Глава 10. Дополнительная консультация
- Александр Степанович! Куда же вы? Александр Степанович! - Наконец дошло до слуха Колымагина. И он обернулся.
Рядом стояла Берта.
- Что же вы! Я кричу, кричу! Мы же договорились: у входа.
- А! - Сонно произнес Колымагин, медленно приходя в себя. - Да, да, у входа, через пять минут. Разве пять минут уже прошло?
- Что с вами, Александр Степанович? Вы не здоровы?
- Нет, нет! Что вы! Да, я же должен вас проводить!
Берта нахмурилась:
- Вы ничего мне не должны!
- Как же! Вы ведь заплатили за меня!
- Я совсем не за это заплатила. Забудьте об этом! Можете даже не возвращать, если для этого вам опять придется идти пешком через всю Европу.
- И совсем не через всю. - Сказал Колымагин и пошел, видимо, еще не совсем придя в себя.
Берта шла в нескольких шагах сзади. Она хотела уйти, но что-то ее не отпускало, а может быть, даже привлекало в этом нескладном человеке. Наконец, Александр Степанович опомнился и обернулся:
- А куда мы идем?
- Кажется, вы провожаете меня домой.
- А-а...
- Только я живу в обратной стороне.
- А-а! - Сказал Колымагин и развернулся на 180 градусов.
Берта засеменила рядом. Александр Степанович стал все больше и больше крутить глазами, поражаясь невиданным сооружениям.
- Вам нравится? - Поинтересовалась спутница.
- Да! Только почему нет людей?
- Сейчас редко пешком ходят. Отдыхать, даже на один день, к морю летают. Кто побогаче, конечно. Я пока не могу себе позволить.
- Отчего же? Вы не замужем?
Берта ничего не сказала, только покраснела.
- А родители не помогают?
- Ну, немножко. Я сама отказалась. Хочу все сама!
- А-а!..
- Если хотите, можем присесть здесь под деревом. Вы, кажется, устали?
- Да, я очень устал. Я очень много работал. По ночам. Без отдыха. С 1936 года.
- Что-что? Ой! Садитесь скорее! Вам, кажется, плохо?
Они сели. Берта с волнением поглядывала на молодого человека. Но тот молчал.
- Ну как? Видели Машина? - Решилась спросить девушка.
- Да. Только он не захотел со мной разговаривать.
- Ой, так это вы к нему прорвались? Я гляжу, фигура знакомая. Так это были вы! Ой, как здорово! И как это вас пропустили? К нему никого не пускают! Даже президентов. Охрана у него о-е-ей!
- А я с ним немного знаком. Мы сегодня утром с ним болтали и обедали.
- Болтали? Как это? С Машиным?! А вы меня не разыгрываете? Разве можно с Машиным болтать?
- Не разыгрываю, девочка. Это чистая правда.
- Но как вам удалось познакомиться? Я всю жизнь мечтаю хотя бы рассмотреть его поближе. А вы только появились и сразу встретились. Это непостижимое везение!
- Ну, не только. - Скромно заметил Колымагин. - Точный расчет, технические приспособления...
- Научите меня! Я тоже хочу делать такие расчеты!
- А что! Можно. Было бы желание.
- Я ведь еще никогда не видела человека, который вот так запросто обедает с Машиным!
- Не подумал бы, что это редкость. Меня сегодня подвез парень, Франц. По-моему, он тоже разговаривал с Машиным.
- Ой, да знаю я его! Врет он! У Машина свой личный шофер, по совместительству охранник и секретарь, очень преданный человек. С другими он отродясь не встречался. Будет он разговаривать с каким-то шофером. У Машина есть тайные доверенные лица. Через них он указания дает, или по телефону. А этот Франц любит прихвастнуть.
- Но мне он показался вдумчивым человеком. Он неплохо разбирается в обстановке.
- Это Франц-то? Фи! Да он же недоучка. Не осилил даже азов. Он и сам не раз признавался, что вождение автомобиля более соответствует его интеллекту. А я, между прочим, хорошо училась! Хоть с парнями и трудно было конкурировать, но в хвосте не плелась. С опытными консультантами я, конечно, не могу пока тягаться, но дело свое знаю! - И Берта топнула каблучком.
Колымагин наклонился вперед, посмотрел на каблучок и медленно заскользил взглядом вверх. Сверху на него глядели решительные и сердитые глазки.
- Я бы, конечно, спросил у вас. Кое-что. - Начал Колымагин. - Только не хочу вас огорчать. Ведь вы не ответите.
- Я? Не отвечу?! Да вы спросите сначала, а потом говорите! Что вы со мной как с ребенком! Я взрослый, самостоятельный человек! Не смейте так со мной обращаться!
- Ну, тише, тише... "То ревела на работе, а тут вдруг смелая стала. - Подумал русский гений. - Ладно, задам-ка я ей вопросик. На всю катушку! Чтобы больше не зазнавалась и знала свое место."
- Ну, задавайте, задавайте, а то зачем вы со мной пошли?
- Хорошо, хорошо. Только сначала я чуток поясню, а то вы не поймете, что мне надо. Так вот!.. Все, что мы видим, вся жизнь складывается из ряда событий. Например, первая русская революция, вторая русская революция, третья русская революция и т.д. И так во всем мире. Меня интересует, бесконечна ли эта цепочка. Или она когда-нибудь оборвется на особом звене? Это звено может быть связано с каким-то эпохальным открытием. Ну, если немного пофантазировать, то это могла бы быть машина времени. Если она будет достаточно мощная, то само понятие "история" потеряет всякий смысл, все звенья перепутаются и как цепочка перестанут существовать. Ну, хотя бы вопрос понятен?
- Вопрос понятен! И ответ тоже!
- Хм. - Не ожидал Колымагин.
- Это же очень простой вопрос. Любой школьник ответит.
- Не может быть! - Александр Степанович посерьезнел.
- А все ваши трудности от того, что с понятиями вы хромаете на все четыре, то есть на две. Если быть точным, то описанной вами цепочки нет. Вы приплели сюда разные вещи и все перепутали. От того и вопрос у вас получился такой длинный и глупый.
Колымагин покраснел. Но начинало темнеть. Поэтому Берта ничего не заметила и резво продолжала:
- Если уж говорить о цепочке, то для одного человека. Для него еще можно кое-как выделить последовательность событий, которые его коснулись. Но для каждого человека такая цепочка своя. Начинается с рождения, кончается со смертью. Еще можно представить цепочку для семьи. Начинается она со счастливого знакомства и кончается разводом. Но если точнее, то это уже не одна, а две сплетенных цепочки. У них могут быть общие звенья, могут быть и различные. В свою очередь судьба коллектива, народа, страны - это тоже переплетение многих линий. Если государство или семья разваливаются, то неточно будет называть это концом вашей мифической цепочки, потому что жизни людей продолжаются. Вот смотрите! - Берта указала на чрезмерно обстриженные деревья, сиротливо стоящие вдоль улицы. - Ствол дерева кончается, но дерево продолжается в ветвях. Так и в обществе старые линии идут дальше, расходясь в разные стороны и сплетаясь затем в новые узлы. Так и история всей Земли. С одной стороны, она есть переплетение миллиардов нитей, огромный пучок событий, с другой стороны - часть еще более грандиозных космических процессов. Погибнут государства, сменятся поколения, порвутся одни линии, вырастут новые, но всему этому потоку нет конца.
- А разве не может оборваться все разом?
- Это не исключено. В результате какой-нибудь катастрофы, например, падения крупного метеорита.
Тут как раз на тротуаре попалась сломанная ветка и мусорный контейнер, по всей видимости сброшенный каким-то шутником с одного из заоблачных этажей.
- Одну ниточку всегда легко порвать. Тьфу и все! Много - труднее. Все сразу - нужно колоссальное усилие. Они не могут сами порваться. Из закономерного развития это не следует.
- Что, что вы сказали?
- Я сказала, что на естественном пути нет никаких особых звеньев, потому что нет собственно и самой цепи в вашем понимании. Будут умирать люди, но народятся другие. Развалятся семьи, но появятся новые. Погибнут государства, но, может, без них и лучше? Вся история Земли сплетается в мощнейший жгут. Прочность его не только в том, что он толст сам по себе, а главным образом, в том, что он сам себя восстанавливает, ремонтирует и усиливает. - Неожиданно гуляющим попались двое рабочих с компрессором. - И в этом его принципиальное отличие от линии жизни каждого человека. Даже у слепой природы биогеоценозы, живой мир в целом имеют огромный потенциал самозащиты, они существуют миллионы и миллиарды лет, приспосабливаются к самым невероятным условиям. Конечно, нельзя утверждать, что развитие жизни и цивилизации идет гладко. - Колымагин, зазевавшись, вдруг споткнулся. - Потери бывают велики. Но в том-то и фокус, что отбрасывая все устаревшее и непрочное, жгут в целом сохраняет и развивает все самое прочное и надежное. Весь опыт показывает, что какие бы препятствия ни вставали на этом великом пути, их всегда удается преодолеть. И дело тут не в силе препятствия. Наш великий земной жгут не прет напролом, а ищет обходные пути, видоизменяется сам. Когда он столкнулся с препятствием, то у него один вид, а когда перескочил, то он уже совсем другой, и все подобные препятствия ему больше не страшны.
Берта замолчала и стала ждать похвалы.
- Берточка! Вы гений! Или как там это для женщины, не знаю. Никак от вас не ожидал.
- Ну это не моя заслуга. Я только пересказала то, что давно всем известно. А насчет машины времени или чего-то подобного в учебниках ясно написано: не может быть и все! Противоречит законам природы, логике развития и вообще всему, что можно придумать. У Машина об этом, кажется, ничего нет. Он фантастику не пишет.
- Ну, а вы лично, как думаете? Вот, допустим, к вам на консультацию прилетел гость из далекого прошлого и интересуется современной жизнью.
- А что? Я должна его обслужить. На общих основаниях. Не отказывать же ему, если он такой отсталый!
- А если бы он предъявил вам машину времени? В натуральную, так сказать, величину. Что бы вы сделали?
- То же самое. Проконсультировала бы и еще добавила бы ему, что он мошенник и вообще нехороший человек.
- А если бы он предложил вам прокатиться?
- За кого вы меня принимаете, Александр Степанович! - Гордо возмутилась девушка.
- М-да. Тяжелый случай. - Пробормотал Колымагин. - Тогда можно, я задам еще один, очень важный для меня вопрос? Мне, к сожалению, пора. И сейчас от вас зависит не только ваша судьба. Уже поздно. Я понимаю, что не время. Я, наверное, кажусь вам странным, несовременным. Но мне это очень важно. Важно узнать сейчас, чтобы я мог надеяться, рассчитывать. Обещайте, что ответите.
Берта зарделась, как помидор. Но в темноте было почти не видно. Только по прерывистому дыханию можно было догадываться о состоянии девушки.
- Спрашивайте, Саша. - Проникновенно произнесла Берта. - Для вас я на все готова!
- Тогда расскажите мне коротенько основы учения товарища Машина!
- Что!! - Берта вдруг вскочила и отвернулась в сторону.
- Но вы же сами обещали. Поверьте, это очень для меня важно. Это вопрос моей жизни или смерти.
Берта достала платочек и стала прикладывать к глазам.
- Но что с вами?
- Проводите меня домой. Мне давно спать пора! - Девушка стала всхлипывать.
- Чем я вас обидел?
- Ничем! В том-то и дело, что ничем!
- Не понял...
Немного прошли молча. Потом Берта заговорила:
- Ладно уж, слушайте. Ведь вы борец за Россию, за весь народ. Отдельного человека вам в народе, конечно, не разглядеть.
- Но и вы, кажется, решили посвятить этому свою жизнь?
- Да! Только трудно одной бороться, вдали от России. Люди тут все какие-то нерусские. Не понимают. Вот вас, наверное, понимают?
- Нет. Хоть и русские кругом. Совсем не понимают. Не верят! Им прямо в нос тычешь, а не верят! Очень трудно одному!
- Ну, тогда слушайте! - Оживилась Берта. - Иван Исаакиевич современный ученый. Он велосипед не изобретает. А смело берет на вооружение достижения предшественников. Потому и 500 томов он запланировал в своем собрании сочинений. Прикинул, сколько надо, чтобы предшественников пересказать, ну и своего, конечно, добавить. Он не стесняется. Так прямо и пишет, что его учение, машинизм, имеет три источника и три составные части. Вас, как я поняла, развитие общества интересует?
- О! Да, да! Очень.
- Здесь у него предшественниками были великие коммунисты-утописты.
На улице показался небольшой пруд, окаймленный зеленью.
- Может быть, социалисты-утописты? Вы не путаете?
- Да нет! Эти уже не считаются. Они еще раньше в предшественниках побывали. А теперь это Маркс и Ленин.
- Да, да. Я читал.
- Тогда я не буду пересказывать то, Машин один к одному переработал, а скажу, что нового.
- Да, да. Скажите, что нового.
- А новое в том, что он вскрыл все их ошибки. Собственно, это самое главное и самое трудное.
- И много таких ошибок?
- У! Завались! То есть имеются, я хотела сказать. Потому что правильных мест у них все-таки больше, чем неправильных. Только несведущему человеку их трудно отделить от неправильных.
- Тогда все ошибки мне пока не надо. Может, есть какая-то главная ошибка? Или они вообще все перепутали?
- Да! Есть главная ошибка, за которой все остальные потянулись.
- Ну-ну! Не томите же!
- Главная ошибка в том, что они недооценили роль научно-технического прогресса!
- Да? Берточка! Но вы же не правы! То есть Машин не прав. Я точно знаю! Именно Маркс указал на решающую роль техники в достижении изобилия, а следовательно, и всеобщего счастья. Ведь как до него мыслили счастье? И простые люди и цари... Чем больше награбил, чем больше народов покорил, тем лучше. Естественно счастье одних оборачивалось несчастьем тысяч и миллионов других людей. Тысячи лет люди делили и переделивали свое убогое счастье, воевали беспрерывно и по ходу дела разрушали то, что с таким трудом было накоплено. Труд ведь не был в почете. Вот воин - это человек! А кто в земле копается, так, жук навозный. Это удел немощных и тупых.
На улице вдруг показался нищий, безмятежно развалившийся в большой картонной коробке. Колымагин от неожиданности замолк. Еще раз покосившись на незнакомца, ученый продолжил:
- Царей и вельмож даже одевали слуги. Кое-что сильные мира сего и сами могли делать, да не принято было. Такого императора даже чернь перестала бы уважать. Вся власть на силе всегда держалась, на подавлении. И только с появлением капитализма, то есть кое-какой техники, выяснилось, что давить можно не только грубой силой, но и э-ко-но-ми-че-ски! Вес в обществе приобрели и те, кто производит, а не только те, кто отбирает. Оказалось, что и собственный труд может быть источником богатства. Что при умелом подходе богатство можно получить прямо-таки не отходя от кассы, и для этого вовсе не надо убивать соседа. Конечно, новый метод сначала был неглавным, он лишь дополнял военную мощь. - Колымагин почему-то топнул ногой. - А в ваше, то есть наше время, он решающий. Зачем воевать, терять людей, разрушать те богатства, которые можно захватить тихо и целиком! Только уж когда совсем не получается, тогда применяют пушки. Так откуда же появляется это экономическое богатство? Вроде из ничего. Никого не грабили, просто работали. Но ведь работали и 2000 лет назад, причем, куда более интенсивно. Маркс первым вскрыл здесь отличие и далеко идущие последствия. Все дело в машинах, орудиях труда. Именно они сильно повысили производительность труда. Никаким грабежом и перераспределением богатств не достигнешь того, что можно выжать из хороших машин. Причем, машины быстро развивались, охватывали все новые виды работ. При Марксе было механизировано не так уж много производств, по сегодняшним меркам, конечно. Но уже в таком мелком факте, что машины обеспечили всех выше головы почтовыми конвертами, он видел великое будущее, когда машины насытят человека буквально всем. Разве он был не прав? Посмотрите, Берта, вокруг. Я надеюсь, люди не вручную по кирпичику складывали эти небоскребы, не какая-нибудь пряха при свечке шила ваше великолепное платье. Так что Маркс указал вполне реальный путь к изобилию, к такому обществу, в котором вообще не надо будет грабить ближнего, а все, что захочешь, можно сразу получить у соответствующего автомата.
На улице показалась стайка игральных автоматов, которые не были известны Колымагину и которые, как мы знаем, не склонны чего-либо давать, если не считать сомнительных удовольствий. Ученый тем временем в запальчивости продолжал:
- А то, что первые опыты оказались неудачными, так это не его вина. Не нашлось у Маркса и Ленина достойных последователей, а посредственности все развалили. Мне Шухермахер об этом хорошо рассказал. И я верю его опыту.
- Я не знаю никакого Шухермахера. Но Машин определенно сказал, в чем главная ошибка Маркса и ваша, между прочим, тоже!
- Что? Я тоже недооцениваю науку и технику?!
- Ну, конечно! Это же очевидно!
- Очевидно?! Да если хотите знать, то я... Я!.. Я!.. Ладно, я потом расскажу. В общем, все ясно с вами и с вашим Машиным. А я-то думал! Так к нему стремился. Пешком пришел, прямо с необитаемого острова. А он мне говорит: чушь собачья! Правильно мне Шухермахер о нем рассказывал! Пустозвон он и все!
Берта не на шутку рассердилась:
- Да как вы можете судить! Вы же ничего не знаете. Нигде никакого образования не получили. Наверное, полжизни проторчали на необитаемом острове. Теперь я понимаю, зачем вас туда услали. Вы учиться не хотите, ничего не знаете, зато свое мнение у вас обо всем есть. Как вы посмели так оскорбить товарища Машина! Сами вы пустозвон! Что у вас есть, кроме дырявых карманов? А? Вам только на необитаемом острове с пальмами общаться! А людей вы не понимаете и понять не хотите! - И тут она опять разревелась.
Колымагин долго молчал, совершенно не зная, как можно спорить с такими убийственными доводами Берты. Но за свою недолгую жизнь он уже почти привык к унижениям и не стал обижаться на глупое прелестное создание. Берта постепенно успокоилась и ей самой стало неловко:
- Вы же не дослушали, а сразу возражать.
- Как? Разве еще не все? Он и другие ошибки вскрыл. Ну, рассказывайте, что еще открыл ваш гениальный Машин.
- Конечно, не все! Вы правы, что Маркс впервые обратил внимание на научно-технический прогресс. И тем не менее он его недооценил. Он увидел только одну сторону медали. А была еще и вторая, которая, между прочим, начисто опровергает первую!
На проезжей части вдруг показался искореженный автомобиль без всяких ограждений и несомненно представляющий огромную опасность для редкого, но скоростного движущегося транспорта.
- Да ну! Вот бы не подумал. Где же эта вторая сторона?
- Да, да! Он не заметил, что покрывая одни потребности, технический прогресс порождает другие, гораздо большие. В результате разрыв между потребностями и возможностями не уменьшается, а наоборот, увеличивается. И вторая сторона медали перевешивает первую! Вот так-то! Поняли?
Русский гений призадумался.
- Нет, ничего не понял! Что это за новые потребности? Вот мне кроме укромного угла ничего не надо. Если я к чему стремлюсь, так это не для себя, а для других.
И тут Берта скороговоркой стала перечислять массу незнакомых вещей. Ну, что такое телевизор и компьютер, Колымагин отдаленно представлял. Из кухонных приспособлений он тоже кое-что распознал. Но дальше был сплошной мрак. Когда Берта принялась перечислять всякие кушанья, русский аскет возмутился:
- Ну, без этого можно обойтись!
- Это вам так кажется! А кто хоть раз попробовал, тот уже не может. Штаны с себя снимет, а брюхо набьет!
Колымагин вспомнил, как он сам недавно нажрался до неприличия и сказал:
- А ведь в ваших словах что-то есть!
- Не то слово! Сказали тоже: есть! Да это очевидный факт. Теперь он всеми признан. Независимо от убеждений и вероисповедания. В общем, разрыв между потребностями и их удовлетворением постоянно растет. А значит, нет ни изобилия, ни социального спокойствия. Ну, конечно, сейчас не за кусок хлеба дерутся. А за дефицит, за престижность. У вас в России тоже так было. Вы же должны знать. И дерутся тоже не буквально, хотя иногда и локтями приходится работать. Дерутся цивилизованно. Зато унижают и раздевают так, как никаким разбойникам и пиратам не снилось. Ну, об этом особый разговор. Это целая наука, передний край борьбы, вершина цивилизации, так сказать.
- Да, да. Так все-таки об ошибках... Я не уверен, что Маркса и Ленина надо обвинять в ошибках. В конце концов они не могли сразу увидеть обе стороны медали. Молодцы, что хоть одну разглядели. Надо было что-то и другим оставить, это дело последующих поколений. Может, и Машин чего-то сейчас не разглядел. Я, кстати, догадываюсь, что! Еще лет через сто кто-нибудь увидит третью сторону этой злополучной медали! Вам приятно будет за своего Машина, когда его так же поносить станут! Так любую теорию можно назвать ошибочной, потому что все впоследствии улучшается, развивается, уточняется.
- Ну, Маркс, может быть, и не очень виноват. - Пошла на уступки Берта. - В его время не было ни радио, ни телевидения, ни кино, ни автомобилей, ни даже допотопных трамваев. Личная техника исчерпывалась лопатой, в крайнем случае, конной сенокосилкой. Машины были общественными, если так можно сказать, хоть и в частной собственности. Паровозы, пароходы, прессы, огромные станки, которые в домашнем хозяйстве не нужны, которые не съешь и в чулок не спрячешь. Не знал Маркс, что техника со временем придет в каждый дом, станет миниатюрной, станет помощником в любом деле. Тогда как раз стремление было: покрупнее, посильнее, повыше, помощнее! Монстры такие... Ну, а раз машины он видел по сути только общественные, то и вывод сделал соответственный: обобществить! И на благо народа! Привести, так сказать, в соответствие производительные силы и производственные отношения. Собственно, в России все и шло по такому плану.
Вдали неожиданно вырисовалась пара дерущихся бродяг.
- Да, да! - Подтвердил Колымагин. - Я собственными глазами видел! С обобществлением заводов, банков хорошо пошло. Вот только с раскулачиванием, кажется, перегиб вышел.
- Верно! Ведь раскулачивание коснулось собственности, которая, по существу, уже не была общественной.
- Значит, не виноват Маркс? Это большевики перегнули? - С надеждой спросил русский затертый гений.
- Да он, может, не виноват в том, что недоработал теорию. Но он виноват, что толкнул этой теорией людей на борьбу, на самоубийство. По мнению Машина и его сподвижников теория Маркса была недостаточно разработана для того, чтобы призывать людей на баррикады. Вот если бы Маркс предупредил, что его теория не доработана, что в ней не хватает решающего куска, тогда другое дело.
Реклама на ближайшем магазине горела только наполовину, причем буква "М" непрестанно подмигивала.
- Интересно, какой же дурак будет читать теорию, в которой заведомо нет решающего куска? Кто же будет уважать автора, если он сам в этом признается? Очевидно, что, это было не приемлемо для Маркса. И потом он просто не знал об этом куске. А если бы знал, то наверняка бы написал его.
- Вот именно. Маркс-то заявлял, что решил вопрос окончательно. То есть он допускал диалектическое развитие, но не в самой сути, не так уж что бы все выкидывать. А на самом деле недоработка оказалась намного большей, чем ожидал автор. Не имел он права с такой теорией звать людей на бойню.
- Но ведь он никого не заставлял. - Заметил Колымагин, в свое время немало пострадавший от большевиков. - Он просто излагал свои взгляды, предлагал спорить, опровергать. Его теория вполне отвечала чаяниям простых людей. А боролись люди и сами, вообще без теории, а потому и проигрывали. А так Маркс их хоть чем-то вооружил.
- И опять вы не правы, Александр Степанович. Иногда бывает полезнее человека обезоружить, чтобы он себе же не навредил. А Маркс сунул ему непроверенное оружие, вложил, так сказать, булыжник в руку. - Колымагин опять споткнулся, не заметив большой камень, неприлично лежащий на чистенькой улице. - Поспешил, в общем! А, как это русские говорят, не уверен, не обгоняй! Особенно опасно обгонять время. А он взял и обогнал. Нарушил правила движения. Грубо нарушил! А что бывает с нарушителем, если вовремя не остановят? А? Ну, несколько раз сходит с рук. Нарушитель смелеет и нарушает еще больше. А дальше, естественно, катастрофа, ужасная и неотвратимая. Самое несправедливое, что в этой катастрофе гибнут совершенно посторонние невинные люди! Вот так-то обгонять время! Нарушитель он. Злостный нарушитель!
- Однако! - Сказал Колымагин. - Здорово вы его разделали. Представляю, что бы было, если кто-нибудь не теоретически, а натурально обогнал время. Вы бы сразу его оштрафовали, то есть измазали бы. И все-таки Маркс мне очень симпатичен. Ведь на сколько лет вперед заглянул. Пусть не все правильно. Но многое увидел!
- Так никто не отрицает его заслуг. Машин у него почти все переписал в свое собрание сочинений. Не в этом дело, как вы не поймете. Нарушитель он. Со временем решил соревноваться. Ведь нельзя же! Правда? Ну, скажите!
- Я не знаю. - Промямлил провидец. - Если не обгонять, оно, конечно, спокойнее. Но ведь хочется обогнать, даже если не уверен! Обгон - это всегда опасно. По-моему, если не рисковать, то всегда будешь плестись в хвосте.
По изгибу улицы с визгом пронесся автомобиль.
- А вы азартны, Александр Степанович. С вами садиться опасно. Хи-хи! Но я бы села. - Неожиданно заявила Берта.
- Как? А если я стану обгонять на крутом вираже? Не забоитесь?
- Страшно, конечно.
- Значит, не будете все-таки рисковать?
- Буду!
- Но вы же сами говорили: не уверен, не обгоняй!
- Так это же я не про себя. А про Маркса и про тех, кто умеет обгонять. Так Машин учит, а я пересказываю. Я ведь чувствую, что проторчу здесь всю жизнь маленькой пешкой. Я бы рада хоть кого-нибудь обогнать, да не дают! Все меня обгоняют, да и только! Если бы мне случай представился, даже не уверенность, хоть маленькая надежда, я бы обязательно рискнула. Я ведь не Маркс. От меня много убытка не будет. Да, видать, не дождусь я такого случая. Так и буду плестись в хвосте. Не будет от меня ни вреда, ни пользы.
- А если я предоставлю вам такой случай? - Колымагин вдруг сильно заволновался.
- Не шутите так, Александр Степанович. Что вы можете? Я вижу, что вы хороший человек. Только мало этого, чтобы соревноваться с богатеями, а тем более со временем.
- Берточка! У меня есть автомобиль. Он, правда, не такой сверкающий, как у Машина. Но еще ходит... Его в начале прошлого века выпустили. Я в лесу его спрятал. Под кустиком. Вы не смотрите, что он неказистый на вид. Он очень, очень оригинальный.
- Эх, дорогой Александр Степанович! Зачем же вы тогда пешком ходите?
- Так он только на большие расстояния... На малые не потянет... Вы что, мне не верите? Да? Пойдемте! Я вам покажу! Здесь недалеко. Километров двадцать... или тридцать... Он точно под кустиком дожидается. Уютный такой кустик.
- Что вы такое говорите, Александр Степанович! Да неужели я пойду ночью в лес с почти незнакомым мужчиной под какой-то кустик! За кого вы меня принимаете!
- Ой, извините... Я не подумал... Все-таки напрасно вы мне не верите.
- Но почему: не верю! Верю. Да разве это богатство: поношенный автомобиль? На нем, наверное, только велосипеды обгонять. И потом меня ведь кормить надо. И одеваться я люблю.
- Берточка! Это не простой автомобиль! На нем можно ездить туда, куда больше ни на чем не попадешь.
- Это что, на необитаемый остров, в командировку?
- Да нет же! Дальше, гораздо дальше! Там все есть, все, что вы захотите!
- Ах, Александр Степанович. Почему же вы сами до сих пор туда не съездили. Почему у вас все карманы дырявые?
- Берточка! Клянусь вам, что я не обманываю. А нет у меня никакого богатства потому, что не надо было. Для других я стараюсь. А если бы я захотел, то мог бы стать таким богатым, что в сказке не описать! Ну скажите, что верите.
- Ну, верю, верю. Если хотите, завтра днем мы посмотрим ваш музейный экспонат. У меня как раз выходной.
- Эх! А у меня как раз рабочий. Завтра я не могу. Я должен сегодня вернуться к своей машине. А то она уедет без меня...
- Вы боитесь, что ее украдут?
- Нет, ее трудно украсть. Она только меня слушается.
- Наверное, такая развалина, что больше никто не заведет?
- Как вы не справедливы, Берта! Ладно, бросим об этом. Пусть вас обгоняют другие.
- Но я не хотела вас обидеть.
- Так и будете всю жизнь консультантом, пока кто-нибудь не опровергнет вашего Машина. И вы также убежденно начнете клеймить своего бывшего кумира. Ладно, рассказывайте дальше про марксизм, то есть тьфу, про машинизм. На чем мы остановились? Ах, да! Маркса мы поставили на место. Кто следующий? А, Ленин, конечно. Представляю, как бы досталось еще одному человеку, жившему во второй четверти 20-го века... Ну, что вы про Ленина скажете? А! Я и сам догадываюсь. Ленин уже и кинематограф видел и компактные радиоприемники. При нем телефоны вошли в дома. Автомобили уже не роскошь стали, а средство передвижения. Так что вторая сторона медали видна была. А он не обратил на нее никакого внимания. Все на первую сторону смотрел, прямо-таки оторваться не мог. Не догадался голову повернуть. Мог, обязан был повернуть, а не повернул. Уставился на первую сторону и повел людей на бойню, с явно негодным оружием. Так вы скажете?
- Да! Вы, кажется, делаете успехи. А мне сказали, что у вас никакого образования...
- Ерунда! Официально: нет. Я самоучка. Но у меня такое образование, какого никогда еще в истории не было. Я немного отстал... Из-за командировки. Но это дело поправимое. Я получил доступ ко всем библиотекам мира. Ко всем! Какие были и какие будут! Только я еще не успел... Я как раз пытаюсь сейчас сориентироваться, чтобы побыстрее потом все изучить. Думал, Машин мне поможет, подскажет направление, чтобы попусту время не тратить. А он даже говорить не захотел. Спасибо, хоть вы выручили.
- Неужели я вам помогла?
- Конечно, конечно. И еще поможете, если скажете, в чем собственно положительная сторона машинизма. Чужие ошибки всегда удобнее критиковать. Как говорится, в чужом глазу и соринку видно. А что предлагает Машин взамен? В чем сила учения Машина?
Берта расфуфырилась и заученно произнесла:
- Учение Машина всесильно, потому что оно верно!
- Да? По-моему, раньше так же говорили про марксизм.
- Может быть. Не скажу. Но тогда это была ошибка. А сейчас нет.
- Почем вы знаете? Вдруг лет через двадцать и у Машина найдут ошибку?
- Ну, я не знаю. Он сам уверяет, что не найдут. И все, кто понял, соглашаются.
- А если не понял?
- Те сразу говорят: галиматья и все. Детали уже не уточняют.
- Так что же открыл Машин? Скорее, Берточка! У меня мало времени.
- Поначалу Машин просто исправляет ошибки предшественников. Это и есть главное. То есть смотрит на вторую сторону медали.
- Ну, ну! И что там видно?
- А видно, что запросы людей растут, а средства для их удовлетворения не поспевают.
- Это я уже слышал. Что нового-то?
- А нового то, что так будет и дальше.
- Всегда?
- Да, всегда!
- Постойте, постойте! Значит, всеобщего счастья так никогда и не будет? Ну, это вы загнули. Как можно до бесконечности продлять временное явление! Кому же понравится такая пессимистическая теория? Разве можно с ней обратить людей в свою веру?
- А Машин и не собирается никого обращать. И конфеток не обещает. Он говорит как есть. Правду! Хочет человек, так слушает, достигает того, что возможно в данных условиях. А не слушает, так рано или поздно оказывается на обочине.
- Все равно я не понимаю. Может быть, это временное отставание? А потом эти средства подтянутся, удовлетворят все потребности, и будет точно по Марксу.
- Вы же опять не дослушали, Александр Степанович! Сразу делаете выводы. Это же несерьезно. Ну, хорошо. Объясняю! - Берта остановилась и стала оживленно жестикулировать. - Вот как появляется новая потребность у людей? У Машина об этом 10 томов написано. А вкратце так. Изобретают, скажем, голографический телевизор. Первые экземпляры, понятно, дорогие. Достанутся миллиардерам. Но если и недорогие, то в один день все равно 10 млрд. штук не выпустишь. Сначала богатеи расхватают или кто поближе к власти. Сидят, наслаждаются. А то и козырять начнут, хвастаться. Перед менее богатыми. Но если даже не хвастаются, а потихоньку ловят кайф, то есть извините, удовольствие, то все равно слухи быстро расходятся. Журналисты теперь дошлые! И у трудящихся особый народный фронт существует, который только за тем и следит, чтобы буржуи не зацапывали дефицит и не скрывали от других. В общем, о новинке все разом узнают. Буквально через несколько часов. И всем сразу надо становится! Потребность появилась, а удовлетворения нет. Начинаются волнения и т.д. Каждый не доволен, что кому-то вперед досталось. А то, что позади еще очередь, это он не замечает. Производители, конечно, рады новому способу выкачать деньги у заинтересованного населения. Во всю стараются. Только ведь не сделать сразу 10 млрд. хотя бы даже булавок. А потом их ведь еще развезти надо по всему свету. Пусть даже самолеты все загрузят, но весть-то, слухи быстрее летят, со скоростью 300 000 км в секунду. Новое производство еще только открыли, а человек уже точно знает, что получит, надеется, рассчитывает, уже предвкушает удовольствие. Это дело у нас хорошо налажено. Через месяц, другой, конечно, напоят всех этими телевизорами. - На ближайшей урне скромно стоял почти новый телевизор. - Да только за это время десять новых потребностей появится. Они как ком нарастают. Засыпали людей телевизорами, а через день появилась новая модель, по сравнению с которой старая барахло. А что с барахлом делать? Беречь? Это у нас дурной тон. Да и Маркс не к нищете призывал. И все 10 млрд. телевизоров мигом отправляются на свалку или переработку. А люди опять требуют! Ждут не дождутся. Опять волнуются.
- Так надо просто не делать новых марок и не морочить людям голову. - Надоумил русский гений.
- Скажете тоже! У нас люди грамотные. Если в течение 50 лет каждый месяц изобретали новую марку и вдруг в следующий не изобрели, они сразу же шум подымут! Саботаж, дескать, неуважение к простому народу! Да и невозможно запретить прогресс. Было такое, было, когда некоторые исследования пытались законодательно запрепить. Так ученые подпольно работали. За риск им в 100 раз больше мафиози платили. Ничего хорошего не вышло. Только мафия окрепла. А открытия все равно дорогу пробили. На весь мир трудно запреты распространять. В какой-нибудь захудалой стране открытие обязательно найдет подходящую почву и покажет свои ужасные цветы. А когда их народ увидит, то мигом бунтовать начинает. Цивилизованно обычно. Но министерские портфели хорошо летят.
- Но должны же люди понимать, что сами себя на эту гонку обрекли?
На улице показалась дама, увешанная свертками.
- А многие понимают! Может быть, даже все. Только остановиться не могут. Ну, буду я ходить в старом платье. День, другой потерпят, а потом ведь уволят, чтобы посетителей не пугала и не портила репутацию фирмы. У нас одежда в основном разовая. И мода на один день. Во вчерашнем платье я как пугало буду. Это любому за километр видно. Может, в России по-другому принято, а у нас остановиться невозможно. Остановка - это уже не остановка, а падение.
- А если всех сразу образумить, в обязательном порядке? - Предложил либеральный интеллигент.
Гулящим тем временем повстречался полицейский весьма недружелюбного вида.
- Ну, я вас не узнаю, Александр Степанович. То Маркса защищали, который всего лишь предлагал свое учение. А теперь хотите в обязательном порядке. Все-таки есть у русских что-то такое в крови. Может быть, это кусочек царизма иль еще какая бацилла. Все вам хочется свою правду другим навязывать. Ведь было это. Военный коммунизм нищеты. Изобилием и не пахнет. Сейчас, конечно, не тот уровень. Но все равно это была удручающая уравниловка, застой, развал и гибель. Даже Маркс ваш против этого был. А по Машину современная гонка и есть естественное состояние капитализма. Тяжелая, но неизлечимая болезнь. Ее нельзя отменить. Убить эту болезнь значит убить и все общество, всю цивилизацию. Вот так-то.
- Неужели такое безвыходное положение?
- Да безвыходное. Но Машин нашел выход.
- Стойте, стойте! Как это безвыходное положение может иметь выход? Если есть выход, значит, оно уже не безвыходное.
- В том-то и гениальность Машина! Все, кто усвоил его теорию, тоже соглашаются, что положение безвыходное. И славят Машина за то, что тот нашел выход.
- Что за ерунду вы несете, Берта? Я хоть и не специалист, но в элементарной логике разбираюсь. То вы говорили, что потребности всегда будут скакать далеко впереди, а теперь какой-то выход? Вы же себе противоречите!
- Ах, Александр Степанович! Какой вы нетерпеливый. Вы же опять не дослушали.
- Ну все, все. Я слушаю, молчу.
- Все я правильно говорила! Машин открыл, что раз нельзя угнаться за потребностями, то надо в корне менять сами потребности.
- Нет, позвольте! - Опять не вытерпел Колымагин. - Вы же только что были против принуждения, против военного коммунизма и всеобщей уравниловки. И меня еще обругали.
- А я и сейчас против. А если я сказала "менять в корне", то это не значит уговаривать или заставлять людей. Менять надо именно в корне! В прямом смысле.
- Где же этот корень?
- А как по-вашему?
- Не знаю. Я как-то не задумывался. Может быть, они сами из себя растут. Увидел человек колесо, захотел телегу. Прокатился на телеге, захотел автомобиль, потом ракету и т.д. А в общем, я не думал.
- И совершенно напрасно. Тогда молчите и слушайте. А то я так ничего вам не втолкую. Вы же совершенно не умеете слушать. Так вот потребности человека зашифрованы в его теле, в мозгу, других органах. Образно говоря, потребности идут от желудка. Каким бы сознательным ни был член общества, желудок у всех одинаково требует. Машин это открыл и жизнь подтвердила, что человек, строго говоря, не столько хозяин, сколько раб своего тела, раб своего желудка, раб своего характера, раб своих извилин. Как бы человек ни старался, как бы его ни заставляли, он не в состоянии изменить свою природу, не может улучшить свой характер.
Откуда-то вдруг выскочила маленькая собачонка, истошно залаяла и так же неожиданно исчезла. Берта ойкнула, но тут же продолжила:
- Хочет изменить характер, а не может. Разве лишь чуть-чуть. Или сделать вид, что изменил. А все потому, что он даже не знает, как он собственно живет, как мыслит, какие процессы стоят за этим в его организме. То есть по существу, не знает своих корней, не умеет ими управлять, не имеет ключа к самому себе. Он сам для себя черный ящик. Медики, ученые иногда еще могут кое-что видеть в этом ящике. Но простой человек - никогда. Он может в общих чертах планировать свою работу, но большинство его действий - автоматические. - У большого мрачного здания показался робот, торгующий прохладительными напитками. - И человек даже не может потом объяснить свое действие, кроме случаев, когда он заранее его специально продумывал. Но и в последнем случае объяснение может быть только очень поверхностным, без выявления внутренних процессов в мозгу. А раз человек не знает, то и не может по существу на эти процессы влиять. И никакой марксизм тут не поможет, не примирит и не успокоит людей. А поэтому, открыл Машин, не надо и заставлять человека, не надо его насиловать. Все равно ничего путного из этого не получится. Крушение социализма четко подтвердило этот центральный машинский вывод.
- Постойте! Постойте! - Опять заартачился Колымагин. - Выходит, полная свобода? Анархия? Не насиловать, конечно, хорошо. Но разве может общество существовать без всякой организации, без минимума принуждения? Так оно вообще зайдет черт знает куда! Все будут требовать, а работать, естественно, не захотят. Чем же вы их заставите работать, если заставлять как раз нельзя? Извините, Берта, что я опять встрял. Но вы мне совсем голову забили.
- Я вас прощаю. - Снизошла Берта. - Не один вы споткнулись на этом месте. Многие философы тут спасовали. То есть за свободу все были, все "за". Но не получалось. Путь к свободе всегда оказывался через принуждение. Ну, немного люди могли потерпеть. Терпели, терпели, а путь-то все не кончался. Свобода все дальше и дальше убегала. Оставалось одно насилие. Потому и не реализовывался ни один план. В отличие от них Машин вовсе не просит потерпеть. В том его и гениальность, что он сумел соединить несоединимое. Знаете, как он предложил бороться с нарастающим комом потребностей? А? Ни за что не догадаетесь!
- Ну, говорите же! Если я не догадаюсь, зачем тогда спрашивать? Ну!
- Он предложил бороться самими же потребностями! Как это говорится, клин клином!
- Не понял. - Колымагин сделал удивленное лицо.
- Раньше ведь как было? Стихийно потребности появлялись. И еще черт знает откуда. А Машин предложил влиять на этот процесс.
- И всего-то? А я-то думал. Значит, все-таки запрещать, ограничивать?
- Не запрещать и не ограничивать. Как раз наоборот! В том-то и весь фокус!
- Так наоборот будет еще хуже! Вы же сами расписывали!
- Да слушайте вы, наконец, невозможный вы человек! Машин, наоборот, основал общество по придумыванию новых потребностей. Простой народ... был в восторге. С этого начался триумф Машина.
- Какой ужас! Так он своими руками еще более усугублял ситуацию?
- В том-то и соль, что наоборот!
- Вы меня запутали. Все наоборот, да наоборот. Это же полнейший компот получится.
- Ничего подобного. Никаких компотов! Наоборот, полнейший порядок! В этом обществе, основанным Машиным, придумывали такие потребности, чтобы навести порядок и отучить людей от глупых запросов. Нет, не принуждать! А чтобы сами люди забыли о никчемных потребностях и переключились на те, какие нужно.
- А какие нужно? И кому нужно?
- Народу нужно, хотя он и не понимает. Нужно, чтобы опомниться, вырваться из безумной гонки пустых потребностей.
- Какие же потребности придумало это общество? Уж не слушать ли классическую музыку?
- Не иронизируйте. Через нее тоже есть путь к счастью. Но этот путь длинноват. Машин нашел другое, он предложил огромное поле для взращивания невиданных ранее потребностей.
- Поле? И где же это благодатное поле?
- Здесь! - И Берта похлопала по своей груди.
- Не понял.
- Человеческий организм! Вот это поле. Сначала появились всевозможные стимуляторы деятельности внутренних органов, а потом и некоторые их заменители. Сейчас это самый ходовой товар. Ну, кто молод и здоров, тем, конечно, не обязательно. Но уже есть немало любителей из молодежи.
- Из молодежи? Да кто же, добровольно?..
- Да слушайте вы, несносный! Сначала кто постарше. Те буквально опупели. Всем жить-то хочется. И не просто жить. А хорошо жить! Полноценно! Машин никого не заставлял покупать эти штучки. Не хочешь, подыхай! У нас свобода! Ну те, кто были против, вымерли естественным образом. Им даже никто не помогал в этом, как мамонтам. Может, эти противники и правы были, по-своему. Но вымерли. Их точку зрения теперь некому отстаивать.
- Что-то я не пойму, чем эти потребности лучше старых. Мало того, что все продается и покупается. Так еще и человека на части разобрали и торгуете! Гуманно ли это?
- А у нас нет дискуссий о гуманности. Гуманно то, что хотят люди. Гуманна свобода! А люди хотят покупать. И им дают такую возможность. А кто не хочет покупать, тем тоже возможность дают. Не хочешь - не бери.
- А если эти вторые хотят, чтобы первые тоже не покупали?
- У вас типично русские замашки, Александр Степанович! Это у вас кто сам не хочет, то и другим не дает. А здесь так не принято. Запрещать - это не в нашем духе. Разумеется недовольные у нас есть. Всегда люди завидуют друг другу. Зависть, можно сказать, движущая сила прогресса. Но у нас не принято убивать того, кому завидуешь. Потому что аналогично и вам может кто-то завидовать. Все это понимают. Ругать противников можно. Можно даже убеждать, настаивать, но это уже дурной тон. Над вами только посмеются, даже если проповеди вы будете читать по делу, например, у ворот публичного дома. Машин прекрасно это понимает. Он принципиально не выступает с проповедями, не рядится в одежды праведника, а всем своим видом показывает, что он простой человек с обычными потребностями и недостатками. Его цель не убеждать, а давать. В этом и соль! Не запрещать, а давать. Давать и давать все, что захотите.
- Все равно я не понимаю, как это влияет на гонку потребностей. Еще больше ком и только!
- Вот и ошибаетесь. Например, заменили какому-нибудь старичку желудок. И не на худший, а на лучший, последней модели, который не только хлеб и кашу принимает, а еще многие вещи, причем может давать хозяину огромное удовольствие. Большинство поначалу, конечно, не верило. Но кто умирал, тем уж все равно было. А как вкусили, так и многим здоровым, глядя на них, тоже захотелось. А Машин ведь не дурак! Выпущенные им желудки наибольший кайф давали от маленьких дешевых горошин, которые наше же общество выпускало. В результате 10% населения отказалось от обычной пищи и перестало гоняться за изысканными кушаньями. Едят они исключительно то, что задумал Машин, то, что выгодно, экономичнее для общества, что не требует от человека затрат времени и денег. Потом он стал продавать желудки, которые напрямую магнитные волны принимают и тем человека питают. Некоторые люди без ума от этого оказались. Кайф прямо-таки беспрерывный. И возиться с едой не надо. Челюстями работать не надо. В туалет ходить, извините, не надо! Сколько личного времени освободилось. У! Завались!
- А вдруг, не сработают эти волны? Вдруг магнитная буря, вспышки на солнце? Не получится ли несварение желудка?
- Ну, надежность у нас всегда была на высоте, даже 100 лет назад. Но вы правы. Опасность всегда есть. Это многих пока отпугивает, особенно молодых. Но это временно. Ученые обещают, что через год-два новый желудок будет пристраиваться в дополнение к старому. Старый про запас будет. Или на память тому, кто свое не привык отдавать. Тогда гораздо больше будет наших сторонников.
- Однако я не видел, чтобы Машин питался магнитными волнами. По-моему, он набивает желудок традиционными методами.
- А личный пример тут не обязателен! Он специально так делает, чтобы не вводить людей в заблуждение и чтобы потом на него не плевали, как на Маркса.
- Странно! Другим предлагает, а сам не проверил. А вдруг это во вред человеку, только сразу не видно? Будет так же, как с марксизмом?
- А он и не утверждает, что обязательно на пользу. Он просто предлагает. И специально делает вид, что сомневается. Иногда это тоже реклама. Многим сразу хочется попробовать, проверить, на пользу или нет. А как попробуют, потом их не оторвешь. В этом и весь фокус.
- И многие берут?
- Я же говорю: 10%. Но этот процент растет. И наверняка вырастет до 100. Только не сразу. Торопить тут нельзя. Да и не принято. Все и так само собой поворачивается.
- Позвольте! Но если само собой, то зачем вообще Машин? Если он идет против естества, то это преступление. А если так и должно быть, то он просто приписывает себе то, чего не делал!
- Александр Степанович! Вы опять перегибаете. Так любого ученого, любого человека можно обвинить. Если он сделал открытие, то, по-вашему, это преступление? А по-моему, если он не сделал, а мог, то это тоже нехорошо. История общества существует благодаря деятельности людей. Если каждый только и будет, что глазеть на других, а сам палец о палец не ударит, то никакой истории не будет, просто все помрут с голоду. Историю обязательно надо делать, ежедневно, ежечасно. Надо строить, сеять, делать открытия и совершать ошибки. Все надо. Впрочем, ошибки не столь уж обязательны; чем меньше, тем лучше. Машин мог сделать открытие и он сделал его. Выполнил свой долг. Если бы не он, открытие все равно бы сделали, но позже или с просчетами. В любом случае для этого потребовались бы большие усилия, потому что история не течет как река сама по себе. Ее надо толкать. И Машин взял на себя этот огромный труд. И ничего странного, что его за это уважают.
На улице показались мусорщики, деловито собирающие баки.
- Но, по-моему, он берет на себя слишком много. Лезет в новые Марксы. Переделывает мир, обгоняет время.
- Ничего подобного! Время он не обгоняет и мир не переделывает. Он учел печальный опыт Маркса и Энгельса. На баррикады никого не зовет. Он всюду говорит, что лишь слегка подчищает историю. Он не называет себя вождем или другими громкими словами. Он говорит, что является мусорщиком истории. Многим нравится. Он, как Иисус, открыл людям глаза, направил на путь истинный. А кто не захотел глаза открыть или с пути быстренько свернул, он и тех не бросает, любит как братьев своих. Машин никого не заставляет, а исключительно дает!
- Ну и что он еще дает, кроме этих дурацких желудков?
- Почему дурацких?
- А потому, что вместо чтения книг, вместо самосовершенствования ваш счастливый обладатель машинского подарка запрется где-нибудь в туалете и будет сутками ловить ваш кайф.
- Ничего подобного! Это не наркотики. Так любое увлечение можно опорочить. Если человек сутками пилит на скрипке, выпиливает безделушки или собирает банки из-под пива, то его тоже можно назвать чокнутым. Машинские желудки гораздо безобиднее этих увлечений. Они создают хорошее настроение, чувство удовлетворения, сытости. Кайф от них не заставляет человека прятаться в туалете, а, наоборот, зовет на новые свершения, повышает тонус и работоспособность человека.
- Ну, конечно! Мне кирпич на голову упадет, а желудок будет говорить, что все хорошо! К чему это искусственное наслаждение, если мои дела идут из рук вон плохо. Я, пожалуй, и о делах забуду, когда мне и так хорошо от этого глупого желудка.
- Ах, Александр Степанович! Ничего вы не знаете. Все что вы сказали, давно известно и тщательно продумано. И не только это, а многое другое. Не заменяет это наслаждение всего остального, не отрывает человека от жизни, а наоборот, зовет к ней. Вот вы шоколад любите? Телевизор любите смотреть?
- Не знаю... Я еще не пробовал.
- Ах, да! Вы же с необитаемого острова. Даже не знаю, как вам объяснить. В общем, эффект от машинского желудка такой, как будто вы наелись шоколаду и только что посмотрели очень интересный фильм.
- Понятно. - Нехотя согласился Колымагин. - Лучше бы мне попробовать шоколаду.
- Ну, какой вы несносный. Вас ведь никто не заставляет. Ну, ешьте свой шоколад, хоть под кроватью, хоть в туалете. И помалкивайте об этом.
- Ладно, я попробую. Так все-таки что еще Машин дает, кроме дурацких желудков?
- Ох, и трудно с вами! Еще он говорит, что пора браться за мышление, влезать в свой мозг и хозяйничать там. Здесь кайфу куда больше можно получить!
- Да что вам сдался этот кайф? Разве в нем счастье, на нем прогресс держится?
- Не на нем, но через него! Это же и есть заменитель принуждения, энтузиазма и т.п. Как вы не поймете! В этом же и весь фокус, реальный путь к счастью. Это путь, на котором не надо ничего терпеть, не надо ждать светлого будущего, не надо жертвовать настоящим, а можно вволю наслаждаться и одновременно идти к светлому будущему семимильными шагами!
- И что, много у вас желающих ковыряться в собственном мозге и соответственно идти семимильными шагами?
- Тут пока туго. Но это не вина Машина. Просто наука не поспевает. Сложные у нас мозги оказались. Но Машин науку торопит, не дает ей рассусоливаться. Нет, он никого не заставляет, не наседает на ученых. Просто он хорошо платит за нужные ему открытия. А за некоторые, наоборот, штрафует. Но это не наказание, не попрание прав. Все в контрактах с учеными изначально оговорено. Сделал что просили, получай свое. А открыл не то, плати или сиди помалкивай, чтобы никто не узнал.
- Все-таки, сколько таких камикадзе?
- Мало. Около одного процента. Только те, что при смерти были. Многим очень даже помогло. Соображают теперь не хуже иного компьютера. Правда, бывали странные изменения наклонностей. Один старичок после операции стал всем компьютерам в любви объясняться. Ну, машины у нас неглупые, разбираются. Стали ему отказывать. Старичок так переживал... Но издержки всегда неизбежны. Наладится и это дело. Сейчас один процент, а будет больше. В этом многие уверены!
- А те, кто не уверен?
- Кто против, тот помрет и все его красноречие забудется. Кто же будет слушать врача, который сам себя лечить не умеет! А останутся только те, кто "За". Никуда от этого не деться!
- Но нельзя ли как-то это изменить?
- А зачем? Это и есть то, к чему надо стремиться. Полная свобода! Всемерная забота о потребностях человека.
- Какая же это свобода, какая забота, если потребности продолжают убегать вперед. Разрыв с возможностями растет.
- Как? Разве вы ничего не поняли? В том-то и дело, что не растет. То есть он только сначала растет. Когда Машин открыл новое поле потребностей. А потом каждая его новая потребность отменяет сотни старых! Я ведь объяснила вам про пищу, про туалет... По мере совершенствования человеческого организма не понадобятся ни жилище, ни одежда, ни транспорт.
- Как? Все голые будут ходить? У нас в России, пожалуй, отморозят кое-что.
- Как мелко вы мыслите, Александр Степанович! Вашу кожу сделают невосприимчивой к холоду, к жаре, к радиации.
- Нет, мне как-то удобнее в одежде. - И Колымагин погладил рукой свой мятый выцветший костюм.
- А вас никто не заставляет. Если хотите, то сидите в своей конуре, в своем костюме, на своем необитаемом острове. А другие в это время будут свободно разгуливать по Луне, встречать парочками марсианские рассветы. Космос станет для них родным домом. А вы будете из своей конуры смотреть и лаять на звезды.
- Ну, это эмоции, ваша фантазия, хоть вы и против фантастики.
- Никакая это не фантастика. Нас изредка инопланетяне навещают. Они именно такие. Гуляют где хотят. Они как духи или, точнее, как боги. Превращаются во все, что угодно. Им не нужно ни пищи, ни воды, ни воздуха, ни нефти, ни угля, ни городов, ни дач. Черт знает, что вообще им нужно. Даже неизвестно, откуда они энергию черпают. Причем в неограниченном количестве. И мы со временем такими будем. К этому ведет нас Машин. Тогда кусок хлеба не надо будет вырывать друг у друга. И дефицита жилплощади не будет. Не из-за чего будет ссориться. Люди-то все разные будут, не надо им будет всем вместе набрасываться на тот один кусок, который только и может их удовлетворить. Каждый сам будет выбирать себе пищу, соответственно подстраивая под нее свой организм. Совсем другие интересы будут. Трудно сказать какие. Но ясно, что не такие глупые, какие нам с рождения навязала слепая матушка-природа.
- Однако! - Сказал русский гений. - Что-то у меня плохо укладывается.
- А это не мудрено. Я же говорила, что многие не понимают.
- Как же тогда Машин с ними управится?
- Опять вы не то говорите! В том-то и фокус, что не надо с ними управляться, не надо никого убеждать! Не понимают и ладно. Это совсем не мешает делу. Если человек не понимает, то, даже не осознавая этого, все равно льет воду на мельницу Машина. Ведь здесь не нужен энтузиазм, высокое сознание, как при социализме! Учение Машина органически вплетается в самые естественные потребности любого человека. Подчеркиваю, любого! А если кто-то станет бороться с этим учением, то накажет прежде всего самого себя. Есть, конечно, противники. И будут. Но раньше больше было. Да вымерли, опять же. И веры им нет. Так что явных противников сейчас почти нет. Критикуют очень осторожно, чуют, что придется идти на поклон к Машину, когда состарятся. Ярых противников сейчас забрасывают помидорами. Это допускает наша демократия. Так что крупных эксцессов не бывает. Сторонники Машина тоже помалкивают. Сам Машин к этому призывает. Как ни странно, на простых людей такой его призыв больше действует, нежели направить его агитаторов в массы. И здесь Машин учел неудачный опыт коммунистов!
- Любопытно, любопытно! Но ведь у вас, кажется, эксплуатация? Мне Франц говорил.
- Нашли кого слушать! Но эксплуатация есть. Ее никто не отменял. Но ведь Машин и не говорит, что все уже хорошо. Главное, поставить цель, обрисовать перспективу, дать людям средства, обеспечить условия. Вера, надежда - это великое дело. Вот чего лишились коммунисты в России. А эксплуатацию не Машин придумал. Она давно была. Так было! Было плохо. А он видит, как сделать лучше. И все! Так хвала ему и слава!
- Вы, я вижу, его почитатель...
- А как же! Иначе меня бы не взяли.
- Выходит, противников не берут?
- А зачем их брать. Они от тупости противники. И потом у нас еще не светлое будущее, а грубый капитализм. Благотворительность пока в меру. А забегать вперед? Это уже было. Были любители обгонять время. Все должно быть в свое время!
- Да, любопытно...
- Теперь вы согласны, что Машин нашел выход их безвыходного положения?
- Конечно, нет. Он, конечно, ловкач. Но логика мне дороже. Что за ерунда: выход из безвыходного положения?
- Ну как же! Ведь положение сейчас безвыходное. Нельзя остановить гонку потребностей. Нельзя заставлять людей, невозможно их переучить, переделать силой. Ведь правда?
- Ну, в общем, правда.
- И тем не менее Машин нашел путь к счастью. Только путь этот лежит не через ограничения потребностей, а наоборот, через их стимулирование, через доведение нежелательного процесса до ручки. Ну, нашел он путь? Скажите!
- Ну, кажется, нашел. - Нехотя согласился Колымагин.
- А! - Обрадовалась Берта. - Ну кто сам себе противоречит?
- Да вы меня специально хотите запутать.
- Я? Это вы со своей дубовой логикой запутались. Ведь это не задача поиска выхода из лабиринта. Жизнь намного сложнее и разнообразнее. Оттого выход из безвыходного положения мы понимаем в одном ключе, а выход Машин нашел в несколько ином смысле. Это как развязать Гордиев узел. Потому и получилась такая странная формула, как выход из безвыходного положения. Ваша логика ее не приемлет. И тем не менее она отражает суть дела. В этом и гениальность товарища Машина. В простой ситуации и дурак выход найдет. А вот попробуйте его найти там, где его нет!
- Все равно какая-то ерунда получается!
- Ну почему вы такой упрямый! Маркса защищали, хотя его учение с треском провалилось, миллионы жизней загубило. А Машина ругаете, когда он буквально каждого человека облагодетельствовал.
- Не знаю, но я чувствую, что здесь что-то не так. Не годится учение Машина для русской почвы. Не прорастет. Может, что и пробьется. Но совсем не то. Может быть, даже что-то ужасное! Я чувствую это. Что еще одно западное учение принесет огромное горе на мою землю. Я приложу все силы, чтобы этого не случилось. Хорошо, если я ошибаюсь. Но я чувствую! Чувствую! У меня есть основания.
- Скажите лучше, что вы просто завидуете! Наверное, сами не прочь бы сделать открытие, да кишка тонка. Не можете тягаться с Машиным!
- А вам не завидно? - В свою очередь спросил Колымагин. - Вы ведь тоже не прочь обогнать на повороте.
- Я ему не завидую. Разве можно завидовать звездам только потому, что они звезды. А вы завидуете. Я же вижу.
- Зачем мне завидовать! Я и сам могу. Не хуже. Может быть, даже еще крупнее.
- Вот и неправда! Не может быть второго такого открытия. Потому что потом люди будут как инопланетяне, как боги. Их творения будут велики, но это уже в другой весовой категории. А потому не считается! Для людей большего быть не может. Вы даже не можете повторить его достижение. Ведь после того как по всему миру разошлись книги Машина, не станете же вы утверждать, что тоже открыли машинизм!
- Ну, не стану, не стану. Вы очень хорошо все объяснили. Теперь я вижу, что не зря сюда пришел. Может, вы и не правы, но все это очень любопытно.
- Ну, как же не права! Права! Права! - И Берта топнула ножкой.
- Ну, ладно, ладно. Я подумаю. Батюшки! А сколько времени? О! Ужас! Берточка! Решайтесь! Или сейчас или никогда! Мы еще успеем добежать!
- Но куда? Что с вами? Я не хочу никуда бежать.
- Вы хотите в Россию? Правда, не знаю, ждут ли меня там. Ведь я сто лет там не был.
- А я тысячу лет там не была. Конечно, хочу!
- Тогда бежим!
- Как? Прямо сейчас?
- Да, да, сейчас! Сейчас, а то мы опоздаем!
- Но мне надо собраться. Я так не могу. И потом все бросить? Я так хотела получить это место. Только одну консультацию провела...
- Решайтесь! Берточка!
Но девушка вдруг заплакала.
- Вы пугаете меня, Александр Степанович!
- Мы будем с вами вместе обгонять на поворотах. Всех обгоним! Это я вам гарантирую. И Машина обгоним. Вот увидите! Ох, как мы его! Посадим его в лужу! И грязью обляпаем. Ой, нет. Это не обязательно. Ну!
- Ы-ы...
- Ох, как трудно с этими женщинами! То хочет, то не хочет! Ничего не поймешь.
Берта зарыдала. И утешить ее не было никакой надежды.
- Все! Я больше не могу. Прощайте! Я вам напишу! - Колымагин вдруг сорвался с места и побежал, оставив Берту одну в ночном городе.
- Куда же вы, Александр Степанович! - Закричала Берта и громко завыла.
Но Колымагин уже исчез в темноте. Берта постояла еще немного и медленно поплелась домой. Пришла она под утро и улеглась спать.
Днем ее разбудил стук в дверь.
- Это я, фрау Бауэр! Тебе письмо, Берта. Открывай же!
Берта, вся лохматая и зареванная, высунула голову в дверь.
- Ой! Что с тобой, Берточка! Да на тебе лица нет!
Девушка бросилась к зеркалу. Лицо было на месте. Соседка вошла и протянула конверт без адреса.
- Просили в руки передать. Еще вчера принесли. Да я не достучалась. Спала ты, что ли?
- А кто принес?
- Да какой-то чокнутый, длинный и ушастый.
- Это он! - Вскричала Берта. - Но когда он успел?
Фрау Бауэр вышла, покачивая головой и явно не одобряя новое знакомство молоденькой соседки. Дрожащими руками Берта разорвала конверт. На второсортной бумажке древними чернилами было написано:
"Берточка! Простите меня за все. Не думайте, что я такой бесчувственный и ничего не понимаю. Я ведь все замечаю. Не смею навязываться вам. Но если вы не равнодушны ко мне, ждите меня хотя бы один год. Я обязательно найду вас или дам о себе знать. Ваш Саша."
Берта расцеловала пожелтевшую бумажку и спрятала ее под подушку. Потом она снова легла. И ее рука долго еще гладила пузатую подушку.
- Александр Степанович! Куда же вы? Александр Степанович! - Наконец дошло до слуха Колымагина. И он обернулся.
Рядом стояла Берта.
- Что же вы! Я кричу, кричу! Мы же договорились: у входа.
- А! - Сонно произнес Колымагин, медленно приходя в себя. - Да, да, у входа, через пять минут. Разве пять минут уже прошло?
- Что с вами, Александр Степанович? Вы не здоровы?
- Нет, нет! Что вы! Да, я же должен вас проводить!
Берта нахмурилась:
- Вы ничего мне не должны!
- Как же! Вы ведь заплатили за меня!
- Я совсем не за это заплатила. Забудьте об этом! Можете даже не возвращать, если для этого вам опять придется идти пешком через всю Европу.
- И совсем не через всю. - Сказал Колымагин и пошел, видимо, еще не совсем придя в себя.
Берта шла в нескольких шагах сзади. Она хотела уйти, но что-то ее не отпускало, а может быть, даже привлекало в этом нескладном человеке. Наконец, Александр Степанович опомнился и обернулся:
- А куда мы идем?
- Кажется, вы провожаете меня домой.
- А-а...
- Только я живу в обратной стороне.
- А-а! - Сказал Колымагин и развернулся на 180 градусов.
Берта засеменила рядом. Александр Степанович стал все больше и больше крутить глазами, поражаясь невиданным сооружениям.
- Вам нравится? - Поинтересовалась спутница.
- Да! Только почему нет людей?
- Сейчас редко пешком ходят. Отдыхать, даже на один день, к морю летают. Кто побогаче, конечно. Я пока не могу себе позволить.
- Отчего же? Вы не замужем?
Берта ничего не сказала, только покраснела.
- А родители не помогают?
- Ну, немножко. Я сама отказалась. Хочу все сама!
- А-а!..
- Если хотите, можем присесть здесь под деревом. Вы, кажется, устали?
- Да, я очень устал. Я очень много работал. По ночам. Без отдыха. С 1936 года.
- Что-что? Ой! Садитесь скорее! Вам, кажется, плохо?
Они сели. Берта с волнением поглядывала на молодого человека. Но тот молчал.
- Ну как? Видели Машина? - Решилась спросить девушка.
- Да. Только он не захотел со мной разговаривать.
- Ой, так это вы к нему прорвались? Я гляжу, фигура знакомая. Так это были вы! Ой, как здорово! И как это вас пропустили? К нему никого не пускают! Даже президентов. Охрана у него о-е-ей!
- А я с ним немного знаком. Мы сегодня утром с ним болтали и обедали.
- Болтали? Как это? С Машиным?! А вы меня не разыгрываете? Разве можно с Машиным болтать?
- Не разыгрываю, девочка. Это чистая правда.
- Но как вам удалось познакомиться? Я всю жизнь мечтаю хотя бы рассмотреть его поближе. А вы только появились и сразу встретились. Это непостижимое везение!
- Ну, не только. - Скромно заметил Колымагин. - Точный расчет, технические приспособления...
- Научите меня! Я тоже хочу делать такие расчеты!
- А что! Можно. Было бы желание.
- Я ведь еще никогда не видела человека, который вот так запросто обедает с Машиным!
- Не подумал бы, что это редкость. Меня сегодня подвез парень, Франц. По-моему, он тоже разговаривал с Машиным.
- Ой, да знаю я его! Врет он! У Машина свой личный шофер, по совместительству охранник и секретарь, очень преданный человек. С другими он отродясь не встречался. Будет он разговаривать с каким-то шофером. У Машина есть тайные доверенные лица. Через них он указания дает, или по телефону. А этот Франц любит прихвастнуть.
- Но мне он показался вдумчивым человеком. Он неплохо разбирается в обстановке.
- Это Франц-то? Фи! Да он же недоучка. Не осилил даже азов. Он и сам не раз признавался, что вождение автомобиля более соответствует его интеллекту. А я, между прочим, хорошо училась! Хоть с парнями и трудно было конкурировать, но в хвосте не плелась. С опытными консультантами я, конечно, не могу пока тягаться, но дело свое знаю! - И Берта топнула каблучком.
Колымагин наклонился вперед, посмотрел на каблучок и медленно заскользил взглядом вверх. Сверху на него глядели решительные и сердитые глазки.
- Я бы, конечно, спросил у вас. Кое-что. - Начал Колымагин. - Только не хочу вас огорчать. Ведь вы не ответите.
- Я? Не отвечу?! Да вы спросите сначала, а потом говорите! Что вы со мной как с ребенком! Я взрослый, самостоятельный человек! Не смейте так со мной обращаться!
- Ну, тише, тише... "То ревела на работе, а тут вдруг смелая стала. - Подумал русский гений. - Ладно, задам-ка я ей вопросик. На всю катушку! Чтобы больше не зазнавалась и знала свое место."
- Ну, задавайте, задавайте, а то зачем вы со мной пошли?
- Хорошо, хорошо. Только сначала я чуток поясню, а то вы не поймете, что мне надо. Так вот!.. Все, что мы видим, вся жизнь складывается из ряда событий. Например, первая русская революция, вторая русская революция, третья русская революция и т.д. И так во всем мире. Меня интересует, бесконечна ли эта цепочка. Или она когда-нибудь оборвется на особом звене? Это звено может быть связано с каким-то эпохальным открытием. Ну, если немного пофантазировать, то это могла бы быть машина времени. Если она будет достаточно мощная, то само понятие "история" потеряет всякий смысл, все звенья перепутаются и как цепочка перестанут существовать. Ну, хотя бы вопрос понятен?
- Вопрос понятен! И ответ тоже!
- Хм. - Не ожидал Колымагин.
- