Разделить

Он глаза открыл, не веря,
И подумал: «Это сон».
Вспоминал: он запер двери?
Был вчера «хороший он».

Вновь открыл, и вопль истошный
Вдруг сорвался из груди.
В это верить невозможно,
Это в жизни не найти.
Там у ног его сидело
Существо, не описать!
Очень тоненькое тело,
Руки, ноги, пальцев пять.

А лицом, почти что рыба,
С кожей гладкой голова…
Даже брови встали дыбом, -
Воздух выдохнул едва.

Тело всё в чешуйках, в блеске,
Вроде, как комбинезон.
Аргумент искал он веский...

Беловодье – сон…
Беловодье – дым…
Но, однако ж, душа моя бродит там…

По дурман-траве.
По ручьям седым.
Что-то ищет нутром… Может, родину?


Я - не великан. Я - не лилипут.
Я всем равен… моим сердцем-именем…

А стрекозы здесь
никогда не лгут.
И ромашки не целятся в спину нам.


Раздели со мной скромный мой обед…
Мы – в своем краю. Не подкидыши.

Сивец луговой… странный амулет…

Как же встретят нас
в граде-Китеже?!…


Я несу хоругвь. Я не жду хлеб-соль.
Ледяной...

В Елоховке был службы ход нарушен:
Мужчина там разделся до трусов!
Хор слышен возмущённых голосов.
Обычно в храме обнажают души.
Душа «нудиста» не обнажена.
И так уж ясно, что она больна.
9 апреля 2012 г.

Колёса… колёса… колёса…
Обломки мечей и забрал…

Вот жизни кусок откололся…
А я даже – не подобрал…


И это хрустит не печенье.
Разлука хрустит на зубах.
И век – не имеет значенья.

Мы рубимся в полный размах!…


Послали всех ангелов на хер.
Родню разделили… друзей…
Такой вот у нас амфибрахий.
Такой
пятистопный
хорей.


Колеса…
колеса…
колеса…
Визжит - то резина, то сталь…

А дева Мария на сносях…
Но всем сейчас не до Христа!


Скажи мне – что я тебе мерзок...

Когда поэта расстреляли -
подсела сволота к окну:

чтоб в свежевымытом подвале
от дел привычных отдохнуть.


Ломился столик под ветчинкой
на месте красного пятна…

И сволочь жить меня учила,
пока вино свое пила.


Не суйся в наш кабак – с балетом!
Не лезь, приятель, на рожон…

И никогда не будь поэтом.
Уж лучше сделайся бомжом.


Тебя раздели и разули?
Вот – теплотрасса. Вот – стакан.

За то: имеешь лоб без пули…
И задним местом:
сыт и пьян!…


А не захочешь...

Дома чуть перекусил
Вышел во двор, набраться сил…
Поднял к небу я глаза
В небе полная луна
Небо чистое кругом,
А на улице тепло
Значит, будет всё путём,
И по-новому в России заживём...
Кругом звезды загорались,
А кое-кто... с воровскою жизнью прощались...
Слышу, волки вдруг завыли,
А другие им подвыли...
По станице вой пошёл,
Как в глухой я лес зашел…
Долго слушать я не стал
Этот вой - до костей меня достал…
Повернулся, в хату быстро зашагал...
Там я быстренько разделся,
К...

Ничего не скрою, что ведаю.
До рождения света белого
Тьмой кромешною был окутан мир.
Был во тьме лишь Род - прародитель наш.
1.11
Род - родник вселенной, да отец богов.
Был вначале Род заключен в яйце,
Был он семенем непророщенным,
Был он почкою нераскрывшейся.
1.12
Но конец пришел заточению,
Род родил Любовь - Ладу -матушку.
Род разбил темницу силою Любви,
И тогда Любовью мир наполнился.
……………………….
Песни птицы Гамаюн
Клубок первый.


Пролог

Рожденная Огнем из семени...

А грань быть может и тонка – мне б десять лет убрать с виска,
Чтобы сказать тебе «Люблю...»
Возьму я за руку тебя, мы посидим на Сэн-Жерман,
Я сливки в кофе подолью

Но что комедию играть, девчушка, сможешь ты понять –
Нас разделяет седина.
И если б я играл с тобой в «он сбросил годы с молодой»,
С трудом ты б верила сама...

Ты лишь представь, уже молву
Я слышу будто наяву:
- Она – Краса! Чем он привлек ее к себе?
Она - как май, он - в декабре...

А грань быть может и тонка, вот...

Мой собеседник, мой герой,
Опять в инете ты со мной.
Друг другу мы в полночной тьме
Доверим тайны при луне.

Нас разделяют сотни вёрст,
Дорожных километров холст,
Безумные пространства лет,
Но снова пишешь мне: «Привет!»

Плеснёшь весёлой шутки в чай,
Погладишь словом невзначай,
И дружеский даёшь совет,
Решив проблемы женских бед.

Глубокое слиянье душ…
Ты мне не родственник, не муж,
Но социальный свет сетей
Порой затмит живых людей.

Меня там нет.
Давно. Уже как пятый год.
На склоне лет,
закрыв свой лживый рот,
стационарный телефон
молчит.
Лишь сдавленный сигнал
гудков, как плачь,
дым сигаретный гнал
сквозь лабиринты прочь,
в окно,
что разделило ночь
на "до и после".