ГЛАВА 4. ДУХОВНАЯ ГОРИЗОНТАЛЬ НИЧТО.
"Открыв антологию религиозных текстов, я сразу напал на такое изречение Будды: "Ни один предмет не стоит того, чтобы его желать". Я тотчас же закрыл книгу, ибо что ещё читать после этого?"
"Открыв антологию религиозных текстов, я сразу напал на такое изречение Будды: "Ни один предмет не стоит того, чтобы его желать". Я тотчас же закрыл книгу, ибо что ещё читать после этого?"
(Эмиль Чоран)
Наполнить собственную жизнь смыслом - постепенно это становится основным мироощущением и мировоззрением. Повседневная жизнь уходит на второй план.
Удивительно не то, что кругом происходит, а что из чего берётся и куда девается. Человек, являясь частью запрограммированного на самоуничтожение мира, неуклонно устремлён вместе с ним в Ничто. Объективное содержание всех происходящих в материальной вселенной процессов составляет аннигиляция, возвращение к исходному нулю. Как с учётом этого можно построить новую духовную линию, соединяющую человека с Ничто? Чтобы ответить на этот смыслообразующий вопрос, нужно вновь обратиться к экзистенциальным решениям, предложенным в «Трактате о небытии» русским философом Арсением Чанышевым. Итак, в конце своей апологии Небытия он приходит к таким выводам:
«1. Небытие первично и абсолютно.
2. Небытие беспредельно во всех отношениях.
3. В своей беспредельности оно есть свое собственное небытие.
4. Небытие небытия есть бытие.
5. Бытие вторично и относительно. Абсолютного бытия нет.
6. Бытие как небытие небытия неустойчиво.
7. Выражением неустойчивости бытия является время.
8. Все существующее существует во времени.
9. Следовательно, все возникает и погибает.
10. Возникновение и гибель неравномощны. Все возникает на
время и погибает навечно.
11. Атрибутом бытия является абсолютная гибельность.
12. Бытие первично, сознание вторично.
13. Основа сознания - память.
14. Благодаря памяти сознание приобретает видимость субстанциональности.
15. Осознанная гибельность есть страдание. Страдание - атрибут сознания.
16. Страдание заставляет сознание измысливать мир абсолютного бытия, то есть Бога.
17. Так возникает «сознание бытия» - религиозное в своей сущности сознание.
18. Вся предшествующая философия - варианты «сознания бытия».
19. Но Бога нет.
20. Поэтому возникает «сознание небытия»: «сознание небытия» делает бытие прозрачным и видит за ним небытие.
21. Страдание перерастает в ужас.
22. Ужас заставляет сознание отрицать не только иллюзорное «сознание бытия», но и себя, и бытие.
23. Мир погибает,
24. Если ужасу не будет противопоставлено мужество, «мужество небытия».
25. Это высший вид мужества. «Мужество бытия» - мужество быть не-смотря ни на что. «Мужество небытия» - мужество быть несмотря на ничто.
26. Знать, что все проходит, и в то же время не впадать в ужас - вот чему учит подлинная философия, «философия небытия».
Мы видим, что Чанышев совершенно справедливо заметил: осознание неиз-бежности Небытия причиняет человеку страдание. Поэтому, а также потому, что действительность, как правило, прямо противоположна человеческим представлениям о справедливости, люди переносят свои надежды на восстановление справедливости и приобщение к вечности в духовную область. На самом деле, уже Гегель высмеивал идею о том, что всемогущий Бог пристально следит за каждым действием сапожника Иоганна, занося его бессмысленное ковыряние в носу на скрижали, как говорится, Вечности. Эта свойственная людям иллюзия так же пуста, как и все остальные мифологемы, порождаемые страданиями самосознающего бытия.
С другой стороны, религиозное сознание человека содержит в себе многовековой опыт преодоления страха и страданий, который можно и нужно использовать. Так, в христианской традиции страх Божий выступает как начало премудрости. Основной принцип заключается в том, что, если чего-либо сложно избежать, следует изменить своё отношение к этому, превратив таким образом страдание из источника унижения в смыслообразующий фактор. Материалист Чанышев не в состоянии преодолеть страх Небытия и поэтому его страх закономерно перерастает в ужас. Причём это не Ужас, приоткрывающий и объясняющий Ничто, о котором писал в своих ранних работах Хайдеггер, а скорее ужас безысходности, стремящийся найти решение проблемы, не выходя за пределы принципа материального единства мира. («Я существую потому что меня приводит в ужас, что я существую, - говорит Сартр. – Это я, я сам извлекаю себя из небытия к которому стремлюсь»). Согласно философскому материализму смерть материальна и отсрочить её возможно, лишь воздействуя на материю, то есть, научным путём. «Может ли наука когда-нибудь сделать людей бессмертными? - спрашивал в начале 20 века русский философ Владимир Эрн. –«На это нужно сказать: никогда. Что же касается бесконечности в прогрессе науки, то надежда на этот бесконечный прогресс не может ничего дать потому, что наука, развиваясь и прогрессируя в известном смысле бесконечно, в то же время все с большей определенностью познает и свои границы. Развиваясь в одном направлении, наука суживалась в другом и откидывала все то, что было чуждо ее принципам. Говорить о возможности для науки уничтожить смерть — это значит игнорировать принципы науки». Впрочем, сам Чанышев, в силу особенностей своих философских взглядов, видимо не допускал возможности преодоления биологической смерти.
Но возможно ли преодолеть или смягчить сопутствующие смерти и осознанию смерти страдания? Отчасти возможно, если обратить страдания в позитив, как это принято во многих мировых религиях. А что касается христианства, то оно прямо строится на обожествлении страданий. Христианские святые отцы, в частности, прямо утверждали, что если человек долго не страдает – это очень плохой знак, поскольку это означает, что от него отвернулся Бог. Как писал один школьник в своём сочинении, обращённом к Богу: «Если я попаду в ад, Ты меня там увидишь и будешь смотреть, как надо мной издеваются?»
И действительно, страдание выполняет важнейшую смыслообразующую функцию. Вырывая человека из рутины повседневности оно избавляет его от многочисленных, скрывающих страшную истину Ничто иллюзий и раскрывает ему глаза на подлинное положение вещей. Не случайно, именно с созерцания картин человеческих страданий начинается путь будущего Будды к просветлению. Человека, который прошёл через страдания, крайне редко можно причислить к обывателям и заставить подчиняться мнениям толпы. Осознание истины Ничто помогает человеку понять и преодолеть свою собственную ничтожность.
«Страдание изменяет темперамент, концепции, позиции, оценки, меняет на-правления существования, таким образом, любое сильное и длительное страдание воздействует на интимную основу существа. Изменяя внутреннюю основу существа, страдание имплицитно меняет и отношение его к миру. Это изменение перспективы, изменение понимания и чувствования. После того как ты страдал долгое время, тебе кажется невозможным, тебе сложно представить свою жизнь без него, так как любое страдание отчуждает тебя от твоих естественных установлений и переводит тебя на экзистенциальный план твоих сущностных устремлений. Таким образом, из человека, рожденного для жизни, страдание делает святого, замещая все его иллюзии язвами и гангреной отказа. Отсутствие покоя, которое следует за страданием помещает человека в такое напряжение, в котором нельзя быть по-средственностью. Апатия, вульгарный скептицизм и поверхностный имморализм могут быть разрушены страхом, тотальным беспокойством, плодотворным террором и всеобщим страданием», - рассуждает в своей последней книге «Признания и проклятия» Эмиль Чоран.
Ещё одна важнейшая составляющая религиозного пути духовного самосовершенствования – это отказ от привязанности к материальному миру в пользу развития собственной духовности. «Земная жизнь и сопутствующие ей блага греховны. Отрекись от земной жизни, и ты обретёшь жизнь вечную», - призывает своих последователей христианство. «Преимущество умерших состоит в том, что они отмыты от греха существования», - вторит святым отцам Сартр. Православный путь духовного самосовершенствования, изложенный в книге «Лествица» («лестница») святого Иоанна Лествичника, представляет собой программу последовательного отказа от привязанности к земной жизни путём преодоления в себе соответствующих желаний и грехов. Во-многом аналогично выстроен и так называемый «Тарикат» - система духовного развития мусульман – суфиев. По словам суфийского пророка 11 века Аль-Газали, «учение суфиев стремится к тому, чтобы освободить сердце от всего, что не Бог, и сделать единственной его жизнью размышления о Божестве». Многовековая традиция суфизма выработала свой путь достижения Абсолюта - знаменитый «Путь Суфия», включающий в себя три ступени совершенствования: закон, собственно путь и окончательную истину. Этот Путь включает в себя, в частности, покаяние, осмотрительность и добровольное принятие нищеты. При этом нищета понимается как осознание того, что всё, вплоть до психических состояний и самого «Я» не является достоянием человека:
« Ходжа Насреддин зашёл в лавку, и к нему подошел торговец.
