26
«Наука и религия – вечные соперники, находят точки понимания: нет мертвой Материи без животворящего Духа, а о Духе без Материи не кому думать. Дайвипракрити (предвечный свет) – сущность космического электричества, созидательная и разрушающая сила Вселенной. Ознакомившись с фохатом, я вспомнила старенького преподавателя физики в школе, настойчиво приучающего нас к опыту, где только можно. Учил через опыт выявлять, скрытое. Спасибо ему.
Причем здесь фохат? Фохат не при чем. Закавыка в понимании фохата через Закон аналогий. Память вызывает к яви картонку с железными опилками и магнитом в моих детских ручонках. Сегодня я разглядываю оживающий на глазах рисунок работы фохата: полюса магнита – ощетиниваются колючками, стоит постучать по картонке ногтем и невидимые силовые линии проявляются перед изумленным взором, и мне не трудно представить вечное движение неведомых частиц по невидимым мостам Силы.
Наука и религия учатся понимать друг друга быстрее множества «святых» конфессий, сект или каст. Наука и религия обе материалистичны, по сути. Дух – не материя, но все равно, он нечто, способное к творчеству!
Слово или Логос – впервые озвученное нечто. Я не ошиблась, назвав его Условием, и можно было бы назвать Логос Следствием, как одно из звеньев в неразрывной цепи причин и следствий, которая – Закон.
Наш язык не в состоянии выразить уровень преддверия мысли для проявления Вселенной через фохат, что по отсутствию понимания названных Законов назвали Богом – первоначальным, вездесущим и единым для всех.
В подобном представлении реальности понятие «Бог» само себя исключает. Не может самодостаточная сущность быть всеобъемлющей вездесущностью, то есть одновременно находиться и везде внутри и отдельно от себя самого. Абсурд!
О всемогуществе и говорить не приходится! Светлые силы не в состоянии уничтожить темные, потому как, они вынуждены вечно «драться» между собой. Ни одна философия не отрицает извечного Закона единства и борьбы противоположностей. Остается согласиться с бесконечной цепью Закона следствий- причин и новых следствий, где Материи противопоставлена «Не материя», иными словами Дух.
Непосредственные строители Вселенной появились следствием причин, которые я для собственного понимания назвала Условием. Нам остается единственный путь – познание этих Законов, понятных предкам за многие тысячелетия до нас. Незнание Законов не освободит от ответственности! Природа грехов не отпускает, даже тех, что в мыслях, обязывая всякого индивида кармой (в силу испорченности).
Разумеется, легче представить существо сверхтонкого Мира, неизмеримо высшее в своей чистоте и могуществе. Откажитесь от его вездесущности и всемогущества, принадлежащих Закону причин и следствий, и найдете точку компромисса, сознательно освободившись от гордыни, сиречь – безграничного себялюбия, источника наших пороков. Найдете, отказавшись от абсурда!»
От философских рассуждений бабушки Евы Никита осоловел, испытывая вместе с тем непреодолимую уверенность в своем давнишнем знании разбираемого дакиней предмета, которое он некогда утратил.
– Интересно, где у нее ответ о той девочке. Как ее звали? Аня, Оля? Хали-гали кошку драли. «Ну и память у тебя, дружок», – сказала бы мама.
Никита принялся листать страницы в нарастающем темпе. Старая бумага истончилась, иногда приходилось терпеливо отделять один залипший лист от другого струей воздуха, раздувая щеки и пыхтя от старания. Никита понимал забавную сторону своего нетерпения, как понимал и то, что подглядывать за ним не кому. Правила добровольного одиночества или ритрита в дацане соблюдались неукоснительно. Наконец попалась страничка, сплошь исписанная цифрами, разделенными привычными знаками препинания и небольшим количеством странных значков. Один значок напоминал ползущую змею, – пожалуй, маловато из того, что удалось уловить начинающему шифровальщику. Никита почесал в затылке и принялся за чтение текста, предшествующего шифру.
«…Таким образом, становится возможным «прижизненное» переселение в Миры, подобные нашему, с учетом временных различий вплоть до посмертных».
– Так… это пока непонятно.… Не улавливаю связи…
«…Елена Рерих писала (не помню дословно), что в любой из Миров перейти не сложнее, чем из комнаты в комнату. На этом она в своих записях для публикации остановилась. Мне следует соблюдать осторожность в поиске мостиков…»
– Ай да бабушка Ева!
27
– Здравствуй, чела!
– Моя признательность тебе, Учитель!
Жодче-лама возник посередине прибежища Никиты, материализовавшись из ничего. Обычная форма общения среди людей подобного ранга, судя по спокойной реакции прилежного ученика.
– Вспомнил, говоришь?
– Шел от ширентуя, думал, умру. Как Дани?
– Продолжаю работать. Ему предстоит покориться семейной карме.
– Надолго?
– До прозрения духом. Ты правильно сказал у стены «плача» твоего источающего струи пузыря.
И Никита, и жодче-лама рассмеялись, вспомнив вынужденную привязанность новичка к обветшавшим развалинам возле ворот.
– Я не могу бросить ее, учитель.
Смех (по одному смеху известной логике) пробудил в чела глубокую грусть.
– Она умерла.
– Ты знаешь, смерть не преграда. Я рассчитываю на твою помощь.
– Дакиня Ева многое написала для отвода чужих глаз, чела, а для святого дела новая сотня лет – непростительная оплошность в дни Армагеддона при пустых личных хлопотах.
– Ей бесконечно трудно, учитель. Она пожертвовала жизнью ради спасения моей в турпоходе. – Жодче-лама выразил удивление, выразительно приоткрыв рот. – У меня от перегрузки забарахлило сердце. Не приступ, около того. Мне объяснили дома, что по молодости подобное бывает. В ее аптечке я искал лекарство. Рассыпал по глупости. Моя небрежность ей дорогого стоила. Я запомнил бесконечную преданность ее глаз в свете костра, не понимая их силы надо мной.
– Память часто подводит или плохо шутит. Не исключай встречи с камарупой. – Пробуждающийся чела вздрогнул. – Не забыл науки? Вижу, но взвешенное решение за тобой. Ты при встрече около школы мог оказаться на чужом прицеле.
Никита сложил ладони лодочкой и поклонился в знак признания духовной мощи Учителя. Если та, что умерла около школы – камарупа, она ищет путь к его телу, чтобы выпить его жизнь и стать вампиром, сохраняющимся много дольше естественного срока жизни собственного тела. Камарупа нападает на бывших друзей, кто по недомыслию через медиумов сам жаждет встречи.
– Обещаю не предпринимать шагов к ней без совета. Меня смущает, откуда дакиня Ева взяла свою ключевую фразу?
– Область догадок, чела. Спроси дакиню при случае.
– Слова не могли оказаться случайностью. Мне удалось разгадать малую часть шифра. Запутался в незнакомых значках! Я их принял за цифры, а они…
– …стали клинышками треугольников, что были на карте.
Никита повторил поклон.
– Я не сразу узнал тебя в хувараке.
– А я намеренно произнес в то утро «чела». Не нами сказано, поспешай с промедлением.
Минуту другую оба молчали.
– Проверь нить моих рассуждений, Учитель.
Жодче-лама опустился на ложе, предназначенное Дани. Сухая рука его благословила начало хитроумных Никитиных выкладок.
– Я размышлял о подсказке в письме дакини Евы…
– Я помню его, продолжай.
Жодче-лама прикрыл веки. В комнате заметно сделалось темнее. Никита улыбнулся какому-то новому воспоминанию, связанному с Учителем и продолжил, несколько смущаясь своего плавающего понимания темы.
– Дани, играючи, подсказал слово «Веник» – прозвище деда в молодости, обозначающим «родственника у порога». Сочетание «возле школы веник» навело мысль на слово дворник. Надо сказать, застопорился я прилично, не попадись на обложке табличка, где цифрам соответствуют три или четыре буквы алфавита. Рядом приписка: «Таблица Вронского». Кто он, я не знаю. Смотри!
1 2 3 4 5 6 7 8 9
А Б В Г Д Е Ё Ж З
И Й К Л М Н О П Р
С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ
Ъ Ы Ь Э Ю Я
После подстановки цифр в «дворник» получилось число: 5379 613. Здесь меня заклинило меньше. Неосознанно я стал перебирать варианты со сложением и наткнулся на сумму, равную священному числу семи.
– Ты вспомнил о теософском корне?
– Нет, сообразил, что нахожусь на верном пути. На даче в Подмосковье: мы с Дани стояли в радуге.… Когда я наткнулся на записи о фохате в сравнении его с мостом между противоположностями или полюсами, тогда и поехало: радуга – мост – дуга Бога солнца Ра. Любопытно, что Ра = 9 + 1 = 10, – число бога, а слово «дуга» = 13-ти.
– Единство и борьба противоположностей. Боги подчиняются Закону!
– На сколько с тобой жизнь понятнее, Учитель! Я же читал недавно! А сумма десяти и тринадцати дает пятерку. Я знаю – она символизирует духовного человека, воплощенного на земле. Дух (верхний луч) стремиться к освобождению. Но перевернутый пятиугольник – свидетельство человеческих недостатков.
– Черная магия приветствует перевернутую пентаграмму, чела.
У незнакомого с привычками Учителя человека могло сложиться впечатление, что тот разглядывает муху на потолке. Мухи на высотах за четыре километра исключались. Никита привычки наставника не вспомнил, но понял, пора закругляться.
– Прости, Учитель, я заканчиваю. Если у горизонтальных лучей проставить «плюс и минус», смысл прямой пентаграммы не покажется спорным.
А дальше пошли вот эти значки…
Никита показал учителю листок, испещренный непонятными письменами.
– Руны, – подсказал тот, не открывая глаз. – У тебя прекрасно получается, чела. Я бы не советовал идти дальше.
– Дальше будет ответ, Учитель?
Никита вопрошающе взглянул на наставника. Ложе Дани оказалось пустым, и только четки сандалового дерева светились на нем отполированными пальцами гранями. Его пальцами, пальцами чела!
28
Дани ворвался на рассвете, подвывая от восторга.
– Слава, Тебе! – оба плакали и хохотали, до боли, хлопая друг дружку по рукам, по плечам, по спинам. В глазах искрились слезы, губы дрожали и смеялись. Как ни крути, передряга подействовала на обоих, истрепав нервы.
– На мне карма прошлой жизни! Я должен отработать! – от перевозбуждения Дани смеялся урывками, не скрывая неприятие навязанных обязанностей и самой возможности инкарнации.
– Понимаешь, я должен отслужить Кали! Ей моей бабки не хватило!
– Почему нет, если вдуматься? Твоя бабушка умерла хорошим человеком.
– Служить Злу! Ты в уме?
– Разберись вначале, в чем Зло! В отрубленных Богиней своих же головах? Она беспощадна прежде других к самой себе! Одна башка – жадность, другая – зависть, третья – лживость, четвертая…
– Похоть.… Поэтому она и людей не жалеет, лама рассказывал. А болезни, смерть детей или война? Я ничего не понимаю в смысле этой дьявольской кармы! Лама сказал, решать мне: служить иль отказаться, а на самом деле выбора нет.
Никита уловил перемену настроения друга. Утешать или объяснять не стал.
– Мы скоро расстанемся, Дани. У меня своя судьба.
– Я рассчитываю на твою помощь, Скит!
Наступила особенная тишина толстостенной каменной кельи. Каждый думал о своем. Въевшаяся в уголки души привычка, делиться всякой житейской всячиной отошла в область воспоминаний о детстве.
