Жадность

Надувая экономические перспективы валютными пузырями. Она принялась с воодушевлением воплощать эту идею, формируя автономную независимость технократии технологического бума, осуществляющего идею освобождения от родового начала жизни. Невозможно жить жизнью и быть свободным от жизни, но имея вечное основание движущей силы, разумный прагматизм решил преодолеть невозможное, и построить закрытую систему свободную от энтропии падения функции силы – вечный двигатель, поддерживаемый энергией вечного источника. Пропаганда, агрессивная реклама и параноидальная шизофрения возможной угрозы, стали привычными инструментами, выбивающими из самосознания жизни кредит доверия в прагматической обоснованности стратегии временной перспективы. Спекулятивный разум кинулся внушать: чтобы стать цивилизованными и пользоваться благами цивилизации в пространственной организации социума непременно нужно быть жадным. Жадность заставляет людей строить, производить и осуществлять ценности цивилизованного благополучия. Хранители ценностей цивилизованного благополучия должны быть жадными. Не освоивший порок жадности не способен освоить силу добродетели, а значит, не знает и юридического основания законности права сильнейшего в организации пространства жизнеустройства. Юристы – земные боги обосновавшие порочность как социальную основу бытия, регулирующую границы осуществления жадности. Они решали проблему присутствия порочности в ключе: «как с ней жить» и способом решения было возведения порока в культ самоценности социума. Нельзя человека заставить быть лучше, ибо порочность ближе к восприятию падения и нигилизма, а добродетель энергозатратна и не окупаема. Поэтому не надо быть, достаточно казаться. И для осуществления этого театра нужно шоу. Каждый хочет жить лучше и достаточно подыграть в иллюзии улучшения жизни – как «стиля», психологического неведения, чтобы разжечь в сознании страсть обладания и незаслуженного присвоении себе чужого творческого начала. Если сознание потребителя занято воровством оно слепо по отношению к структуре использования его основных жизненных мотиваций. Достаточно иметь социальное лицо, чтобы воплощать в жизнь свои пороки. Так возникает легализация падения самосознания жизни. В мире, где господствуют формальные ценности, и каждый занят собственной ложью, иллюзия благонравности скрывает истинные мотивы использования в собственных стратегиях обогащения, тактического приближения к поставленным целям утверждения господства однополярной власти организации личными интересами пространства событийности. Весь мир превращается в средство, а не самоцель как концентрации идеи бытия в самосознания жизни в организации обыденной повседневности быта и его пространства бытия способности быть. Все мы средство, для чего тогда ценить в человеке идею жизни? Весь мир ничто и потому есть только лишь средство достижения целей. «Из праха пришли и в прах возвратимся» - не обозначив собой онтологического предназначения вечности.

Идея просвещения как принцип цивилизованной обособленности разума была абсолютным решением бесконечного присутствия вечности в настоящем. Способствовала развитию гуманизма и самоценности индивидуального в отношении к животному дикому началу. Именно в контексте гуманитарий восприятия человеческой природы сформировалось общее мнение, что цивилизация – это хорошо, а природа – это плохо, отстало и не современно. Гоббс – основатель юридической организации пространства общественной занятости принял природное начало за хаос отсутствующего порядка, даже не удосужился предать ему вид эволюционной борьбы за существование преследующей цель родового содержания жизни. Он видит в естественном отборе лишь «борьбу всех против всех». Ни самоорганизация жизненной перспективы и состоятельности, ни родовые основы принадлежности сознания, ни рассудочность здравомыслия, по его мнению, не могут выступать принципом пространства благоустройства и проявления жизненной силы в границах состоятельности. Он ищет цивилизованный регулятор коварного проявления жадности и находит его в общественном договоре. И вот, только общественный договор может установить приделы и регулировать размеры растущей жадности индивидуального в границах ограничения алчности внешнего права «другого». Это естественный придел, когда чужая порочность ненасытного права, желая присвоить себе, твои свободы, не позволяет глубине порока воплотить внутреннюю масштабность обладания в жизнь. Детерминизм ограничивает абсолютизацию волюнтаризма. Диалектический принцип, как и антиномии чистого разума (Кант) онтологически лишает пространство возможности противостояния функционалу жизненной перспективы. Силы достижения абсолюта дифференциальной обусловленностью расходуются в детерминизме ортодоксальной непримиримости противоположностей. Противоречивость это условие состояния, а не функции осуществления действия. Расход энергии времени, ничтожищий всякое усилие действительности. Мир есть равновесие сохранения стабильности и примирение проникновения силы возможности со степенью ее ничтожности в границах явления, что собственно и обуславливает качество бытия. Сообразно с этим каждый качественный уровень организации формирует пространство своей изоляции от функции жизни и степень вовлеченности самосознания в онтологию бытия. Состоятельная приземистость заземленности и концентрация усилия действия функционала в содержательных основах действительности. Этим собственно и объясняется мировоззрение парадигмальных основ имманентного и трансцендентного понимания жизнеустройства. И когда мы говорим о единстве родового начала или же разделении конкурентной договоренности, мы подыгрываем лишь этим свободам возможности онтологии бытия и готовы разделить участь мотивационных пространственных обусловленностей отторжения или же единения самосознания жизни с функцией силы своего времени. Континуум нельзя разделить на фрагменты или же подменить его пространственное все присутствие региональным значением быть. У Гоббса онтологический придел становления, когда любая мера состоятельности не отражает функции полноты, вкладывается в меру порочности, когда порок не достигает своего абсолютного значения и содержится в своем относительном статусе принадлежности к социуму. Сама система лишает его возможности абсолюта! Социум основывается не на позитиве концентрации действия, а на мере допустимой девальвации качества жизни. Внутренняя свобода это власть ограничивающая свободу внешнюю. Овладение и захват девственной природы бытия. Спекулятивная доктрина разрешает распространять влияние могущества власти за счет ограничения свободы возможности другого. В идею конкуренции вмешивается централизующее начало власти. Идея власти регулируется юрисдикцией «подданства» имеющих общие цели и ценности жизненного усилия в границах региональной регуляции как необходимой организации пространства бытия. Но как только региональные масштабы обретают перспективу глобализации, весь мир становится заложником культивированной идеи избранности. Достаточно почитать Макиавелли «Государь» чтобы понять метафизический паразитизм идеализации самосознания, осуществляющего идею борьбы со всей внешней жизнью, придавая ей, ярлык-образ стихии и тоталитарной неуправляемости культивированного начала. Почему разумная действительность цивилизации должна воевать с жизнью и ее проявлением, как в себе, так и в «другом», - никто объяснить не может, да и не хочет. Цивилизация это неприятие истоков жизни? Но тогда у такой цивилизации нет будущего, ибо идея отречения от жизни есть яд, как для внешней, так и для внутренней организации пространств бытия. Она подрывает платформу органической основы жизнеустройства. Мы пытаемся построить свое будущее на пространственной платформе падения силы жизни, а не культивации и концентрации функционала, готового осуществить энергией своего действия действительность будущего. Перспектива такой организации пространства – «Закат Европы», «Армагеддон». Нигилизм отречения от жизни не имеет плодов жизни, он реализует собой иную ценностную платформу, - мотивацию ничто. Это не юридическая, не социальная, а метафизическая проблема воплощения силы жизни в пространственную организацию действительности.

Сущность отвечает за право существования в мире становления. Благодать родового начала обозначает функционал силы как принцип присутствия идеи вечности в организации пространства бытия. Все в этом мире стремится к абсолюту, и смысл усилия жизни есть воплощение абсолюта. Поэтому стать Богом – основная идея человека, но «не следует обольщаться: богом он может стать не по сущности, а по благодати». Т.е. как функционал действия, а не как гегемония власти, обладающая идеей жизни и прожигающей функционал усилия мира в печи своей цивилизованной разумной действительности. Есть основополагающие онтологические принципы бытия, предшествующие любому опыту, которые нельзя обмануть, можно лишь весь мир ввергнуть в утопию жертвенности своих амбиций. Онтология становления заключается в отвоевании собственного пространства бытия в едином континууме временной событийности. Перспектива, расширяющая это пространство власти, есть желание частной организации жизнеустройства стать абсолютом. Но абсолют никогда не достижим средствами состоятельности, ибо это исключает само понятие жизни, как усилия над своей ограниченностью. Все что достигло своего абсолюта в состоянии, то преткнулось в росте! Все не способное продолжать жить (относиться к идее органического начала), – умирает. Таким образом, пространство организации бытия не подчиняющееся идее жизни преследует мотивации неорганической действительности (состояния покоя и упрощения структурной обособленности), как собственно и всего Космоса отражая энергетическое падение содержания в тотальной энтропии реалий мира. В контексте абсолютного падения, т.е. хаоса самосознание обнаруживает юридические и социальные гарантии жизнеустройства. Социальные гарантии это мера примирения враждующих сторон. Мера этих границ обозначает условия договоренности своих обязательств, где «мир в себе» становится частью оснований необходимости становления «мира для себя». Считается, что таким образом укрощается волюнтаризм. Но попытка спекулятивного разума упразднить волю и веру в жизнь ввергает сознание в объятья энтропии и предопределенной ничтожности всякого усилия в телодвижениях умирающего основания организации пространства бытия. Не имея собственной причастности функционала действия в осуществлении действительности, самосознание не имеет и надежды на жизнь. Энтропия лишает его содержания присутствия идеи жизни и выталкивает на поверхность страсти животного обладания. Аргументом служит ограниченное понимание происходящего, сведенное до формулировки «это работает» - не отвечающей не за какие последствия разворачивания пространства событийности и регуляции балансов мерной состоятельности становления утверждающейся способности быть. Вор, ворующий идею жизни, ворует не только у другого, но и у себя и собственно именно поэтому исключает возможность волюнтаризма, как проявления негодования ярости благородства, представляющей для него идею возмездия за содеянное. Он прикрывается человечностью и цивилизованностью, которые позволяют ему безнаказанно воровать у всего мира.

Либералистическая идея самодостаточности индивидуума формирует сознание предпринимательской удачливости как синонима спекулятивной идеи обладания счастьем. Свобода либерализма говорит, так устроен Космос и стоит пожелать в контексте осуществления идеи концентрации и регуляции осуществления воли, и желание станет непременным основанием сопровождения организации личного быта. Заслуженное обладание счастьем сейчас не в моде, нет необходимости прикладывать усилия в осуществлении и построении действительности, достаточно сильно захотеть и у тебя появится незаслуженная возможность присвоить себе достояние Космоса. Будь удачливым паразитом и для тебя откроются врата вечности! Раковая клетка тоже может жить вечно, но цена этой вечности – смерть целого организма. Психологическая концентрация есть способ управления силой воли, привлекающей к себе мотивации жененной перспективы и инвестиции функционала действия в осуществлении действительности. Следует отметить, что подобная психология работает только в контексте жизни, а не в контексте ее использования как средства, а не самоцели, т.е. ее эксплуатации. Это разные аксиологические пространства бытия организации самоценности жизни. Жизнь как средство, или жизнь как самоцель. Потом, что в действительности скрывает неопределенная формулировка: «быть удачным» в контексте спекулятивного, незаслуженного обладания благами жизни. Не быть, но казаться в театре формальной действительности. Казалось бы, ее контекст сродни идее благодати – незаслуженного спасения души человеческой в христианском понимании осуществления вечности. Но благодать есть участие самосознания в родовом основании содержания сущности силовым аспектом функционала, спекулятивное, же отношение, подобно магии, желает своих выгод в эксплуатации этого источника жизненной силы. У него другая аксиологическая платформа самоценности бытия, которая выпадает из контекста жизненной перспективы, сохраняя свою актуальность в границах времени и ориентирует самосознание на предмет пользы. Идею личного предназначения затмевают блага земные. Т.е. метафизика сопровождает эту спекуляцию только на начальных фазах равновероятного усилия осуществления возможности. В момент, когда пассив становится активом организации пространства собственного быта. И т.к. все стремится к абсолюту и каждому доступны разные качественные инструменты его достижения, то первый шаг возрождения в функции силы поощряется онтологией бытия плодами продуктивности вовлечения этой воли в функцию жизни. Но далее, контекст функции как необходимости подменяется контекстом власти в организации пространства спекулятивных интересов и тогда уже работают идеи счастья и успеха.

В чем заключается этот успех? Например, Березовский считает, что обязательно надо быть очень успешным, чтобы эту связь с Космосом инвестировать в дивиденды счастья. Он прямо говорит: так работают законы Вселенной. Так вот, идея равноправных свобод возможностей активов и пассивов говорит о том, что невозможно развить собственный успех инвестиционных перспектив, если не привлечь свободы возможности «другого» в собственную схему концентрации мощностей использования и заставить эти органические потенциалы, выраженные в экономических возможностях зарабатывать деньги – эквивалент материальных ценностей благополучной жизни. Т.е. идея успеха это всегда принцип эксплуатации пассивов (не имеющих в себе воли к власти, которая превозносится в статус эквивалента содержания жизненной силы) обсасывающих его свободы возможностей и легализация этих отношений как условие социального гаранта («это работает»). Это финансовая пирамида распределения благ, учитывающая чужие свободы возможностей и живущая за счет привлечения к ней органического интереса, агрессивно крича о своем благополучии и привлекательности. Итак, понятие успеха заключается в способности внедрять спекулятивные мотивы в структуру органической перспективы развития (идеи построения будущего, что не под силу прагматическому анализу и имеет статус вероятного характера и потому снимает всякую ответственность перед жизнью). И таким образом, осуществляет собственные интересы, инвестируя успех в быт благоустройство собственного счастья! Вот экономическая идея осуществления чуда, эксплуатирующая Космические мощности. И поскольку общественное сознание подобные схемы перераспределения благ обличает, необходимо быть очень успешным в осуществлении своей мечты! В понятие «очень успешным», вложен смысловой диапазон «очень хитрым», легализующим перспективы прямой выгоды от воровства. Потом во всеуслышание можно кричать об экономических успехах, закладывающих инвестиции для будущего рывка и на голову свалившихся благах, как чудо концентрации силы воли подтвержденное идеей Космоса. Дисфункция спекулятивного сознания обличается иллюзией благополучия общности, как полноценной, а не частной организации самосознания жизни. Так если все захотят быть счастливыми и станут использовать идею успеха как религию экономического обогащения организации бытия, кто сможет производить естественные ценности, чтобы удовлетворить эту заявку Космоса? Сразу же появляются избранные, как самоцель и недостойные, как средство достижения этой цели. А т.к. использованным не хочет быть никто, то нужна приличная сказочка (не имеющая отношения к метафизике жизни, ибо разворачивается в контексте ничто) способная придать достаточно популярности этой теме и привлечь планктон - биомассу с единственной целью - использования. В пространстве организации, где легализовано право вора, всегда проще воровать, и выдавать это за общественное благо с целью экономического чуда благополучия. Идея воровства потенции жизни это, прежде всего воровство у себя самого. В контексте кантовского категорического императива: «быть достойным счастья по праву необходимости представлять собой идею жизни и потому призирать воровское обладание этим достоинством онтологии жизни». Этот контекст перерос кантовские приделы понимания действительности и поэтому еще более глубокий, ибо исходит из «Золотого правила» идеи содержания самоценности жизни на котором основала свой базовый фундамент мораль. Мы можем с полной ответственностью заявить, что идея счастья за счет другого – это паразитизм, развивающийся на почве общественного сознания. Счастье не может быть спекулятивным, оно должно содержать в себе контекст жизни и пространственное содержание бытия.

