Философия бессмертия Ч6

Следовательно, делают вывод, разрушение мозга повлечет за собой необратимое выключение сознание, т.е. смерть души, ее полное небытие.

Для того чтобы дать оценку этому умозаключению, необходимо в самом общем плане рассмотреть отношение между мозгом и сознанием. Проблема "мозг и сознание" (психофизическая проблема), безусловно, далека от своего окончательного разрешения. Но, тем не менее, можно привести ряд аргументов которые ставят под сомнение однозначную зависимость существования сознания от сохранности мозга.

Наиболее популярная версия решения психофизической проблемы – функционализм – гласит: сознание есть функция мозга. Это утверждение по меньшей мере философски невразумительно, поскольку функция мозга – это нервные процессы, имеющие физическую и химическую природу, а отнюдь не ощущения, образы, смыслы, эмоции – что составляет содержание жизни нашей души. Вполне очевидно, что нет никакой логической связи между нервными процессами и субъективными психическими явлениями. Те же самые нервные процессы могли бы протекать (и нередко действительно протекают) не сопровождаясь какими-либо субъективными феноменами. Например, в состоянии наркоза кора головного мозга функционирует вполне нормально, обрабатывает сенсорные сигналы, но, как показывает анализ вызванных потенциалов, ни никакие ощущения, при этом не возникают.

Чисто логически, высказывание: "сознание – это функция мозга" - не корректно, поскольку отождествляет очевидно различные вещи: физиологические процессы и субъективные психические феномены, т.е., по сути аналогично высказываниям типа "стол – это стул" или "рубашка – это брюки". Такое отождествление, конечно, в принципе, возможно (ведь мы вполне оправданно говорим: свет – это электромагнитная волна), но требует тщательного разъяснения: в каком именно смысле разные вещи (сознание и физиологические процессы в мозге) есть одно и то же.

Как мы покажем ниже, функционалистское решение психофизиче6ской проблемы философски не состоятельно – поскольку опровергается мысленными экспериментами. Пока же заметим, что есть серьезные основания сомневаться, что даже чисто функционально мозг способен обеспечить те формы деятельности, которые мы обычно приписываем человеческому сознанию.

Современное понимание деятельности мозга во многом продиктовано "компьютерной метафорой" - мозг уподобляется компьютеру (сетевой компьютер), сознание же – функции этого компьютер. Программирование этого "компьютера" осуществляет культура через различные социальные институты.

Еще в конце 40-х годов прошлого века Маккаллок и Питс математически строго доказали, что из нейроноподобных элементов можно построить сеть, способную осуществить любое алгоритмизируемое вычисление. Иными словами, было показано, что, по крайней мере, потенциально, мозг является универсальным компьютером, способным вычислить (в соответствии с тезисом Черча) все, что вычислимо в интуитивном смысле (в частности, вычислимо с помощью машины Тьюринга). С другой стороны, функцию любой нервной сети можно (как показывает практика) имитировать с помощью соответствующей компьютерной программы. Это означает, что мозг по своим функциональным возможностям тождественен машине Тьюринга и может быть оценен только по количественным параметрам: объему памяти и быстродействию (т.к. все универсальные компьютеры потенциально обладают одинаковыми возможностями – решают один и тот же класс проблем, известный как класс алгоритмически разрешимых проблем). Т.е. мозг, в силу своего устройства, способен вычислять любые алгоритмически вычислимые функции, если ему на это хватит объема памяти и быстродействия.

В таком случае вполне законно сравнение мозга с обычным компьютером. Однако, это сравнение явно не в пользу мозга.

Может ли мозг человека, работать также быстро и обладать такой же объемной памятью как современные суперкомпьютеры? Или, иными словами, будет ли эффективно работать компьютер, построенный из элементов, подобных нейронам?

Нервная клетка имеет два состояния, характеризующиеся разным электрическим потенциалом: возбуждение и покой. Это аналог выбора ДА-НЕТ в ячейке записи компьютера. Потенциал клетки в состоянии возбуждения и покоя отличается на величину порядка 100 милливольт, что может с успехом быть использовано для записи и передачи информации. Что же касается быстродействия, то мозг явно уступает даже самому простому персональному компьютеру. Типичное время изменения потенциала в нервной клетке составляет одну миллисекунду. Это непомерно много с компьютерной точки зрения. Передача информации по нервным путям с учетом задержки на 1 миллисекунду в каждой клетке приводит к скорости передачи информации не более 100-120 м/сек. (~360 км/час). В компьютере же сигнал распространяется практически с максимальной возможной скоростью – скоростью света (т.е. ~3000000 км/сек). Т.е. мозг работает примерно в 1000000 раз медленнее любого компьютера.