– Для меня все очень серьезно, Дани. Не хочу говорить. Нет, не потому, что спугну удачу. Не стандартная она у меня получается, удача.
– Я не представляю, кто меня поймет, кроме тебя, – огорчению Дани не хватало предела. – Тут такая заморочка с этой Богиней… Ее придется доставать из ущелья и принести сюда!
– Я в курсе. Ты сегодня видишь не того Никиту, что был всегда с тобою рядом. Ко мне вернулось… – Никита замолчал, опасаясь откровенного непонимания. – Нет, не поверишь! Соберусь мыслью, потом расскажу. Сейчас важнее другое, связанное с Богиней. Мне удалось поймать бандитов!
Дани привскочил от неожиданности. Никита замахал на него руками.
– Не прыгай. Сегодня ночью я окончил ритрит. Уединение, если тебя не просветили. – Дани снова подпрыгнул, уже от нетерпения. – Не перебивай! Закончил и вышел во двор, чтобы совершить горо. Знакомые сто восемь кругов по дорожке Будд. Да-а.… Взял четки, чтобы не греметь камешками, выхожу и вижу огоньки на скале, где могила дакини Евы. Ночь звездная, луны нет, фонарики на таком расстоянии видны хорошо. Умный поднял бы тревогу, я не стал. Просто отложил горо на потом и побежал к скале. Где бегом, где шагом. На подходе, свет пропал, а внизу «Хаммер». Прислушался… в машине никого, бандиты сидят тихо, не слазят. Я бы услыхал. Решил посмотреть поближе. Мог нарваться на охрану, не исключал. Там спрятаться легко. Пока с тобой спускались, я каждый камешек запомнил.
Залез без проблем. Вижу: тени за разломом. Пропасть, страшно смотреть, какая черная-черная, и стремянка перекинута. Мужики базарят на предмет: взрывать скалу или хорошо поискать вход днем. Взрывчатка, по разговору, в машине осталась. Вместо пещеры они на сплошняк нарвались. Нету там дыры!
– Ты мне не веришь? – возмутился Дани. – Я вру?
– Заглохни! Макарыча и бабушку бандиты тоже не видели. Я лежу за камнями, ни жив – ни мертв. Осквернят гады могилу дакини – беда на всю округу будет. Святотатства и мне не простят, что ничего против не предпринял. Кара за осквернение святых мест… смерти выпрашивать будешь! Мокрым от пота стал, пока решился. Вышел к пропасти открыто. Поверишь, когда сошлись лоб в лоб, о себе перестал думать, страх в камень ушел. Бандюги остолбенели. Я заговорил про тетрадку, что она у меня, что могу отдать… Тетрадка для меня ценнее золота, почему о тетрадке заговорил? Не сообразил, что мог золотой Богиней соблазнить. Про золото бандиты завсегда хорошо понимают, а о тетрадке я сперепугу брякнул. Они заглатывают мою чешую, а я стремянку ногой в пропасть… Р-раз!
– Стреляйте, – говорю, – если жизнь надоела, – пру внаглую. – Только, кроме меня, вас вытаскивать некому.
Повернулся и пошел. Думал засандалят пулю в спину! Адамыч орет, что мы с тобой его не правильно поняли, что он ученый. Целым я остался, в общем. Вернулся в дацан, прошагал, заданный себе горо, а утром ты нарисовался. Пока ходил горо, я молился за тебя, Дани!
– И что теперь делать? – Дани переживал за золотую Богиню. Упоминание о молитвах, – конечно «спасибо», но вспоминать о слепоте не хотелось.
– Ничего особенного. Перекусим, сходим за подарком, расскажем обо всем ширентую. Он без нас решит, чего делать. Бандюги потерпят до решения. Я три дня не ел, и сейчас не хочется, а тебе домой проситься пора!
– И ты три дня не ел? Мне жодче-лама сказал, что жрать нельзя для очищения. Правильно сказал! Раз сбегал на горшок, потом отвлекаться некогда. Тебе то голодовка зачем?
Никита нарочно подчеркнул «тебе домой», Дани намека на скорое расставание снова отринул.
– Ты не один запачканный, – Никита натянуто улыбнулся. – Пойдем ка, поищем какой-нибудь цонкапы для начала.
29
От дацана до скалы прямая дорога, белой стрелой из лука горного кряжа по степи, напоминающей крымские яйлы. С укрытого льдами священного Кайласа пронизывающий ветер взывает к холоду вечности. Скалы впереди ни чем не выдают присутствия бандитов. Пресловутый «Хаммер» сгорбился за поворотом и со стороны дацана не виден.
Дани несся вприпрыжку, наслаждаясь сказочными красотами черно-синих склонов, пылью от желтой и сухой травы под ногами, потому как сегодня скучной проселочной дороги ему было мало. Никита радовался за друга, оставаясь (по возможности неприметно) хмурым. Он принял опасное решение, рассчитывая на помощь Учителя. Прочесть руны дакини без помощи извне ему не представлялось возможным. Оставалось, попросить ширентуя. Дела чела старику не безразличны, не похоже, чтобы он ушел от совета.
– Прыгай поменьше, в ущелье камень на голову схлопочешь. Нам лучше подойти, не привлекая внимания.
– Я не боюсь, нас защитит моя бабка!
– Она дакиня, Дани, и пренебрежения не заслужила. – Никиту давно коробило словечко «бабка», применимое в принципе, но царапающее сердце неуважением.
– Ты чего, Скит? Я люблю свою бабку. Сколько раз при тебе ее вот так же называл, а теперь…
– А с «сегодня» не называй, пожалуйста! Очень прошу! Может, крутнемся по этой тибетской яйле и подойдем со стороны, где скалы перекрывают обзор? Бандиты за дорогой смотрят во все глаза. Самая пора сворачивать!
Дани одарил друга взглядом, предназначенным к успокоению, ослабленных на то, что с извилинами да под темечком.
– Пошел к черту! Я не боюсь, и крюки выписывать, не намерен! Я, почему твоей помощи просил? Не за статуями ухаживать, а чтобы разобраться помог. Я ламу слушал, слушал, а Бодхисатвы не отличаю от Бодхичиты. Мне он велел у тебя спрашивать. Не знаю, откуда ты успел подобной хрени набраться. Только и слышу: горо, ритрит, сплошные крымские яйлы! Дацан знаю, про мантры помню. Сыт, по самые не могу!
– Добавь: жодче-лама, ширентуй, хуварак, чела, – последнее словечко Никита ввернул не без умысла.
– Чела? Нет, не слыхал. Ты про пчел? – Дани не стремился к немедленному расширению кругозора. Просто словечко оказалось простым и веяло от него неизъяснимой теплотой.
– Меня в прошлой жизни называли «чела», Дани. Жодче-лама, что тебя вылечил, был моим «гуру».
– Он тыщу лет прожил?
– Спроси у него самого!
Никита сам удивлялся долгожительству Учителя. Объяснение понятия "время" в просыпающейся дальней дали годов, застряло в голове не представляемым смыслом. Получалось, что в Природе Времени нет как такового, как нет Добра и Зла, если не брать во внимание чисто человеческие дела. «Дани про такое не скажешь!»
– Помнишь энциклопедию? Там и про гуру, и про сверхъестественные возможности людей, и про Бодхисатв с Бодхичитами сказано. Дураку понятно: бодхи – просветление, чит – разум.
– А «саттва»?
– Ну, достал! Двуначальная Монада Атма-Буддха, соответствует на нашем плане Парабраману, а на высшем плане Мулапракрити.
У Дани отвисла челюсть. Никита усмехнулся, скорее своим невеселым мыслям, чем легко прогнозируемому удивлению друга.
– Не лезь, куда папа твоего деда коров не гонял! Простой ответ не сложен. Саттва: свет, добро, радость, гармония. На деле все сложнее.
Никита был рад отвлечению от дум о карме чела, где по целому ряду непонятностей он плавал нерадивым школьником на экзаменах. Дани обескуражено молчал, исполнив невостребованный поддув губ от обиды. По его убеждению прямо у него на глазах происходила форменная фигня, при которой Скиту (неизвестно за какие заслуги) свыше достался бутерброд с маслом, а ему – черствые корочки. Никита распознал недовольство друга, не глядя.
– Тому знанию, что ты собираешься зачерпнуть от не фиг делать, люди посвящают жизнь с младенчества до… – Никита выразительно показал большим пальцем на небо. – И не открутишься, если дал обет! Ты читал о хранителях Земли. Они не совсем... – Никита вымученно подбирал правильное определение, но так ничего не придумав, выпалил напрямик: – Махатмы не совсем люди! Они объяснят цель жизни, не взяв ни копейки. За ними идут, но большей частью, пугаются истины о жизни и шарахаются. Наши лицеи, гимназии, колледжи деньгу шьют, а тебе в школе интересно? «Осанна» предателям детства! Учатся ботаники! Спроси других, – все мысли о кайфе, а работать лень. Красть, бить, брать! Природа чиститься не успевает! По лесам народ поддает на кучах дерьма, орет дуриком и балдеет. Плевать, что зверье слиняло, и будущему пустыня останется! Плевать! Больше двух миллионов «будущего» – беспризорники, а дерутся за них единицы.
– Прикольно травишь! Ты втихаря детскую школу ментуры посещал? Если твои Махатмы такие умные, почему столько Зла? Почему я должен ему служить?
– Махатмы не могут отменить Законы, по которым живет Вселенная. Помочь пережить… скажу, не перебивай… Дух и Материя едины, но они два полюса магнита. Разноименные притягиваются.
– А железяка не пускает, – не удержался Дани от комментария.
– Абсолютно richtiq, как говорил Макарыч.
– А папа, «абсолютно в дырочку». – Дани изобразил целомудрие, обратив очи к дороге и прикусив мизинчик уголком губ.
– Если тебе удобней, но дослушай, раз спросил! Полюса притягиваются, значит взаимодействуют. Так?
– Ну?
– А какой полюс у Материи?
– Откуда я знаю? Не Материя какая-нибудь или антиматерия.
– Знаешь! Думать лень! Твоя «Не Материя» и есть Дух.
– Да ну их… – Дани почувствовал искрение в мозгах и поспешил отстроиться от "вопроса не в дырочку" . – Что мне дальше делать?
– Вырешивай для себя! Служить, не означает любить, улавливаешь разницу?
– Служить по жизни работать, а любить… чувство. Так?
– Ну и пускай эти полюса между собой в тебе сражаются! Они твои Материя и Дух. Ты Добро от Зла отличаешь?
– Запросто, и отстань от меня со своими Духами!
Дани отвернулся от Никиты, но тот уловил внутреннюю заинтересованность друга, продолжив без обиняков.
– «Запросто» на один ход, как привык думать, играя с отцом в шахматы. Вот, представь себе, ты вытащил из боя раненого бойца, с которым не знаком. Добро или Зло сделал?
– Добро, чего не ясного…
– А на проверку, боец оказался фашистом…
– А я знал?
– Значит, поступил плохо?
– Ну, не знал же я!
– А этот фашист неделю назад вытащил из горящего самолета нашего летчика…
Дани перевел дыхание.
– Не ошибся я, получается? Интуиция сработала!
– Не ошибся, фашист сдал летчика в гестапо. Ты хорошо поступил, спасая фашиста?
– Своими руками удушил бы!
– Другими словами, ты совершил Зло?
– Не сходил бы ты в Талды-Курган со своими заморочками?
– Сходил бы я, да очередь твоя! Ты думать не хочешь, не фиг на других обижаться! Никто за тебя «твою Землю» пахать не будет!
