Забытое счастье

Скоро пойдет снег. Нет, нет, ещё не завтра. Но уже скоро.

И Северный Ветер станет играть торжественные вальсы и заводные польки, аплодируя себе снежными хлопьями, выбивая дробь снежинками по крышам.

Он будет постоянно объявлять белый танец, чтобы строгая Метелица пригласила его на танец. Сам он очень стесняется. Очень уж она строга, и расцветает улыбкой, только когда он особо лихо закружит её в вальсе снежного потока.

Снег будет идти, и укрывать все наши ошибки, прятать обиды и таинственно...

Шарлота прогуливалась вокруг дворца, это была единственная радость и развлечение, все - что у нее осталось. Внутренний ухоженный сад обладал очень притягательным для нее свойством, там росли деревья с ее родины. Она подошла к дубу, - он тяжело переносил жару и сухость, чужое небо и постоянную смену атмосферы, - то колючий раскаленный воздух, приносимый ветром с пустыни, то влажное дыхание со стороны Нила. Не хватало земли, простора. "На родине дубы вольно раскинулись среди холмов и полян...

Пролог.

Вечерний город… Большой, копошащийся. С текущими по его венам фарами машин, со змеями поездов, выползающих из его коряжистых окраин. Он мерцает миллионами светящихся окон, фонарей, реклам, которые изрешетили наползающую на этот бетонный муравейник темноту.

Люди в городе закончили свою работу. Продираясь сквозь толчею, через дым и шум, они спешат к своим газовым и электрическим очагам, таща в руках пухлые пакеты с фирменной символикой супермаркетов. Скрипят натруженные пружины...

XIII.
Как деловая и образцово-показательная хозяйка, я с бешеной скоро-стью носилась из кухни в гостиную и обратно из гостиной на кухню. Модер-новский журнальный столик давно ломился от чрезмерного груза съедобных запасов. Последним штрихов, завершающим аппетитную композицию многочисленных блюд русско-язычной национальной кухни был великолеп-нейший кофе, глумливо сваренный в эмалированной кружке.

- Угощенья не многовато? - Осторожно поинтересовался Карел.

- Я думаю, в самый раз...

Почти все жители планеты Земля хранят в своем сознании образ желтой, иссушенной палящим солнцем, испещренной песчаными барханами пустыни. Образ может слегка отличаться. Наличие или отсутствие верблюда, одинокий саксаул или перекати поле, мираж воды под кромкой горизонта, песчаная буря, маленькая ящерица или варан... Но большинству людей сложно представить пейзаж этой пустыни, покрытой толстым слоем искрящегося на солнце снега. Данный образ сильно отличается от образа зимней Сибирской тундры или...

Тёмные аллеи медленно погружались в сон. Их деревья томно покачивали кронами, предчувствуя скорый выход на аллейную сцену прекрасной актрисы, чьё имя веками бу-доражило мысли поэтов и мастеров пера. Осени. Деревья ждали, что скоро в сумасшед-шем вальсе закружатся их жильцы листья, под звук оркестра ветров…

Они ждали, что со-всем скоро последние птицы взмахнут крыльями и покинут их до весны. Они ждали оди-ночества…

По тёмным аллеям бесшумно кралась Осень, лишь изредка нарушая тишину шеле...

Маленькая милая девочка с яркими, синими бантами. Он даже не заметил, косы у неё были или хвосты. В памяти остался только синий цвет, который молнией резанул по глазам. А затем лицо. Детское, искажённое от неизбежности и ужаса, лицо.

Оно приближалось к лобовому стеклу автомобиля неимоверно быстро. Застывшие доли секунды. Ему они показались вечностью. Затем сильный удар. Кровь и мозги. Зрелище не для слабонервных. Это напоминало разбившегося о лобовуху огромного шмеля. С той лишь разницей, что...

В тусклом свете керосиновой лампы, у маленького чердачного окна, с книгой на коленях, он сидел и листал страницу за страницей. Перебирая каждую строчку, перетряхивая каждое слово как одеяло утром, заглядывая под каждую букву, словно приоткрывая занавески, чтобы впустить немного солнечного света.

Откинув капюшон и вытерев испарину со лба, он стал ещё жаднее вглядываться в иероглифические построения символов и знаков древнего печатного тиснения, боясь упустить то важное, что так было нужно ему...

Странное чувство обреченности пронзило небо в трех местах сразу. А может, даже не небо, а мою израненную, словно тысячью осколков, душу, кровоточащую, рваную, сгнившую под аккорды твоего волшебного голоса. Великолепное, потрясающее чувство, будто бы тебя пытают самым изощренным способом, а тебе не больно, нет.

Тебе вообще больше не больно, ты ничего не чувствуешь кроме того, что где-то внутри тебя дотлевает маленькая искра, которую, увы, но уже ничто не сможет разжечь. Потрясающее...

Кто я...

Я жду. Я нахожусь. Я не пророк…
Измучена...

Да, я измучена. Я давно здесь. Пять или, может, даже шесть поколений. Я жду. Когда ко мне придут и спросят о том, что я знаю. Я могу рассказать очень много, я столько узнала и пережила за всю свою жизнь… Но они приходят очень редко.

Вот снова ко мне тянется рука. Тепло. Но она натыкается на невидимую преграду и останавливается. Снова и снова и снова останавливается. Но даже так я чувствую хоть немного тепла, оно просачивается ко мне...