Юридический фундамент нераспространения порочности на социум (как инструмент регуляции проявления жадности власти) явился основой построения цивилизации. Но он не спасает субъект от порочности, скорее идея порочности становится скрытой психологической патологией лобби, которая вводится в социум как норма поведения в формировании конъюнктуры собственной привлекательности в контексте мирового использования родового начала усилия жизни. Юрисдикция права стала высшей формой законности оснований. Но этот предел не стал регулирующим фактором процесса деградации субъективной реальности индивидуума. Легализация порока стала условием падения качества жизни и глубины ее понимания. Что открыло нещадную эксплуатацию капиталом силовых основ жизнеустройства. Мир утратил в самосознании свою качественную полноту, стал принципиально фрагментарным, количественным в своем абсолютном стремлении в бесконечность падения силы жизни. Понятие индивидуума приобрело энергетические основы вечного источника (батарейки) обеспечивающего экономический рост развития экономического здравия рыночных мощностей капитала. Идея экономики и ценности экономического пространства стала выше идеи жизни. Понятие «Кризис» - ставит сознание в абсолютную зависимость обеспечения здравия экономики идеей предназначения жизни в контексте хайдеггеровской служебности условиям быта. Бытие стало неотвратимой повседневностью повторяющегося настоящего. В нем нет метафизики жизни, в нем живут лишь ценности состояния.

Индивидуальный либерализм развился как идеология поддержания экономических стратегий и мощностей, а видимость беспокойства за благосостояние свобод индивида стало стратегическим ходом интересов лоббирования в осуществлении собственных перспектив развития. Чтобы привлечь органический источник движущего начала к замыслу экономических стратегий необходимо сделать предложение, от которых самосознание не сможет отказаться. Привлечь естественные органические мотивы в структуру использования можно только соблазном. Соответственно вскрыть глубины души для структуры использования можно только пороком. А порок всегда можно осудить как заслуженное наказание. Поэтому собственно порочность и превозносится как смысл пространственной организации использования. Преодоление порока соблазном это процесс углубления патологии девальвации силы, как соприсутствующего функционального начала в самосознании жизни. Увы, спекулятивный разум не нуждается в советниках и готов построить свое будущее в пустыне исторического начала. Но такого места оторванного от наследования идеи жизни просто нет. Это утопия! Выбрасывая себя из контекста истории, жизни, метафизики бытия, самосознание подвергается соблазну суицида и осуществляет чуждую ему и его предназначению идею ничтожности. Сила жизни покидает органичность и человек приближается к черте своей временности. Он служит времени и умирает со временем, так и не познав глубин своей души, - нерушимого онтологического фундамента вечности в организации жизни. И мы видим, как шизофрения обретает легализующее значения служебности: «шопоголик». Человек «абсолютно полезный» для развития материальных ценностей за счет утраты жизненного присутствия в самосознании бытия и полностью зависимый от идеи обладания скармливаемых ему ценностей. Любой доктор знает, нельзя идти у пациента на поводу это лишь провоцирует патологию развития его сумасшествия. Структура использования напротив, это лишь приветствует, потому как для нее идея самосознания жизни не самоцель, а лишь средство получения прибыли. Уход в контекст собственной временности, релятивизм ее сиюмоментности соприсутствия «Параллельной Вселенной», сопровождающей события мира функционалом силы, и социально легализованной нормы непосредственного ее использования,- все это психотропный метод воздействия на подсознание, ослабляющий естественные жизненные институты организации органичности начала, как природной потребности есть, пить, репродуктивно и культурно повторять свою самобытность. «Параллельная Вселенная» это идея «другого» в контексте использования потому как идея жизни уже не имеет значения самоценности и конечной цели развития и выступает как средство в структуре использования. Она истирает весь аксиологический смысл цели и ценности бытия в контексте необходимости использования силовых органических ресурсов. Сам же релятивизм есть принцип измены условленной относительности бытия и центру пространственной его организации – абсолюту. Идея временности исключает идею предназначения жизни. То понятие разумной обязательности в осуществлении перспектив разумной действительности как нормы развитого цивилизованного общества есть безумие. И нужно быть удачным безумцем, чтобы стать «своим» и возглавить тотальную идею глобальных интересов падения качества, содержания идеи жизни в структуре жизнеустройства.