Никите захотелось сплюнуть. Однако, по размышлении, он пришел к выводу, что Дани в своем невежестве не виноват. Он и сам не далеко ушел по «той же Программе». Права дакиня! «Гнилые религии навязали рухлядь изжившего мышления и сегодня снимают жатву из человеческих отбросов». Ему, помогли, вернув знание прошлой жизни. Он – чела, изучавший оккультизм и говорящий на его языке. Никита вспомнил о своей клятве чела и задумался настолько глубоко, что проскочил бы и скалы с золотом, и раскрылатившегося дверками похожего на черного жука «Хаммера», не одерни его Дани от навалившихся скребущих жестью по стеклу мыслей.
30
Скала накатилась холодной тенью.
– На этом камне ты меня ждал в прошлый раз.
Дани присел на краешек, погладил место вокруг себя руками. Пальцы воскресили память. Дани принял «позу эмбриона», уткнувшись носом в колени, и очень не хотел, чтобы его преданный Скит разглядел, навернувшиеся на глаза слезы, причины которых определить не сумел.
– Веди!
Никита без напоминания уже пробирался к тесной щели, отводя от лица жадные до человеческой крови колючки. Ему не было необходимости оглядываться, он сердцем чувствовал, доброе переживание за спиной. Услыхав шорох и потрескивание сушняка, Дани заспешил, оступился, и жестокая колючка больно наказала правую руку.
– Черт! Да не спеши ты так, Скит! Я тебе альпинист, что ли?
– От неприятного, лучше быстрее избавиться. Здесь я не на твоей стороне. Видишь, внизу выступ ножом торчит, потом метров пятнадцать…
За уходящим к небу «лезвием» ночи камня мелькнула дюралевая полоска стремянки. С перестуком под чьей то ногой проскрежетала осыпь! Друзья онемели. Бритоголовый парень с лестницей, выглядевшей в его лапище безобидной тростью и золотым идолом подмышкой, в свою очередь оторопел. И вдруг от его виска поползла струйка крови. Глаза охранника налились удивлением, и детской беспомощностью. Привалившись плечом к «лезвию» он медленно сполз по нему к подножью, голова упала на грудь и застыла, отвалившись к плечу. Золото тупо стукнуло о камень.
Минута-другая гробовой тишины, и Дани закричал, выплескивая из себя ужас настоящей смерти, увиденной так близко впервые не на экране. Никита пришел в себя от неожиданности встречи, относясь к происшествию с телохранителем усатого Турсуна Адамовича много спокойнее друга.
– Не вопи, а забирай свое! Я возьму стремянку.
– Я к нему не пойду! – Дани заколотила дрожь.
– Твои заботы. – Никита подошел к трупу, присел на корточки, внимательно всматриваясь в рану на виске и находя лишь темно-алый след. – Богиня серьезная, Дани: кровь есть, а дырки не видно!
Выпростав из теплой еще руки стремянку, Никита направился к Дани. Бледнее полотна, тот ватными ногами переступил два шага навстречу.
– Не уходи, Скит! Вытащи статую из руки, я не смогу!
– Я не хочу лежать рядом, боюсь, замерзну.
Рассказ другу о предупреждении жодче-ламы в сей щекотливый момент, мог быть понятым далеко не правильно. Дани посмотрел на Никиту с ужасом.
– Ты способен ехидствовать? Тебе, в самом деле, не страшно?
Никите вдруг захотелось вылить на чистоплюя накопившуюся боль за девочку возле школы, за того мальчишку, что день и ночь вынужден лежать в стеклянном гробике над могилой чудотворца посреди заросшей деревьями аллеи кладбища. Очевидно, по его лицу пролетел такой набор чувств воинствующего презрения, что Дани вдруг решившись, буквально вырвал статуэтку у покойника.
– Погнали выручать твоих бандитов, пока они наверху не околели.
Никита, бросивший стремянку на землю и направившийся, было, согласно уговору, к дацану, опешил.
– Ты в своем уме? Они сейчас психованные, хлопнут нас и не хрюкнут.
– Не посмеют. Охранная грамота работает, мой крик они слышали. – Дани потряс вспыхнувшей под солнцем статуей. То, что он нес золотую скульптуру настоящей Богини, Дани понял в темноте разлома рядом с убитым. – Один посмел, вдобавок, мы придем с лестницей и с этим… – Дани продолжал потрясать божеством, испускавшим переливчатое сияние.
Мозги друга уверенно прокладывали путь через тернии практицизма. Чела из прошлой жизни не успевал сообразить, к добру ли? Не говоря ни слова, Никита продернул плечо в окошко между перекладинами, с некоторой досадой сетуя на густоту смазки собственных мозговых шестеренок. «Я просто переконил прошлой ночью, вот и вся загвоздка!» Понимание причины рассеяло подкрадывающееся сомнение в смелости мышления, к Никите вернулся спортивный боевой задор.
– Вперед под танки!
– Давно бы так!
31
Отказавшись от сомнительного удовольствия карабкаться по камням с неудобной ношей, Никита, добравшись до места, где начинался крутой подъем, приставил стремянку к камням и пошел по ступенькам наверх, сохраняя почти вертикальное положение тела, изредка прихватывая перильца пальцами. Добравшись до очередной «удобоваримой» площадки, он легко переставил лестницу, оказавшись на полной ее высоте в считанные секунды.
– Тормози, тормози! У тебя нет такой тяжести! – Дани дрейфил за Скита по полной программе. Друг без прикрытия божеством перся напролом к смерти.
– Дура, – весело подмигнул Никита с высоты, до которой Дани, оказалось, пилить и пилить. – Кто, кроме нас стремянку перебросит? Я думал, ты понял.
Очередь сетовать на скрип в мозговых извилинах Дани воспринял неожиданно дружелюбно. Не потому, что и ему хотелось посмотреть на вытянутые физиономии бандитов от неожиданности появления с золотом в руках. Беспокойство от непредсказуемости бандитских действий на самом деле давно зудело в пятках, «цвело, пахло» и не проходило. Одно дело бравада вне пределов досягаемости, другое – в пяти шагах. А вдруг Скиту стукнет в голову, не дождавшись, перекинуть стремянку через пропасть или отмочить, чего похлеще?
– Один перепрыгнул…
У последних камней подъема Никита остановился, оставив лестницу ниже себя, не столько для того, чтобы Дани мог насладиться удобствами цивилизации, сколько почувствовав не запрограммированную перемену в настроении друга. Так и есть, Дани с массивным изваянием выбрался к нижним ступенькам и улыбался.
– Что смотришь? Я и над своими тормозами смеюсь!
Возможно, друг не договаривал. С него станется, что и мастерски врал, но от тона неподдельной доверительности теплая волна прокатилась по сердцу, отметая мелочное.
Турсун Адамович к появлению ребят отнесся безразлично, чего не сказать о другом охраннике и коротышке-водителе «Хаммера». Оба прыгали, уподобляясь резиновым мячикам, и орали, стараясь перекричать, друг друга. Никаких признаков оружия у пойманных в ловушку гор бандитов не просматривалось.
Отодвинув Никиту, Дани шагнул к разлому. Никита хотел воспротивиться опрометчивому маневру, но лицо друга выражало невиданную прежде решимость, и Скит отступил. Пожалуй, именно сейчас Дани оценил его поведение перед лицом опасности в минувшую ночь. Дани ступил на невидимую опору над разломом. Вопли стихли. Если не считать гудящих меж камней посвистов ветра, над скалами установилась тишина, обозначаемая термином «гнетущая». Дани остановился посередине, выставив статую перед собой.
– Вы пришли за золотой Богиней? Ваш охранник внизу хотел ее взять. Он больше не будет. Умер. – Дани говорил каким-то нейтральным тоном. – Клади лестницу, Скит! Пускай со своей бандой разбираются сами!
Свободной рукой Дани помог Никите перебросить стремянку, после чего переступил на нее, опробуя качество установки упругими подпрыгиваниями с опорой на ребра ступенек, и перешел по ним к Никите, оставив Богиню на кромке пропасти.
– Постойте, нельзя же так! – голос у Турсуна Адамовича заметно осип. – Я вам не верю! Никому из нас… Relata refero (рассказываю рассказанное). Мы не за золотом пришли, мне нужны записи Евы Генриховны. Она проникла в тайну настоящей жизни после смерти.… Тот мальчик обещал.… Да подождите же вы!
Никита и Дани скрылись за грядой каменных пальцев, и речь Турсуна Адамовича оборвалась на полуслове.
– Стойте, когда вас просят! – Свирепое лицо с расплющенным носом нависло над завитками макушек. А-а, черт с вами, куда вы денетесь!
Обгоняя ребят, охранник просвистел книзу с удивительной для его грузного тела сноровкой. Карлик – водитель спешил следом, похожий на поседевший колобок из сказки.
– Тормознем, Дани. Старика бросать – грех!
– Обрати внимание, водила – карлик!
– Вариант пока без док.
Сверху застучало металлом о камни. Из узкого прохода между камней потянулась светлая лента дюралевого набора. Никита перехватил лестницу, закрепляя подошвы основания точно на том месте, где она лепилась при подъеме.
– Держитесь за стремянку, – крикнул Дани. – Мы страхуем!
– Забери свою статую! Мы не самоубийцы.
Турсун Адамович слезал тяжело и молча, цепляясь обеими руками за тонкие трубки перил. Никита страховал с приличным усилием, рискуя ободрать спину о неровности спуска, покуда Дани возвращался за золотой Богиней и спускался по стремянке следом за ученым.
– Простите меня, per se я был не прав, предлагая скоропалительную дружбу вот в таком месте, – распахнутые руки ученого обнимали Мир. – Вы принципиально поступили мудро. А я… Гибель такого ловкого парня, кого хочешь, выбьет из колеи? Не могу поверить! Простите, горячка... – Жесты и модуляции осипшего голоса выдавали глубоко спрятанное волнение и протест.
– Ничего Вы такого не сказали! – Дани было жалко ученого, постаревшего на глазах после его бравады над пропастью. «А они не удивились моей воздушной акробатике? Странновато, однако, почему? Наверное, знакомо». Правдоподобное объяснение успокоило Дани.
Собрались у «Хаммера» практически одновременно. На молодом охраннике, что называется, не было лица. Его участь утром определил пресловутый жребий по угадыванию камешка, зажатого в кулаке шофера.
– Пацан сказал правду! – Карлик-водитель держался спокойнее собрата по свалившимся на головы экспедиции неприятностям.
Турсун Адамович побледнел, но голосу вибрировать не позволил.
– Отвезете нас в дацан, потом вернетесь за.… По договоренности…
Ученый забрался на переднее сиденье, отвернулся к боковому окну и до самой обители не проронил ни слова. Охранник потопал к ущелью с выражением лица, «просматриваемым» со спины.
32
Мальчик-хуварак степенно поклонился гостям у проема ворот в пояс. Турсун Адамович обозначил приветствие замедленным кивком, глядя куда-то в пространство. Никита, непринужденно опустившись на колени, коснулся лбом дорожной колеи. Дани, несколько промешкав, улыбнулся не без иронии, но последовал примеру, предварительно исполнив спортивный полуприсед с опорой на свободную руку.
– Ширентуй ждет.
Повторив поясной поклон, хуварак, обгоняя группу, направился к дугану – маленькому храму у западной стены, куда Никита не нашел времени заглянуть. Дани дорога оказалась знакомой: он распрямился, приклеившуюся к губам улыбку сдуло холодным вихрем с Кайласа, а держащие статую пальцы напряглись более обыкновенного до отдающей синевой белизны под ногтями. Ширентуй возник в черноте дверного проема. Широко расставленные ладони, не без радушия, приглашали гостей разместиться на укрытых овечьими шкурами каменных блоках по обеим сторонам от входа.
