатация самоценности жизни нарушает фундаментальное представление меры соответствия сознания своему предназначению абсолюта. Поэтому плоды такой временности – ничтожны. Об них потомки скажут как об истории восхождения диалектических исканий. Но плод вечности дает метафизическая перспектива воплощения абсолюта во времени. И утверждение самоценности жизни над всеми вторичными ценностями бытия. Поэтому не удивительно, что все над сознательные структуры обеспечивают лишь жертвенную перспективу стабилизирующего значения во времени, либо хаос свободы, в том числе и свободы от жизни, предполагающей отсутствие содержания и служебность форме. Формальное исполнение своего предназначения лишает сознания содержания жизни. Потому сама служебность к смерти – ничтожна. Человек не находит в этом мире аналогов производной своего сознания. Поэтому тянется к дому вечности, видя в нем предназначение необходимости своего бытия. Сохранение человечности в человеке есть сохранение его относительности отношений к абсолюту формирования этого мира – эталону полноты силы действия. Источнику функции силы – Богу. Сознание, как собственно и знание это производная присутствия в человеке Бога. Его личины. Лик Бога это свет будущего в человеке. Поэтому в пространстве организующего значения должны быть символы этих отношений: веры, надежды, любви. Если в пространстве организации человека нет этих символов силы, как напоминание о вечности во времени падения функционала, то человек теряет свой образ человечности и становится подобием мира. Лишенный качества и посвященный в количество бесконечности падения значительности бытия. Поэтому организация человеческого пространства бытия напрямую зависит от метафизической конструкции функции силы, возможности содержания в ней мотивации жизни и перспективы усилия времени. Субъективная реальность выступает условием человечности присутствия абсолюта во времени. Отсутствие субъективной реальности есть пропаганда ничтожности мира. Лишить мир перспективы будущего – следовательно лишить его предназначения его же бытия. Это необходимость вечности, по отношению к которой альтернативой выступает необходимость разумной действительности. Вот почему разумная действительность обнажает свою ничтожность по отношению к традиции и религии. У материалистической автономии мира нет будущего, есть лишь бесконечность падения функции силы. И везде где мы говорим о бесконечности, это форма отречения от качества концентрации действия и превознесение количества падения, преодолевающее условие вечности и относительность принадлежности сущего к абсолюту. Просто не существует инерционной рефлексии вне источника начала. И само понятие падения силы предполагает уже наличность бытия. Возвращение его временности в ничто. А поскольку абсолют падения и абсолют достатка не тождественны, то выбор субъективной реальностью возвращения в свой дом является условием определения ее относительности в принадлежности к свободе ничто или концентрации силы. Все стабилизирующее значение мира обеспечивает эту свободу человеческого выбора! Кто вы, увядающая или восходящая действительность в значении бытия? Решать Вам! Восходящий или нисходящий процесс в границах явления? Форма нам лжет в необратимости увядания, но она содержит истину начала действия и поэтому имеет перспективу выхода из уз действительности в пределы истинного бытия функции силы. Где нет ничтожности, соблазна и порока иллюзии освобожденности, ибо функционал есть вечное основание бытия.

Субъективная реальность и есть прокол в пространственно-временном континууме. Прототип сингулярности зарождения мира. И если через сингулярность осуществлялось падение функции силы в мир состояний, то субъективная реальность есть инструмент возвращения самосознания в Царство Божие. «Царство Божие внутри вас». Идея бытия это не вторичное отражение источника в сущности, это способность источать собой энергию силы. Быть истоком и источником порождения других миров. Именно в этом смысл богоподобия, живущего в человеке. В нем живет организующее начало осуществляющее предназначение вечности. Вне источников света человек становится лишь тенью бытия. И князь тьмы входит в его дом как родственник. Он собственно и объявляет войну мотивации жизни. И тогда разумная действительность становится кошмаром осуществления хаоса и войны. Именно этот путь нам предлагают как материализм с его воинствующим началом, так и либерализм с идеей освобождения от мотивации жизни, обрушив весь мир глобализации власти в конформизм ничто. Это запрет на носители душевных, духовных, национальных, религиозных признаков сконцентрированных в суверенитет государственной легализации абсолюта в границах содержания времени. Человек должен стать вещью, чтобы не выделяться из мира вещных (овеществленных) ценностей. Вечные ценности – табу, как опасная игра зарождения тоталитарных начал. Ни это ли страх перед взрослением необходимости вхождения сознания в мистерии бытия? Нужно бояться смерти присутствия силы, нежели рисков разрушения конформизма. Человек отличается от вещей не пассивностью, а активностью своего начала. А субъективная реальность в человеке это бремя всего мира в необходимости избавления его от ничтожности временности падения функции силы. Преодоление этой ничтожности есть вечная молодость бытия.