Возможности компьютера определяются в первую очередь быстродействием его процессора и объемом оперативной памяти. Величина этого быстродействия характеризуется тактовой частотой, которая приблизительно есть частота изменения потенциала в каждом элементе твердотельной схемы компьютера. Тактовая частота задается специальными часами, встроенными в компьютер. В настоящее время эта частота для промышленных образцов Pentium достигает 3000 мегагерц. Для сравнения отметим, что если бы компьютер был сделан из живой клеточной ткани, то с учетом времени задержки сигнала при синаптической передаче от клетки к клетке (порядка одной миллисекунды), ограниченной скорости передаче сигнала в нервном волокне (которая колеблется в пределах 1 – 140 м/с), большой длительности потенциала действия (1,5 мсек) и времени рефрактерности нейрона, (0, 5 мсек) - тактовая частота такого компьютера не могла бы превышать 1 килогерц. Разница в пять с лишним порядков. Реально же частота разрядов нейронов колеблется в широких пределах (от десятков до тысячи импульсов в секунду), но в среднем составляет примерно 100 гц. Но это относится не ко всем нейронам. Так, большинство нейронов промежуточного мозга и коры больших полушарий после очередного разряда импульсов во время протекания рефракторной фазы неактивны в течение примерно 100 мсек. Следовательно, наиболее удобным ритмом их спонтанной активности может быть ритм около 10 разрядов в 1 сек., который и является одним из факторов, определяющих частоту электрических колебаний на поверхности мозга в состоянии покоя. Т.е. мозг работает даже на порядок медленнее, чем это теоретически возможно.

Установлено, что достаточно сложные когнитивные задачи (распознавание образов и т.п.) могут решаться за 120 — 450 мсек. За это время сигнал в центральной нервной системе успевает переключиться с одного нейрона на другой не более 100-300 раз. Этого явно недостаточно для сколько-нибудь сложной обработки информации. Это низкое быстродействие нейронов, как обычно полагают, компенсируется их большим общим числом. Т. е., иными словами, высокая производительность достигается за счет существенного распараллеливания вычислений. Мозг состоит примерно из 100 миллиардов нейронов (из них около 14.109 приходится на кору больших полушарий). Каждый нейрон имеет в среднем около 5 тысяч синапсов и может посылать сигнал примерно 10 тысячам других нейронов. Частота разрядов нервных клеток, как уже говорилось, — в среднем составляет около 100 гц. Если предположить, что каждый сигнал содержит 5 бит, то общая производительность мозга составляет 1017 ops. Но, учитывая избыточность мозга (в частности, учитывая тот факт, что функциональной единицей мозга являются, видимо, не отдельные нейроны, а их ассоциации – т.н. «колонки») эту величину можно уменьшить примерно на три порядка (1014). (Что уже вполне сравнимо с производительностью современных суперкомпьютеров ~ 1012 опс). Так что с этой точки зрения вычислительная мощность мозга в целом формально достаточно велика.

Однако, как показывают исследования, распараллеливание в общем случае не дает большого прироста вычислительной мощности. Так, для оптимальных (высокоскоростных) процессоров возможен прирост производительности за счет распараллеливания не более чем на 2-3 порядка (22). Использование большого числа параллельно работающих элементов порождает большие трудности в организации обмена информацией, в согласовании деятельности отдельных процессоров, в распределении между ними элементарных подзадач. Известно, также, что далеко не все задачи, успешно решаемые последовательными компьютерами, допускают распараллеливание. Заметим также, что человек, как показывают психологические исследования, имеет очень ограниченные способности к параллельной обработке информации. Фактически он не способен осознанно выполнять сразу два задания, если исключить механизм переключения внимания между ними (это переключение, как правило, субъективно не замечается). Еще В. Вундт в середине 19 века установил, что человек не может одновременно следить за стрелкой хронометра и звуковым сигналом и поэтому практически всегда указывает неверное время подачи сигнала (отвлекаясь на звуковой сигнал, он на какое-то время перестает следить за движением стрелки хронометра).

Таким образом, представляется весьма сомнительным, что мозг, в силу своей конструкции, в силу отсутствия, прежде всего достаточного быстродействия, вообще способен осуществлять сколько-нибудь сложные вычисления, которые, видимо, необходимы для осуществления основных когнитивных функций (распознавание образов, творческое мышление, осуществление сложных скоординированных движений и т.п.), т.е. решать те объективно сложные (для компьютера) задачи, которые, однако, человек решает практически мгновенно и без всяких усилий.