Никита последовал за «хувараком», свернувшим к сиденьям налево. Приготовившийся не то к приветствию, не то к объяснению причин своего появления Турсун Адамович был неожиданно оттеснен на второй план сосредоточенным до крайней степени Дани со сверкающей ношей в побелевших пальцах. Низко склонившись, Дани протянул ширентую изваяние Богини.
– Пускай займет свое место!
Ширентуй, не опуская рук, отступил в сторону, освобождая вход.
– Твое право, наследник.
– Я хочу стать чела, наставник.
От сказанной в полголоса просьбы, казалось, не вздрогнул один ширентуй.
– Ты не можешь! Вам заказаны билеты! Вы полетите со мной в Москву! – побелел лицом этнограф.
– У ребят свои родители…
Произнесенный ускользающим шепотом ответ ширентуя, разобрал один ученый. Дани к тому времени растворился в черноте за дверями. Никита и хуварак смотрели друг на друга с выражением немого ожидания. Бессильный что-либо предпринять, Турсун Адамович с окаменевшим лицом уединился на своем блоке справа, поскольку ширентуй не оставил юного дарителя наследства одного.
– Прости, учитель. Я совершил глупость, недостойную чела.
Жодче-лама в облике хуварака безмятежно улыбнулся.
– Ты не виноват, покуда не вспомнишь всего.
– Я вспомнил, почему не имею права на просьбу, независимо от того, камарупа девочка или нет.
– В заведомо бесполезном деле, добавь. И какой вывод?
– Если разрешишь, останусь твоим чела, учитель. Не согласишься, останусь, и… Ты знаешь, я не могу поступить иначе.
– Код с рунами у тебя в поясе. Достань! – Учитель развернул вырванный из тетрадки дакини листок, разгладив многократно сложенную страничку у себя на колене. – Возложи руку, чела!
Никита прикрыл ладонью текст и вдруг замер, побледнев от сокрушительного натиска древней мысли, ворвавшейся в его сознание штормовым шквалом. Жодче-лама терпеливо ждал окончания целительного с духовной точки зрения процесса, с задумчивым сосредоточением разглядывая, сидящего напротив ученого из русской столицы. Турсун Адамович не замечал манипуляций с тетрадной страничкой двух мальчишек напротив, погрузившись в размышления о чем-то исключительно для него важном.
– Санскрит восстановил тебя, чела. – Учитель взглядом удержал Никиту от благодарного поклона. – Посторонним меня узнать не обязательно. Извини, что ночью сориентировал тебя на руны и исчез. Некогда было чистить пространство, твой друг нуждался в моем личном присутствии. Возложить руку на шифр с наговором… я рассчитывал, ты догадаешься. Сейчас «мудрец» из тени, сидящий напротив, включится. Интуиция не подвела тебя, дважды рожденный, в минуты расплаты Турсуна за святотатство.
33
Ширентуй вывел Дани из храма, придерживая мальчика за плечи.
– Наступает черед истины. Тебе есть, что сказать своему другу, чела?
Никита встал, склонившись в традиционном поклоне.
– Тебе следует обдумать выбор, Дани, но без согласия дяди Гаври и тети Даши нельзя! Они лично должны переговорить с настоятелем дацана.
Ширентуй обернулся к Дани.
– Ты подозреваешь сговор? Не сверли завистью друга! Он – чела от рождения, отыскавший утерянный путь. История длинная, если пересказать.
По лицу Дани, Никита догадался, что тот готов выплеснуть обиду в выражениях, способных перечеркнуть искренность своего духовного порыва.
– Дани, мне надо сказать тебе, что касается нас обоих. Сейчас ты нужен дома, обговорить все и за себя, и за меня. Захочешь стать хувараком, вернешься. Препятствий не будет, если желание серьезно. Дело за тобой без детских выкрутасов. Ширентуй подвел Дани к Турсуну Адамовичу, но мальчик, не вступая в дискуссию на темы возвращения, попросил разрешения пересесть к другу.
– Должен рассказать вам небольшую быль из прошлого, что поможет понять наше настоящее и определиться с будущим. – Настоятель занял место рядом с ученым. – Из богатого на экспедиции девятнадцатого века по пустыне Гоби, геолог (альбинос, возьмите на заметку) Войцех Ковальский познакомился с юной Дари, дочерью своего проводника Лобсана Нурбоева.
Лица Турсуна Адамовича и Никиты окаменели.
«Дари, Дари, Дари!» Другая, не та, о которой рассказывает ширентуй. О, память! Бледная темноволосая девочка за дымом костра, предполагаемая камарупа из другого мира.
Напряженно-колючий взгляд Адамыча приписали уважению к говорившему.
– Не подумайте, что я задерживаю внимание уважаемых гостей буколическим рассказом о перипетиях любви альбиноса Войцеха и уроженки Тибета Дари, какой бы романтической она не оказалась. Я расскажу о «шар-мана», солнечном сердолике, самом сильном магическом камне, целебные свойства которого по заживлению ран тела и души были известны задолго до открытий русского профессора Багдиной. Она вам знакома…
Турсун Адамович машинально дернул головой утвердительно, мгновенно «окаменев», вслушиваясь параллельно повествованию ширентуя в некий беспокоящий сознание внутренний голос.
– Древние знания о Мире изустно хранили (и сегодня оно не в диковину) шаманы. Я назову вам величайшего среди них Цэрэндэндэв-гуая, кочевавшего в дни Войцеха и Дари по восточной Гоби. Пускай не вызовет вашего удивления, что в те далекие годы шаман говорил об извечной связи каждого человека, живущего на Земле с Космосом и воздействии космических сил через сердолик на человеческое биополе в хорошую или плохую сторону, в зависимости от правильного выбора камня с нужной частотой вибраций.
– Вслушивайтесь в вибрации сердолика, когда трудно и вы ищете решение. «Таны чулуу» (ваш камень) доверяйте ему! – слова светлого Цэрэндэндэв-гуая.
О целебной силе камней сегодня мы читаем в трудах Авиценны, Парацельса, Бируни, Агриколы, и даже в Библии. Из более древнего времени, целебный «чандра-канта» (Лунный камень) на канувшем в лету санскрите, скорее всего, обозначает известный нам «шар мана».
Однако, вернемся к Войцеху и к Дари. Свой солнечный талисман с треугольной клинописью внутри она подобрала в каменном круге осиротевшего века назад кургана. Прознай Лобсан о несущей несчастья находке дочери, он бы заставил ее вернуть камень предкам.
На свою беду, в минуту откровения, Дари посвятила в тайну молодого геолога. Не подозревая о наложенном на камень заклятии. Тот внимательно осмотрел талисман и разглядел таинственную клинопись. У Войцеха затряслись поджилки от предвкушения открытия. Перед мысленным взором пронеслись международные форумы в честь первооткрывателя неведомой доселе страницы Истории, а, значит, и в его Воцеха честь. Слава завораживает. Почет, неминуемые деньги, сытая жизнь! О чем еще мог мечтать затасканный бесконечными дорогами поисковик в отребье под изношенным рюкзаком.
Дари не рассталась с сокровищем, пригрозив, рассказать отцу о вымогательствах парня, и острый умом Войцех понял, что лаской добьется большего, тем более что время окончания экспедиции не торопило, а Дари клялась, что кроме нее и отца никто о заветном камне не знает. Она пообещала отвести Войцеха на курган, где обнаружила талисман, едва начнет узнавать местность, где они кочевали, когда она подобрала сердолик предков.
Сказать, что Войцех не знал об обычаях народа, признающего своим Богом великого Будду, не могу. Всякого пришельца с Запада предупреждают об опасности осквернения могил. Не знал он, лишь, о принадлежности камня Богу Маара, искусителю и побудителю человеческой алчности вкупе с другими низкими желаниями, соответствующими для крещенных в католицизме делам дьявола. У буддистов – злой, но все-таки Бог, у католиков – Дьявол. Простому человеку не до религиозных тонкостей, ему работать надо. Каждый принимает свою религию, не задумываясь, о несоответствиях, способных сыграть над кем-нибудь злую шутку. Планы Войцеха становились от стоянки к стоянке агрессивнее и опаснее. Удушить своими руками заупрямившуюся юную девушку, в конце концов, стало для него единственным средством для овладения камнем.
Случай – отец развязки, – ширентуй растянул фразу, произнося каждое слово с выражающей его неодобрение расстановкой. – Удобный момент наступил, когда экспедицию накрыла песчаная буря. Издалека Войцех принял бурю за пожар, огненные жала которого скрывались за увалами гор, с которых накатился горячий серебристый дым. Он не сразу понял, отчего закричал и засуетился отец Дари, обогнавший далеко растянувшуюся цепочку людей и лошадей. Остальное произошло мгновенно.
Опытной кочевнице Дари удалось уложить лошадей в лощине и жестами заставить Войцеха спрятаться за одной из них. Потом накатила воющая подобно тысячам Дэвов мгла. Мара-искуситель старался в полную силу.
Войцеха выпростали из «пепла». Он стонал и кашлял до слез. Дари в себя не пришла. О том, что у нее оказалась свернутой шея, и кто-то надругался над ней, уже мертвой, Лобсан Нурбоев узнал от шамана. Подозрения без доказательств навсегда остаются подозрениями.
Войцех вернулся домой, но талисмана, добытого черным делом, не обнаружил. Посетовав на жадность вагонных воришек, он вскоре отыскал девицу с приличным приданным, а через год назвал дочурку именем Дари. Отговорить, чтобы окрестить девчушку Дарьей, после первых же попыток никто из семьи более не отваживался, настолько диким становился взгляд молодого отца, настолько непредсказуемыми резкие конвульсивные движения исхудавшего от снедавших изнутри переживаний тела.
Дари принесла потомство и умерла в возрасте восемнадцати лет. Мальчик Адам стал вашим отцом, сторонник Братьев тени. – Ширентуй сделал паузу, давая Турсуну Адамовичу возможность согласиться или опровергнуть его заявление, но тот молчал, погруженный в собственные размышления или без таковых, предоставляя рассказчику возможность выговориться. – Ваша дочь Дари недавно умерла возле школы. Чела видел, ошибочно приняв ее смерть на свой счет. Над ним довлела пустяковая небрежность, допущенная им во время туристического похода. Вы, Турсун Адамович, и чела, оба изобретали возможность, чтобы поддержать Дари в ее преждевременном смертном опыте, используя знания дакини. Эти «знания» писались нами для Братьев тени, чтобы защитить, хотя бы его, – палец настоятеля уперся в Никиту. – Спасти Вашу дочь мы опоздали.
Турсун Адамович подскочил, распрямившейся вдруг пружиной. Никита не пошевелился. Ширентуй приподнял руку в знак, призывающий к вниманию.
– Я не оправдываюсь перед надуманными подозрениями. Чела стремился исполнить порыв души, безо всякой для вас обоих надобности или пользы. Сегодня он вспомнил себя и остановился. Ту, что ушла три недели назад, нельзя узреть в прежнем облике, исключая обычное сновидение, или опасные игры медиумов, не ведающих, что творят. И... – он выдержал паузу, – прекратите охоту за сокровищами моей страны, Турсун! Мара не спит, талисман Дари Нурбоевой, вправленный в основание статуи, я показал у алтаря дугана юноше, захотевшему избрать лишения на пути хуварака. Остается добавить, вам не обнаружить трупа.
