Десять заповедей Моисея

Моисей - один из самых харизматических лидеров, известных миру, но он не религиозный человек.

Он законодатель. Но быть законодателем - это одно, а быть религиозным человеком - совершенно другое. Он решает, что хорошо, что плохо для его людей.
Десять заповедей Моисея
Но хорошо и плохо - это не вечные понятия. В один момент что-то хорошо, в следующий момент это не хорошо. Что-то хорошо в одном контексте, а в другом контексте это может стать своей прямой противоположностью.

Законы мертвы. Раз вы определили их, они стали фикси­рованными. Они не изменяются вместе с контекстом, с ситу­ацией, со временем. Они не могут меняться, они - не живые существа.

Моисей выводил своих людей из рабства, давал им вели­кую надежду на будущее, воодушевлял их, но не мог сделать их религиозными. И так как он не мог сделать их религиозными, он был вынужден заменить религию законами. Законы - плохая замена сознательности. Но когда сознательности нет, ничего не остается, как издавать законы и следовать законам.

Почему Моисей не смог сделать своих людей религиозны­ми? Он сам не был религиозным человеком. Его встреча с Богом - не что иное, как галлюцинация. Бог не существует, поэтому те, кто повстречались с Богом, повстречались со своим воображением. Скитаться по горячей, обжигающей дикой пустыне годами; голодать, испытывать жажду; люди умира­ют, умирают их надежды... кажется, нет конца этому поиску земли обетованной.

Он взошел на гору подумать, поразмышлять, помолиться Богу. Он был, должно быть, в безнадежной ситуации. Люди спрашивали - и не было ответа, они спрашивали: «Где обещанная земля? Похоже, что у тебя нет и понятия, где она. Ты оторвал нас от корней. Конечно, мы были рабами, но, по крайней мере, мы жили. Теперь мы умираем».

Люди выбирают рабство по той простой причине, что если альтернативой является смерть, то лучше быть рабом. По крайней мере, можно жить, и есть вероятность когда-нибудь освободиться от рабства. Но когда вы мертвы, вероятность исчезает. Так что ничего плохого нет в том, чтобы выбирать рабство, когда альтернативой является смерть.

Моисей вывел своих людей из рабства, дал им самые разные мечты, и эти мечты постепенно начали превращаться в пыль пустыни. Проходили дни, проходили месяцы, прохо­дили годы, и люди умирали так, как этого еще никто не видел. Сорок лет он скитался по пустыням Ближнего Востока. За сорок лет из каждых четырех человек трое умерли. Не стало трех четвертей первоначального народа; и те, кто еще остава­лись, не могли сказать, что они живы. Эти сорок лет были таким страданием, что было бы намного лучше, если бы они умерли. Они были, как скелеты.

Естественно, Моисей испытывает огромную муку, вели­кую боль. Он не думал, что случится такое. Он не обманывал своих людей; он был искренним с ними, его намерения были добрыми. Не было другого пути вывести этих людей из египетского рабства, если не дать им великой надежды.

Но такое случалось со всеми великими лидерами. Когда они добиваются успеха, потом наступает момент их неудачи.

Такое случилось в Индии. Махатма Ганди вел страну сорок лет и заставил людей поверить в свои слова: «Когда наступит независимость, все ваши проблемы будут решены. Не будет нищеты, не будет страданий, не будет мятежей, не будет насилия. Эти индо-мусульманские мятежи, в которых тысячи людей погибают, сжигаются заживо, порождены бри­танским правлением». Легко все свалить на британское правление. Вы страдаете, потому что вы в рабстве. Вы бедны, потому что вас эксплуатируют. Вы не можете жить респекта­бельной жизнью, потому что вы под каблуком Британской Империи. Люди поверили ему, точно так же, как евреи поверили Моисею. Они последовали за ним. Независимость наступила... и это был великий момент неудачи для Махатмы Ганди, поскольку не так просто устранить все свои проблемы, лишь освободившись от британского правления.

Вашим проблемам миллионы лет. Британцы же были в Индии только триста. До этого вы были бедны, голодны, необразованны. В действительности Британская Империя де­лала все для поднятия стандарта жизни в Индии. Она внедрила самые разные технологии, науки. Она ввела медицину, шко­лы, но никто не думает об этом. Кто будет благодарить человека, поработившего вас? Они - причина всех мятежей, всех убийств, всех кровопролитий.

Пеэтому люди ждали: «Когда уйдут британцы, мы впер­вые заживет как люди: не будет бедности, жизнь будет устлана розами. Но жизнь не только не осталась такой же, она стала хуже, поскольку британские правители знали, как править. За триста лет они создали систему контроля, систему сохранения дисциплины. Теперь вместе с ними все это исчезло. А люди, пришедшие к власти, не имели понятия о том, что такое власть. Что делать с властью? Как пользоваться ею? И неожиданно возник потрясающий взрыв насилия, которого до этого не знала Индия, может быть, не знала и ни одна другая страна.