Закрадывается подозрение, что мозг вообще не есть аппарат мышления, а является лишь частью аналогового устройства, осуществляющего управление телом человека. Это устройство можно научить умываться или чистить зубы (по принципу выработки условного рефлекса), но не более того. Подлинное же мышление и восприятие реализуется не по компьютерному принципу, каким-то иным, "невидимым" устройством, а мозг человека - только одна структурная единица этого общего устройства, обеспечивающего высшие психические функции. Во время зафиксированной электрической активности мозга происходит считывание данных с органов чувств, их первичная обработка и затем они передаются в оперативную быстродействующую память и обрабатываются сверхбыстродействующим процессором, о расположении и устройстве которого мы не имеем никакого представления. Этот сверхбыстродействующий "процессор", можно условно назвать "духом", понимая его как некую неизвестную, необъяснимую натуралистически (т.е. с точки зрения физики, химии, физиологии) составляющую психического механизма.

Заметим, что результаты исследования коры мозга методом вызванных потенциалов показали, что информация в коре мозга отображается в два этапа. Вначале клетки коры воспринимают физические параметры сигнала, затем эта информация "стирается" в коре, и, видимо, куда-то переадресовывается (как, полагают физиологи – в подкорку). Затем, уже поздние компоненты вызванного потенциала, – вновь коррелируют с поступившим сенсорным сигналом, но они отражают уже не его физические свойства, а его значимость для субъекта. Именно в этот момент (когда информация вторично попадает в кору) и происходит осознание (23). Получается, что в коре больших полушарий осуществляется лишь первичная обработка сенсорного сигнала, а затем кора откуда-то получает уже готовую оценку значимости этого сигнала. Оценка значимости – это и есть, по сути, "высшая нервная деятельность" - т.е. самое главное, чем должен заниматься мозг. Традиционно кора рассматривается как субстрат высшей нервной деятельности. Если, однако, кора, по результатам этих исследований, не осуществляет эту деятельность, то еще менее вероятно, что ее могут осуществить более примитивные подкорковые структуры. Таким образом, нужно признать, что по данным электроэнцефалографии отсутствует полная корреляция между психическими и физиологическими процессами, что позволяет предположить, что в участии обработки сенсорных сигналов участвуют какие-то "внемозговые", неизвестные нам факторы.

Как же в таком случае оценить факты нейропсихологии, указывающие на повреждение самих психических процессов (таких как воля, запоминание, речь, мышление и т.д.) при поражении высших отделов мозга (коры и таламуса)? Эти факты не позволяют рассматривать мозг как простое "приемно–передающее" устройство, связывающее дух и тело. Видимо, нужно признать, что дух не может нормально функционировать "сам по себе", изолированно от мозга и его медленных нейрональных функций. Психика человека – результат совместной работы мозга и "духа". Используя сравнение с компьютером, мы можем сопоставить дух с процессором (обладающим встроенной памятью), а мозг с "материнской платой" и другими деталями компьютера (блок питания, "входы" и "выходы" в виде клавиатуры, монитора и т.д.). Процессор не может работать вне компьютера. Он должен быть вмонтирован в соответствующую ему электронную схему, которая обеспечивает его нормальное функционирование. Нарушение этой схемы, будет нарушать и работу процессора, даже если сам процессор не будет иметь повреждений. Так и дух, будучи сам по себе неповрежденным, начинает неправильно функционировать, если поврежден мозговой механизм, в который дух как бы "вмонтирован".

Мы различаем термины "душа" и "дух". В соответствии с вышесказанным, можно предположить, что "душа" функционально - плод совместной работы мозга и "духа". Дух же – как бы "невидимая деталь", которая выполняет функцию "центрального процессора" мозгового "компьютера".

Не следует, однако, считать "дух" чем-то абсолютно "нематериальным". Стоики, как известно, определяли "материю" как то, что способно действовать на другие материальные тела, способно включаться в цепочки причинно-следственных связей в физическом мире. Ясно, что дух как-то действует на мозг человека - иначе была бы не возможна их совместная работа. Следовательно дух, с этой точки зрения, вполне материален. Его "супранатуральность" означает лишь, что его невозможно объяснить с позиций современной физики, химии и физиологии. Но это не значит, что он "не физичен". Просто существование духа выходит за рамки концепций современной физики – что указывает на неполноту последней. Если физика претендует на статус "теории всего", то она должна как-то учитывать существование духа (отчасти это делает квантовая физика, используя концепцию "наблюдения" (а значит и факт существования обладающего сознанием "наблюдателя"), как причину редукции волновой функции. Здесь, по мнению многих физиков (Е. Вигнер, Н. Винер и др.), человеческое сознание прямо вводится в фундамент физической теории, но, однако, при этом, оно не получает никакого физического объяснения, что говорит о неполноте существующей теории).

Вернемся к оценке деятельности мозга. Здесь мы снова должны вернуться к обсуждению механизма памяти. Упомянутые нами ранее опыты Пенфилда со "вспышками пережитого" (24), а также эксперименты с гипнозом, явление "хронологической регрессии" (25) - указывают на то, что наш мозг ничего не забывает. По крайней мере, все, что воспринимают органы чувств, с фотографической точностью фиксируется в "закромах" нашей памяти. Эта память строго упорядочена во времени и подобна "кинофильму", в котором запечатлена вся наша жизнь (иногда этот кинофильм практически мгновенно прокручивается» в околосмертном состоянии (26)). Если это действительно так, то к 60 годам человек накапливает примерно 1016 (Вулдридж) - 1020 (Фон Нейман) бит информации. Следовательно, на один нейрон (если учитывать все нейроны мозга) приходится 106- 1010 бит информации. Информационная емкость молекулы ДНК человека составляет по некоторым оценкам 1,16 гигабайта информации. Величина потенциального запаса информации в яйцеклетке (зиготе) оценивают в 1012 бит (В. Равен, 1996). Таким образом, если кодирование информации осуществляется на уровне макромолекул, то нейрон вполне может хранить 1010 бит информации и даже более.

В 60–80 годы прошлого века активно разрабатывалась гипотеза молекулярной природы памяти человека и животных (9). В качестве носителя памяти предлагали молекулы РНК, ДНК, а позже – белковые молекулы. Несмотря на отдельные удачные эксперименты с "переносом памяти" от одного животного к другому (в мозг необученного животного впрыскивали вытяжки, взятые из мозга обученных животных – такие опыты ставили, в частности, на золотых рыбках и крысах – например, крысам удалось химическим путем передать боязнь темноты, выработанную у других крыс посредством сочетания темноты и электрического тока), не удалось ни установить молекулярный носитель долговременной памяти, ни механизмы записи и воспроизведения информации. Кроме того, опыты по "пересадке памяти", успешно производимые в одних лабораториях, не воспроизводились в других лабораториях. Поэтому в 80-х годах исследования в этом направлении фактически были свернуты.

Возобладала, как мы уже отмечали выше, т.н. "коннекторная" теория памяти, согласно которой долгосрочная память кодируется посредством перераспределения эффективности синаптических контактов между нейронами. Эффективность синапса определяется количеством пузырьков с медиатором в синапсе, их расстоянием от пресинаптической мембраны и положением синапса на теле нейрона-акцептора. В этом случае более понятны возможные механизмы записи и воспроизведения информации, но эта теория также имеет ряд недостатков.

Известно, что чем более активно работает синапс, чем больше он "упражняется", тем выше становится его эффективность. Это позволяет объяснить механизм выработки условных рефлексов. Но если человек действительно потенциально помнит все, что происходило в течение его жизни (о чем говорят эксперименты Пенфилда и др.), то следует признать, что коннекторный механизм не способен обеспечить все виды памяти человека.

Память человека отнюдь не сводится к выработке условных рефлексов. Для выработки рефлекса, необходимы многократные сочетания условного и безусловного стимулов. У человека, однако, существует т.н. "эпизодическая память" - память на события его собственной жизни. Эти события запоминаются сразу, без всяких повторов, что вряд ли может быть обеспечено коннекторным механизмом. Заметим, также, что синаптические связи весьма лабильны, и трудно представить, каким образом они могут обеспечить долгосрочное (в течение десятилетий) сохранение воспоминаний.

Коннекторная теория не способна объяснить ни факт (выявленный экспериментами Пенфилда) сплошной записи в памяти всего сенсорного входа человека на протяжении всей его жизни, ни строгую временную упорядоченность воспоминаний. Как уже отмечалось, на строгую хронологическую упорядоченность воспоминаний указывает, также характер восстановления памяти после травмы (т.н. "ретроградная амнезия"), а также упомянутая ранее "хронологическая регрессия". Не ясно, зачем мозгу сохранять абсолютно всю информацию о прошлом, включая незначительные события, и зачем нужно сохранять ее в строгой временной последовательности. И то и другое не имеет биологического смысла, т.к. большая часть зафиксированной таким образом информации никогда не используется, а знание строгого временного порядка получения впечатлений необходимо лишь в небольшом числе случаев. Создается впечатление, что мозг обладает неограниченной по объему памятью и может позволить себе сохранять совершенно бесполезную для выживания организма информацию.

Как мы уже отмечали, еще в конце девятнадцатого века А. Бергсон в известной книге "Материя и память" (28) выделил два вида памяти "память духа" (т.е. "эпизодическую память" - касающуюся событий личной жизни) и "память тела" (навыки, условные рефлексы и т.п. – все то, что требует специального обучения с закрепление через многократное повторение). Только память тела, по мнению Бергсона, связана с энграммами, запечатленными в мозге, тогда как "память духа" не фиксируется в мозге в виде каких-либо "записей", а представляет собой "прямой доступ к событиям прошлого", т.е. как бы "путешествие на машине времени", позволяющее заново созерцать события прошлого.

Современная нейропсихология также разделяет эти виды памяти и показывает, что они могут нарушаться независимо друг от друга. Человек может забыть события личной жизни, произошедшие за несколько последних десятилетий, но при этом сохраняются все навыки, речь, профессиональные знания, даже те, которые были получены в амнезированные годы.

Как мы уже отмечали, "память тела" вполне объяснима с позиций "коннекторной" гипотезы. Но она, эта гипотеза, не способна объяснить "эпизодическую память" - воспоминания об однократно пережитых событиях личной биографии. Поэтому мы вынуждены признать, что полной теории, объясняющей функционирование и природу всех видов памяти, мы в настоящее время не имеем.

Известно, что память о прошлом сохраняется при самых обширных повреждениях мозга. Например, рассечение лобных долей (лоботомия) приносит облегчение при психозах и галлюцинациях, но не затрагивает память. Удаление части коры головного мозга облегчает страдания невротиков, но не изменяет их воспоминаний. Нет также оснований предполагать, что имеется какой-то специальное хранилище памяти в мозге или в любом другом органе тела.

Все это делает весьма правдоподобной гипотезу, что, по крайней мере, часть памяти человека не связана с какими-либо "записями" в мозге, не имеет нейронального субстрата и обладает т.о. "экстранатуральной" природой. Это заключение становится еще более убедительным, если мы учтем полученный ранее вывод о связи памяти со свойством свехвременности нашей души. Вполне вероятно, что носитель этой памяти - дух, т.е. трансцендентное, супранатуральное начало, взаимодействующее с мозгом внешним образом.

В качестве важного аргумента в пользу трансцендентной природы памяти, а также и мышления можно использовать последние исследования "околосмертного опыты", проведенные в последние годы английскими и голландскими учеными. В 2000 году было опубликовано исследование, проведенное Питером Фенвиком из Лондонского института психиатрии и Сэм Парина из Центральной клиники Саутгемптона (29).

В рамках научной работы экспериментаторы опросили 63 кардиологических больных, переживших клиническую смерть.

Оказалось, что 56 вернувшихся с того света не помнят ничего. Однако у семерых сохранились отчетливые воспоминания о том, что они испытали в период клинической смерти. Четверо утверждают, что ими овладело чувство покоя и радости, время побежало быстрее, ощущение своего тела исчезло, настроение стало приподнятым, даже возвышенным. Затем возник яркий свет, свидетельствующий о переходе в иной мир. Все опрошенные находились какое-то время в ином мире, а затем вернулись к действительности.

Тщательно изучив медицинскую документацию оживленных, врачи пришли к выводу, что традиционное представление о прекращении работы мозга из-за дефицита кислорода ошибочно. Ни у одного побывавшего в состоянии клинической смерти не было зафиксировано существенного снижения содержания кислорода в тканях центральной нервной системы.

Отброшена была и другая гипотеза — будто видения могут быть вызваны нерациональной комбинацией медикаментов, применяемых при реанимации.

В 2001 году, трое голландских ученых из госпиталя Рийенстэйт под руководством Пима Ван Ломмеля провели самое масштабное на сегодняшний день исследование людей, переживших клиническую смерть. Результаты его были опубликованы в статье "Околосмертельный опыт выживших после остановки сердца: целенаправленное изучение специально сформированной группы в Нидерландах" в британском медицинском журнале "Ланцет" (30).

Опираясь на статистические данные, полученные за десятилетний период, ученые установили: видения посещают далеко не каждого человека, пережившего клиническую смерть. Только 62 человека (18%) из 344, перенесших 509 реанимаций, сохранили четкие воспоминания о том, что они испытали в период между временной смертью и "воскрешением2.

В частности, феномены внетелесного опыта (когда человек видит себя со стороны) испытали 24% возвращенных к жизни. В 13% случаев люди наблюдали несущиеся чередой картины прошедшей жизни.

Интересно, что слепые от рождения люди дословно повторяли повествования зрячих. Т.е. в момент клинической смерти они впервые обретали зрение, узнавали что значит "видеть".

Исследователи поставили перед собой цель — точно определить, когда человека посещают видения, во время клинической смерти или в период работы мозга. Ван Ламмель и его коллеги утверждают, что это им удалось сделать. Заключение ученых таково: видения наблюдаются именно в момент "отключения" центральной нервной системы. Таким образом, было показано, что сознание может существовать независимо от работы головного мозга.

Эти исследования непосредственно доказывают существование некоего "супранатурального" фактора, обеспечивающего основные психические функции (мышление, восприятие, память) при полном бездействии мозга. По определению - это и есть то, что мы называем "духом".

Но ранее, мы отмечали, что, учитывая данные нейропсихологии, следует признать, что психические функции – есть продукт совместной деятельности мозга и духа. Исследования Фенвика, Парина и Ван Ломмеля показывают вроде бы, что мозг и даже органы чувств – не нужны для психической деятельности.

Здесь возможно такое объяснение. Данные нейропсихологии указывают на то, что "голый" дух без мозга работать не может – также, как процессор компьютера не может работать без остальных деталей устройства. "Выход из тела" в момент клинической смерти, как правило, сопровождается коротким периодом бессознательности. Можно предположить, что "дух" в это время соединяется с каким-то новым "телом" (астральным? ментальным?) в союзе которым он только и может осуществлять психические функции. Это похоже на то, как процессор переносится в другой компьютер, устанавливается на новую материнскую плату. Этот процесс переноса и объясняет период бессознательности. Заметим, что внетелесный опыт в состоянии клинической смерти нередко сопровождался восприятием некоего призрачного тела, наличие которого ощущали пациенты, но которое было невидимо для окружающих. Видимо это "тело" и обеспечивало работу духа после выключения мозга.

Таким образом, фактические данные говорят нам о том, что даже чисто функционально сознание не является функцией только известных нам нейрональных структур мозга. Перейдем теперь к анализу философских аргументов против функционализма.

Сознание это не только набор психических функций, но и феноменальный внутренний мир – субъективная реальность. Функционалисты утверждают, что внутренний мир есть коррелят макрофункции нашего мозга (т.е. коррелят функции мозга как целого). Иными словами, сознание автоматически возникает как некое системное свойство тогда, когда имеет место определенного рода функционирование, которое можно описать как определенное отношение между сенсорными входами и моторными выходами человеческого организма. При этом утверждается, что важна лишь макрофункция – интегральное отношение входа и выхода, тогда как микрофункции, т.е. конкретные нейрональные физические и химические процессы, которые фактически реализуют интегральную функцию мозга, сами по себе не важны, не представлены в сознании субъекта, элиминированы для него (31).

Это утверждение легко опровергнуть, используя изобретенный Дж. Сёрлом аргумент "китайской комнаты" (32), который использовался автором как аргумент против "сильной" версии искусственного интеллекта, но может также использоваться как аргумент против функционализма. Аргумент заключается в следующем: представим себе человека, который вручную выполняет компьютерную программу, которая, в свою очередь, имитирует некую функцию человеческого интеллекта (в примере Сёрла – это функция понимания китайского языка). Достаточно очевидно, что человек может выполнять данную программу, не имея тех субъективных переживаний, которые соответствуют данной имитируемой психической функции. Например, он может имитировать понимание китайского языка, не понимая этого языка, имитировать процесс распознавания образов – не видя данные образы и т.д. Но то же самое мы должны утверждать и о компьютере, исполняющем подобную программу. Если человек в данной ситуации не имеет переживаний, адекватных данной психической функции, то подобных переживаний явно не будет иметь и компьютер. Но отсюда очевидно следует, что сколь угодно точное воспроизведение отношения вход-выход для любой психической функции отнюдь не гарантирует автоматического возникновения соответствующей данной функции субъективной феноменологии. Таким образом, тезис о тождестве феноменологии субъективного и макрофункции мозга просто ошибочен.

Сам Дж. Сёрл, анализируя аргумент "китайской комнаты", пришел к выводу, что специфика феноменологии сознания определяется не интегральной функцией мозга "в чистом виде", а, напротив, теми физическими и химическими процессами, которые обеспечивают специфическую реализацию данной функции. Т.е. феноменология коррелятивна не макрофункции мозга, физическому (субстратному) способу ее осуществления. Эта точка зрения неизбежно ведет нас к мысли, что объяснение существования субъективных феноменов нужно искать не на функциональном, а на физическом уровне описания реальности. Эта концепция известна как панпсихизм или панэкспириентализм.