Страны, достигшие высокого социального благополучия, как и страны нещадной эксплуатации, утрачивают смысл жизненной необходимости и согласно мировой статистике имеют самый высокий процент проявления суицида. Европе не грозит пассионарный взрыв возрождения родовой самобытности, эта функция передана юрисдикции права цивилизованного полиса. Но ее неустанно заселяют потоки миграции, угрожая ассимилировать культурные корни самоидентификации родовой принадлежности самосознания жизни. Российскую Федерацию, в то время как весь мир страдает от перенаселенности планеты, хронически преследует демографическая проблема оголения территорий. Еще Шопенгауэр высказывал мысли о мотивационных основаниях жизнеустройства и полагал, что хандра лишает самосознание всех жизненных перспектив продолжения, приближая его к суициду, в то время как нужда естественного, посильного фона осуществления самобытности заставляет прикладывать усилия неотвратимости решения проблем и тем самым воплощать в жизнь новое смысловое поле организации бытия, актуализируя перспективы воплощения свобод возможности в качестве способности быть. Служение времени истирается устоями нового содержания жизни. Война с идеей жизни это абсолютная война, требующая жертв и самоотречения. Все живое служит идее неживого, ветхого, эксплуатирующего и умирающего в пределах отведенного ему времени. И чем ближе и очевиднее идея отрешенности, тем жестче эксплуатация. Идея выживания служит абсолюту «ничто» и потому ориентирована на исключение любого представительства содержания жизни. Именно этим можно объяснить кровавый исторический след «человека разумного» в отличие от инстинктивного животного, которое убивает, чтобы жить. Идея выжить, предоставляет абсолютные возможности лишая самосознание жизни всякой ответственности за жизнь. В этом цивилизованная расстроенность психической нормы. Момент грехопадения, желания быть Богом, но качественной, младенческой несостоятельности вобрать в себя Его творческое созидательное основание содержательного спасения идеи жизни из лап ничтожности. Мера ответственности за жизнь это не проникновение идеи ничтожности в устои благоустройства, а девственное сохранение потенции силы осуществляющей миграцию качества жизни сквозь время в вечность. С падением функционала бытие утрачивается свое содержание и уже не принадлежит будущему и обречено в настоящем. Служение вечности это служение перспективы своей относительности в осуществлении абсолюта. Непонимание сохранения родовых отношений относительности бытия ведет к импотенции функционального коллапса лишая самосознание жизни идеи своего предназначения в контексте времени. Жить ценностями тела означает умирать при жизни. И только дух раскрывает ценности души человеческой, смысл и цель самого существования. Никакое социальное благополучие не заменит этого мотивационного метафизического начала онтологии бытия. Лишающееся его перспективы, взрослеющее самосознание проявляет склонность к суициду и депрессиям, хандре и безучастности в организации пространства событий, заглушающих в сознании мотивы жизненной необходимости. Когда Фрейд говорит о неврастеническом характере обыденного самосознания жизни, он развивает ситуацию цивилизованной оторванности самосознания от мотиваций жизненного начала. Патология есть утрата жизненной силы как нормы поведения. «Эдипов комплекс» по Фрейду, как психологический барьер самосознания жизни отталкивается от мифологической базы родового начала, когда человек живет в одной плоскости с богами, и только гора Олимпа, как символ содержательной величины жизненной силы отличает его от божественного происхождения. Итак, мифологический персонаж Эдип, будучи оторван от родового начала своих родителей и потеряв общение со своей матерью, как точкой отсчета появления его на свет, впоследствии, отвлеченно, созерцательно влюбляется в нее, и, желая овладеть ею, убивает отца на поединке, осуществляет свою стратегию обладания – женится на собственной матери. Узнав о том, что она его мать, осознает свое сумасшествие, сходящее, как помутнение его рассудочности, с горы Олимпа - проклятие богов. Его желание величия превознесения его сущности существа пробудила «завись богов», которые наложили на него печать падшего, утратившего отношение к силе жизни. Фрейду был важен психа-образ самосознания в переживании происходящего и возможности преодоления этих искусственных барьеров ощущения состояния проклятого. Психоанализ Фрейда не затрагивает проблемы пространственной организации бытия, он отталкивается от того, что это бытие уже есть как норматив устоявшейся власти социального благополучия. Но в контексте номинализма мы знаем, что не существует объекта организующего начала (надсознательного) без субъекта восприятия. Т.е. психология восприятия и есть условия организации пространства бытия. Норма поведения или здравия, достаточно условна и зависит от меры погружения самосознания в функцию жизни. Поэтому для нас важно пространство организации самосознания жизни в контексте циклической обусловленности времен Рене Генона «Кали-Юги» (Kali-Yuga - век раздора и зла - четвертая, последняя мировая эпоха, переживаемая теперь миром, по учению индийской мифической хронологии.). Онтологический цикл свобод возможностей в сознании жизнеустройства. В этом заключена идея периодичности, восхождения и нисхождения силовых потоков жизненной перспективы. А устои действительности характеризует возможность силовых аспектов действия. Т.е. качество родового основания бытия дает основу развития количественных ценностей жизнеустройства. Функционал воплощения силы первостепенен по отношению к материальным благам. Невозможно иметь перспектив развития, если пространство свободы не обеспечивает эту стратегию своим содержанием. Именно поэтому изучение циклического характера пространственной возможности это прогнозирование стратегии развития перспективы будущего. Оформление действительности есть пространственная перспектива возможности роста. Поэтому единство самосознания с Олимпом функционала силы имеет решающее значение в цикличности созревания качества бытия. Век просвещения – время самостоятельности взрослеющего разума в его отчужденной автономной независимости от родовых основ силы и свободы возможности усилия жизни. Отрыв от родового начала осуществляется спекулятивным разумом, который ставит свою завершенность временного периода, зрелость выше идеи жизни. И все же идея самой природы его всегда притягивает, он стремится овладеть ею. Но это натуралистический, созерцательный интерес присвоения своей самобытности этого неустанного источника движущей силы. Герой завоеватель стихийной неуправляемости природного начала появляется из лона матери и возвращается в него уже как муж, завершая цикл временности своей жизнеспособности. Идея достижения абсолюта и идея завершения силы времени – преткновение в развитии, встречаются в единой точке завершения цикла временности и созревание необходимости силового проявления вечности. Жизнь окончена, он утрачивает в себе перспективу мотивации жизни и именно в этом обнаруживает свое проклятие. Он все еще есть, но уже изменилось пространство само ценности его присутствия, обнулив все дивиденды его относительной принадлежности к жизни, к функционалу действия, осуществляющемуся в действительности. Пространство организации его бытия ничтожно и все его усилия сведены к разложению, истиранию его присутствия во времени настоящего. Он чувствует, как жизненная сила истекает и покидает его самость. Продлевать свою агонию умирания просто не имеет смысла, и он взывает к милосердию и проявлению сочувствия к его останкам жизненного присутствия и просит гуманный век не отказать в эвтаназии, безболезненного ухода из жизни, освобождающего его от подлой мести приближающейся смерти. Судьба же проклятых, – невозможность обретения покоя, мертвецы оживают и заселяют просторы живой планеты. В ветхом завете Библии, когда Бог воззрел на избранный остаток в контексте тотальной ничтожности и спас его в ковчеге от всемирного потопа, отражающего силу нового функционального начала, идея присутствия благословения стала залогом начала в воплощении силы жизни. К примеру, по теории вероятности выживания возрождения рода из 80 мужчин и 20 женщин маловероятна, этот род должен исчезнуть в 3-м 4-м поколении. Когда род из 20 мужчин и 80 женщин сохраняет свою жизнеспособность. Библейский же источник свидетельствует о единоначалии единого родового основания жизнеустройства. Упор идет не на количество, а на качество пространственной перспективы бытия. И поскольку речь идет о разных контекстах пространственной организации (имманентной и трансцендентной) то эквиваленты библейских и научных источников не согласуются. Так вот, библейское понимание благословения это пространственное содержание силы жизни, перспективы его будущего. Бог силой вечности открывает ложесна многим рода от одного благословения (как у Иакова). Поэтому в Ветхом Завете мужское жизненное начало (семя), от момента грехопадения, давало жизнь будущего нескольким народам (плодитесь и размножайтесь, заселяя лицо планеты жизнью), а для евреев характерно было многоженство. Проклятием считалось неспособность женщины родить, как невозможность передать мужского начала жизненной силы времени будущего. Сейчас, в век отречения от идеи вечности сила жизненного начала столь бесплодна в организации пространства бытия, что женская природа содержит в себе более близкое содержание жизненного присутствия и его перспективы, нежели мужское право одержимости властью. Женщина рождает будущее для жизни, а могущественная необходимость использует это будущее как средство собственной цели, обременяя его долгом служения смерти, хороня в гробах настоящего эту идею будущего. Идея множественности, лишенной качества жизни и пространственного разделения генеалогии древа бытия на зоны влияния, восторжествовала над исконными первостепенными мотивами жизненных основ организующего начала.