Ганди был полностью сокрушен. Вот британцы ушли, а насилия в миллион раз больше, ведь у британцев была определенная дисциплина, власть, и они справлялись со страной триста лет. Теперь не было никого; каждый был свободен делать то, что хотел. Тысячи людей были убиты, сожжены; сжигались поезда, останавливались и просто под­жигались, и никому не разрешалось выходить из поезда. Поджигались дома. Вся страна была в хаосе. В Пакистане убивали индусов. В Индии убивали мусульман. И лидеры не знали, что делать. Сам Ганди сказал: «Теперь никто не слушает меня». А он был абсолютным лидером людей на протяжении сорока лет. Его голос был голосом страны. И теперь он говорит: «Никто не слушает меня. Я стал фальшивой монетой, бесполезным человеком».

До обретения Индией независимости он говорил, бывало, что хотел бы прожить сто двадцать лет, поскольку после наступления независимости будет настоящая жизнь; а сейчас - что за жизнь? Но когда страна стала независимой, она вся запылала в огне, повсюду были насилие, разрушение, даже его сторонники, самые надежные сторонники, больше не слушали его. Впервые он сказал: «Теперь я не хочу жить до ста двадцати лет». Может быть, когда Натхурам Годзе выстрелил в него, он почувствовал освобождение, поскольку нес тяжелый груз. Он не мог показать людям своего лица; у него не было ответа.

Такая же проблема встала и перед Моисеем. Он пошел в горы только потому, что хотел уйти от толпы, ведь они постоянно мучили его, спрашивали его: «Где обещанная земля? Мы не видим никакой земли обетованной. Проходят дни, мы не встречаем никакого оазиса. Люди умирают от жажды, и если нам встречается оазис, то совсем непросто найти пищу». Ведь они все были бедными людьми, у них не было денег, они были рабами. Им нечем было платить, все, что они несли с собой... так, какая-то мелочь. Стоит запомнить караван Моисея. Что несли с собой люди? Кто-то вел своего осла, кто-то тащил повозку, кто-то нес пару глиняных горш­ков, немного одежды... Не было ничего ценного. У них ничего не было. И по пути они продавали все, что несли с собой, - всю эту мелочь они продавали за хлеб.

Моисей испытывал, должно быть, ужасную боль. Никто не подумал об этом. Я никогда не встречал ни одной еврейской книги, в которой бы содержалось размышление о ситуации Моисея. Он отправился в горы не для того, чтобы медитировать, - это великая роскошь; Моисей не мог себе ее позволить, то было не время для медитации, - он отправился, чтобы просто убежать от этой толпы, посидеть немного и обдумать план. Что-то нужно было делать, иначе бы он нес ответствен­ность за смерть целой нации. И он ведь обещал им...

Помните всегда, вот так работает человеческий ум: когда вы начинаете обещать, вы забываете, что есть предел; не надо преувеличивать. Ум очень легко начинает преувеличивать. Он наслаждается преувеличением. Он преувеличивает двумя пу­тями. Всего лишь небольшая боль, а он создает вокруг нее такую суматоху. Всего лишь небольшое страдание, а он становится величайшим страдальцем мира. Всего лишь не­большое удовольствие, а вы уже на вершине целого мира, как будто никто другой не знает, что такое удовольствие. Вы влюбляетесь в женщину и думаете: «Такой любви никогда не было и никогда не будет. Наша любовь уникальна». Так случается повсюду, и каждый думает: «Наша любовь уникаль­на».

Ум все преувеличивает, усиливает - он усилитель, и вы верите ему.

У людей Моисея были настоящие проблемы. И здесь не было преувеличения. Уже невозможно было утешать их даль­ше: «Подождите еще немного, мы приближаемся, приближа­емся». Казалось же, что они удаляются, удаляются. Не было видно ни единого признака того, что они приближались. В этом состоянии муки, в обжигающе горячей пустыне, на горе, - а на горе еще жарче, поскольку на горах в пустыне не растут деревья, не растет зелень, — там, на горе, у него возникает галлюцинация. При таком состоянии ума у любого возникнет галлюцинация.

Он начинает разговаривать с Богом. Его человеческий ум не находит ответа. Это состояние галлюцинации: он видит сон с открытыми глазами. И он верит, что Бог дает ему совет, десять заповедей: «Вот эти десять правил. Иди к своим людям и дай им эти десять заповедей. Если они будут следовать этим десяти заповедям, все будет хорошо». Его галлюцинация - это не религиозное переживание. Прежде всего, нет Бога. Даже если есть, то он не говорит на древнееврейском. Как это вы подумали, что Бог - еврей? Если Бог есть и он узнает, что вы называете его евреем, как вы думаете, будет он счастлив? Но Бога нет вообще, так что нет и этой проблемы.

Галлюцинации возникают не только у Моисея; другие религиозные лидеры - конечно, так называемые религиозные лидеры - испытывали то же самое. Он приходит и с великой уверенностью говорит своим людям: «Бог дал нам десять заповедей. Вы найдете землю обетованную только в том случае, если вы живете правильно, исполняя волю Бога. Но сначала вы должны стать достойными этого».

Вот хорошая стратегия. Эти бедные люди и не могут стать достойными исполнения этих десяти заповедей, и не могут спросить снова: «Где же обетованная земля?» Я не думаю, что он был политиком, но кто знает, это хорошая политическая стратегия - дать людям определенную идею: «Исполняйте; а если не исполните, тогда вся ответственность ляжет на вас, меня вы не сможете обвинять. Я заранее предупредил вас, что эти десять заповедей необходимо исполнить».

А эти десять заповедей не могут быть исполнены ни одним нормальным человеческим существом.