«Наука и религия – вечные соперники, находят точки понимания: нет мертвой Материи без животворящего Духа, а о Духе без Материи не кому думать. Дайвипракрити (предвечный свет) – сущность космического электричества, созидательная и разрушающая сила Вселенной. Ознакомившись с фохатом, я вспомнила старенького преподавателя физики в школе, настойчиво приучающего нас к опыту, где только можно. Учил через опыт выявлять, скрытое. Спасибо ему.
Причем здесь фохат? Фохат не при чем. Закавыка в понимании фохата через Закон аналогий. Память вызывает к яви картонку с железными опилками и магнитом в моих детских ручонках. Сегодня я разглядываю оживающий на глазах рисунок работы фохата: полюса магнита – ощетиниваются колючками, стоит постучать по картонке ногтем и невидимые силовые линии проявляются перед изумленным взором, и мне не трудно представить вечное движение неведомых частиц по невидимым мостам Силы.
Наука и религия учатся понимать друг друга быстрее множества «святых» конфессий, сект или каст. Наука и религия обе материалистичны, по сути. Дух – не материя, но все равно, он нечто, способное к творчеству!
Слово или Логос – впервые озвученное нечто. Я не ошиблась, назвав его Условием, и можно было бы назвать Логос Следствием, как одно из звеньев в неразрывной цепи причин и следствий, которая – Закон.
Наш язык не в состоянии выразить уровень преддверия мысли для проявления Вселенной через фохат, что по отсутствию понимания названных Законов назвали Богом – первоначальным, вездесущим и единым для всех.
В подобном представлении реальности понятие «Бог» само себя исключает. Не может самодостаточная сущность быть всеобъемлющей вездесущностью, то есть одновременно находиться и везде внутри и отдельно от себя самого. Абсурд!
О всемогуществе и говорить не приходится! Светлые силы не в состоянии уничтожить темные, потому как, они вынуждены вечно «драться» между собой. Ни одна философия не отрицает извечного Закона единства и борьбы противоположностей. Остается согласиться с бесконечной цепью Закона следствий- причин и новых следствий, где Материи противопоставлена «Не материя», иными словами Дух.
Непосредственные строители Вселенной появились следствием причин, которые я для собственного понимания назвала Условием. Нам остается единственный путь – познание этих Законов, понятных предкам за многие тысячелетия до нас. Незнание Законов не освободит от ответственности! Природа грехов не отпускает, даже тех, что в мыслях, обязывая всякого индивида кармой (в силу испорченности).
Разумеется, легче представить существо сверхтонкого Мира, неизмеримо высшее в своей чистоте и могуществе. Откажитесь от его вездесущности и всемогущества, принадлежащих Закону причин и следствий, и найдете точку компромисса, сознательно освободившись от гордыни, сиречь – безграничного себялюбия, источника наших пороков. Найдете, отказавшись от абсурда!»
От философских рассуждений бабушки Евы Никита осоловел, испытывая вместе с тем непреодолимую уверенность в своем давнишнем знании разбираемого дакиней предмета, которое он некогда утратил.
– Интересно, где у нее ответ о той девочке. Как ее звали? Аня, Оля? Хали-гали кошку драли. «Ну и память у тебя, дружок», – сказала бы мама.
Никита принялся листать страницы в нарастающем темпе. Старая бумага истончилась, иногда приходилось терпеливо отделять один залипший лист от другого струей воздуха, раздувая щеки и пыхтя от старания. Никита понимал забавную сторону своего нетерпения, как понимал и то, что подглядывать за ним не кому. Правила добровольного одиночества или ритрита в дацане соблюдались неукоснительно. Наконец попалась страничка, сплошь исписанная цифрами, разделенными привычными знаками препинания и небольшим количеством странных значков. Один значок напоминал ползущую змею, – пожалуй, маловато из того, что удалось уловить начинающему шифровальщику. Никита почесал в затылке и принялся за чтение текста, предшествующего шифру.
«…Таким образом, становится возможным «прижизненное» переселение в Миры, подобные нашему, с учетом временных различий вплоть до посмертных».
– Так… это пока непонятно.… Не улавливаю связи…
«…Елена Рерих писала (не помню дословно), что в любой из Миров перейти не сложнее, чем из комнаты в комнату. На этом она в своих записях для публикации остановилась. Мне следует соблюдать осторожность в поиске мостиков…»
– Ай да бабушка Ева!
27
– Здравствуй, чела!
– Моя признательность тебе, Учитель!
Жодче-лама возник посередине прибежища Никиты, материализовавшись из ничего. Обычная форма общения среди людей подобного ранга, судя по спокойной реакции прилежного ученика.
– Вспомнил, говоришь?
– Шел от ширентуя, думал, умру. Как Дани?
– Продолжаю работать. Ему предстоит покориться семейной карме.
– Надолго?
– До прозрения духом. Ты правильно сказал у стены «плача» твоего источающего струи пузыря.
И Никита, и жодче-лама рассмеялись, вспомнив вынужденную привязанность новичка к обветшавшим развалинам возле ворот.
– Я не могу бросить ее, учитель.
Смех (по одному смеху известной логике) пробудил в чела глубокую грусть.
– Она умерла.
– Ты знаешь, смерть не преграда. Я рассчитываю на твою помощь.
– Дакиня Ева многое написала для отвода чужих глаз, чела, а для святого дела новая сотня лет – непростительная оплошность в дни Армагеддона при пустых личных хлопотах.
– Ей бесконечно трудно, учитель. Она пожертвовала жизнью ради спасения моей в турпоходе. – Жодче-лама выразил удивление, выразительно приоткрыв рот. – У меня от перегрузки забарахлило сердце. Не приступ, около того. Мне объяснили дома, что по молодости подобное бывает. В ее аптечке я искал лекарство. Рассыпал по глупости. Моя небрежность ей дорогого стоила. Я запомнил бесконечную преданность ее глаз в свете костра, не понимая их силы надо мной.
– Память часто подводит или плохо шутит. Не исключай встречи с камарупой. – Пробуждающийся чела вздрогнул. – Не забыл науки? Вижу, но взвешенное решение за тобой. Ты при встрече около школы мог оказаться на чужом прицеле.
Никита сложил ладони лодочкой и поклонился в знак признания духовной мощи Учителя. Если та, что умерла около школы – камарупа, она ищет путь к его телу, чтобы выпить его жизнь и стать вампиром, сохраняющимся много дольше естественного срока жизни собственного тела. Камарупа нападает на бывших друзей, кто по недомыслию через медиумов сам жаждет встречи.
– Обещаю не предпринимать шагов к ней без совета. Меня смущает, откуда дакиня Ева взяла свою ключевую фразу?
– Область догадок, чела. Спроси дакиню при случае.
– Слова не могли оказаться случайностью. Мне удалось разгадать малую часть шифра. Запутался в незнакомых значках! Я их принял за цифры, а они…
– …стали клинышками треугольников, что были на карте.
Никита повторил поклон.
– Я не сразу узнал тебя в хувараке.
– А я намеренно произнес в то утро «чела». Не нами сказано, поспешай с промедлением.
Минуту другую оба молчали.
– Проверь нить моих рассуждений, Учитель.
Жодче-лама опустился на ложе, предназначенное Дани. Сухая рука его благословила начало хитроумных Никитиных выкладок.
– Я размышлял о подсказке в письме дакини Евы…
– Я помню его, продолжай.
Жодче-лама прикрыл веки. В комнате заметно сделалось темнее. Никита улыбнулся какому-то новому воспоминанию, связанному с Учителем и продолжил, несколько смущаясь своего плавающего понимания темы.
– Дани, играючи, подсказал слово «Веник» – прозвище деда в молодости, обозначающим «родственника у порога». Сочетание «возле школы веник» навело мысль на слово дворник. Надо сказать, застопорился я прилично, не попадись на обложке табличка, где цифрам соответствуют три или четыре буквы алфавита. Рядом приписка: «Таблица Вронского». Кто он, я не знаю. Смотри!
1 2 3 4 5 6 7 8 9
А Б В Г Д Е Ё Ж З
И Й К Л М Н О П Р
С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ
Ъ Ы Ь Э Ю Я
После подстановки цифр в «дворник» получилось число: 5379 613. Здесь меня заклинило меньше. Неосознанно я стал перебирать варианты со сложением и наткнулся на сумму, равную священному числу семи.
– Ты вспомнил о теософском корне?
– Нет, сообразил, что нахожусь на верном пути. На даче в Подмосковье: мы с Дани стояли в радуге.… Когда я наткнулся на записи о фохате в сравнении его с мостом между противоположностями или полюсами, тогда и поехало: радуга – мост – дуга Бога солнца Ра. Любопытно, что Ра = 9 + 1 = 10, – число бога, а слово «дуга» = 13-ти.
– Единство и борьба противоположностей. Боги подчиняются Закону!
– На сколько с тобой жизнь понятнее, Учитель! Я же читал недавно! А сумма десяти и тринадцати дает пятерку. Я знаю – она символизирует духовного человека, воплощенного на земле. Дух (верхний луч) стремиться к освобождению. Но перевернутый пятиугольник – свидетельство человеческих недостатков.
– Черная магия приветствует перевернутую пентаграмму, чела.
У незнакомого с привычками Учителя человека могло сложиться впечатление, что тот разглядывает муху на потолке. Мухи на высотах за четыре километра исключались. Никита привычки наставника не вспомнил, но понял, пора закругляться.
– Прости, Учитель, я заканчиваю. Если у горизонтальных лучей проставить «плюс и минус», смысл прямой пентаграммы не покажется спорным.
А дальше пошли вот эти значки…
Никита показал учителю листок, испещренный непонятными письменами.
– Руны, – подсказал тот, не открывая глаз. – У тебя прекрасно получается, чела. Я бы не советовал идти дальше.
– Дальше будет ответ, Учитель?
Никита вопрошающе взглянул на наставника. Ложе Дани оказалось пустым, и только четки сандалового дерева светились на нем отполированными пальцами гранями. Его пальцами, пальцами чела!
28
Дани ворвался на рассвете, подвывая от восторга.
– Слава, Тебе! – оба плакали и хохотали, до боли, хлопая друг дружку по рукам, по плечам, по спинам. В глазах искрились слезы, губы дрожали и смеялись. Как ни крути, передряга подействовала на обоих, истрепав нервы.
– На мне карма прошлой жизни! Я должен отработать! – от перевозбуждения Дани смеялся урывками, не скрывая неприятие навязанных обязанностей и самой возможности инкарнации.
– Понимаешь, я должен отслужить Кали! Ей моей бабки не хватило!
– Почему нет, если вдуматься? Твоя бабушка умерла хорошим человеком.
– Служить Злу! Ты в уме?
– Разберись вначале, в чем Зло! В отрубленных Богиней своих же головах? Она беспощадна прежде других к самой себе! Одна башка – жадность, другая – зависть, третья – лживость, четвертая…
– Похоть.… Поэтому она и людей не жалеет, лама рассказывал. А болезни, смерть детей или война? Я ничего не понимаю в смысле этой дьявольской кармы! Лама сказал, решать мне: служить иль отказаться, а на самом деле выбора нет.
Никита уловил перемену настроения друга. Утешать или объяснять не стал.
– Мы скоро расстанемся, Дани. У меня своя судьба.
– Я рассчитываю на твою помощь, Скит!
Наступила особенная тишина толстостенной каменной кельи. Каждый думал о своем. Въевшаяся в уголки души привычка, делиться всякой житейской всячиной отошла в область воспоминаний о детстве.
– Для меня все очень серьезно, Дани. Не хочу говорить. Нет, не потому, что спугну удачу. Не стандартная она у меня получается, удача.
– Я не представляю, кто меня поймет, кроме тебя, – огорчению Дани не хватало предела. – Тут такая заморочка с этой Богиней… Ее придется доставать из ущелья и принести сюда!
– Я в курсе. Ты сегодня видишь не того Никиту, что был всегда с тобою рядом. Ко мне вернулось… – Никита замолчал, опасаясь откровенного непонимания. – Нет, не поверишь! Соберусь мыслью, потом расскажу. Сейчас важнее другое, связанное с Богиней. Мне удалось поймать бандитов!
Дани привскочил от неожиданности. Никита замахал на него руками.
– Не прыгай. Сегодня ночью я окончил ритрит. Уединение, если тебя не просветили. – Дани снова подпрыгнул, уже от нетерпения. – Не перебивай! Закончил и вышел во двор, чтобы совершить горо. Знакомые сто восемь кругов по дорожке Будд. Да-а.… Взял четки, чтобы не греметь камешками, выхожу и вижу огоньки на скале, где могила дакини Евы. Ночь звездная, луны нет, фонарики на таком расстоянии видны хорошо. Умный поднял бы тревогу, я не стал. Просто отложил горо на потом и побежал к скале. Где бегом, где шагом. На подходе, свет пропал, а внизу «Хаммер». Прислушался… в машине никого, бандиты сидят тихо, не слазят. Я бы услыхал. Решил посмотреть поближе. Мог нарваться на охрану, не исключал. Там спрятаться легко. Пока с тобой спускались, я каждый камешек запомнил.
Залез без проблем. Вижу: тени за разломом. Пропасть, страшно смотреть, какая черная-черная, и стремянка перекинута. Мужики базарят на предмет: взрывать скалу или хорошо поискать вход днем. Взрывчатка, по разговору, в машине осталась. Вместо пещеры они на сплошняк нарвались. Нету там дыры!
– Ты мне не веришь? – возмутился Дани. – Я вру?
– Заглохни! Макарыча и бабушку бандиты тоже не видели. Я лежу за камнями, ни жив – ни мертв. Осквернят гады могилу дакини – беда на всю округу будет. Святотатства и мне не простят, что ничего против не предпринял. Кара за осквернение святых мест… смерти выпрашивать будешь! Мокрым от пота стал, пока решился. Вышел к пропасти открыто. Поверишь, когда сошлись лоб в лоб, о себе перестал думать, страх в камень ушел. Бандюги остолбенели. Я заговорил про тетрадку, что она у меня, что могу отдать… Тетрадка для меня ценнее золота, почему о тетрадке заговорил? Не сообразил, что мог золотой Богиней соблазнить. Про золото бандиты завсегда хорошо понимают, а о тетрадке я сперепугу брякнул. Они заглатывают мою чешую, а я стремянку ногой в пропасть… Р-раз!
– Стреляйте, – говорю, – если жизнь надоела, – пру внаглую. – Только, кроме меня, вас вытаскивать некому.
Повернулся и пошел. Думал засандалят пулю в спину! Адамыч орет, что мы с тобой его не правильно поняли, что он ученый. Целым я остался, в общем. Вернулся в дацан, прошагал, заданный себе горо, а утром ты нарисовался. Пока ходил горо, я молился за тебя, Дани!
– И что теперь делать? – Дани переживал за золотую Богиню. Упоминание о молитвах, – конечно «спасибо», но вспоминать о слепоте не хотелось.
– Ничего особенного. Перекусим, сходим за подарком, расскажем обо всем ширентую. Он без нас решит, чего делать. Бандюги потерпят до решения. Я три дня не ел, и сейчас не хочется, а тебе домой проситься пора!
– И ты три дня не ел? Мне жодче-лама сказал, что жрать нельзя для очищения. Правильно сказал! Раз сбегал на горшок, потом отвлекаться некогда. Тебе то голодовка зачем?
Никита нарочно подчеркнул «тебе домой», Дани намека на скорое расставание снова отринул.
– Ты не один запачканный, – Никита натянуто улыбнулся. – Пойдем ка, поищем какой-нибудь цонкапы для начала.
29
От дацана до скалы прямая дорога, белой стрелой из лука горного кряжа по степи, напоминающей крымские яйлы. С укрытого льдами священного Кайласа пронизывающий ветер взывает к холоду вечности. Скалы впереди ни чем не выдают присутствия бандитов. Пресловутый «Хаммер» сгорбился за поворотом и со стороны дацана не виден.
Дани несся вприпрыжку, наслаждаясь сказочными красотами черно-синих склонов, пылью от желтой и сухой травы под ногами, потому как сегодня скучной проселочной дороги ему было мало. Никита радовался за друга, оставаясь (по возможности неприметно) хмурым. Он принял опасное решение, рассчитывая на помощь Учителя. Прочесть руны дакини без помощи извне ему не представлялось возможным. Оставалось, попросить ширентуя. Дела чела старику не безразличны, не похоже, чтобы он ушел от совета.
– Прыгай поменьше, в ущелье камень на голову схлопочешь. Нам лучше подойти, не привлекая внимания.
– Я не боюсь, нас защитит моя бабка!
– Она дакиня, Дани, и пренебрежения не заслужила. – Никиту давно коробило словечко «бабка», применимое в принципе, но царапающее сердце неуважением.
– Ты чего, Скит? Я люблю свою бабку. Сколько раз при тебе ее вот так же называл, а теперь…
– А с «сегодня» не называй, пожалуйста! Очень прошу! Может, крутнемся по этой тибетской яйле и подойдем со стороны, где скалы перекрывают обзор? Бандиты за дорогой смотрят во все глаза. Самая пора сворачивать!
Дани одарил друга взглядом, предназначенным к успокоению, ослабленных на то, что с извилинами да под темечком.
– Пошел к черту! Я не боюсь, и крюки выписывать, не намерен! Я, почему твоей помощи просил? Не за статуями ухаживать, а чтобы разобраться помог. Я ламу слушал, слушал, а Бодхисатвы не отличаю от Бодхичиты. Мне он велел у тебя спрашивать. Не знаю, откуда ты успел подобной хрени набраться. Только и слышу: горо, ритрит, сплошные крымские яйлы! Дацан знаю, про мантры помню. Сыт, по самые не могу!
– Добавь: жодче-лама, ширентуй, хуварак, чела, – последнее словечко Никита ввернул не без умысла.
– Чела? Нет, не слыхал. Ты про пчел? – Дани не стремился к немедленному расширению кругозора. Просто словечко оказалось простым и веяло от него неизъяснимой теплотой.
– Меня в прошлой жизни называли «чела», Дани. Жодче-лама, что тебя вылечил, был моим «гуру».
– Он тыщу лет прожил?
– Спроси у него самого!
Никита сам удивлялся долгожительству Учителя. Объяснение понятия "время" в просыпающейся дальней дали годов, застряло в голове не представляемым смыслом. Получалось, что в Природе Времени нет как такового, как нет Добра и Зла, если не брать во внимание чисто человеческие дела. «Дани про такое не скажешь!»
– Помнишь энциклопедию? Там и про гуру, и про сверхъестественные возможности людей, и про Бодхисатв с Бодхичитами сказано. Дураку понятно: бодхи – просветление, чит – разум.
– А «саттва»?
– Ну, достал! Двуначальная Монада Атма-Буддха, соответствует на нашем плане Парабраману, а на высшем плане Мулапракрити.
У Дани отвисла челюсть. Никита усмехнулся, скорее своим невеселым мыслям, чем легко прогнозируемому удивлению друга.
– Не лезь, куда папа твоего деда коров не гонял! Простой ответ не сложен. Саттва: свет, добро, радость, гармония. На деле все сложнее.
Никита был рад отвлечению от дум о карме чела, где по целому ряду непонятностей он плавал нерадивым школьником на экзаменах. Дани обескуражено молчал, исполнив невостребованный поддув губ от обиды. По его убеждению прямо у него на глазах происходила форменная фигня, при которой Скиту (неизвестно за какие заслуги) свыше достался бутерброд с маслом, а ему – черствые корочки. Никита распознал недовольство друга, не глядя.
– Тому знанию, что ты собираешься зачерпнуть от не фиг делать, люди посвящают жизнь с младенчества до… – Никита выразительно показал большим пальцем на небо. – И не открутишься, если дал обет! Ты читал о хранителях Земли. Они не совсем... – Никита вымученно подбирал правильное определение, но так ничего не придумав, выпалил напрямик: – Махатмы не совсем люди! Они объяснят цель жизни, не взяв ни копейки. За ними идут, но большей частью, пугаются истины о жизни и шарахаются. Наши лицеи, гимназии, колледжи деньгу шьют, а тебе в школе интересно? «Осанна» предателям детства! Учатся ботаники! Спроси других, – все мысли о кайфе, а работать лень. Красть, бить, брать! Природа чиститься не успевает! По лесам народ поддает на кучах дерьма, орет дуриком и балдеет. Плевать, что зверье слиняло, и будущему пустыня останется! Плевать! Больше двух миллионов «будущего» – беспризорники, а дерутся за них единицы.
– Прикольно травишь! Ты втихаря детскую школу ментуры посещал? Если твои Махатмы такие умные, почему столько Зла? Почему я должен ему служить?
– Махатмы не могут отменить Законы, по которым живет Вселенная. Помочь пережить… скажу, не перебивай… Дух и Материя едины, но они два полюса магнита. Разноименные притягиваются.
– А железяка не пускает, – не удержался Дани от комментария.
– Абсолютно richtiq, как говорил Макарыч.
– А папа, «абсолютно в дырочку». – Дани изобразил целомудрие, обратив очи к дороге и прикусив мизинчик уголком губ.
– Если тебе удобней, но дослушай, раз спросил! Полюса притягиваются, значит взаимодействуют. Так?
– Ну?
– А какой полюс у Материи?
– Откуда я знаю? Не Материя какая-нибудь или антиматерия.
– Знаешь! Думать лень! Твоя «Не Материя» и есть Дух.
– Да ну их… – Дани почувствовал искрение в мозгах и поспешил отстроиться от "вопроса не в дырочку" . – Что мне дальше делать?
– Вырешивай для себя! Служить, не означает любить, улавливаешь разницу?
– Служить по жизни работать, а любить… чувство. Так?
– Ну и пускай эти полюса между собой в тебе сражаются! Они твои Материя и Дух. Ты Добро от Зла отличаешь?
– Запросто, и отстань от меня со своими Духами!
Дани отвернулся от Никиты, но тот уловил внутреннюю заинтересованность друга, продолжив без обиняков.
– «Запросто» на один ход, как привык думать, играя с отцом в шахматы. Вот, представь себе, ты вытащил из боя раненого бойца, с которым не знаком. Добро или Зло сделал?
– Добро, чего не ясного…
– А на проверку, боец оказался фашистом…
– А я знал?
– Значит, поступил плохо?
– Ну, не знал же я!
– А этот фашист неделю назад вытащил из горящего самолета нашего летчика…
Дани перевел дыхание.
– Не ошибся я, получается? Интуиция сработала!
– Не ошибся, фашист сдал летчика в гестапо. Ты хорошо поступил, спасая фашиста?
– Своими руками удушил бы!
– Другими словами, ты совершил Зло?
– Не сходил бы ты в Талды-Курган со своими заморочками?
– Сходил бы я, да очередь твоя! Ты думать не хочешь, не фиг на других обижаться! Никто за тебя «твою Землю» пахать не будет!