Спекулятивный разум, ходячий труп, продлевающий свою агонию покойника. Он вернулся в лоно своего начала, словно и не рождался, так и не выполнив своего предназначения жизни. Не оправдав условий своего бытия, смысла появления на свет. Всякая вещь, утратившая в себе соль жизни – мертва. Весь всплеск его величия и желания быть абсолютом остался во времени достоянием отрицания и отречения от жизни центробежного абсолюта «ничто», разрушив родовую целостность давшего ему жизнь бытия. Таким образом, состояние спекулятивного разума это циклическая ничтожность завершения своего времени. Желание мнимого надсознательного абсолюта (идола) раскрыть для себя сингулярность вечности, это последняя стадия покидающей самосознание жизни силы, крайняя точка лишения функциональной необходимости бытия и обрушения в пространственную ничтожность любой силы действия в осуществлении действительности. И новое лицо будущего уже не оповестит нас своим криком, потому как уже не найдется для новорожденного души. Это периодическое царство ничтожности покинет пределы живой планеты, осуществляя идиллию своего отношения к абсолюту изживания силы жизни. Его сменит наступление весны циклической периодичности вхождения силы в пределы явления, состоятельной обусловленности платформы стабилизации мира. Спекулятивное начало должно умереть в своем времени и этим открыть вакансии свободные для заполнения содержанием вечности, как принцип циклического равновесия жизни и смерти «смертью смерть поправ» (библия), обличая автономию времени, всеми правдами и неправдами упраздняющего из себя контекст вечности права жизни и его родовой принадлежности к бытию абсолюта. Нельзя начертать письмена историй и времен, не имея контекста вечности функционального усилия жизни, как чистого листа бумаги – фундамента соприсутствия и сопровождения идеи духа пространства разворачиваемых событий, проявляющегося в воле-власти и вере-предназначения, мотивационно организующего собой все эти начертания, которым мы и придаем смысловое значение – жизнь! Геополитический контекст проявления Духа жизни рождает платоновских воинов и философов. И если воины завоевывают мир чтобы расширить имперское величие родового начала и восторжествовать над ничтожностью неспособности представлять собой жизнь, то воры – выходцы из мирян торговой выгоды, это стратегия конвертировать идею духа в материальные ценности, а само проявление духа поставить вне закона потребительской энтропии социума. Сила ничтожности восторжествовала над идеалами силы жизни и в наш цивилизованный век это выступает гарантом благополучия тотального безумствования стремления к смерти.

Провозгласив жадность вечным двигателем, цивилизация пожертвовала рассудочным здравомыслием, запустив жернова девальвации функционала субъективной реальности. Камнем преткновения стала обязательная порочность в понимании и осуществлении разумной действительности. Эту действительность обозначили ноосферой и стали петь ей дифирамбы. Разум и разумная действительность должны были превратить бытие в границах быта в вечное благоустройство. И даже не заметили, что оскопление функции силы сделало этот быт фатально умирающим. Цивилизованное лицо так и осталось роняемым в бесконечность тщетности и ничтожности усилия жизни. Мы производим на свет лишь утопии и «во̒лчицы» человеческой порочности. Нам ли судить о дикой девственности родового начала?

И вот теперь цивилизация заявляет: «миру нужен единый центр организующего начала, способный возглавить представительство человечности». Идея глобализации не нова для перспектив развития пространства региональной событийности, но она еще никогда не достигала такого масштаба желаний вожделения осуществляемых инструментариями разумной спекуляции. Наполеон желал установить торговую конкурентную политику Новой Европы, Гитлер хотел расширить свои территории до Урала, обозначив территории геополитической дислокации цивилизованного начала. Тогда как спекулятивный разум геополитики атлантизма в контексте цивилизованной необходимости желает присутствовать во всем мире и везде содержать собственные интересы. Представительство человечества это способ присвоения культурной самобытности другого в собственную структуру использования. Безусловно, лучший цвет человечества должен носить клеймо цивилизованной принадлежности. Это центр научного технического и технологического прогресса, центр привлечения концентрации мозгового потенциала, центр прикладных и виртуальных возможностей воплощения идеи в жизнь. Превознося эти естественные достоинства цивилизации, спекулятивный разум весь колонизированный им придаток мира квалифицирует как культурную дикость родовых несбыточных мифологических надежд. «Вы должны сделаться жадными и порочными, чтобы стать цивилизованными» - говорит спекулятивный разум. Совесть – химера, общественный договор не дает развиваться порочности и при этом обретает собой свойства вечного двигателя. Так схему идеологии нацизма наследует идея демократических преобразований, выступающая под эгидой «мира во всем мире». Зачем разумной действительности нужны химеры родового начала? А субъективную реальность на хлеб не намажешь и в карман не положишь. Но в этом цивилизованная действительность врет не только нам, но и себе самой. Ибо для нее представление важнее, нежели содержание жизни. Результат – глобальный экономический кризис. Смешно сказать, связанный с кризисом доверия в платежеспособность долговых обязательств кредитования. Жадность отрезвляет представление ценности и само ценности жизни. У кредита доверия есть предел веры в это экономическое чудо, опирающееся на раздувание ничем не подтвержденных денежных пузырей, обслуживающих жадность, но не представляющих собой никакой ценности жизни. Ни для кого не секрет, что вся экономика структуры конвертируемой волюты в один прекрасный момент стала вести себя как пирамида, существующая за счет развития своей популярности и привлечения новых потоков денежных масс, которые обслуживает органическое усилие чужой экономики. Вопрос ее обрушения – это вопрос времени. Она нежизнеспособна и организована по принципам энтропии инфляции качества жизни, играющей на чувствах человеческой порочности. Желание незаслуженно обладать малым, выше страха потерять все…

Таким образом, цивилизованное начало – представительство лучшей части человечества провозглашает принцип демократии либералистического начала абсолютным принципом цивилизованной адекватности и вменяемости организации жизнеустройства. И когда сталкивается с культурной преемственностью традиционного начала, резко выказывает свое недовольство, обозначая неправильную демократию, недостаточность вовлеченности индивидуума в структуру обслуживания глобальных рынков. Желание в индивидууме сохранить истоки культурной организации вечности воспринимается как диверсия в контексте стратегий глобализации мира. Целесообразность цивилизованного начала возвышается над целесообразностью многовековых усилий жизни, которые посредством времени лепят из самосознания дух вечности. Мир использования требует легализовать воровство функциональных истоков жизненной силы, чтобы оживлять ею идол капитала, довлеющий над органикой мира. На добродетелях зарабатывать не получается – они самодостаточны и не отдают энергии жизненной силы во власть капитала. Поэтому правильная демократия должна рождать пороки субъективной реальности. И, чтобы быть цивилизованными, надо стать порочными. Но куда вам до представителей человечества, которые уже целый век обогащали свою порочность страстью обладания? Вы еще дети в компетенции соблазна. Вы заковывали тело в цепи, чтобы освободить дух, и где благосостояние вашего духа? В мире обладания держаться в цене только материальные ценности.