Сама их структура такова, что, как вы сами убедитесь, она идет против ваших естественных инстинктов, вашей биологии, вашей психологии, вашей физиологии. И скорее всего, чем обвинять лидера, вы начнете сами испытывать чувство вины, ведь это из-за вас обетованная земля оказыва­ется недостижимой.

Я не думаю, что Моисей вообще был религиозным чело­веком. Он великий революционер и, конечно, обаятельный лидер, человек не среднего калибра, величественный. Не просто держать людей в скитаниях по пустыне на протяжении сорока лет и при этом поддерживать в них живую надежду. Это была великая стратегия, сознательная или бессознательная. Мне кажется, что она была бессознательной. Ему точно казалось, что с ним разговаривал Бог, что он видел Бога, что эти десять заповедей от него. И, дав эти десять заповедей евреям, он снова доказал, что евреи - избранный Богом народ.

Вы спрашиваете меня, есть ли у меня какие-нибудь заповеди для вас?

Прежде всего, для меня само слово заповедь (по-англий­ски «заповедь» - commandment) безобразно. Оно хорошо для командира в армии. Само слово означает, что вы должны подчиняться. Не должно возникать вопросов, заповедь не подлежит сомнению. И заповедь идет от Бога - вы должны исполнять ее. И заповедь от Бога дает Моисею власть держать этих людей в спокойствии, в дисциплине, под его правлением.

Я не командир, и я не хочу, чтобы кто-нибудь был под моей властью.

Я не представляю никакого Бога, каким бы он ни был, иудейским, индусским, мусульманским, христианским. Я не являюсь ничьим представителем.

Я представляю просто себя. И авторитет, который у меня есть, мой собственный.

Я могу авторитетно сказать вам, каково мое переживание, но я не могу быть авторитарным с вами. Заметьте разницу: все, что я говорю, я говорю от авторитета моего собственного переживания. Но с вами я не авторитарен.

Если я говорю: «Верьте мне, - тогда я становлюсь авторитарным с вами. Не сомневайтесь во мне... Если верите, то рай - ваш. Если сомневаетесь, попадете в ад».

Я не обещаю вам никаких небес. Я не пугаю вас никаким адом.

Да, мои слова несут присущий им авторитет, но они не авторитарны. Они не порабощают вас.

Поэтому, конечно, я не могу давать вам никаких запове­дей. Это оскорбляло бы вас, это унижало бы вас. Это отняло бы у вас вашу целостность, вашу свободу, вашу ответственность. Нет, я не могу совершить такого преступного деяния.

Я могу попросить вас, я могу пригласить вас разделить со мной мое переживание. Я могу стать для вас гостеприимным хозяином, а вы будете моими гостями. Это приглашение, приветствие, - но не заповедь.

Какие просьбы я могу обратить к вам? Это будет выгля­деть немного странно, поскольку Моисей, Иисус, Мухаммед, Кришна, Махавира, Будда - никто не обращался к вам с просьбами. У них для вас были только приказы: «Следуй или попадешь в ад». Они не дают вам даже шанса подумать. Они сокращают само ваше существование, само ваше существо, сводят его до состояния объекта. Они сокращают вас до номера расчета в армии. Они не уважают вашу индивидуальность. Поэтому я вижу что-то нерелигиозное во всех этих людях. Они особенные; он особенный потому, что видел Бога своими собственными глазами... Как же вы можете быть равны ему? По какому праву вы задаете ему вопросы? Он видел самого Бога, разговаривал с ним. Он принес вам послание; он послан­ник.

Он - единственный рожденный сын. Что вы с этим можете сделать? Вы не можете быть равными Иисусу. Все, что вы можете, - это следовать, имитировать, быть в психологичес­ком рабстве, которое опаснее любого другого рабства.

Экономическое рабство - ничто по сравнению с рабством психологическим.

Я вспоминаю Диогена. Я люблю этого парня, Диогена, по той простой причине, что он не заявляет никакого авторитета от лица Бога. Он не дает никаких приказов, заповедей, наставлений другим. Он жил голым - не по какой-нибудь религиозной причине, не для того, чтобы попасть на небеса; он совсем не беспокоился о небесах и аде. Он жил обнаженным, потому что говорил: «Я таким родился. Таким меня захотела природа. Почему я должен быть другим? Я собираюсь быть просто естественным».

Однажды случилось так, что он пошел на реку. Он в то время носил с собой чашу для подаяний, в которую складывал пищу или наливал воду. Он бежал к реке - ему хотелось пить, - а рядом с ним бежала собака, которая добралась до реки раньше и начала пить. Диоген сказал: «Великолепно. Эта собака гораздо более независима, чем я». Он выбросил свою чашу в реку и сказал собаке: «Учитель, ты действительно показал мне способ. Я носил с собой этот груз напрасно».

Несколько воров схватили его: в те времена людей хвата­ли и продавали в рабство, а он выглядел для этого вполне заманчиво. Он был очень здоровым человеком и имел, опреде­ленно, выразительную внешность. Воры были уверены, что получат за него большие деньги, если смогут удержать его. Их было трое, а он - один, но они не были уверены, что даже втроем смогут одолеть его. Он мог бы убить всех троих. Они пошли за ним, колеблясь, попытаться ли им осуществить свою идею или отказаться, от нее, поскольку Диоген выглядел опасным. И кто знает, может быть, он был сумасшедшим, ведь он ходит голым и так радуется, а радоваться-то ему нечему.