- Прежде всего, о главном. Ты видел, как я вошёл? - спросил его Ходжа.
- Конечно, - отвечал торговец.
- А раньше ты меня встречал?
- Первый раз тебя в жизни вижу.
- Так откуда ты знаешь, что это вошёл я?».
Я никто, я победил своё Я – с полным правом восклицает суфий.
Итак, Путь преодолён и суфий достиг третьей, последней ступени самосовер-шенствования. Это «Хакикат» - то есть, Истина. Здесь интуитивно познаётся сама сущность истины, а сознание человека растворяется в объекте созерца-ния.
Скрытый смысл суфийского Пути загадочно звучит во вдохновенных строках Джелаладдина Руми:
«Присоединись к братству - почувствуешь радость реальной жизни. Пройдись по разрушенной улице и взгляни на смятенных владельцев развалин. Выпей чашу волнения, ибо ты не чувствуешь стыда самосознания. Разбей земляного идола, чтобы увидеть других идолов. Зачем ради большого приданого жениться на старухе - за три куска хлеба в рабство себя отдавать зачем?»
Похожие идеи мы встречаем и в философии неоплатонизма: чтобы соединиться с Единым – мистической всеобщей первоосновой, которая может определяться как Ничто, поскольку пребывает за пределами любых определений – необходимо отказаться от многого. То есть, от многочисленных зримых и незримых нитей, привязывающих человека к миру.
Начиная с того времени, когда бытие и сознание выделились из Небытия, всё сущее стало называться бытием, но, тем не менее, полностью сохранило своё сущностное основание в качестве искажённой формы Небытия. Небытие включает в себя всё и поэтому оно само в себе содержит собственный смысл. Производное от Небытия бытие также производит свой смысл из Небытия. Иначе говоря, мы живём для того, чтобы преодолеть жизнь. Согласно одному из высказываний Сартра, «смысл нашего существования «заключается в сознании того, что оно лишнее».
Как уже было сказано, человеку свойственно собирать вещи, чтобы закрываться ими от созерцания окончательной истины. «Вещи выставляют себя напоказ, поверяя друг другу гнусность своего существования. Я понял, что середины между небытием и разомлевшей избыточностью нет», - заметил в этой связи Сартр. Поэтому не случайно, что, начиная с древности и вплоть до наших дней, многочисленные религиозные и философские учения призывают к аскетическому самоограничению. Только отбросив материальное, человек освобождает свой дух для соединения с Ничто. Чем больше уменьшается значение Эго, тем больше приоткрывается истинная суть Небытия, Ничто, как всеобщего универсального основания духовности, не имеющего ни начала, ни конца. Эти положения могут выглядеть достаточно банально, но они подкреплены многовековым духовным опытом лучших представителей человечества, которые на практике доказали их истинность. Ведь, согласно утверждению Борхеса, на самом деле в культурном пространстве человечества присутствуют всего лишь несколько ключевых сюжетов. А всё остальное представляет собой их вариации.
Есть творцы, которые изображают неземные миры Ничто. В начале 20 века швейцарский художник Ходлер писал портреты своей умиравшей жены. В его картинах видимым знаком окончательного момента истины становится горизонталь. «Все предметы, - говорил он, - тяготеют к горизонтали, стремятся раскинуться по земле, как растекается по ней всё шире и шире вода». Умирающая женщина уходит в игру красок, словно бы струящуюся счастьем – между вертикальным падением и горизонтальным покоем. Так Ходлер празднует исчезновение её плоти. Поэтому и наша новая духовная вертикаль также развивается по нисходящей линии, напоминая собой перевёрнутую букву «Т». Она отличается от всех других программ духовного самосовершенствования человечества в первую очередь тем, что в ней наиболее честно заявляется всеобщая устремлённость в Ничто:
1. Не родиться.
2. Не быть вовсе.
3. И, следовательно, как можно скорее настигнуть смерть. (AZsacra ZARATHUSTRA)
После того, как человеку удаётся настигнуть смерть, для чего совершенно не обязательно умереть физически, устремлённая вниз вертикаль его совершенствования соединяется с Духовной горизонталью Ничто.
Мы видим, что Чанышев был неправ, Бог есть, но находится за пределами жизни. Духовность также реально существует, несмотря на то, что, в среде современных адептов «научной картины мира», превративших науку в объект своего религиозного поклонения, данное понятие считается средневековым атавизмом. В действительности духовная область Ничто является единственной достоверной реальностью, а каждое «духовное существо свободно от противоречий, случайностей и иллюзий материальной жизни» (Алистер Кроули). Мир, разумеется, погибнет, но это событие станет моментом окончательного освобождения духа из-под гнёта материи и великим триумфом Небытия. Жизнь есть страдание - учит нас первая благородная истина буддизма – и, следовательно, уничтожение страдания заключается в уничтожении материи. Ведь «для того чтобы осмыслить процесс освобождения и сделать возможным водворение свободы в царстве причинности и обусловленности, необходимо признать возможность унич-тожения смерти как внешнего факта» (Владимир Эрн). Когда человек настигает смерть, он превращает её a в факт собственной духовной жизни, то есть, в факт внутренний. Знать, что всё проходит, и испытывать счастье – в этом заключается та высшая ступень духовного саморазвития, достижение которой одновременно означает соединение с Духовной горизонталью Ничто.
Ничто и есть то самое, что многие средневековые мистики называли Богом. Ничто существует посредством всего. Посредством тебя самого, всего остального. Всего, что воспринимаемо и невоспринимаемо. Несмотря на то, что всё вокруг представляется разделённым, во Вселенной есть только одна единая форма бытия – Небытие. Смысл может определяться по отношению к чему-либо. А отношение возникает, когда присутствует разделение. Но если Ничто является всем, Единым, если нет разделения, как найти смысл? Следовательно искомый смысл содержится в самом Ничто, которое равнозначно вечности. Ведь если перестать рассматривать Небытие только с одной точки зрения - относительно жизни – становится возможным понимание вечности Небытия. А для этого разум должен выйти из состояния погружённости в повседневность, превращающей жизнь в заведомо безнадёжную «борьбу за существование». «Я существую – вот моя единственная неприятность», - говорит один из героев Сартра. В действительности человек борется не за существование, а исключительно со своим собственным пониманием Небытия. Люди заботятся о своём теле и не знают того, что наша природа едина с Пустотой. Для ограниченного сознания обывателя Небытие раскрывается как угроза, в то время как угрозу и страдания несёт в себе жизнь. После прихода к истинному пониманию Небытия, всё то, что воспринимается, как потеря, на самом деле оборачивается освобождением. Никакие потери во временном, биологическом существовании не могут сравниться с тем, что приобретается в результате этого освобождения. А приобретается понимание Абсолютного Ничто, которое находится здесь. Оно присутствует в вас. Оно является вами, а вы являетесь им, даже если пока не понимаете этого. Искомое понимание будет означать окончание бессмысленной конкуренции человека с окружающими и с самим собой.
Бог Абсолютного Ничто рождается в силу своего уничтожения. Настигать смерть – в этом заключается созидание Ничто смертью. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь.
ГЛАВА 5. ИСХОД.
«Надо признаться, что пессимизм, буквально понимаемый лишь непосвящен-ными – его путают с ипохондрией, – позволяет на самом-то деле весьма бодро и утешительно глядеть на окружающий тебя мир. Поскольку все есть в конечном счете ничто и имеет лишь относительную ценность, то выходит, волноваться решительно не из-за чего». (Август Стриндберг)
...Понимание и реализация всего, о чём здесь говорится, требует наличия определённого вида силы духа, которая приходит только в подготовленное пространство. Эта духовная сила питает волю к смерти. Древние римляне говорили «respise finem», что означает «обращай внимание на исход дела». Исход – это вектор бегства и преследования, когда преследователем становится настигающий смерть Сверхноумен.
В истории философии едва ли кто-нибудь изображал трагизм человеческой жизни сильнее, чем Будда. Мрачный взгляд на мир, который в неявной форме присутствует в упанишадах, в учении Будды занимает основное положение. Будда приходит к выводу, что жизнь – это страдание, стремление к сохранению своей индивидуальности – мучительно, а постоянные изменения судьбы – ужасны. Несовершенство человеческой природы заставляет нас увидеть, что любая жизнь – это проклятие. Поэтому человек, измученный сознанием всего этого, в отчаянии восклицает: "Я хочу умереть!". От страданий можно избавиться, только перестав существовать.
Мыслящих людей всегда угнетали эти, согласно выражению Достоевского, «последние вопросы». Так, Кант в своей статье о "Неудаче всех философских попыток теодицеи" (1791), задает вопрос:
"Захочет ли какой-либо здравомыслящий человек, проживший достаточно долгое время и размышлявший о значении человеческого существования, снова заняться этой скучной жизненной игрой не то что на прежних условиях, но вообще на каких бы то ни было?"