И, спрашивается, зачем нам ощущать себя частью цивилизации, если она может нам подарить только свои пороки? Или же мы собрались жить вечно, чтобы отторгнуть от себя вечные ценности жизни? Цена входа в цивилизованное общество – стать негодяем, забыть о функциональных началах силы жизни о культуре, самобытности, самоидентификации и само ценности бытия способности быть. Но так ли здорова эта цивилизация, которая исповедует свое величие? Ведь кризис экономический – это еще не все! Это кризис и политический и моральный и интеллектуальный. Нерабочая социально-экономическая схема жизнеустройства. Функционально не обустроенное пространство мотивацией жизни. Видимость благополучия и суицид безвыходности в хаосе потери собственного предназначения жизни. Это кризис всех функциональных областей бытия, начиная от организации и заканчивая воплощением идеи в конечный результат ценности. Ценности становятся виртуальными, поэтому ничем не отличаются от идей. Что обеспечивает сценарий видимости осуществления действительности. Обрыв идеи с точкой приложения действия в воплощении обуславливает кошмар умирающего тела. Это одно большое тело, лишенное духа и души органического начала! Идея власти капитала над органическим началом бытия есть тело эксплуатации функционального действия в действительности. Мы живем в матрице, нуждающейся в органической силе нашей энергии. Но если точка приложения действия виртуальна, то нет и действительности. Время будущего – время ветхого духа и истлевающего тела. Тело без души мертво, и может только разлагаться. Время на него действует только как рок предопределенной участи. Можно искусственно поддерживать в нем иллюзию жизни и демонстрировать воскресение покойника. Но для этого нужны функциональные источники силы! И они есть, это культуры, просуществовавшие до 3000 лет (китайская) и сохранившие в самосознании жизни баланс потребления и воплощения жизненной силы. Естественно, культура потребления и нигилистического отношения ко всем функционалам жизни и представителям его носителей, пришедшая в упадок за какое-то столетие научного прогресса, породившая из себя конвертируемые бумажные ценности, переоценивающие все ценности жизни в ключе региональной власти, желает освоить все мировые источники органической действительности, но как средство, а не как самоцель. Эскалация напряженности отстаивания собственного органического, культурного пространства организации провоцирует конфликт начала Третьей Мировой войны. Поэтому цивилизация в лице «представителей человечества» взывает к благоразумию и сговорчивости стран «третьего мира» с принципиальной уязвимостью придаточного предназначения их использования. Это цивилизованное безумствование разыгрывающее военный или предательский сценарий. Все эти культурные осколки колонизации мира, всего лишь биологическое топливо в печи цивилизации. Поэтому так важно привести все формы жизнеустройства к демократическим начинаниям. И лицо тоталитарных угроз сменилось на либеральную улыбку непонимания, настойчиво проталкивающую идеи лоббирования в перспективе глобальной жандармерии религий и культур мира, приведенных к общему знаменателю представительства человечества! Психологически неуравновешенный покойник, лишенный силы жизни и, не желая осуществлять сценарий собственного разложения (банкротства), желает обратить в свою религию весь мир в сценарии «Конца Света» и преподносит это как великое благодеяние, которое могут не принять только недостойные…

Но лучше быть тайно содержательным, нежели провозглашенным в ценности жизни и покидающим эту сцену кажимости повторяя эволюционный цикл моды и истирающимся из памяти и из жизни вместе со временем. Культура воздержания – это культура концентрации силы жизни могущественной в осуществлении будущего. Эта культура была фундаментальным основанием, как для язычества, так и для религии. В истории отрицание этих обязательных атрибутов поведения олицетворяется с зарождением вакханалии – самоотверженная отдача времени и страсти танца (танец мог длиться неопределенно долго до конвульсий, обмороков и истощений) и желания, провоцируя культ воздержания, что имело последствие зарождения «Священной Инквизиции». Католическая церковь прекрасно понимала, что это проблема не личного поведения, а проблема организации пространства бытия, заражающая сознание безумствованием и имеющая стихийный характер. Изматывание силы жизни ведет к безусловной и абсолютной импотенции функционала, обеспечивающего воплощение плодов будущего жизни. У протестантского ответвления «Адвентистов седьмого дня» в вероисповедании субботы покоя, как ветхозаветного принципа организации самосознания жизни проявляет себя культура концентрации силового аспекта действительности. Воплощающаяся роль действительности всегда могущественна в концентрации действия, - качественного зарождения лица будущего. Форма лишь стремится подражать содержанию (обезьянничает), но никогда не охватывает функцию действия в полном объеме. Отсюда и несовершенство любой формальной обусловленности. Идея гедонизма содержит собой идеал совершенства тела, эстетическое, чувственное, стилистическое освобождение от детерминизма служебности, - иллюзия свободы. Но это иллюзия одномоментная («как цвет расцвел и опал и нет его») и содержит собой лишь образ, а не содержание идеи вечности. Быть в соку! Жить одним днем и обеспечить будущее материальными накоплениями. И возрадуется ли душа твоя, если завтра пристанет перед приделом вечности? Смысл жизни заключается в концентрации качества жизни, а не проматывании его ресурсов. Простота и оторванность от культурного традиционализма, который воспринимают как консервацию ненужных сокровищ и противопоставляют ему креативное общество активной гражданской позиции, раскалывают пространство бытия на «тварь, дрожащую и право имеющих» (Достоевский). Увы, Наполеоны по завоеванию мира все еще не перевились. Идея глобализации им вторит: «Бонапарт_ы вы все, но мест свободных нет!». Вступает в силу диалектических принцип уравновешивания борьбы противоположностей. В структуре состояния абсолютов не может быть по определению…

Креативность (от англ. create — создавать, англ. creative — созидательный, творческий). Проблема не в том, что творческое обнаруживают в человеке, проблема в том, что ему присваивают патент обладания, обкрадывая тем самым Бога. А любые воздвигнутые разумом идолы непременно потребуют на свой алтарь жертв. Идея власти никогда не должна быть отвлечена от идеи жизни, в противном случае грош ей цена, как инструмента организующего сознание в пространстве бытия. В таком самосознании жизни присутствует дегустационный принцип расходования жизненной силы (попробовать все и умереть спокойно). Гедонизм служит своему времени и исключает из себя функционал содержательного значения бытия, как присутствия в этом времени вечности. Прожигание в дегустационном настоящем идеи будущего жизни. Идея жизнеустройства не должна работать только на свободу плоти, но и на свободу духа и души. Свобода плоти это либералистический волюнтаризм, воюющий с проявлением функционала в любых формах стихийности неподотчетных спекулятивному разуму. К примеру, Соединенные Штаты Америки в соответствии с показателями мирового долга и его отношения к ВВП страны, умудрились в настоящем прожить будущее уже не одного поколения и проводят политику возможности избавления от долга (понижения ценовой ставки инвестиционных гарантий) вопреки развитию возможности увеличения своей платежеспособности (режим экономии). Над ними довлеет культура расхода естественных потенциалов жизнеспособности (потребления), а не концентрации силы. Сухая экономическая формулировка «жизнь не по средствам» отражает идеологическую и духовную деградацию самосознания жизни, когда идея аскезы приводит в демократический ужас недолжного уважения к телу. Все служит на содержание тела и его метафизическую оторванность от свободы духа. Степень капитализации общности это степень функционального падения жизненной силы. Желание использования и безразличие его судьбы. Отсюда и не напрасный здравый пессимизм «Заката Европы». Запад, место, где солнце заходит – горизонт падения силы жизни, Восток, место возрождения силы из пепла – перспектива начала дня, возрождения в силе традиционной преемственности. Россия, место, где тело встречается с духом в воплощении души человеческой. Поэтому и индивидуальное сознание считается по душам, а не по телам обязательного присутствия. Только душа способна возродить тело к жизни – исполнению своего предназначения вечности во времени. И не стоит только потому, что Запад провозгласил себя цивилизацией, покупаться на уловки игры разыгрывания чужих интересов собственной силой будущего! Необходимо Западничеству противопоставить Евразийскую самобытность и самодостаточность нации, обладающей большим основанием организации бытия в культивации самосознания жизни, нежели юридическим представительством права эксплуатации идеи жизни. Это родовое метафизическое начало культивирования идеи жизни. Выращивания на этом поле культуры жизненного основания сближающего самосознание жизни с идеей бытия. Заброшенность бытия, поднятая еще идеями Хайдеггера, имеет прямое отношение к формированию самосознания жизни, его освобождения от оков формы и обнаружении в себе предназначения бытия времени в контексте вечности. Любое время обретает свое смысловое значение как продолжение вечности, в противном случае оно ничтожно. Диктатура капитала и диктатура пролетариата – это пройденные историей сценарии, не стоит наступать второй раз на те же "грабли", тем более в геополитическом конфессиональном разнообразии просторов Российской Империи души. «Есть у революции начало, нет у революции конца…»!