Диоген услышал, о чем они думают и говорят, и сказал:

«Не беспокойтесь. Вы хотите украсть меня? Вы хотите продать меня на рынке?»

Они были потрясены. Они сказали: «Вот проблема. Если мы скажем да, он бросится на нас».

Но Диоген ответил: «Не бойтесь. Я сам собираюсь на рынок. Вы можете пойти со мной и можете продать меня. Я знаю только одно: никто не может сделать меня рабом. Так что вы получите деньги и будете счастливы. А я знаю точно, что никто не может сделать меня рабом. Так зачем мне беспокоить­ся? Пойдем со мной».

Они не смогли даже сказать: «Мы не хотим идти с тобой», - поскольку этот человек выглядел так странно, он мог заставить их силой идти вместе с собой. Поэтому они сказали: «Хорошо, если ты так говоришь, мы пойдем». Он пошел впереди, а они за ним, и он выглядел, как император, а они - как рабы.

Когда они добрались до рынка, где торговали рабами, он поднялся на платформу, куда обычно ставили рабов, чтобы люди могли рассмотреть их со всех сторон, измерить, взвесить, заглянуть в зубы, - точно так же, как покупают лошадь или быка, - они щупали мускулы, сильный раб или слабый, молодой или старый. Но эти три вора не могли сказать Диогену: «Пожалуйста, поднимись на платформу». Он сам забрался на нее, и то, что он сказал с платформы, стоит запомнить. Он сказал: «Послушайте!» - так громко, что весь рынок смолк, видя голого человека и такого здорового, такого прекрасного, такого пропорционального. Они никогда не ви­дели такого раба.

На всем рынке установилась полная тишина, все люди собрались там, и Диоген сказал: «Впервые продается хозяин. Любой раб из вас может купить хозяина. Но помните, вы покупаете хозяина». Те три вора спрятались в толпе, посколь­ку подумали, что толпа может разгневаться, их могут схва­тить; «Это вы привели сюда этого человека».

Но одному богачу эта идея очень понравилась. Человек говорит: «Продается хозяин; любой раб может купить его». Богач спросил: «Кому ты принадлежишь?»

Диоген сказал: «Я, конечно, принадлежу себе, но я обещал этим трем ворам, поэтому деньги пойдут им. Они прячутся где-то здесь. Они шли за мной. Я, на самом деле, заставил их прийти сюда - на полпути они пытались сбежать, да и сейчас они пытаются затеряться в толпе. Их трое. Вам нужно будет отдать деньги этим людям. А я пойду с вами. В том, что касается принадлежности, то я принадлежу себе, и никто другой не может владеть мною».

Богач сказал: «Мне это подходит. Я не возьму тебя как раба. Я приму тебя как хозяина. Достаточно твоего пребыва­ния в моем доме, твоего присутствия». Ворам заплатили. Диоген вступил на колесницу богача, и тот вел себя в точности так, как если бы он был рабом, а Диоген - хозяином.

Этот эпизод описывает определенное явление: если вы по-настоящему независимы психологически, то никто не может сделать вас рабом. Да, вас могут убить, но никто не сможет сделать вас рабом.

И все эти люди, отдававшие заповеди, наставления, показывавшие, как жить, как есть, как одеваться, что делать, чего не делать, - все эти люди так или иначе стараются сделать вас психологическими рабами. Я не могу называть таких людей религиозными.

Для меня религия начинается с психологической свобо­ды.

Я не могу давать никаких заповедей, но я могу обратиться к вам с некоторыми просьбами. До сих пор никто не делал этого, поэтому это может показаться немного не от мира сего, но что я могу поделать? Я могу обратиться к вам с некоторыми приглашениями.

Моя первая просьба, или приглашение, такова: не позво­ляйте умирать своему сомнению.

Это самое драгоценное, что у вас есть, поскольку когда-нибудь сомнение поможет вам открыть истину.

Все эти люди говорят: «Верь!» Их первое усилие направ­лено на то, чтобы разрушить ваше сомнение. Начните с веры, поскольку если вы не начинаете с веры, то на каждом шагу у вас будут возникать вопросы.

Поэтому я хотел бы, чтобы моей первой просьбой к вам было: сомневайтесь, пока не откроете. Не верьте до тех пор, пока не узнаете сами.

Раз вы верите, вы никогда не сможете узнать сами. Верование - это яд, самый опасный яд; ведь оно убивает ваше сомнение. Оно убивает ваши вопросы. Оно отнимает у вас ваш самый точный инструмент.

Все, что достигла наука за триста лет, все это - благодаря сомнению. А за десять тысяч лет религия не достигла ничего - из-за веры.

Вы можете видеть, всякий, у кого есть глаза, может видеть, сколь многого достигла наука, несмотря на все препят­ствия со стороны религиозных людей. В чем была основная сила науки? В сомнении.

Сомневайтесь, все время сомневайтесь, пока не дойдете до точки, где больше не сможете сомневаться. А вы не сможете больше сомневаться только в том случае, если узнаете что-то сами. Тогда не будет вопроса о сомнении, не будет способа для сомнения. Такова моя первая просьба.

Моя вторая просьба: никогда не имитируйте.