Экзистенциальное отчаяние выдающихся мыслителей, является следствием их мышления. Знание – болезнь. Тем, кто не мыслит, значительно легче.
Немецкий философ 20 века Г.Файхингер считал, что только пессимизм спосо-бен породить объективный взгляд на мир и реальное положение вещей. Если рациональное, согласно его представлениям, принципиально ограничено, то последнее слово остаётся за иррациональным и его проявлением— волей. Мышление, в понимании Файхингера, выступает орудием воли, оно несамостоятельно. Но руководимое волей, пребывающее в виде практического разума, мышление обретает новую силу и возможности.
Предназначение человечества и человека заключается в осознании и реализа-ции Ничто. Тому, кто действует в соответствии с собственным предназначением, помогает инерция всей вселенной. Согласно философии даосизма, во всех путях – один и тот же Путь, по которому движется мир и все предметы его составляющие. Этот Путь ведёт из Ничто, через его осознание людьми, обратно в Окончательное Ничто. Не стоит забывать о том, что всеобщее ограничение потребностей имело бы для мира материального намного более тяжёлые последствия, чем самая разрушительная война. Именно поэтому даоагрессия Сверхноумена направлена на разрушение материи и созидание духовности. В этом за-ключается единственно возможное позитивное понимание жизни как борьбы, которая приближает всеобщий переход в Ничто. «Я призываю вас не к работе, но к борьбе», - так говорил ницшеанский Заратустра.
При этом мы различаем два вида смыслообразующей и смыслоразрушающей активности. Первый – это деятельность, представляющая собой процесс активного взаимодействия субъекта с миром, во время которого субъект удовлетворяет свои потребности. Это и есть так называемый труд. Обычно происходит так, что трудовая деятельность (работа), а также потребление её результатов приобретают статус суррогатного смысла человеческой жизни, направленного на утверждение бытия в материальном. Разум человека ищет всевозможные уловки для того, чтобы перестать мыслить Ничто. Но мысль человека – это тоже проявление Ничто, вот почему любые виды деятельности в результате каждой конкретной человеческой жизни и, тем более, в масштабах всего человечества, дают всё тот же исходный ноль. Остаётся непонятным, зачем вообще тратить силы на то, чтобы существовать, а ведь, помимо этого, необходимо платить за каждое усилие, выходящее за пределы чистого факта существования. Единственный выход заключается в том, чтобы отказаться не только от результатов деятельности, но и от самой деятельности, направив в продуктивное духовное русло большую часть наших возможностей.
Поэтому даоагрессия Сверхноумена, выступающая как активность второго вида, проявляется через спонтанное прямое действие, которое помогает настигнуть смерть и по смыслу противоположно деятельности. Известна фраза Наполеона, которую он произнес, когда его спросили, в чем заключается главный секрет его стратегии: «Надо, не раздумывая, ввязаться в бой, а там видно будет».
«Избыточная осознанность мешает всякому делу (в том числе жизни) Слишком длинные рассуждения о сексуальности убивают её. Эротизм - этот бич разлагающихся обществ - есть посягательство на инстинкт, организованная импотенция. Невозможно безнаказанно размышлять о подвигах, для совершения которых не нужны никакие размышления. Оргазм никогда не был событием философским», - писал в этой связи Эмиль Чоран.
Согласно учению Льва Толстого – и богатство, и власть, и сама жизнь, то есть всё, что с таким старанием обустраивают и берегут люди, - если и стоят чего-нибудь, то только того удовольствия, с которым всё это можно отвергнуть. «Завоевать себе свободу и священное «Нет» даже перед лицом долга – для этого, братья мои, нужно стать Львом», - говорил ницшеанский Заратустра. Прямое действие, выражающее Отказ - вот единственный вид поступка, который не является унизительным. Наслаждение Отказом в чём-то сродни парадоксальному восторгу отчаяния. В этой связи очень показательна история жизни и смерти японского писателя Юкио Мисимы.
За свою сравнительно недолгую жизнь (1925-1970), Мисима успел прославиться также как спортсмен-культурист, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. 25 ноября 1970 года он предпринял попытку монархического переворота и, потерпев поражение, совершил харакири. Философские взгляды Мисимы наиболее полно выражены в его комментариях к средневековому самурайскому кодексу «Хагакурэ Нюмон».
Исходный пункт рассуждений Мисимы: Путь самурая- это путь смерти. В этой связи Мисима презрительно отзывается о современных мужчинах, которые, на его взгляд, слабы и малодушны. Поэтому они недостойны ни жизни, ни смерти. Виною этому - утрата традиции и, как следствие - феминизация мужчин и их растущая алчность. «Большинство молодых людей, которые служат в наши дни, одержимы мелочными устремлениями. Они смотрят на людей подлыми взглядами карманных воров». Мисима глубоко убежден в том что в современном мире нельзя ни красиво жить, ни красиво умереть, поскольку повсюду утвердилась воинствующая пошлость. Сексуальной революции он противопоставил идеал тайной любви: «Высказанная любовь неизбежно теряет свое достоинство. Подлинная любовь достигает высочайшего идеала, когда человек уносит с собой в могилу ее тайну». Только смерть является действенным лекарством для страждущей души, хотя современная цивилизация стремится подавить в человеке естественный инстинкт смерти. Но, подавленный, он неизбежно пробуждается и тогда смерть берет свое, но уже в грубых и безобразных формах, поскольку вместе с традицией человек утратил и культуру смерти. «Мы не умеем извлекать из смерти благородную суть и заставлять ее работать на нас».
Как восстановить утерянную традицию? Для этого необходима в первую очередь решимость. Добиваться цели нужно даже в том случае, если ты знаешь, что обречен на поражение. Провозглашая решимость, Мисима исповедует свой экстремизм. Он считает, что впадение в крайность может служить духовным трамплином для осознания ценности смерти. Обычно философия основывается на расчетах, в которых жизнь считается приобретением, а смерть потерей - чтобы перевернуть этот уютный и привычный мир, нужно совершить насилие над собственным здравым смыслом и интеллектом. Вот почему Мисима стоит на позициях антиин-теллектуализма, что роднит его взгляды с ранними формами европейского фашизма. «Интеллектуалы за разговорами и умствованием скрывают тщедушие и алчность»,- презрительно бросает он в адрес записных теоре-тиков. В отличие от них, Мисима выступает как сторонник экстремизма и прямого действия. «Преданность и почитание придут вместе с одержимостью», - учит он, противопоставляя бесплодному теоретизированию мощь и спонтанную гармоничность чистого действия.
Если человек достиг высокой степени одержимости, перед ним открываются ворота смерти. При этом между добровольной и вынужденной смертью нет никаких различий. Нельзя умереть «за правое дело», поскольку природа смерти абсолютна, а любая цель относительна. На распутье между жизнью и смертью самурай выбирает ЛЮБУЮ смерть.
…Сгустившуюся тишину разорвал его крик: "Да здравствует император!" Выдохнув последние слова, он с силой вогнал клинок себе в живот. Будто раскаленный прут пропорол его насквозь. Обжигающий, как лед, жар раны мгновенно сменился нестерпимой, обволакивающей все тело болью. Он вцепился в сталь обеими руками и, вспахав кишки, довел лезвие до правой стороны живота. Муки самурая по обычаю должен прекратить секундант. Морита в волнении смог отсечь ему голову только с третьего удара. Другие источники утверждают, что он так и не смог этого сделать, и другой самурай, отобрав у него меч, закончил дело. Хотя какая разница: голова Мисимы, пачкая кровью, покатилась по красному казенному ковру. Верный Морита тоже распорол себе живот, его голову отсек Фуру Кога. Одуревшая и испуганная полиция ворвалась наконец в залитый кровью кабинет.
«Даже бессмысленная смерть - смерть, которая не принесет ни цветов, ни плодов, - обладает достоинством Смерти Человека. Если мы так высоко ценим достоинство жизни, как мы можем не ценить достоинства смерти? Никто не умирает напрасно». (Юкио Мисима)
Если рассуждать с позиций безусловного пессимизма, то любая естественная смерть одновременно является смертью насильственной, иначе говоря, казнью, «искуплением за грех существования». А самоубийство представляет собою добровольную смерть, при которой человек сам для себя выполняет функцию палача. Возможно, что когда-нибудь в мире установится практика, согласно которой люди будут сами выбирать срок своего возвращения в Ничто. В смерти наше совершенство достигает своего предела. Древние называли умершего «вернувшимся к началу». Умри вовремя – так говорил Заратустра. А сегодня по-прежнему существуют многочисленные запреты, полузапреты и доводы, направленные против самоубийства. При этом наиболее убедительный аргумент против самоубийства предложил всё тот же Эмиль Чоран: «Избавиться от жизни – это означает лишить себя удовольствия ежедневно смеяться над ней». С другой стороны, прекрасно и то, что жизнь, буквально ежедневно преподносит нам всё новые поводы для того, чтобы не жить.
Своей жизнью и смертью Мисима показал, что он явно ошибся миром или, по крайней мере, эпохой. Необходимо понимать, что его последняя акция не являлась банальным самоубийством. Это было прямое действие, представлявшее собой смыслообразующий Отказ. Что касается самоубийства, то оно, как правило, совершается не по причине философского отрицания жизни, а всего лишь потому, что данного субъекта не устраивает его место в жизни. Даже известные философы – пессимисты (за исключением Филиппа Майнлендера) прилагали изрядные интеллектуальные усилия для того, чтобы остановить развитие своей мысли у этой критической черты. Ведь, в принципе, метафизическое отчаяние Майнлендера может разделить любой честный философ, но совсем другое дело – разделить его участь. Разумеется, можно дожить до глубокой старости, уныло рассуждая о бренности жизни, но совсем иное – радостно повеситься и тем самым доказать временно остающимся в живых свою интеллектуальную честность. Совершенно очевидно, что из утверждений пессимистов относительно абсурдности и несовершенства жизни прямо следует вывод о самоубийстве и попытки Артура Шопенгауэра и Эдуарда Гартмана отклонить этот вывод своей крайней слабостью, казалось бы, подтверждают его неизбежность. Первый говорит, что самоубийство есть ошибка, потому что в нём истребляется не сущность зла (мировая воля), а только явление. Но никакой самоубийца и не ставит себе такой нелепой задачи, как истребление сущности вещей. В качестве страдающего явления он хочет избавиться от своей жизни как мучительного явления — и такой цели он, несомненно, достигает с точки зрения самого Шопенгауэра, который при всем своём пессимизме не может утверждать, чтобы мертвые страдали. Что касается Гартмана, то он, вполне признавая, что последняя цель есть именно самоубийство, требует, чтобы отдельный человек в интересах человечества и вселенной воздерживался от личного самоубийства и посвящал свои силы на подготовку средств ко всеобщему Универсальному Самоубийству, которым должен окончиться исторический и космический процесс. Это — высший нравственный долг, тогда как убивать себя, чтобы избавиться от собственных страданий, свойственно людям, стоящим на низшей, эвдемонистической ступени этики. Последнее, конечно, справедливо, но его собственный принцип безусловного пессимизма логически исключает всякую другую этику. Другое дело – антифилософия Ничто, рассматривающая смысл конкретной человеческой жизни в контексте универсальной задачи всего человечества, связанной с осознанием Абсолютного Ничто. В таком контексте все, в том числе и апокалиптические страхи человечества, приобретают противоположный, позитивный смысл.
Известно, что в коллективном сознании самых различных народов присутствует представление о неизбежности более или менее близкого «конца света». У человечества нет будущего, но зато есть варианты кончины. «Небо ни для кого не открыто - оно откроется лишь после исчезновения мира», - утверждал ранний средневековый философ Тертуллиан.
Существует так называемая эсхатоло́гия - система взглядов и представлений о «конце света», искуплении и загробной жизни, о судьбе Вселенной или её переходе в качественно новое состояние. Различаются индивидуальная эсхатология, то есть учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, то есть учение о цели космоса и истории и их конце. Эсхатологические настроения присутствуют во многих религиях и верованиях различных народов мира. Особое развитие эсхатология получила в иудаизме и в христианстве («Страшный суд»), затем в исламе.
Эсхатологические идеи в различном историческом контексте воспринимались в качестве фатальной угрозы или – если рассматривать материальный мир как болезненную рану Небытия - как светлая надежда, обещающая всему и всем последнее и окончательное прекращение страданий. Как говорил Паскаль: «Иисус будет в смертельных муках до конца мира – не должно спать в это время». Интересно, что в России, в правление царя Алексея Михайловича, крестьяне периодически прекращали работу на полях и, закрывшись в храме, радостно ждали гибели мира. Но, не дождавшись, вынуждены были возвращаться к своей бессмысленной сельскохозяйственной активности. Однако, хотя предсказания о конкретных сроках универсального перехода в Небытие, сделанные в разные эпохи, не сбывались, необходимо помнить о том, что излечение мира от болезни существования в любом случае неизбежно. Самое печальное в человеческой жизни заключается в том, что люди столетиями переходят в Небытие, так и не увидев и не узнав самого сокровенного. Хотелось бы верить в то, что мы станем счастливым исключением и что мир соединится с Ничто уже при жизни этого поколения. Бог должен осуществиться как взрыв, а взрыв должен осуществиться как Бог. Исход – это акт, обратный творению. Вселенная исчезает, когда человеческий Дух спокоен и просветлён. Человечество забудет обо всём и возвратится в Небытие, существовавшее до начала времени. Что может быть лучше для человека, нежели чем достойная смерть? И что может быть лучше для человечества, как не светлый и радостный конец света?
Ежедневно просыпаясь, люди начинают готовиться к восприятию дневных галлюцинаций, составляющих наш мир. Но в одно прекрасное утро они с облегчением обнаружат, что туман рассеивается. Впечатляющую картину одного из вариантов крушения универсальной иллюзии нарисовал Сартр в своём философском романе «Тошнота»:
«Люди проснутся однажды утром и, открыв окна, удивятся какому-то жуткому смыслу, который внедрился в вещи и чего-то ждёт. Только и всего, но стоит этому хоть немного продлиться и люди сотнями начнут кончать с собой…И тогда я расхохочусь и крикну бегущим мимо: «Чего вы добились вашей наукой? Чего вы добились вашим гуманизмом? И где твоё достоинство, мыслящий тростник?»
Именно в ожидании наступления этого прекрасного, проникнутого востор-гом отчаяния окончательного дня, люди, по примеру первых христиан, время от времени укрываются в подземельях. Требуется определённый внутренний размах для того, чтобы сознательно искалечить собственную жизнь.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ДВЕНАДЦАТЬ ТЕЗИСОВ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ.
1. Понятия «Небытие», «Ничто» и «Пустота» самостоятельны и одновременно образуют триединство.
2. Абсолютное Ничто существует именно в силу своего несуществования, по-стоянно поглощая разрозненные фрагменты бытия. Движение - это вечный процесс уничтожения. Таково основное свойство Ничто: оно ничтожит.
3. Вселенная – это утраченное бытие изначальной Пустоты, в которой существование и несуществование не противостояли друг другу. С помощью человеческой мысли Ничто осознаёт само себя (Бог опосредствованно рассматривает своё творение), и таким образом бытие мира становится осмысленным. В итоге онтологическая функция вселенной в целом завершена.
4. Бог Абсолютного Ничто рождается в силу своего уничтожения. Чтобы быть совершенным, нужно решиться не быть. Настигать смерть - в этом заключается созидание Ничто смертью. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь.
5. Бытие и сопутствующие ему страдания иллюзорны: потому что Небытие есть, а бытия нет. Положение человека в жизни практически ничем не отлича-ется от его положения во гроб. Человек бывает охвачен страхом, когда на что-то надеется. Боится умереть, потому что надеется на жизнь. Надежда умирает первой. Безнадёжность - это качество, доступное лишь очень сильным.
6. Преодолев в себе иллюзию материального мира, человек становится причастным к освобождающей истине Пустоты. И это Причастие является единственной реальной ценностью, которую он способен обрести на протяжении своей жизни. Ценностью, связанной с образованием формы и её растворением, с ограничением безграничности и безграничностью ограниченного, с упразднением и того и другого.
7. Древние римляне говорили «respise finem», что означает «обращай внимание на исход дела». Исход - это вектор бегства и преследования, когда преследователем становится настигающий смерть Сверхноумен.
8. Инаковость Сверхноумена заключается в его осознанной устремлённости в Ничто: лучше быть всеми убитым, чем всеми признанным. Бог абсолютного отрицания требует колоссальных жертв. Сегодня символы Пустоты страшнее, чем символы власти.
9. Даоагрессия Сверхноумена проявляется через спонтанное прямое действие, которое помогает настигать смерть и по смыслу противоположно деятельности. Это – действие, адекватное вечности.
10. Исход – это акт, обратный творению. Вселенная исчезает, когда человеческий Дух спокоен и просветлён. Человечество забывает обо всём и возвращается в Небытие, существовавшее до начала времени. Что может быть лучше для человека, нежели чем достойная смерть? И что может быть лучше для человечества, как не светлый и радостный конец света?
11. На заключительной ступени своего развёртывания Ничто отрицает само себя, отрицает не только проявленный (материальный), но также и духовный мир. Происходит исчезновение самого исчезновения. Поэтому «окончательное будущее - это превышение всех ставок смерти».
12. Любой компромисс не только не содержит в себе, но и полностью исключает смысложизненные цели.
Наша встреча в Ничто неизбежна.
Здравствуй, Капитан Души!
Наполнить собственную жизнь смыслом - постепенно это становится основным мироощущением и мировоззрением. Повседневная жизнь уходит на второй план.
Удивительно не то, что кругом происходит, а что из чего берётся и куда девается. Человек, являясь частью запрограммированного на самоуничтожение мира, неуклонно устремлён вместе с ним в Ничто. Объективное содержание всех происходящих в материальной вселенной процессов составляет аннигиляция, возвращение к исходному нулю. Как с учётом этого можно построить новую духовную линию, соединяющую человека с Ничто? Чтобы ответить на этот смыслообразующий вопрос, нужно вновь обратиться к экзистенциальным решениям, предложенным в «Трактате о небытии» русским философом Арсением Чанышевым. Итак, в конце своей апологии Небытия он приходит к таким выводам:
«1. Небытие первично и абсолютно.
2. Небытие беспредельно во всех отношениях.
3. В своей беспредельности оно есть свое собственное небытие.
4. Небытие небытия есть бытие.
5. Бытие вторично и относительно. Абсолютного бытия нет.
6. Бытие как небытие небытия неустойчиво.
7. Выражением неустойчивости бытия является время.
8. Все существующее существует во времени.
9. Следовательно, все возникает и погибает.
10. Возникновение и гибель неравномощны. Все возникает на
время и погибает навечно.
11. Атрибутом бытия является абсолютная гибельность.
12. Бытие первично, сознание вторично.
13. Основа сознания - память.
14. Благодаря памяти сознание приобретает видимость субстанциональности.
15. Осознанная гибельность есть страдание. Страдание - атрибут сознания.
16. Страдание заставляет сознание измысливать мир абсолютного бытия, то есть Бога.
17. Так возникает «сознание бытия» - религиозное в своей сущности сознание.
18. Вся предшествующая философия - варианты «сознания бытия».
19. Но Бога нет.
20. Поэтому возникает «сознание небытия»: «сознание небытия» делает бытие прозрачным и видит за ним небытие.
21. Страдание перерастает в ужас.
22. Ужас заставляет сознание отрицать не только иллюзорное «сознание бытия», но и себя, и бытие.
23. Мир погибает,
24. Если ужасу не будет противопоставлено мужество, «мужество небытия».
25. Это высший вид мужества. «Мужество бытия» - мужество быть не-смотря ни на что. «Мужество небытия» - мужество быть несмотря на ничто.
26. Знать, что все проходит, и в то же время не впадать в ужас - вот чему учит подлинная философия, «философия небытия».
Мы видим, что Чанышев совершенно справедливо заметил: осознание неиз-бежности Небытия причиняет человеку страдание. Поэтому, а также потому, что действительность, как правило, прямо противоположна человеческим представлениям о справедливости, люди переносят свои надежды на восстановление справедливости и приобщение к вечности в духовную область. На самом деле, уже Гегель высмеивал идею о том, что всемогущий Бог пристально следит за каждым действием сапожника Иоганна, занося его бессмысленное ковыряние в носу на скрижали, как говорится, Вечности. Эта свойственная людям иллюзия так же пуста, как и все остальные мифологемы, порождаемые страданиями самосознающего бытия.
С другой стороны, религиозное сознание человека содержит в себе многовековой опыт преодоления страха и страданий, который можно и нужно использовать. Так, в христианской традиции страх Божий выступает как начало премудрости. Основной принцип заключается в том, что, если чего-либо сложно избежать, следует изменить своё отношение к этому, превратив таким образом страдание из источника унижения в смыслообразующий фактор. Материалист Чанышев не в состоянии преодолеть страх Небытия и поэтому его страх закономерно перерастает в ужас. Причём это не Ужас, приоткрывающий и объясняющий Ничто, о котором писал в своих ранних работах Хайдеггер, а скорее ужас безысходности, стремящийся найти решение проблемы, не выходя за пределы принципа материального единства мира. («Я существую потому что меня приводит в ужас, что я существую, - говорит Сартр. – Это я, я сам извлекаю себя из небытия к которому стремлюсь»). Согласно философскому материализму смерть материальна и отсрочить её возможно, лишь воздействуя на материю, то есть, научным путём. «Может ли наука когда-нибудь сделать людей бессмертными? - спрашивал в начале 20 века русский философ Владимир Эрн. –«На это нужно сказать: никогда. Что же касается бесконечности в прогрессе науки, то надежда на этот бесконечный прогресс не может ничего дать потому, что наука, развиваясь и прогрессируя в известном смысле бесконечно, в то же время все с большей определенностью познает и свои границы. Развиваясь в одном направлении, наука суживалась в другом и откидывала все то, что было чуждо ее принципам. Говорить о возможности для науки уничтожить смерть — это значит игнорировать принципы науки». Впрочем, сам Чанышев, в силу особенностей своих философских взглядов, видимо не допускал возможности преодоления биологической смерти.
Но возможно ли преодолеть или смягчить сопутствующие смерти и осознанию смерти страдания? Отчасти возможно, если обратить страдания в позитив, как это принято во многих мировых религиях. А что касается христианства, то оно прямо строится на обожествлении страданий. Христианские святые отцы, в частности, прямо утверждали, что если человек долго не страдает – это очень плохой знак, поскольку это означает, что от него отвернулся Бог. Как писал один школьник в своём сочинении, обращённом к Богу: «Если я попаду в ад, Ты меня там увидишь и будешь смотреть, как надо мной издеваются?»
И действительно, страдание выполняет важнейшую смыслообразующую функцию. Вырывая человека из рутины повседневности оно избавляет его от многочисленных, скрывающих страшную истину Ничто иллюзий и раскрывает ему глаза на подлинное положение вещей. Не случайно, именно с созерцания картин человеческих страданий начинается путь будущего Будды к просветлению. Человека, который прошёл через страдания, крайне редко можно причислить к обывателям и заставить подчиняться мнениям толпы. Осознание истины Ничто помогает человеку понять и преодолеть свою собственную ничтожность.
«Страдание изменяет темперамент, концепции, позиции, оценки, меняет на-правления существования, таким образом, любое сильное и длительное страдание воздействует на интимную основу существа. Изменяя внутреннюю основу существа, страдание имплицитно меняет и отношение его к миру. Это изменение перспективы, изменение понимания и чувствования. После того как ты страдал долгое время, тебе кажется невозможным, тебе сложно представить свою жизнь без него, так как любое страдание отчуждает тебя от твоих естественных установлений и переводит тебя на экзистенциальный план твоих сущностных устремлений. Таким образом, из человека, рожденного для жизни, страдание делает святого, замещая все его иллюзии язвами и гангреной отказа. Отсутствие покоя, которое следует за страданием помещает человека в такое напряжение, в котором нельзя быть по-средственностью. Апатия, вульгарный скептицизм и поверхностный имморализм могут быть разрушены страхом, тотальным беспокойством, плодотворным террором и всеобщим страданием», - рассуждает в своей последней книге «Признания и проклятия» Эмиль Чоран.
Ещё одна важнейшая составляющая религиозного пути духовного самосовершенствования – это отказ от привязанности к материальному миру в пользу развития собственной духовности. «Земная жизнь и сопутствующие ей блага греховны. Отрекись от земной жизни, и ты обретёшь жизнь вечную», - призывает своих последователей христианство. «Преимущество умерших состоит в том, что они отмыты от греха существования», - вторит святым отцам Сартр. Православный путь духовного самосовершенствования, изложенный в книге «Лествица» («лестница») святого Иоанна Лествичника, представляет собой программу последовательного отказа от привязанности к земной жизни путём преодоления в себе соответствующих желаний и грехов. Во-многом аналогично выстроен и так называемый «Тарикат» - система духовного развития мусульман – суфиев. По словам суфийского пророка 11 века Аль-Газали, «учение суфиев стремится к тому, чтобы освободить сердце от всего, что не Бог, и сделать единственной его жизнью размышления о Божестве». Многовековая традиция суфизма выработала свой путь достижения Абсолюта - знаменитый «Путь Суфия», включающий в себя три ступени совершенствования: закон, собственно путь и окончательную истину. Этот Путь включает в себя, в частности, покаяние, осмотрительность и добровольное принятие нищеты. При этом нищета понимается как осознание того, что всё, вплоть до психических состояний и самого «Я» не является достоянием человека:
« Ходжа Насреддин зашёл в лавку, и к нему подошел торговец.
- Прежде всего, о главном. Ты видел, как я вошёл? - спросил его Ходжа.
- Конечно, - отвечал торговец.
- А раньше ты меня встречал?
- Первый раз тебя в жизни вижу.
- Так откуда ты знаешь, что это вошёл я?».
Я никто, я победил своё Я – с полным правом восклицает суфий.
Итак, Путь преодолён и суфий достиг третьей, последней ступени самосовер-шенствования. Это «Хакикат» - то есть, Истина. Здесь интуитивно познаётся сама сущность истины, а сознание человека растворяется в объекте созерца-ния.
Скрытый смысл суфийского Пути загадочно звучит во вдохновенных строках Джелаладдина Руми:
«Присоединись к братству - почувствуешь радость реальной жизни. Пройдись по разрушенной улице и взгляни на смятенных владельцев развалин. Выпей чашу волнения, ибо ты не чувствуешь стыда самосознания. Разбей земляного идола, чтобы увидеть других идолов. Зачем ради большого приданого жениться на старухе - за три куска хлеба в рабство себя отдавать зачем?»
Похожие идеи мы встречаем и в философии неоплатонизма: чтобы соединиться с Единым – мистической всеобщей первоосновой, которая может определяться как Ничто, поскольку пребывает за пределами любых определений – необходимо отказаться от многого. То есть, от многочисленных зримых и незримых нитей, привязывающих человека к миру.
Начиная с того времени, когда бытие и сознание выделились из Небытия, всё сущее стало называться бытием, но, тем не менее, полностью сохранило своё сущностное основание в качестве искажённой формы Небытия. Небытие включает в себя всё и поэтому оно само в себе содержит собственный смысл. Производное от Небытия бытие также производит свой смысл из Небытия. Иначе говоря, мы живём для того, чтобы преодолеть жизнь. Согласно одному из высказываний Сартра, «смысл нашего существования «заключается в сознании того, что оно лишнее».
Как уже было сказано, человеку свойственно собирать вещи, чтобы закрываться ими от созерцания окончательной истины. «Вещи выставляют себя напоказ, поверяя друг другу гнусность своего существования. Я понял, что середины между небытием и разомлевшей избыточностью нет», - заметил в этой связи Сартр. Поэтому не случайно, что, начиная с древности и вплоть до наших дней, многочисленные религиозные и философские учения призывают к аскетическому самоограничению. Только отбросив материальное, человек освобождает свой дух для соединения с Ничто. Чем больше уменьшается значение Эго, тем больше приоткрывается истинная суть Небытия, Ничто, как всеобщего универсального основания духовности, не имеющего ни начала, ни конца. Эти положения могут выглядеть достаточно банально, но они подкреплены многовековым духовным опытом лучших представителей человечества, которые на практике доказали их истинность. Ведь, согласно утверждению Борхеса, на самом деле в культурном пространстве человечества присутствуют всего лишь несколько ключевых сюжетов. А всё остальное представляет собой их вариации.
Есть творцы, которые изображают неземные миры Ничто. В начале 20 века швейцарский художник Ходлер писал портреты своей умиравшей жены. В его картинах видимым знаком окончательного момента истины становится горизонталь. «Все предметы, - говорил он, - тяготеют к горизонтали, стремятся раскинуться по земле, как растекается по ней всё шире и шире вода». Умирающая женщина уходит в игру красок, словно бы струящуюся счастьем – между вертикальным падением и горизонтальным покоем. Так Ходлер празднует исчезновение её плоти. Поэтому и наша новая духовная вертикаль также развивается по нисходящей линии, напоминая собой перевёрнутую букву «Т». Она отличается от всех других программ духовного самосовершенствования человечества в первую очередь тем, что в ней наиболее честно заявляется всеобщая устремлённость в Ничто:
1. Не родиться.
2. Не быть вовсе.
3. И, следовательно, как можно скорее настигнуть смерть. (AZsacra ZARATHUSTRA)
После того, как человеку удаётся настигнуть смерть, для чего совершенно не обязательно умереть физически, устремлённая вниз вертикаль его совершенствования соединяется с Духовной горизонталью Ничто.
Мы видим, что Чанышев был неправ, Бог есть, но находится за пределами жизни. Духовность также реально существует, несмотря на то, что, в среде современных адептов «научной картины мира», превративших науку в объект своего религиозного поклонения, данное понятие считается средневековым атавизмом. В действительности духовная область Ничто является единственной достоверной реальностью, а каждое «духовное существо свободно от противоречий, случайностей и иллюзий материальной жизни» (Алистер Кроули). Мир, разумеется, погибнет, но это событие станет моментом окончательного освобождения духа из-под гнёта материи и великим триумфом Небытия. Жизнь есть страдание - учит нас первая благородная истина буддизма – и, следовательно, уничтожение страдания заключается в уничтожении материи. Ведь «для того чтобы осмыслить процесс освобождения и сделать возможным водворение свободы в царстве причинности и обусловленности, необходимо признать возможность унич-тожения смерти как внешнего факта» (Владимир Эрн). Когда человек настигает смерть, он превращает её a в факт собственной духовной жизни, то есть, в факт внутренний. Знать, что всё проходит, и испытывать счастье – в этом заключается та высшая ступень духовного саморазвития, достижение которой одновременно означает соединение с Духовной горизонталью Ничто.
Ничто и есть то самое, что многие средневековые мистики называли Богом. Ничто существует посредством всего. Посредством тебя самого, всего остального. Всего, что воспринимаемо и невоспринимаемо. Несмотря на то, что всё вокруг представляется разделённым, во Вселенной есть только одна единая форма бытия – Небытие. Смысл может определяться по отношению к чему-либо. А отношение возникает, когда присутствует разделение. Но если Ничто является всем, Единым, если нет разделения, как найти смысл? Следовательно искомый смысл содержится в самом Ничто, которое равнозначно вечности. Ведь если перестать рассматривать Небытие только с одной точки зрения - относительно жизни – становится возможным понимание вечности Небытия. А для этого разум должен выйти из состояния погружённости в повседневность, превращающей жизнь в заведомо безнадёжную «борьбу за существование». «Я существую – вот моя единственная неприятность», - говорит один из героев Сартра. В действительности человек борется не за существование, а исключительно со своим собственным пониманием Небытия. Люди заботятся о своём теле и не знают того, что наша природа едина с Пустотой. Для ограниченного сознания обывателя Небытие раскрывается как угроза, в то время как угрозу и страдания несёт в себе жизнь. После прихода к истинному пониманию Небытия, всё то, что воспринимается, как потеря, на самом деле оборачивается освобождением. Никакие потери во временном, биологическом существовании не могут сравниться с тем, что приобретается в результате этого освобождения. А приобретается понимание Абсолютного Ничто, которое находится здесь. Оно присутствует в вас. Оно является вами, а вы являетесь им, даже если пока не понимаете этого. Искомое понимание будет означать окончание бессмысленной конкуренции человека с окружающими и с самим собой.
Бог Абсолютного Ничто рождается в силу своего уничтожения. Настигать смерть – в этом заключается созидание Ничто смертью. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь.
ГЛАВА 5. ИСХОД.
«Надо признаться, что пессимизм, буквально понимаемый лишь непосвящен-ными – его путают с ипохондрией, – позволяет на самом-то деле весьма бодро и утешительно глядеть на окружающий тебя мир. Поскольку все есть в конечном счете ничто и имеет лишь относительную ценность, то выходит, волноваться решительно не из-за чего». (Август Стриндберг)
...Понимание и реализация всего, о чём здесь говорится, требует наличия определённого вида силы духа, которая приходит только в подготовленное пространство. Эта духовная сила питает волю к смерти. Древние римляне говорили «respise finem», что означает «обращай внимание на исход дела». Исход – это вектор бегства и преследования, когда преследователем становится настигающий смерть Сверхноумен.
В истории философии едва ли кто-нибудь изображал трагизм человеческой жизни сильнее, чем Будда. Мрачный взгляд на мир, который в неявной форме присутствует в упанишадах, в учении Будды занимает основное положение. Будда приходит к выводу, что жизнь – это страдание, стремление к сохранению своей индивидуальности – мучительно, а постоянные изменения судьбы – ужасны. Несовершенство человеческой природы заставляет нас увидеть, что любая жизнь – это проклятие. Поэтому человек, измученный сознанием всего этого, в отчаянии восклицает: "Я хочу умереть!". От страданий можно избавиться, только перестав существовать.
Мыслящих людей всегда угнетали эти, согласно выражению Достоевского, «последние вопросы». Так, Кант в своей статье о "Неудаче всех философских попыток теодицеи" (1791), задает вопрос:
"Захочет ли какой-либо здравомыслящий человек, проживший достаточно долгое время и размышлявший о значении человеческого существования, снова заняться этой скучной жизненной игрой не то что на прежних условиях, но вообще на каких бы то ни было?"
Экзистенциальное отчаяние выдающихся мыслителей, является следствием их мышления. Знание – болезнь. Тем, кто не мыслит, значительно легче.
Немецкий философ 20 века Г.Файхингер считал, что только пессимизм спосо-бен породить объективный взгляд на мир и реальное положение вещей. Если рациональное, согласно его представлениям, принципиально ограничено, то последнее слово остаётся за иррациональным и его проявлением— волей. Мышление, в понимании Файхингера, выступает орудием воли, оно несамостоятельно. Но руководимое волей, пребывающее в виде практического разума, мышление обретает новую силу и возможности.
Предназначение человечества и человека заключается в осознании и реализа-ции Ничто. Тому, кто действует в соответствии с собственным предназначением, помогает инерция всей вселенной. Согласно философии даосизма, во всех путях – один и тот же Путь, по которому движется мир и все предметы его составляющие. Этот Путь ведёт из Ничто, через его осознание людьми, обратно в Окончательное Ничто. Не стоит забывать о том, что всеобщее ограничение потребностей имело бы для мира материального намного более тяжёлые последствия, чем самая разрушительная война. Именно поэтому даоагрессия Сверхноумена направлена на разрушение материи и созидание духовности. В этом за-ключается единственно возможное позитивное понимание жизни как борьбы, которая приближает всеобщий переход в Ничто. «Я призываю вас не к работе, но к борьбе», - так говорил ницшеанский Заратустра.
При этом мы различаем два вида смыслообразующей и смыслоразрушающей активности. Первый – это деятельность, представляющая собой процесс активного взаимодействия субъекта с миром, во время которого субъект удовлетворяет свои потребности. Это и есть так называемый труд. Обычно происходит так, что трудовая деятельность (работа), а также потребление её результатов приобретают статус суррогатного смысла человеческой жизни, направленного на утверждение бытия в материальном. Разум человека ищет всевозможные уловки для того, чтобы перестать мыслить Ничто. Но мысль человека – это тоже проявление Ничто, вот почему любые виды деятельности в результате каждой конкретной человеческой жизни и, тем более, в масштабах всего человечества, дают всё тот же исходный ноль. Остаётся непонятным, зачем вообще тратить силы на то, чтобы существовать, а ведь, помимо этого, необходимо платить за каждое усилие, выходящее за пределы чистого факта существования. Единственный выход заключается в том, чтобы отказаться не только от результатов деятельности, но и от самой деятельности, направив в продуктивное духовное русло большую часть наших возможностей.
Поэтому даоагрессия Сверхноумена, выступающая как активность второго вида, проявляется через спонтанное прямое действие, которое помогает настигнуть смерть и по смыслу противоположно деятельности. Известна фраза Наполеона, которую он произнес, когда его спросили, в чем заключается главный секрет его стратегии: «Надо, не раздумывая, ввязаться в бой, а там видно будет».
«Избыточная осознанность мешает всякому делу (в том числе жизни) Слишком длинные рассуждения о сексуальности убивают её. Эротизм - этот бич разлагающихся обществ - есть посягательство на инстинкт, организованная импотенция. Невозможно безнаказанно размышлять о подвигах, для совершения которых не нужны никакие размышления. Оргазм никогда не был событием философским», - писал в этой связи Эмиль Чоран.
Согласно учению Льва Толстого – и богатство, и власть, и сама жизнь, то есть всё, что с таким старанием обустраивают и берегут люди, - если и стоят чего-нибудь, то только того удовольствия, с которым всё это можно отвергнуть. «Завоевать себе свободу и священное «Нет» даже перед лицом долга – для этого, братья мои, нужно стать Львом», - говорил ницшеанский Заратустра. Прямое действие, выражающее Отказ - вот единственный вид поступка, который не является унизительным. Наслаждение Отказом в чём-то сродни парадоксальному восторгу отчаяния. В этой связи очень показательна история жизни и смерти японского писателя Юкио Мисимы.
За свою сравнительно недолгую жизнь (1925-1970), Мисима успел прославиться также как спортсмен-культурист, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. 25 ноября 1970 года он предпринял попытку монархического переворота и, потерпев поражение, совершил харакири. Философские взгляды Мисимы наиболее полно выражены в его комментариях к средневековому самурайскому кодексу «Хагакурэ Нюмон».
Исходный пункт рассуждений Мисимы: Путь самурая- это путь смерти. В этой связи Мисима презрительно отзывается о современных мужчинах, которые, на его взгляд, слабы и малодушны. Поэтому они недостойны ни жизни, ни смерти. Виною этому - утрата традиции и, как следствие - феминизация мужчин и их растущая алчность. «Большинство молодых людей, которые служат в наши дни, одержимы мелочными устремлениями. Они смотрят на людей подлыми взглядами карманных воров». Мисима глубоко убежден в том что в современном мире нельзя ни красиво жить, ни красиво умереть, поскольку повсюду утвердилась воинствующая пошлость. Сексуальной революции он противопоставил идеал тайной любви: «Высказанная любовь неизбежно теряет свое достоинство. Подлинная любовь достигает высочайшего идеала, когда человек уносит с собой в могилу ее тайну». Только смерть является действенным лекарством для страждущей души, хотя современная цивилизация стремится подавить в человеке естественный инстинкт смерти. Но, подавленный, он неизбежно пробуждается и тогда смерть берет свое, но уже в грубых и безобразных формах, поскольку вместе с традицией человек утратил и культуру смерти. «Мы не умеем извлекать из смерти благородную суть и заставлять ее работать на нас».
Как восстановить утерянную традицию? Для этого необходима в первую очередь решимость. Добиваться цели нужно даже в том случае, если ты знаешь, что обречен на поражение. Провозглашая решимость, Мисима исповедует свой экстремизм. Он считает, что впадение в крайность может служить духовным трамплином для осознания ценности смерти. Обычно философия основывается на расчетах, в которых жизнь считается приобретением, а смерть потерей - чтобы перевернуть этот уютный и привычный мир, нужно совершить насилие над собственным здравым смыслом и интеллектом. Вот почему Мисима стоит на позициях антиин-теллектуализма, что роднит его взгляды с ранними формами европейского фашизма. «Интеллектуалы за разговорами и умствованием скрывают тщедушие и алчность»,- презрительно бросает он в адрес записных теоре-тиков. В отличие от них, Мисима выступает как сторонник экстремизма и прямого действия. «Преданность и почитание придут вместе с одержимостью», - учит он, противопоставляя бесплодному теоретизированию мощь и спонтанную гармоничность чистого действия.
Если человек достиг высокой степени одержимости, перед ним открываются ворота смерти. При этом между добровольной и вынужденной смертью нет никаких различий. Нельзя умереть «за правое дело», поскольку природа смерти абсолютна, а любая цель относительна. На распутье между жизнью и смертью самурай выбирает ЛЮБУЮ смерть.
…Сгустившуюся тишину разорвал его крик: "Да здравствует император!" Выдохнув последние слова, он с силой вогнал клинок себе в живот. Будто раскаленный прут пропорол его насквозь. Обжигающий, как лед, жар раны мгновенно сменился нестерпимой, обволакивающей все тело болью. Он вцепился в сталь обеими руками и, вспахав кишки, довел лезвие до правой стороны живота. Муки самурая по обычаю должен прекратить секундант. Морита в волнении смог отсечь ему голову только с третьего удара. Другие источники утверждают, что он так и не смог этого сделать, и другой самурай, отобрав у него меч, закончил дело. Хотя какая разница: голова Мисимы, пачкая кровью, покатилась по красному казенному ковру. Верный Морита тоже распорол себе живот, его голову отсек Фуру Кога. Одуревшая и испуганная полиция ворвалась наконец в залитый кровью кабинет.
«Даже бессмысленная смерть - смерть, которая не принесет ни цветов, ни плодов, - обладает достоинством Смерти Человека. Если мы так высоко ценим достоинство жизни, как мы можем не ценить достоинства смерти? Никто не умирает напрасно». (Юкио Мисима)
Если рассуждать с позиций безусловного пессимизма, то любая естественная смерть одновременно является смертью насильственной, иначе говоря, казнью, «искуплением за грех существования». А самоубийство представляет собою добровольную смерть, при которой человек сам для себя выполняет функцию палача. Возможно, что когда-нибудь в мире установится практика, согласно которой люди будут сами выбирать срок своего возвращения в Ничто. В смерти наше совершенство достигает своего предела. Древние называли умершего «вернувшимся к началу». Умри вовремя – так говорил Заратустра. А сегодня по-прежнему существуют многочисленные запреты, полузапреты и доводы, направленные против самоубийства. При этом наиболее убедительный аргумент против самоубийства предложил всё тот же Эмиль Чоран: «Избавиться от жизни – это означает лишить себя удовольствия ежедневно смеяться над ней». С другой стороны, прекрасно и то, что жизнь, буквально ежедневно преподносит нам всё новые поводы для того, чтобы не жить.
Своей жизнью и смертью Мисима показал, что он явно ошибся миром или, по крайней мере, эпохой. Необходимо понимать, что его последняя акция не являлась банальным самоубийством. Это было прямое действие, представлявшее собой смыслообразующий Отказ. Что касается самоубийства, то оно, как правило, совершается не по причине философского отрицания жизни, а всего лишь потому, что данного субъекта не устраивает его место в жизни. Даже известные философы – пессимисты (за исключением Филиппа Майнлендера) прилагали изрядные интеллектуальные усилия для того, чтобы остановить развитие своей мысли у этой критической черты. Ведь, в принципе, метафизическое отчаяние Майнлендера может разделить любой честный философ, но совсем другое дело – разделить его участь. Разумеется, можно дожить до глубокой старости, уныло рассуждая о бренности жизни, но совсем иное – радостно повеситься и тем самым доказать временно остающимся в живых свою интеллектуальную честность. Совершенно очевидно, что из утверждений пессимистов относительно абсурдности и несовершенства жизни прямо следует вывод о самоубийстве и попытки Артура Шопенгауэра и Эдуарда Гартмана отклонить этот вывод своей крайней слабостью, казалось бы, подтверждают его неизбежность. Первый говорит, что самоубийство есть ошибка, потому что в нём истребляется не сущность зла (мировая воля), а только явление. Но никакой самоубийца и не ставит себе такой нелепой задачи, как истребление сущности вещей. В качестве страдающего явления он хочет избавиться от своей жизни как мучительного явления — и такой цели он, несомненно, достигает с точки зрения самого Шопенгауэра, который при всем своём пессимизме не может утверждать, чтобы мертвые страдали. Что касается Гартмана, то он, вполне признавая, что последняя цель есть именно самоубийство, требует, чтобы отдельный человек в интересах человечества и вселенной воздерживался от личного самоубийства и посвящал свои силы на подготовку средств ко всеобщему Универсальному Самоубийству, которым должен окончиться исторический и космический процесс. Это — высший нравственный долг, тогда как убивать себя, чтобы избавиться от собственных страданий, свойственно людям, стоящим на низшей, эвдемонистической ступени этики. Последнее, конечно, справедливо, но его собственный принцип безусловного пессимизма логически исключает всякую другую этику. Другое дело – антифилософия Ничто, рассматривающая смысл конкретной человеческой жизни в контексте универсальной задачи всего человечества, связанной с осознанием Абсолютного Ничто. В таком контексте все, в том числе и апокалиптические страхи человечества, приобретают противоположный, позитивный смысл.
Известно, что в коллективном сознании самых различных народов присутствует представление о неизбежности более или менее близкого «конца света». У человечества нет будущего, но зато есть варианты кончины. «Небо ни для кого не открыто - оно откроется лишь после исчезновения мира», - утверждал ранний средневековый философ Тертуллиан.
Существует так называемая эсхатоло́гия - система взглядов и представлений о «конце света», искуплении и загробной жизни, о судьбе Вселенной или её переходе в качественно новое состояние. Различаются индивидуальная эсхатология, то есть учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, то есть учение о цели космоса и истории и их конце. Эсхатологические настроения присутствуют во многих религиях и верованиях различных народов мира. Особое развитие эсхатология получила в иудаизме и в христианстве («Страшный суд»), затем в исламе.
Эсхатологические идеи в различном историческом контексте воспринимались в качестве фатальной угрозы или – если рассматривать материальный мир как болезненную рану Небытия - как светлая надежда, обещающая всему и всем последнее и окончательное прекращение страданий. Как говорил Паскаль: «Иисус будет в смертельных муках до конца мира – не должно спать в это время». Интересно, что в России, в правление царя Алексея Михайловича, крестьяне периодически прекращали работу на полях и, закрывшись в храме, радостно ждали гибели мира. Но, не дождавшись, вынуждены были возвращаться к своей бессмысленной сельскохозяйственной активности. Однако, хотя предсказания о конкретных сроках универсального перехода в Небытие, сделанные в разные эпохи, не сбывались, необходимо помнить о том, что излечение мира от болезни существования в любом случае неизбежно. Самое печальное в человеческой жизни заключается в том, что люди столетиями переходят в Небытие, так и не увидев и не узнав самого сокровенного. Хотелось бы верить в то, что мы станем счастливым исключением и что мир соединится с Ничто уже при жизни этого поколения. Бог должен осуществиться как взрыв, а взрыв должен осуществиться как Бог. Исход – это акт, обратный творению. Вселенная исчезает, когда человеческий Дух спокоен и просветлён. Человечество забудет обо всём и возвратится в Небытие, существовавшее до начала времени. Что может быть лучше для человека, нежели чем достойная смерть? И что может быть лучше для человечества, как не светлый и радостный конец света?
Ежедневно просыпаясь, люди начинают готовиться к восприятию дневных галлюцинаций, составляющих наш мир. Но в одно прекрасное утро они с облегчением обнаружат, что туман рассеивается. Впечатляющую картину одного из вариантов крушения универсальной иллюзии нарисовал Сартр в своём философском романе «Тошнота»:
«Люди проснутся однажды утром и, открыв окна, удивятся какому-то жуткому смыслу, который внедрился в вещи и чего-то ждёт. Только и всего, но стоит этому хоть немного продлиться и люди сотнями начнут кончать с собой…И тогда я расхохочусь и крикну бегущим мимо: «Чего вы добились вашей наукой? Чего вы добились вашим гуманизмом? И где твоё достоинство, мыслящий тростник?»
Именно в ожидании наступления этого прекрасного, проникнутого востор-гом отчаяния окончательного дня, люди, по примеру первых христиан, время от времени укрываются в подземельях. Требуется определённый внутренний размах для того, чтобы сознательно искалечить собственную жизнь.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ДВЕНАДЦАТЬ ТЕЗИСОВ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ.
1. Понятия «Небытие», «Ничто» и «Пустота» самостоятельны и одновременно образуют триединство.
2. Абсолютное Ничто существует именно в силу своего несуществования, по-стоянно поглощая разрозненные фрагменты бытия. Движение - это вечный процесс уничтожения. Таково основное свойство Ничто: оно ничтожит.
3. Вселенная – это утраченное бытие изначальной Пустоты, в которой существование и несуществование не противостояли друг другу. С помощью человеческой мысли Ничто осознаёт само себя (Бог опосредствованно рассматривает своё творение), и таким образом бытие мира становится осмысленным. В итоге онтологическая функция вселенной в целом завершена.
4. Бог Абсолютного Ничто рождается в силу своего уничтожения. Чтобы быть совершенным, нужно решиться не быть. Настигать смерть - в этом заключается созидание Ничто смертью. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь.
5. Бытие и сопутствующие ему страдания иллюзорны: потому что Небытие есть, а бытия нет. Положение человека в жизни практически ничем не отлича-ется от его положения во гроб. Человек бывает охвачен страхом, когда на что-то надеется. Боится умереть, потому что надеется на жизнь. Надежда умирает первой. Безнадёжность - это качество, доступное лишь очень сильным.
6. Преодолев в себе иллюзию материального мира, человек становится причастным к освобождающей истине Пустоты. И это Причастие является единственной реальной ценностью, которую он способен обрести на протяжении своей жизни. Ценностью, связанной с образованием формы и её растворением, с ограничением безграничности и безграничностью ограниченного, с упразднением и того и другого.
7. Древние римляне говорили «respise finem», что означает «обращай внимание на исход дела». Исход - это вектор бегства и преследования, когда преследователем становится настигающий смерть Сверхноумен.
8. Инаковость Сверхноумена заключается в его осознанной устремлённости в Ничто: лучше быть всеми убитым, чем всеми признанным. Бог абсолютного отрицания требует колоссальных жертв. Сегодня символы Пустоты страшнее, чем символы власти.
9. Даоагрессия Сверхноумена проявляется через спонтанное прямое действие, которое помогает настигать смерть и по смыслу противоположно деятельности. Это – действие, адекватное вечности.
10. Исход – это акт, обратный творению. Вселенная исчезает, когда человеческий Дух спокоен и просветлён. Человечество забывает обо всём и возвращается в Небытие, существовавшее до начала времени. Что может быть лучше для человека, нежели чем достойная смерть? И что может быть лучше для человечества, как не светлый и радостный конец света?
11. На заключительной ступени своего развёртывания Ничто отрицает само себя, отрицает не только проявленный (материальный), но также и духовный мир. Происходит исчезновение самого исчезновения. Поэтому «окончательное будущее - это превышение всех ставок смерти».
12. Любой компромисс не только не содержит в себе, но и полностью исключает смысложизненные цели.
Наша встреча в Ничто неизбежна.
Здравствуй, Капитан Души!
Обсуждения Книга Несуществования. Окончание