Перед Россией стоит нелегкий выбор, открыть для себя ящик Пандоры цивилизованного предназначения, кинувшись с головой в омут субъективной девальвации падения функционального статуса жизненной перспективы по образу и подобия Западной утопии или же искать и найти свое лицо цивилизации, основанное на функциональной перспективе праведности метафизического права быть, отражающей культурный, национальный и государственный менталитет служения аксиологии вечности. А не идее времени, получающей прибыль на биржевых котировках падения качества бытия. Идея индивидуального сознания как абсолюта ценности жизни – это идея поверхностного обеспечения присутствия лишенная всех метафизических и моральных категорий присутствия вечности. Стать успешным, значит обеспечить свое освобождение от онтологии жизни. И только все это содержание бытия делает из человека функционал вовлеченности самосознания жизни, осуществляющего идею вечности в своем времени. Цена цивилизации – утрата родового и культурного значения функции жизни. Но мы с вами прекрасно знаем, что только в действии осуществляется действительность. Не имея потенции действия, как пассионарного основания осуществления истории, мы не имеем и будущего жизни. Чтобы сохранить свою возможность быть, надо отстаивать собственную идентификацию бытия у хаоса энтропии упрощения содержания жизни. Необходимо сделать национальную идею абсолютным организующим фактором значения быть и противопоставить ее как традиционный преемственный и культурный полюс аксиологии ценности непримиримый с полюсом индивидуального либералистического основания юридически обретающего в себе право использования и эксплуатации родового начала жизни. Идея девальвации падения функциональных проявлений бытия, которая лоббируя и продвигая свои интересы, жизнеспособные формы пространственной организации именует отсталой дикостью и неправильной демократией, недоступной структуре использования и обслуживания глобальных рынков. Структура ценностей переворачивается с ног на голову и эту ложь нам скармливают как высшие базовые достижения спекулятивного разума. Крайний западный прототип атлантического либерализма, на котором зарождалось идея избранности Атлантов – потомков Атлантиды, чистых арийцев, заклеймившей себя в геополитике господства истории Второй Мировой войны как абсолютное зло – фашизм и сейчас занят одной проблемой: легализацией абсолютного воровства как права обладания и незаслуженного присвоения себе всей генеалогии родовой силы жизни. Меняются лишь инструменты и если в ХХ веке вынашивали стратегии завоевать дух жизни, то в ХХI веке считают цивилизованно состоявшимся возможность его купить. «Все куплю сказало злато, все возьму – сказал булат» (Пушкин). Булат и злато – единственные стратегии осуществления агрессии. Нет иной свободы возможности нарушения родового основания жизнеустройства. Все другие институты эксплуатации ценности жизни – производные этих начал. И не удивительно, что сейчас обнаруживаются индивиды готовые торговать ценностью Родины, потому как для космополитов не существует понятие родины, либералистическому праву обладания юрисдикцией власти неведомо, что существуют ценности, которыми не торгуют, ибо их присутствие отвечает за организацию пространства бытия способности быть. И если спекулятивный разум освобожден от этих догматов онтологии жизни, тем хуже для его разумной действительности. Она становится виртуальной, утратив связь с жизненной силой. Лишив бытие фундамента самоценности жизни тяжело назвать ее объективной реальностью уходящего в небытие настоящего, это скорее уже восточное представление «одеяла майя» в границах которого господствует "даджал" (лжемессия, антихрист, переписывающий ценности жизни и придающий им статуса мирской пользы в структуре использования), что требует от самосознания жизни объявлять джихад (священную войну за истинные ценности жизни).

Лучше быть дикой, но свободной Азией, нежели приклонить колено перед цивилизацией и стать вечно недостаточной Европой. Сохранить свою самобытность в дикости, стихийности соприсутствия функционала жизненной силы, нежели быть рабой цивилизации обслуживающей глобальные рынки. Россия, о которой и сейчас в ее региональном исполнении говорят, как о материковой имперской целостности с государственной суверенностью должна быть свободна! Должна быть свободна для геополитики онтологического древа жизни, а не оков цивилизации…

Мы сильны не силой утверждения становления тела в духе «в здоровом теле здоровый дух», а пространственной глубиной бытия – триединой полнотой Царства Божия в душе человеческой. Здравие зависит от полномерной вовлеченности в функцию жизни. И если для мифического начала, когда боги жили в одной плоскости с человеком функционал бы естественным фоном культурного сопровождения, то для ноосферы разумной действительности спекулятивный разум принес в жертву онтологию духа на алтарь науки. Человек хочет быть богом, поэтому вместе с силой духа утрачивает и здравие тела. Тело становится синонимом некрофильного счастья. Никогда рассудочный прагматизм не был сильной стороной в организации пространства Великодержавного бытия, для творческого начала нужна свобода духа. Это традиционное наследие имперской души и Рима и Византии и третьего Рима – Москвы, обозначившей собой сердечное основание идеи воплощения духа жизни, вокруг которой вращается ось истории. И в этом сильная сторона свободоволия, которую нам преподносят как нашу слабость. Они хотят лишить нас оснований силы бытия. «Россия выигрывает войны, которые затрагивает ее сердце» - в этом философия единения русского самосознания со стихией жизни. Нет внешнего рационализма, который смог бы обуздать эту стихийность русской души. Если Русский Дух исторически выступает победителем в любых местах пересечения прагматизма цивилизованной власти и веры в любовь к отечеству, атлантическое мировоззрение желает выставить этот дух жизни – неудачником (непрофессионалом), побеждающим по счастливой случайности. Но эти победы так сокрушительны, и устойчиво повторяются, что наводят нас на сомнение: не врет ли нам «старший брат» оформивший на себя патент цивилизованного начала?

Русское сознание живет верой в православное предназначение и исполнение идеи жизни. Его органическая основа позволяет приращать свободу, и укрощать энергию времени. Все же неорганическое ветшает, утрачивая качество жизни, сворачивая пространство событийности, выдавливает понятие бытия на поверхность быта ежеминутного сражения за собственную власть, в этом пространстве отражая жесткость устоев времени в неусвоенной программе вечности: «или я или они». У этого пространства нет будущего, потому как нет возможности представлять собой лицо будущего жизни. Поэтому цивилизация испытывается Армагеддоном, раскалывая Империи на осколки, желая пробудить в них родовые корни силовой действительности. Путь метафизики православия, обнаружить в приговоренном к смерти идею возрождения вечности, идею полноты силы духа переживающую свое время. Путь цивилизации – обращать в свою веру культурный функционал пассионарного начала и пытаться вливанием «свежей крови» реанимировать покойника, который с каждым временным циклом стремится лишиться своего беспокойства и стать трупом.