Ум - это имитатор, ведь имитация - это так просто. Быть кем-то очень трудно. Стать кем-то очень легко: все, что для этого нужно, — это быть лицемером, что не представляет собой большой проблемы. Глубоко внутри вы остаетесь теми же самыми, но на поверхности - вы все время раскрашиваете себя согласно какому-то образу.

Христианин старается стать похожим на Христа - это и означает слово «христианин». Вы хотели бы уподобиться Христу. Вы на пути к нему, может быть, еще далеко, но все же движетесь помаленьку. Христианин означает человека, кото­рый старается помаленьку стать Христом, мусульманин (по-английски «мусульманин» - Mohammedan) означает человека, который старается стать Мухаммедом. Но, к сожалению, это невозможно; этого нет в самой природе вещей. Вселенная создает только уникальные существа. У нее нет понятия о копиях, дубликатах, ксероксах; существование не имеет поня­тия об этом - только оригиналы.

И каждая индивидуальность настолько уникальна и оригинальна, что стараться стать Христом - значит совершать самоубийство. Стараться стать Буддой значит совершать само­убийство.

Поэтому вторая просьба такая: не имитируйте. Если хотите знать, кто вы, пожалуйста, избегайте имитации, ими­тация - способ избежать познания себя.

Мне всегда нравилось одно высказывание Фридриха Ницше, и я, как и сейчас, во многих случаях находил его загадочно верным. Ницше говорит: «Первый и последний христианин умер две тысячи лет назад, на кресте». Первый и последний... Все остальные просто косные, неумелые люди. Они всеми способами стараются быть христианами, а это совершенно невозможно. Существование и его законы не позволяют этого.

Вы не можете изменить законы вселенной.

Вы можете только быть собой и ничем другим.

И это прекрасно - быть собой.

Все оригинальное имеет красоту, свежесть, аромат, жи­вость. Все имитируемое мертво, тупо, фальшиво, искусствен­но.

Вы можете притворяться, но кого вы обманываете? Кроме себя вы не обманываете никого. И какой смысл обманывать? Что вы выиграете от этого?

Те же религиозные люди, Моисей, Махавира, Будда, те же религиозные люди говорили вам, что если вы будете имитиро­вать в точности так, как предписано ими, то вы достигнете великого наслаждения на небесах, в раю. Все они как-то усиливали вашу алчность, вожделение. Они говорят об отсут­ствии желаний, - но ради чего? Видите ли вы противоречие, присущее всем религиям? Они говорят: «Отбросьте желания, так вы достигнете рая». А что это такое, не желать? Это величайшее желание. И какие другие желания вы отбрасыва­ете ради этого? Носить красивые одежды - отбросить. Иметь прекрасный дом - отбросить. Есть хорошую еду — отбросить. Все это желания. Все это мелочи, а что вы получите взамен? Целый рай.

Эти люди не учат вас отсутствию желаний. Напротив, они дают вам, как предмет сделки, великое желание — вам нужно лишь отбросить ваши маленькие глупые желания. И из-за этого великого желания вы готовы имитировать, ведь это единственный способ исполнить его. Вы готовы имитировать. Тысячи людей живут, даже сейчас, по наставлениям Будды. Может быть, они хороши для Гаутамы Будды, он, должно быть, радуется им; я не спорю. Но сам он никого не имитиро­вал, этого вы совсем не видите. Старался ли Иисус имитиро­вать кого-либо? Если у вас есть немного разума, совсем немного разума, этого довольно. Не нужно быть гением, чтобы понять этот простой факт. Кого имитировал Христос? Кого имитировал Будда? Кого имитировал Лао-цзы? Никого. Вот почему они расцвели. А вы имитируете.

Первое, что нужно понять, это то, что отсутствие имита­ции - один из фундаментов религиозной жизни.

Не будьте ни христианином, ни мусульманином, ни индусом - тогда вы сможете открыть, кто вы есть. До этого открытия вы уже покрыли себя всеми видами ярлыков и потом все время читаете эти ярлыки и думаете, что это вы: вы мусульманин, вы христианин. Эти ярлыки наклеены на вас вами самими или вашими родителями, вашими доброжелате­лями. Они все ваши враги. Всякий, кто пытается извлечь вас из вашего бытия, - ваш враг.

Это мое определение: всякий, кто помогает вам остаться, - какова бы ни была цена, каковы бы ни были последствия, - решительно оставаться самими собой, тот ваш друг.

Я - не мессия, и я - не пророк. Я только друг, а друг не может сделать то, что вы просите. Какие заповеди я могу дать вам? Нет, никаких. Я не могу сказать вам, что делать и чего не делать. Я могу только объяснить вам, что или вы можете быть собой, или вы пытаетесь притворяться кем-то другим. Пытаться и притворяться проще, поскольку так вы и действу­ете.

Как вы думаете, хорошо ли в фильме лорда Аттенборо Ганди играет человек, представляющий Ганди? Он играет очень хорошо; он выглядит очень похожим на Ганди. Аттен­боро вынужден был объездить весь мир, чтобы найти человека, похожего на Ганди. Это было очень трудно, а этот человек просто зашел в офис, - и Аттенборо сказал: «Как? А я искал повсюду». То был просто бедный актер из одного маленького театра. Он похож на Ганди, носит одежды, как у Ганди, ходит, как Ганди, говорит, как Ганди, что же еще нужно? Но вы что думаете, он стал Ганди? Иногда он действовал даже лучше Ганди, ведь Ганди все делал впервые, а он во второй раз. У него была возможность отбросить все ошибки и погрешности. Он мог исправиться. Случилось так...

