Молчание

Когда погас последний луч зари вечерней,
Покровом звездным тайн полна, укрыла землю ночь.
В пещере храмовой от мира отрешенный
Сидел послушник, в грезы погружен,
Себя участником видений ощущая.
Там он был раб, и для него
Был ярок день. Пекло нещадно солнце,
Округу терпким зноем наполняя.
На солнцепеке раб трудился,
Свою молитву к Небу обращая:

«Прости, Превышний, ни о чем я не прошу
И участи иной желать не смею.
Кто может знать, каких путей похмелье,
Положишь Ты испить на...

Давай немного помолчим!
Нам знать друг друга ни к чему.
Для разговора нет причин...
И мне бывает самому
Так много хочется сказать,
Излить всю душу, а тетрадь
Живой беседы не заменит.

Я вижу боль в твоих глазах.
Я слышу в голосе тоску.
И одиночество и страх
Сложились в горькую строку.
Ты хочешь лишь поговорить –
Страданий ношу облегчить…
Но извини! Я не могу…

Прошу, пожалуйста молчи!
Я понимаю всё без слов
И слышу, как душа кричит,
Но не способен, не готов
Жалеть и...

Хватал, джина за бороду, кричал, спрашивал,
«куда идти дальше?» не знал, как и все мы,
напрасно сучил ножками, «молчание, истина
(ложь в знании), и в твоём заклинании», улы-
бнулся джин, вырвал из бороды волос, и про-
пал у адепта голос, познал истину, бежал с
кручи, раскинув руки, ветер могучий, подхва-
тил «птичку», летала и глупых вопросов не
задавала.

Здесь было вечное похмелье, как синоним вечной поэзии.
Перламутровый рубец её губ на моей щеке напоминал
об умирающем солнце в медно-бронзовой чаше вечернего моря.
Медовые судороги полумесяца падали сахарной пудрой к ногам.
Лёгкая скатерть ночи расстилала ветреную вязь,
замешанную на аромате сладкого объятья.
Бледная тропинка извивалась ленточкой
ненавязчивого дождливого щебетания родников.
Мимолётные звуки разбегались соцветием волн.
В глубине, сияющих сумраком глаз,
отражался...

Для редактора,
озабоченного передовицей,
он никто, какой-то Джон Мильтон,
затерявшийся на литературной обочине.

Актриса глицериновую слезу
из-за него не проливала ни разу.

О нем хранит молчание
радио и телевещание.

Нет ни досье, ни файлов секретных.
Нет псевдонимов народу известных.

Никому не интересно
узнать его настоящее имя.

Жив ли он, мертв ли он,
не проверяет никто.

Возможно в чулане
детективы найдут его труп
с разбитым лицом,
с открытыми глазами...

В сновиденьях горной реки
Угрюмое молчание лососей,
Упрямо рассекающих теченье.

Глоток воздуха
Захватил лёгкие в плен.
Раздалось молчание

Мерцает свет
В ночном окне
Звезда
А я на улице один
И на окно твое гляжу,
Лишь там
В том окне, наверно ты
Не спишь
И смотришь, смотришь
В темноту
Молчишь
Молчим в полночной темноте
Вдвоем
И вроде, вместе мы летим
Плывем

Светает, светает
И ноченька тает
В пространстве ночном
И воздух стал чище
И что-то витает
О, Боже!
Что-то творится
Со мной

Не слышно моря.
Безмолвный лик молчанки.
Умиротворение.

Я устал от нежных снов,
От восторгов этих цельных
Гармонических пиров
И напевов колыбельных.
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя –
Усыпление ума.
Пусть же вспыхнет море зноя,
Пусть же в сердце дрогнет тьма.
Я хочу иных бряцаний
Для моих иных пиров.
Я хочу кинжальных слов,
И предсмертных восклицаний!

1899




Майкл Космика


КИНЖАЛЬНЫЕ СЛОВА


Дрожит строка…
и я молюсь… согбенный…
но чуткий: на...