Никите захотелось сплюнуть. Однако, по размышлении, он пришел к выводу, что Дани в своем невежестве не виноват. Он и сам не далеко ушел по «той же Программе». Права дакиня! «Гнилые религии навязали рухлядь изжившего мышления и сегодня снимают жатву из человеческих отбросов». Ему, помогли, вернув знание прошлой жизни. Он – чела, изучавший оккультизм и говорящий на его языке. Никита вспомнил о своей клятве чела и задумался настолько глубоко, что проскочил бы и скалы с золотом, и раскрылатившегося дверками похожего на черного жука «Хаммера», не одерни его Дани от навалившихся скребущих жестью по стеклу мыслей.
30
Скала накатилась холодной тенью.
– На этом камне ты меня ждал в прошлый раз.
Дани присел на краешек, погладил место вокруг себя руками. Пальцы воскресили память. Дани принял «позу эмбриона», уткнувшись носом в колени, и очень не хотел, чтобы его преданный Скит разглядел, навернувшиеся на глаза слезы, причины которых определить не сумел.
– Веди!
Никита без напоминания уже пробирался к тесной щели, отводя от лица жадные до человеческой крови колючки. Ему не было необходимости оглядываться, он сердцем чувствовал, доброе переживание за спиной. Услыхав шорох и потрескивание сушняка, Дани заспешил, оступился, и жестокая колючка больно наказала правую руку.
– Черт! Да не спеши ты так, Скит! Я тебе альпинист, что ли?
– От неприятного, лучше быстрее избавиться. Здесь я не на твоей стороне. Видишь, внизу выступ ножом торчит, потом метров пятнадцать…
За уходящим к небу «лезвием» ночи камня мелькнула дюралевая полоска стремянки. С перестуком под чьей то ногой проскрежетала осыпь! Друзья онемели. Бритоголовый парень с лестницей, выглядевшей в его лапище безобидной тростью и золотым идолом подмышкой, в свою очередь оторопел. И вдруг от его виска поползла струйка крови. Глаза охранника налились удивлением, и детской беспомощностью. Привалившись плечом к «лезвию» он медленно сполз по нему к подножью, голова упала на грудь и застыла, отвалившись к плечу. Золото тупо стукнуло о камень.
Минута-другая гробовой тишины, и Дани закричал, выплескивая из себя ужас настоящей смерти, увиденной так близко впервые не на экране. Никита пришел в себя от неожиданности встречи, относясь к происшествию с телохранителем усатого Турсуна Адамовича много спокойнее друга.
– Не вопи, а забирай свое! Я возьму стремянку.
– Я к нему не пойду! – Дани заколотила дрожь.
– Твои заботы. – Никита подошел к трупу, присел на корточки, внимательно всматриваясь в рану на виске и находя лишь темно-алый след. – Богиня серьезная, Дани: кровь есть, а дырки не видно!
Выпростав из теплой еще руки стремянку, Никита направился к Дани. Бледнее полотна, тот ватными ногами переступил два шага навстречу.
– Не уходи, Скит! Вытащи статую из руки, я не смогу!
– Я не хочу лежать рядом, боюсь, замерзну.
Рассказ другу о предупреждении жодче-ламы в сей щекотливый момент, мог быть понятым далеко не правильно. Дани посмотрел на Никиту с ужасом.
– Ты способен ехидствовать? Тебе, в самом деле, не страшно?
Никите вдруг захотелось вылить на чистоплюя накопившуюся боль за девочку возле школы, за того мальчишку, что день и ночь вынужден лежать в стеклянном гробике над могилой чудотворца посреди заросшей деревьями аллеи кладбища. Очевидно, по его лицу пролетел такой набор чувств воинствующего презрения, что Дани вдруг решившись, буквально вырвал статуэтку у покойника.
– Погнали выручать твоих бандитов, пока они наверху не околели.
Никита, бросивший стремянку на землю и направившийся, было, согласно уговору, к дацану, опешил.
– Ты в своем уме? Они сейчас психованные, хлопнут нас и не хрюкнут.
– Не посмеют. Охранная грамота работает, мой крик они слышали. – Дани потряс вспыхнувшей под солнцем статуей. То, что он нес золотую скульптуру настоящей Богини, Дани понял в темноте разлома рядом с убитым. – Один посмел, вдобавок, мы придем с лестницей и с этим… – Дани продолжал потрясать божеством, испускавшим переливчатое сияние.
Мозги друга уверенно прокладывали путь через тернии практицизма. Чела из прошлой жизни не успевал сообразить, к добру ли? Не говоря ни слова, Никита продернул плечо в окошко между перекладинами, с некоторой досадой сетуя на густоту смазки собственных мозговых шестеренок. «Я просто переконил прошлой ночью, вот и вся загвоздка!» Понимание причины рассеяло подкрадывающееся сомнение в смелости мышления, к Никите вернулся спортивный боевой задор.
– Вперед под танки!
– Давно бы так!
31
Отказавшись от сомнительного удовольствия карабкаться по камням с неудобной ношей, Никита, добравшись до места, где начинался крутой подъем, приставил стремянку к камням и пошел по ступенькам наверх, сохраняя почти вертикальное положение тела, изредка прихватывая перильца пальцами. Добравшись до очередной «удобоваримой» площадки, он легко переставил лестницу, оказавшись на полной ее высоте в считанные секунды.
– Тормози, тормози! У тебя нет такой тяжести! – Дани дрейфил за Скита по полной программе. Друг без прикрытия божеством перся напролом к смерти.
– Дура, – весело подмигнул Никита с высоты, до которой Дани, оказалось, пилить и пилить. – Кто, кроме нас стремянку перебросит? Я думал, ты понял.
Очередь сетовать на скрип в мозговых извилинах Дани воспринял неожиданно дружелюбно. Не потому, что и ему хотелось посмотреть на вытянутые физиономии бандитов от неожиданности появления с золотом в руках. Беспокойство от непредсказуемости бандитских действий на самом деле давно зудело в пятках, «цвело, пахло» и не проходило. Одно дело бравада вне пределов досягаемости, другое – в пяти шагах. А вдруг Скиту стукнет в голову, не дождавшись, перекинуть стремянку через пропасть или отмочить, чего похлеще?
– Один перепрыгнул…
У последних камней подъема Никита остановился, оставив лестницу ниже себя, не столько для того, чтобы Дани мог насладиться удобствами цивилизации, сколько почувствовав не запрограммированную перемену в настроении друга. Так и есть, Дани с массивным изваянием выбрался к нижним ступенькам и улыбался.
– Что смотришь? Я и над своими тормозами смеюсь!
Возможно, друг не договаривал. С него станется, что и мастерски врал, но от тона неподдельной доверительности теплая волна прокатилась по сердцу, отметая мелочное.
Турсун Адамович к появлению ребят отнесся безразлично, чего не сказать о другом охраннике и коротышке-водителе «Хаммера». Оба прыгали, уподобляясь резиновым мячикам, и орали, стараясь перекричать, друг друга. Никаких признаков оружия у пойманных в ловушку гор бандитов не просматривалось.
Отодвинув Никиту, Дани шагнул к разлому. Никита хотел воспротивиться опрометчивому маневру, но лицо друга выражало невиданную прежде решимость, и Скит отступил. Пожалуй, именно сейчас Дани оценил его поведение перед лицом опасности в минувшую ночь. Дани ступил на невидимую опору над разломом. Вопли стихли. Если не считать гудящих меж камней посвистов ветра, над скалами установилась тишина, обозначаемая термином «гнетущая». Дани остановился посередине, выставив статую перед собой.
– Вы пришли за золотой Богиней? Ваш охранник внизу хотел ее взять. Он больше не будет. Умер. – Дани говорил каким-то нейтральным тоном. – Клади лестницу, Скит! Пускай со своей бандой разбираются сами!
Свободной рукой Дани помог Никите перебросить стремянку, после чего переступил на нее, опробуя качество установки упругими подпрыгиваниями с опорой на ребра ступенек, и перешел по ним к Никите, оставив Богиню на кромке пропасти.
– Постойте, нельзя же так! – голос у Турсуна Адамовича заметно осип. – Я вам не верю! Никому из нас… Relata refero (рассказываю рассказанное). Мы не за золотом пришли, мне нужны записи Евы Генриховны. Она проникла в тайну настоящей жизни после смерти.… Тот мальчик обещал.… Да подождите же вы!
Никита и Дани скрылись за грядой каменных пальцев, и речь Турсуна Адамовича оборвалась на полуслове.
– Стойте, когда вас просят! – Свирепое лицо с расплющенным носом нависло над завитками макушек. А-а, черт с вами, куда вы денетесь!
Обгоняя ребят, охранник просвистел книзу с удивительной для его грузного тела сноровкой. Карлик – водитель спешил следом, похожий на поседевший колобок из сказки.
– Тормознем, Дани. Старика бросать – грех!
– Обрати внимание, водила – карлик!
– Вариант пока без док.
Сверху застучало металлом о камни. Из узкого прохода между камней потянулась светлая лента дюралевого набора. Никита перехватил лестницу, закрепляя подошвы основания точно на том месте, где она лепилась при подъеме.
– Держитесь за стремянку, – крикнул Дани. – Мы страхуем!
– Забери свою статую! Мы не самоубийцы.
Турсун Адамович слезал тяжело и молча, цепляясь обеими руками за тонкие трубки перил. Никита страховал с приличным усилием, рискуя ободрать спину о неровности спуска, покуда Дани возвращался за золотой Богиней и спускался по стремянке следом за ученым.
– Простите меня, per se я был не прав, предлагая скоропалительную дружбу вот в таком месте, – распахнутые руки ученого обнимали Мир. – Вы принципиально поступили мудро. А я… Гибель такого ловкого парня, кого хочешь, выбьет из колеи? Не могу поверить! Простите, горячка... – Жесты и модуляции осипшего голоса выдавали глубоко спрятанное волнение и протест.
– Ничего Вы такого не сказали! – Дани было жалко ученого, постаревшего на глазах после его бравады над пропастью. «А они не удивились моей воздушной акробатике? Странновато, однако, почему? Наверное, знакомо». Правдоподобное объяснение успокоило Дани.
Собрались у «Хаммера» практически одновременно. На молодом охраннике, что называется, не было лица. Его участь утром определил пресловутый жребий по угадыванию камешка, зажатого в кулаке шофера.
– Пацан сказал правду! – Карлик-водитель держался спокойнее собрата по свалившимся на головы экспедиции неприятностям.
Турсун Адамович побледнел, но голосу вибрировать не позволил.
– Отвезете нас в дацан, потом вернетесь за.… По договоренности…
Ученый забрался на переднее сиденье, отвернулся к боковому окну и до самой обители не проронил ни слова. Охранник потопал к ущелью с выражением лица, «просматриваемым» со спины.
32
Мальчик-хуварак степенно поклонился гостям у проема ворот в пояс. Турсун Адамович обозначил приветствие замедленным кивком, глядя куда-то в пространство. Никита, непринужденно опустившись на колени, коснулся лбом дорожной колеи. Дани, несколько промешкав, улыбнулся не без иронии, но последовал примеру, предварительно исполнив спортивный полуприсед с опорой на свободную руку.
– Ширентуй ждет.
Повторив поясной поклон, хуварак, обгоняя группу, направился к дугану – маленькому храму у западной стены, куда Никита не нашел времени заглянуть. Дани дорога оказалась знакомой: он распрямился, приклеившуюся к губам улыбку сдуло холодным вихрем с Кайласа, а держащие статую пальцы напряглись более обыкновенного до отдающей синевой белизны под ногтями. Ширентуй возник в черноте дверного проема. Широко расставленные ладони, не без радушия, приглашали гостей разместиться на укрытых овечьими шкурами каменных блоках по обеим сторонам от входа.
Никита последовал за «хувараком», свернувшим к сиденьям налево. Приготовившийся не то к приветствию, не то к объяснению причин своего появления Турсун Адамович был неожиданно оттеснен на второй план сосредоточенным до крайней степени Дани со сверкающей ношей в побелевших пальцах. Низко склонившись, Дани протянул ширентую изваяние Богини.
– Пускай займет свое место!
Ширентуй, не опуская рук, отступил в сторону, освобождая вход.
– Твое право, наследник.
– Я хочу стать чела, наставник.
От сказанной в полголоса просьбы, казалось, не вздрогнул один ширентуй.
– Ты не можешь! Вам заказаны билеты! Вы полетите со мной в Москву! – побелел лицом этнограф.
– У ребят свои родители…
Произнесенный ускользающим шепотом ответ ширентуя, разобрал один ученый. Дани к тому времени растворился в черноте за дверями. Никита и хуварак смотрели друг на друга с выражением немого ожидания. Бессильный что-либо предпринять, Турсун Адамович с окаменевшим лицом уединился на своем блоке справа, поскольку ширентуй не оставил юного дарителя наследства одного.
– Прости, учитель. Я совершил глупость, недостойную чела.
Жодче-лама в облике хуварака безмятежно улыбнулся.
– Ты не виноват, покуда не вспомнишь всего.
– Я вспомнил, почему не имею права на просьбу, независимо от того, камарупа девочка или нет.
– В заведомо бесполезном деле, добавь. И какой вывод?
– Если разрешишь, останусь твоим чела, учитель. Не согласишься, останусь, и… Ты знаешь, я не могу поступить иначе.
– Код с рунами у тебя в поясе. Достань! – Учитель развернул вырванный из тетрадки дакини листок, разгладив многократно сложенную страничку у себя на колене. – Возложи руку, чела!
Никита прикрыл ладонью текст и вдруг замер, побледнев от сокрушительного натиска древней мысли, ворвавшейся в его сознание штормовым шквалом. Жодче-лама терпеливо ждал окончания целительного с духовной точки зрения процесса, с задумчивым сосредоточением разглядывая, сидящего напротив ученого из русской столицы. Турсун Адамович не замечал манипуляций с тетрадной страничкой двух мальчишек напротив, погрузившись в размышления о чем-то исключительно для него важном.
– Санскрит восстановил тебя, чела. – Учитель взглядом удержал Никиту от благодарного поклона. – Посторонним меня узнать не обязательно. Извини, что ночью сориентировал тебя на руны и исчез. Некогда было чистить пространство, твой друг нуждался в моем личном присутствии. Возложить руку на шифр с наговором… я рассчитывал, ты догадаешься. Сейчас «мудрец» из тени, сидящий напротив, включится. Интуиция не подвела тебя, дважды рожденный, в минуты расплаты Турсуна за святотатство.
33
Ширентуй вывел Дани из храма, придерживая мальчика за плечи.
– Наступает черед истины. Тебе есть, что сказать своему другу, чела?
Никита встал, склонившись в традиционном поклоне.
– Тебе следует обдумать выбор, Дани, но без согласия дяди Гаври и тети Даши нельзя! Они лично должны переговорить с настоятелем дацана.
Ширентуй обернулся к Дани.
– Ты подозреваешь сговор? Не сверли завистью друга! Он – чела от рождения, отыскавший утерянный путь. История длинная, если пересказать.
По лицу Дани, Никита догадался, что тот готов выплеснуть обиду в выражениях, способных перечеркнуть искренность своего духовного порыва.
– Дани, мне надо сказать тебе, что касается нас обоих. Сейчас ты нужен дома, обговорить все и за себя, и за меня. Захочешь стать хувараком, вернешься. Препятствий не будет, если желание серьезно. Дело за тобой без детских выкрутасов. Ширентуй подвел Дани к Турсуну Адамовичу, но мальчик, не вступая в дискуссию на темы возвращения, попросил разрешения пересесть к другу.
– Должен рассказать вам небольшую быль из прошлого, что поможет понять наше настоящее и определиться с будущим. – Настоятель занял место рядом с ученым. – Из богатого на экспедиции девятнадцатого века по пустыне Гоби, геолог (альбинос, возьмите на заметку) Войцех Ковальский познакомился с юной Дари, дочерью своего проводника Лобсана Нурбоева.
Лица Турсуна Адамовича и Никиты окаменели.
«Дари, Дари, Дари!» Другая, не та, о которой рассказывает ширентуй. О, память! Бледная темноволосая девочка за дымом костра, предполагаемая камарупа из другого мира.
Напряженно-колючий взгляд Адамыча приписали уважению к говорившему.
– Не подумайте, что я задерживаю внимание уважаемых гостей буколическим рассказом о перипетиях любви альбиноса Войцеха и уроженки Тибета Дари, какой бы романтической она не оказалась. Я расскажу о «шар-мана», солнечном сердолике, самом сильном магическом камне, целебные свойства которого по заживлению ран тела и души были известны задолго до открытий русского профессора Багдиной. Она вам знакома…
Турсун Адамович машинально дернул головой утвердительно, мгновенно «окаменев», вслушиваясь параллельно повествованию ширентуя в некий беспокоящий сознание внутренний голос.
– Древние знания о Мире изустно хранили (и сегодня оно не в диковину) шаманы. Я назову вам величайшего среди них Цэрэндэндэв-гуая, кочевавшего в дни Войцеха и Дари по восточной Гоби. Пускай не вызовет вашего удивления, что в те далекие годы шаман говорил об извечной связи каждого человека, живущего на Земле с Космосом и воздействии космических сил через сердолик на человеческое биополе в хорошую или плохую сторону, в зависимости от правильного выбора камня с нужной частотой вибраций.
– Вслушивайтесь в вибрации сердолика, когда трудно и вы ищете решение. «Таны чулуу» (ваш камень) доверяйте ему! – слова светлого Цэрэндэндэв-гуая.
О целебной силе камней сегодня мы читаем в трудах Авиценны, Парацельса, Бируни, Агриколы, и даже в Библии. Из более древнего времени, целебный «чандра-канта» (Лунный камень) на канувшем в лету санскрите, скорее всего, обозначает известный нам «шар мана».
Однако, вернемся к Войцеху и к Дари. Свой солнечный талисман с треугольной клинописью внутри она подобрала в каменном круге осиротевшего века назад кургана. Прознай Лобсан о несущей несчастья находке дочери, он бы заставил ее вернуть камень предкам.
На свою беду, в минуту откровения, Дари посвятила в тайну молодого геолога. Не подозревая о наложенном на камень заклятии. Тот внимательно осмотрел талисман и разглядел таинственную клинопись. У Войцеха затряслись поджилки от предвкушения открытия. Перед мысленным взором пронеслись международные форумы в честь первооткрывателя неведомой доселе страницы Истории, а, значит, и в его Воцеха честь. Слава завораживает. Почет, неминуемые деньги, сытая жизнь! О чем еще мог мечтать затасканный бесконечными дорогами поисковик в отребье под изношенным рюкзаком.
Дари не рассталась с сокровищем, пригрозив, рассказать отцу о вымогательствах парня, и острый умом Войцех понял, что лаской добьется большего, тем более что время окончания экспедиции не торопило, а Дари клялась, что кроме нее и отца никто о заветном камне не знает. Она пообещала отвести Войцеха на курган, где обнаружила талисман, едва начнет узнавать местность, где они кочевали, когда она подобрала сердолик предков.
Сказать, что Войцех не знал об обычаях народа, признающего своим Богом великого Будду, не могу. Всякого пришельца с Запада предупреждают об опасности осквернения могил. Не знал он, лишь, о принадлежности камня Богу Маара, искусителю и побудителю человеческой алчности вкупе с другими низкими желаниями, соответствующими для крещенных в католицизме делам дьявола. У буддистов – злой, но все-таки Бог, у католиков – Дьявол. Простому человеку не до религиозных тонкостей, ему работать надо. Каждый принимает свою религию, не задумываясь, о несоответствиях, способных сыграть над кем-нибудь злую шутку. Планы Войцеха становились от стоянки к стоянке агрессивнее и опаснее. Удушить своими руками заупрямившуюся юную девушку, в конце концов, стало для него единственным средством для овладения камнем.
Случай – отец развязки, – ширентуй растянул фразу, произнося каждое слово с выражающей его неодобрение расстановкой. – Удобный момент наступил, когда экспедицию накрыла песчаная буря. Издалека Войцех принял бурю за пожар, огненные жала которого скрывались за увалами гор, с которых накатился горячий серебристый дым. Он не сразу понял, отчего закричал и засуетился отец Дари, обогнавший далеко растянувшуюся цепочку людей и лошадей. Остальное произошло мгновенно.
Опытной кочевнице Дари удалось уложить лошадей в лощине и жестами заставить Войцеха спрятаться за одной из них. Потом накатила воющая подобно тысячам Дэвов мгла. Мара-искуситель старался в полную силу.
Войцеха выпростали из «пепла». Он стонал и кашлял до слез. Дари в себя не пришла. О том, что у нее оказалась свернутой шея, и кто-то надругался над ней, уже мертвой, Лобсан Нурбоев узнал от шамана. Подозрения без доказательств навсегда остаются подозрениями.
Войцех вернулся домой, но талисмана, добытого черным делом, не обнаружил. Посетовав на жадность вагонных воришек, он вскоре отыскал девицу с приличным приданным, а через год назвал дочурку именем Дари. Отговорить, чтобы окрестить девчушку Дарьей, после первых же попыток никто из семьи более не отваживался, настолько диким становился взгляд молодого отца, настолько непредсказуемыми резкие конвульсивные движения исхудавшего от снедавших изнутри переживаний тела.
Дари принесла потомство и умерла в возрасте восемнадцати лет. Мальчик Адам стал вашим отцом, сторонник Братьев тени. – Ширентуй сделал паузу, давая Турсуну Адамовичу возможность согласиться или опровергнуть его заявление, но тот молчал, погруженный в собственные размышления или без таковых, предоставляя рассказчику возможность выговориться. – Ваша дочь Дари недавно умерла возле школы. Чела видел, ошибочно приняв ее смерть на свой счет. Над ним довлела пустяковая небрежность, допущенная им во время туристического похода. Вы, Турсун Адамович, и чела, оба изобретали возможность, чтобы поддержать Дари в ее преждевременном смертном опыте, используя знания дакини. Эти «знания» писались нами для Братьев тени, чтобы защитить, хотя бы его, – палец настоятеля уперся в Никиту. – Спасти Вашу дочь мы опоздали.
Турсун Адамович подскочил, распрямившейся вдруг пружиной. Никита не пошевелился. Ширентуй приподнял руку в знак, призывающий к вниманию.
– Я не оправдываюсь перед надуманными подозрениями. Чела стремился исполнить порыв души, безо всякой для вас обоих надобности или пользы. Сегодня он вспомнил себя и остановился. Ту, что ушла три недели назад, нельзя узреть в прежнем облике, исключая обычное сновидение, или опасные игры медиумов, не ведающих, что творят. И... – он выдержал паузу, – прекратите охоту за сокровищами моей страны, Турсун! Мара не спит, талисман Дари Нурбоевой, вправленный в основание статуи, я показал у алтаря дугана юноше, захотевшему избрать лишения на пути хуварака. Остается добавить, вам не обнаружить трупа.
Обсуждения Чела