Друзья Чарли Чаплина на его пятидесятилетие устроили особые приготовления для празднования. По всей Англии были приглашены люди играть роль Чарли Чаплина. Их выбирали по деревням. Потом были состязания следующего уровня, по округам, потом следующие состязания, уровнем еще выше. И наконец финальное состязание состоялось в Лондоне. Чарли Чаплин был шутником, он сказал: «Подходя­щее время, чтобы разыграть шутку». Поэтому он с задней двери вступил в состязание. Но шутка обернулась против него - он стал вторым! Кто-то другой стал первым. Судьи не узнали, что Чарли Чаплин играл сам себя; то, что он оказался вторым, стало известно позже. Кто-то другой преуспел больше в том, чтобы быть Чарли Чаплином.

Поэтому возможно, что христианин пройдет немного дальше Христа, буддист пройдет немного дальше Будды. Но это все игра, вы лишь так действуете; это не ваше существо. Держите дистанцию между существом и деланием. Вы без проблем можете делать что-то против своего существа. Сущес­тво очень терпеливо, очень спокойно и тихо; оно не тревожит вас. Если вы хотите играть чью-то роль, оно позволит вам.

Этот человек, оказавшийся лучше Чарли Чаплина, все же знает, что он не Чарли Чаплин. Его бытие - это его бытие; он просто играл. И когда он узнал, что обошел самого Чарли Чаплина в том, чтобы быть Чарли Чаплином, он не мог поверить этому. Он извинился перед Чарли Чаплиным: «Про­стите меня, у меня не было и понятия о том, что вы были в этом состязании».

Чарли Чаплин сказал: «Я думал разыграть шутку, но сам стал посмешищем. Но вы открыли великую истину, что игра и бытие - две разные вещи».

Но в обычной жизни вы не играете роль христианина, вы начинаете думать, что вы христианин. Медленно, медленно, медленно, обусловленные обществом, родителями, образова­нием, вы становитесь христианином. Вы полностью забываете, что не родились христианином. И вы полностью забыли, в чем ваш потенциал. Вы двигались прочь от направления, в кото­ром мог лежать ваш потенциал. Вы ушли очень далеко, вам нужно вернуться назад.

Когда я говорю это людям, это ранит. Но я не могу делать иначе. Вы прошли многие мили в бытии христианином; вам нужно возвращаться многие мили назад, и это будет трудной задачей. И если вы не вернетесь в ту точку, от которой вы отклонились, вы не сможете никогда открыть себя, а это все, что должно быть открыто.

Моя третья просьба такова: остерегайтесь знания. Стать знающим так мало стоит. Везде можно найти священные книги, везде есть библиотеки, университеты; так легко стать знающим. А раз вы стали знающими, вы стали очень уязвимыми, поскольку теперь эго хочет верить, что это - ваше знание, и не просто знание, но и сама ваша мудрость. Эго хочет выдать знание за свою собственную мудрость. И вы начинаете верить, будто действительно знаете.

Вы не знаете ничего. Вы знаете только книги и то, что в них написано. Наверное, и книги эти написаны такими же людьми, как вы. Девяносто девять процентов книг написаны другими читателями. На самом деле, если вы прочли десять книг, ваш ум настолько переполняется всяким хламом, что вам хочется вылить все это в одиннадцатую. Что еще вы с ним будете делать? Вам же нужно будет разгрузить себя.

Число книг продолжает расти. Каждый год на каждом языке выпускается тысячи и тысячи книг. Опасность никогда не была так велика, как сегодня, поскольку никогда раньше знание не было так легко доступно вам - через все виды средств массовой информации. Теперь есть не только книга; вы можете получать знания из газеты, из журнала, по радио, по телеви­дению, и все эти источники становятся все более и более доступными. Опасность становится еще сильнее.

Я был профессором в двух университетах и наблюдал сотни профессоров. Это самое снобистское племя в мире. Профессор думает о себе, что является представителем другой породы, - ведь он знает. И что же он знает? Лишь слова, а слова - это не переживание. Вы можете все время повторять слово любовь, любовь, любовь, миллионы раз; но это не даст вам вкуса любви. Если вы прочтете книги о любви, а о любви тысячи книг, романов, поэм, рассказов, исследований, диссертаций, то узнаете о любви так много, что забудете, что сами-то никогда не любили, что не знаете, что есть вся эта любовь, - но вы знаете все о любви, знаете все, что написано в книгах.

Поэтому третье: остерегаться знания, быть бдительным к тому, чтобы в любой момент вы могли отложить свое знание в сторону, чтобы оно не закрывало вам видения. Его не должно быть между вами и реальностью. Вы должны идти в реальность предельно обнаженными. Но если между вами и реальностью так много книг, тогда все, что вы видите, - не реальность. Реальность, пока она достигнет вас, будет разрушена вашими книгами, она уже не будет иметь ничего общего с реальностью.

Четвертое... Я не буду говорить «молитесь», поскольку нет Бога, которому молиться. Я не могу говорить, как это делают все религии, что молитва сделает вас религиозными. Она даст вам ложную религиозность, поэтому в моей религии слово молитва полностью отброшено. Бога нет, поэтому разговаривать с пустым небом - предельная глупость. Есть опас­ность в том, что вы начнете слышать голоса с неба и выйдете за пределы нормы. Тогда вы станете ненормальными. Тогда вы будете больше не в состоянии что-либо делать, вам нужно будет психиатрическое лечение.

Поэтому, пока этого не случилось - пока Бог не ответил вам, - пожалуйста, не просите. Ведь это в вашей власти — не просить, не молиться. Бог не может заставить вас молиться и просить. Если вы молитесь, просите, настаиваете, он может ответить — вот в чем опасность. И раз вы услышали ответ, тогда вы не будете слушать никого. Тогда вас нужно заставить пройти психиатрическое лечение, иначе вы станете душевно­больными.

Мое слово, заменяющее слово «молитва», - «любовь». Забудьте слово «молитва», замените его любовью.

Любовь не к какому-то невидимому Богу. Любовь к видимому - к человеческим существам, животным, деревьям, океанам, горам. Расправьте крылья любви так широко, как только можете.

И помните, любви не нужна система веры. Любит даже атеист. Любит даже коммунист. Любит даже материалист.

Любовь - это нечто, присущее вам, а не нечто, навязанное извне. Нельзя сказать, что может любить только христианин или только индус, — это ваш человеческий потенциал. И я хотел бы, чтобы вы полагались скорее на свой человеческий потенциал, чем на ложную обусловленность христианства, иудаизма, индуизма... Не несите их с собой, но несите с собой любовь, это частица вашего бытия - любовь без всякого запрета, без всякого табу.

Все эти религии наложили на любовь табу. Можно понять их стратегию. Стратегия такова, что если любовь находится под запретом, то ваша энергия любви начинает двигаться к молитве. Это просто: вы блокируете путь любви, она находит, другой путь. Вы заблокировали ей путь к реальности, она постарается достичь нереального. Вы заблокировали челове­ческие возможности, она испытает что-нибудь воображаемое, какую-нибудь галлюцинацию.

Все религии против любви, потому что это опасно: если человек входит в любовь, он может перестать думать о церкви, храме, мечети, священнике. Почему он должен думать? Он может совсем не думать о молитве, ведь он знает что-то более существенное, что-то, дающее большую пищу. Он знает что-то более основательное, зачем ему обращаться к мечтам?

Только подумайте о следующем: попоститесь один день и на следующее утро вспомните, о чем вы мечтали. Конечно, вы мечтали о еде, о пире - это совершенно ясно. Только попости­тесь один день, и вам это будет сниться всю ночь... Что случилось? Вы отбросили реальное, но все ваше существо хочет его. Если вы отбросили реальное, то единственное, что остается, - найти ему замену, нереальное. О чем бы вы ни мечтали, проверьте: сама эта мечта говорит о том, что вы упустили реальность. У человека, живущего в реальности, мечты исчезают. Ему не о чем мечтать, ему нечего видеть в снах. Когда он отправляется спать, он оканчивает дневную работу. Он оканчивает, и ничто не переходит в его сны.

Зигмунд Фрейд, Юнг, Адлер - все эти люди работали над сновидениями. Им следовало бы заглянуть в жизнь хотя бы одного человека, у которого исчезли сновидения, это дало бы им ключ к пониманию проблемы. Но эти люди так же глупы, как и остальные. Вы не можете себе представить, как Фрейд боялся приведений. Вы так не боитесь их.

Юнг был исключен из психоаналитического движения по той простой причине, что он верил в приведения. Однажды, когда Зигмунд Фрейд и Юнг сидели в гостиной у Фрейда, Юнг начал говорить о приведениях. Он очень интересовался приве­дениями. И как раз когда он начал говорить о приведениях, в шкафу раздался сильный взрыв. Фрейд упал со стула и сказал: «Я говорил вам много раз: упомяните о дьяволе, и он тут как тут, - а вы не слушаете». Даже Юнг был потрясен. Они открыли шкаф; там ничего не было. Откуда взялся этот звук, как будто взорвалась бомба? Он закрыл шкаф и снова сел. Они снова начали говорить о приведениях, ведь как можно остано­виться после такого переживания? И снова последовал взрыв! Это был конец. После этого Фрейд никогда не виделся с Юнгом.

Фрейд так сильно боялся смерти, что с ним нельзя было говорить об этом. Его учеников предупреждали, особенно новеньких, никогда не упоминать слово «смерть». Дважды случалось так, что люди упоминали что-то, связанное со смертью, и он падал в припадке, терял сознание. Он так сильно боялся смерти, что даже слова «смерть» было достаточно для того, чтобы он потерял сознание. И эти люди создали психо­анализ, это ваши великие ученые в области ума.

Юнг боялся мертвых тел. И это естественный закон: то, чего вы боитесь, тем вы и восхищаетесь. Поэтому он хотел отправиться в Египет посмотреть на древние мумии, эти мертвые тела, хранившиеся в пирамидах, а теперь находящи­еся в египетском музее. Много раз он хотел отправиться. Заказывались билеты, иногда он добирался до аэропорта, но начинал нервничать, так нервничать, так дрожать, что возвращался обратно - прерывал путешествие. Он никогда так и не смог добраться до Египта. Он предпринял дюжину попыток и всякий раз начинал нервничать. Сама мысль увидеть мертвое тело возрастом три, четыре, пять тысяч лет выводила его из нормы.

Эти люди не знали ни одного человека, у которого исчезли сновидения. Например, я не могу видеть сны, даже если захочу; это невозможно. Я пытался, но у меня не получалось. Я пытался много раз, придумывал их, ведь нет книг, где говорилось бы о том, как создать сновидение, поэтому я придумывал их по-своему. Я отправляюсь спать, думая о чем-нибудь, представляя что-нибудь в зрительных образах, так чтобы это осталось во сне и стало бы сновидением. Но когда наступает сон, эти зрительные образы исчезают. Сон есть, но того, что я представлял себе, нет.

Если вы живете реальной жизнью подлинно, искренне, полно, сновидения прекращаются. Если вы любите, вы никог­да не подумаете о молитве, поскольку знаете реальное - зачем же вам следовать за нереальным, за псевдо? А все эти религии знали только одно: прекратите реальное, вам нужно следовать за нереальным.

Пятое, что я хотел бы сказать вам: живите от мгновения к мгновению - в каждый момент умирайте для прошлого. С ним покончено. Не нужно даже отмечать, хорошим оно было или плохим. Нужно знать только одно: с ним покончено, его больше нет. Его больше не будет... ушло и ушло навсегда; зачем теперь на него напрасно тратить время?

Никогда не думайте о прошлом, поскольку вы растрачи­ваете настоящее, которое является единственной реальной вещью в ваших руках. И никогда не думайте о будущем, поскольку никто не знает, что будет завтра, как будет завтра, как все повернется, где вы приземлитесь, - вы не можете себе представить этого.

Думаете ли вы о том, что случится с нашей коммуной? Думали ли вы когда-нибудь, что мы осядем в Орегоне, в Америке? Мне кажется, что вряд ли кто-нибудь даже в сновидениях, в мечтах, в галлюцинациях думал об Орегоне. Но мы приземлились здесь. Так случается каждый день. Вы не замечаете этого: вчера вы напрасно тратили время, думая о сегодняшнем дне, а он повернулся не по вашим мыслям и планам, и теперь вы волнуетесь, зачем напрасно тратили время, - и снова вы тратите его напрасно.

Оставайтесь в мгновении, истинно в мгновении, предель­но здесь и сейчас, как если бы не было вчера и не будет завтра, - только тогда вы сможете быть полностью здесь и сейчас.

И эта полнота пребывания в настоящем соединяет вас с существованием, поскольку существование не знает прошло­го, не знает будущего. Оно всегда здесь и сейчас.

Существование знает только одно время - настоящее. Язык образует три времени и создает в вашем уме три тысячи напряженных состояний.

Существование знает только одно время, и оно - настоя­щее, и оно - совсем не напряженное состояние, оно - предель­ное расслабление.

Когда вы полностью здесь, вчера не тянет вас назад, завтра не тянет вас куда-то еще, вы полностью расслаблены.

Для меня быть в мгновении - это медитация, предельное пребывание в мгновении. И тогда все так прекрасно, так благоуханно, так свежо. Ничто не стареет. Ничто никуда не идет.

Это мы приходим и уходим; существование остается, как оно есть. Это не время проходит, это мы приходим и уходим. Но вот заблуждение: вместо того, чтобы увидеть, что это мы проходим, мы создали великое изобретение, часы, - и теперь время проходит.

Только подумайте, если бы на Земле не было человека, проходило бы время? Вещи еще есть, океан еще набегает на берег, разбивая свои волны о скалы. Солнце всходит, солнце садится, но нет утра, нет вечера. Нет времени как такового. Время - это изобретение ума, в своей основе время существует только тогда, когда есть вчера и завтра; настоящее мгновение - это не часть времени.

Когда вы просто здесь, просто сейчас, времени нет. Вы дышите, вы живете, вы чувствуете, вы открыты для всего, что происходит вокруг.

Вы религиозны, когда каждое ваше мгновение становится медитацией.

Вот эти пять просьб к вам.
×

По теме Десять заповедей Моисея

Десять заповедей

ЗАПОВЕДИ ЧИСЛОБОГА 1. Рожденный во Рамхате да пусть гармонию несет всем чадам...
Религия

Из Библии. Десять заповедей

1. И изрек Бог все слова сии, говоря: 2. Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя...
Религия

Десять заповедей Божьих

Первая Заповедь: Я ГОСПОДЬ, БОГ ТВОЙ! ДА НЕ БУДЕТ У ТЕБЯ ИНЫХ БОГОВ КРОМЕ МЕНЯ...
Религия

Десять заповедей

Часть первая ЗАКОНЫ ДУШИ. Глава 4. «ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ» «Десять заповедей...
Религия

Заповеди Моисея

Идеолога иудаизма, повторяя библейскую версию о том, что правила морали были...
Религия

Моисей. Посвящение Моисея в Египте

Менефт был в молодости робок, любопытен, и обладал ограниченными умственными...
Религия

Опубликовать сон

Гадать онлайн

Пройти тесты

Популярное

Маскировки, за которыми скрывается Просветлённость Ума
Быть спокойным - самое ценное качество