Данная точка зрения представляется более приемлемой, чем функционализм, поскольку по крайней мере дается объяснение происхождения субъективных феноменов – они изначально (хотя бы в примитивной форме) существуют как некое "внутреннее" свойство физических элементов, из которых слагается мозг. Действительно, слабость функционализма видится в том, что он не дает объяснения: каким образом при усложнении организации мозга вдруг внезапно возникают субъективные феномены, тогда как отдельные составляющие мозга (элементарные частицы, атомы, молекулы, нейроны и т.п.) ничем подобным не обладают. Панпсихизм же утверждает, что мозг лишь по-новому организует уже имеющиеся в природе психоидные элементы, придавая им определенные функциональные свойства. Но и панпсихизм не является успешным решение психофизической проблемы, поскольку предполагает наличие жесткого изоморфизма между физическим и психическим. Такого изоморфизма, однако, на самом деле не существует – по крайней мере, в рамках современной физической теории.

Ранее мы отмечали частичный изоморфизм субъективного и физического на уровне квантового описания последнего. (См.: (7), (19)). Отмечалась, в частности, аналогия между сознанием и квантовым компьютером (19). Однако полностью объяснить сознание с позиций квантовой теории не удается. Ряд аспектов феноменального внутреннего мира человека и ряд аспектов функционирования сознания не удается объяснить даже с позиций квантовой физики, и мы вынуждены предположить их "надфизическую" (в смысле – не объяснимую с позиций современной физики и вообще натуралистического подхода – трактующего сознание как природный феномен) природу.

Перечислим эти аспекты.

Во-первых, это качественность, присущая чувственным (сенсорным) психическим феноменам. Наши ощущения обладают модально специфическими качествами (такими, как цвет, запах, высота звука, ощущение тепла, холода и т.п.) и, таким образом, разницу между ощущениями невозможно свести лишь к количественным различиям.

Современное физическое описание материи, напротив, бескачественно. В соответствии с заложенным еще Декартом идеалом – материя физически описывается посредством "пространственно-временной геометрии". Это видно из того факта, что фундаментальные уравнения физики практически не содержат ничего, кроме пространственных и временных координат (х, у, z, t) и числовых коэффициентов, также имеющих в конечном итоге пространственно-временную размерность. Все "качества", с точки зрения физики и физиологии восприятия, – это субъективные интерпретации (кодировки) тех или иных количественно определяемых пространственно-временных свойств материи (цвет – кодирует частоту электромагнитной волны, запах и вкус – геометрическую форму молекул, звук – колебания воздуха различной частоты и т.д.). Но если мозг – не более чем атомно-молекулярная система, то откуда в сознании могут возникать чувственные качества, если в атомах и молекулах мозга они отсутствуют?

Здесь возможны два ответа – либо качества привносятся извне, не являются продуктом мозга (и тогда мы можем отнести их к проявлениям – "сверхприродного" начала в человеке), либо качества все же принадлежат изначально самой материи, но физика почему-то их игнорирует (такой точки зрения на природу качеств придерживался, в частности, Б. Рассел). Во втором случае нужно признать, что физика существенно не полна и дает неадекватное описание предметного мира – что весьма сложно допустить, учитывая очевидные успехи физики в объяснении строения и свойств материи. Но такая возможность, теоретически все же остается, и поэтому мы можем лишь предположить (хотя и с большой долей уверенности), что "качества" – скорее всего, привносятся "извне", есть продукт духа, а не нейронального механизма.

Во-вторых, физически трудно объяснимой оказывается наша индивидуальность – уникальность и себетождественность человеческого "Я". Выше мы рассматривали мысленный эксперимент с копированием структуры человеческого организма с точностью до расположения отдельных атомов. Было показано, что копирование не приводит к воспроизведению индивидуального "Я". Можно усилить этот аргумент, если предположить, что копия собирается из тех самых атомов, которые изымались из организма человека на протяжении ряда лет в ходе обмена веществ. Тогда двойник будет обладать не только тождественной оригиналу структурой, но и будет состоять из тех же самых атомов, из которых ранее состоял оригинал. Однако и в этом случае: когда не отличаются ни структура тела, ни атомарный состав – мы не сможем воспроизвести индивидуальное "Я" человека. Отсюда наглядно видно, что индивидуальность "Я" и его тождественность себе не имеет телесной природы и, следовательно, нет оснований думать, что "Я" уничтожается вместе с уничтожением тела.

Во второй главе мы отмечали, что есть некоторая возможность объяснить индивидуальность с позиций квантовой теории. Однако предварительно нужно доказать, что для описания человеческого организма, в частности, работы мозга, действительно необходимо обращение к квантовой теории. Т.е. какие-то важные жизненные и психические процессы осуществляются на основе квантовомеханических эффектов. Необходимость обращения к квантовому описанию в данном случае не доказана и, более того, по большей части противоречит тому, что мы знаем о функциях человеческого организма. (Хотя существует и противоположная точка зрения, представленная, в частности в нашей ранней работе (7) (см., также, (17)). Таким образом, возможность физического истолкования индивидуальности весьма проблематична.

В-третьих, какое-либо натуралистическое объяснение не возможно, по-видимому, для творческих способностей человека. Заметим, что вообще любые процессы творчества, т.е. процессы возникновения чего-то принципиально нового в мире, в природе, не имеют естественного (натуралистического) объяснения, т.е. не объяснимы с позиций действия известных нам законов природы. Мы не можем натуралистически объяснить ни возникновения нашей Вселенной, ни зарождение жизни на Земле, ни эволюции видов животных и растений. (Дарвинизм не объясняет главного: каким образом возникают новые осмысленные фрагменты генетической информации. Простейшие расчеты показывают, что этот процесс не может осуществляться за обозримое время с помощью естественного отбора удачных случайных модификаций молекул ДНК). Также необъяснимо и человеческое творчество – коррелятом которого является созидаемая человеком культура. Ведь творчество – это созидание чего-то принципиально нового, небывалого. Следовательно, оно не может быть продуктом действия неких программ, алгоритмов. Если мозг – просто нейрональная сеть, в которой происходит обмен нервными импульсами между нейронами и ничего более, то он функционально эквивалентен некой машине Тьюринга, т.е. действует на основе некого алгоритма, и, следовательно, к подлинному творению нового не способен. Если же творчество существует, то наша психика не является только лишь функцией нейронального компьютера, а содержит в себе нечто большее (то, что мы выше обозначили как дух).

Этот вывод можно связать с т.н. геделевским аргументом против искусственного интеллекта, предложенным Дж. Лукасом и Р. Пенроузом (17, 18). Они полагают, что из теоремы К. Геделя о неполноте формальных систем вытекает принципиальное различие между человеком и машиной, что предполагает алгоритмическую невычислимость функции человеческого сознания. Если признать аргументацию Лукаса и Пенроуза, то отсюда ясно следует, что психика не является функцией лишь только нейрональной системы, поскольку функция последней явно алгоритмически вычислима. Сам же аспект невычислимости можно как раз связать с творческими способностями человека: способностью человека не только действовать по алгоритму, но и создавать новые алгоритмы.

Заметим также, что поскольку мы не можем натуралистически объяснить эволюцию живого, мы не можем объяснить и возникновение человеческого мозга. Здесь можно предположить действие неизвестного творческого фактора, направляющего эволюцию. Но этот фактор может действовать и в сформированном мозге, обеспечивая творческие способности человека.

В-четвертых, натуралистически невозможно объяснить свободу воли человека и целесообразность его поведения исходя из физических представлений. В природе процессы либо жестко детерминированы, либо случайны. Свобода несовместима с детерминизмом, а целесообразность – со случайностью. Отсюда можно сделать вывод, что способ функционирования сознания принципиально отличен от способа функционирования природных объектов.

В-пятых, с точки зрения современной физики невозможно, видимо, в полном объеме объяснить так называемые "паранормальные явления" (телепатия, телекинез, ясновидение, медиумизм и др.). Некоторые из них: проскопия (восприятие будущего), ретроскопия (восприятие прошлого), а также экстрасенсорное восприятие удаленных объектов – указывают на нелокальность сознания в пространстве и времени, что само по себе указывает на некоторую независимость сознания от мозга.

Итак, изложенные аргументы показывают, что сознание нельзя объяснить ни с позиций функционализма – как функцию мозга, ни с позиций панпсихизма – как внутренний аспект материи мозга. Сознание действительно тесно связано с мозгом, но эта связь, видимо, не является причинно-следственной. Мы не можем ни объяснить сознание как продукт или аспект мозга, ни мозг – как продукт или аспект сознания. Скорее их связь носит коррелятивный характер и, следовательно, правильным решением психофизической проблемы является теория психофизического параллелизма.

Но и она содержит лишь часть истины. Мы видели, что существуют аспекты сознания, которые невозможно истолковать как коррелят мозговых физических и химических процессов – это, прежде всего, качественность, индивидуальность, способность к творчеству, свобода и целесообразность. Следовательно, психофизический параллелизм должен быть дополнен интеракционизмом – теорией психофизического взаимодействия. (Этот подход к решению психофизической проблемы философски обоснован нами в работах (16), (21)). Интеракционизм предполагает существование экстрафизического, сверхприродного, независимого от физического мозга фактора, принимающего существенное участие в психических процессах. Этот фактор мы обозначили термином "дух". Предполагается, что дух не есть продукт или коррелят физических процессов в мозге, но он находится в тесном взаимодействии с психическими процессами.

Ясно, что дух, поскольку он не зависит от физического мозга, может пережить разрушение человеческого организма. Таким образом, и анализ психофизической проблемы указывает на бессмертие, по крайней мере некоторой части нашего психического существа.