Идея эволюции как устойчивой наследственности мотивации жизни, диалектический материализм как принцип сохранения позитива в нигилистической и стихийной не управляемости действия, и наконец, гегелевский пантеизм, когда идея абсолюта осуществляется средствами становления способности как необходимое основание жизненной перспективы, - все это косвенно подтверждает концентрацию идеи функциональной причастности самосознания жизни, притворяющая в условиях становления плод гарантий, в контексте функциональной необходимости усилия времени, осуществляющего идею вечности. Конечный смысл развития всегда - абсолют функциональной полноты. И попытка развития перспективами власти (волюнтаризм) или же эксплуатации обладания (жадности) используют недопустимые средства достижения цели – абсолюта, потому выпадают из контекста функции жизни и пожинают свой плод ничтожности всякого усилия и принципиальной временности. Здесь пословица: «для достижения цели все средства хороши» - контрпродуктивна. Все органическое преследует свой покой в вечности и несет на себе отпечаток вечности: низкую энтропию. Органика содержит собой идею смыслового развития жизни и усилия времени. Поэтому мы говорим о предназначении жизни и стреле времени. Все неорганическое (неживое) стремится к состоянию покоя, исключающего функционал жизненного присутствия. Характерно, что вирус, будучи неорганическим началом, попадая в организм, ведет себя как органическое образование в смысловом развитии, но не несет в себе идею жизни и ведет себя как паразит, убивающий органическую целостность, и переходит в состояние неорганического покоя. Он организует и осуществляет собой идею ничто, а органическую самобытность прикрытия использует как принцип легализации собственной деятельности. Вся история есть смысловое воплощение идеи Духа в качестве самосознания жизни. И только в этом контексте мы можем говорить о прогрессе, цивилизованности и человечности. Все сценарии и концентрации функции силы и ее падения осуществляется в контексте функционального присутствия абсолюта в идее времени. Все это онтологические качества бытия воплощенные в точке приложения силы действия – человеке. Присутствие порока и принципиальной порочности, как дисфункции становления, ее имманентной статичности отстаивающей право собственного бытия, наигрывая идее ничто, не исключает соприсутствие метафизического контекста, а напротив, утверждает силу возрождения Духа, преодолевающего темные стороны души. Сам принцип воплощения есть идея возрастания над своей ограниченностью. Дух лепит из глины образ своего функционального подобия. Поэтому не отречение от жизни и утверждение временности, а напротив, идеология величия силы воплощения, вовлекающая сознание в контекст своей необходимости соблазном подвергало эволюционному процессу самосознание жизни, обозначая геополитическое территориальное господство функциональной самодостаточности этноса, народа и империала. Имперской органичности бытия. Мы не можем вырвать ни ландшафт, ни самосознание из пространственной самобытности культивирования, притирания и усвоения традиции абсолютного основания бытия способности быть. Традиция есть культивированное освоение вечности самосознанием жизни. Поэтому космополитическая оторванность самосознания от устоев родины своего культурного созревания есть результат торжества спекулятивного разума над онтологическими принципами сердечного основания пространственной организации жизнеустройства. Мы склонные утверждать, что космополитизм разумного и традиционная сердечность бытия живут в разных пространствах функциональной вовлеченности сознания в идею жизни и в точности отражают имманентную и трансцендентную шкалы ценностей как временного и вечного понимания значения быть. Космополитизм это адаптация либералистических взглядов к метафизическому фундаменту. Ибо нет Царства Божия без идеи воплощения функции в границах действительности. Православное представление о метафизике жизни дает четкий и однозначный ответ неустанного присутствия вечности во времени по законам благодати, а не разделения этого соприсутствия на Град Небесный и Град Земной, как собственно и разделение на предопределенных к спасению, и предопределенных к погибели. Нет юридического права, есть лишь право органической вовлеченности и желание следовать этой действительности. Разделение это всегда основание земного, и лишь единение это основание Небесной перспективы воплощающейся силы в качестве функциональной полноты. Только высокое, идеальное, способно преодолеть ограниченность субъективной реальности в онтологии мира. А что до утопии, так их поддерживают спекулятивные мотивации регионального замысла и личного обогащения в тот момент, когда самосознание рвет связи с органическим предназначением жизни. И тогда вступает в силу власть диалектической противоположности, ибо пространство уже ничтожно и обесценено, в нем нет идеи жизни. Если пространство не лоббируется мотивациями спекулятивного разума, оно нераздельно и для всех едино представляя собой общий фон онтологии бытия. И можно выступать с любой базовой платформы сознательной вовлеченности как попытки объяснения жизни, но нельзя изменить онтологическую свободу возможности в организации способности быть. Континуальная пространственная обусловленность едина. Она для всех одна и априорна для структуры явления и становления способности быть, отстаивающей собственное пространство независимого присутствия, легализуя его в контексте усилия жизни. Идею легитимности может обозначать только онтология бытия, а никакая, ни юрисдикция признания цивилизацией права присутствия силы. Бытие осуществляется в онтологической свободе возможности, а не юрисдикции неспособности жизни. И Вторая Мировая война была выиграна нашим народом не из платформы юрисдикции господствующей власти и ее легитимности, а вопреки всем надстройкам, на родовом фундаменте основания онтологии жизни, с чем собственно и вынужден был согласиться Иосиф Сталин, обратившись к нации с призывом «братья и сестры». И наполеоновское нашествие отражала народная воля сердечной полно достаточности, обогащенная жизненным величием свободолюбия духа! Мы никогда не относились трепетно к телу, но не уступим рационализму внешней агрессии и йоту вечности души. Идея цивилизованного признания это бюрократия, разрушающая душевные основы метафизики жизни. Мы опираемся на этот фундамент, потому что находимся в пространстве ничтожности и падения силы. Необходимо возродить принципы самоуважения обнаруживающего собственное присутствие в «другом» и должного отношения самосознания жизни к родовым основам бытия. Признание само ценности жизненной силы «другого» возрождает в юридическом поле права христианское самосознание жизни в контексте вечности, объединенное нагорной проповедью Иисуса Христа. И вполне естественно, что в смысловых обязательствах идеи человечности пребывает необходимость воспринимать «другого» за неотъемлемый принцип организации жизнеустройства, внутренней легитимности онтологического права жизни. Восстановление общих ценностей бытия в «другом» это лакмусовая бумага присутствия идеи жизни и образ осуществления ее действительности в начале собственного. Жизнь есть функция, а не материальные ценности в идеи обладания. Тогда и геополитический пафос мирового господства станет ненужным приоритетом отстаивания пространства собственного бытия представляющего человечество, как неизбежная крайность выбора борющегося сознания перед фатальной угрозой истирания его онтологической обязательности сопровождения времени. Страх исполнить в себе и самим собой циклическое завершения времени, застилающий ужас онтологии наступления присутствия бытия (Хайдеггер).

Непременно необходимо изменить идею содержания бытия сведенного до обыденной повседневности быта, и возродить онтологию бытия вечности, обеспечивающую сознание само ценностью жизни как освобождение духа от шкалы материальных благ состояния, заземляющих функционал духа души человеческой, переживания и возрождения в силе комфорт освобождения души, а не тела. Свобода это не только свобода тела, но и свобода духа жизни. Любое искажение этого содержания есть патология организации пространства бытия. Поступать от противного, развивает антиномии спекулятивного разума, но не дает пищи для онтологии жизни!

03.03.12
Оксин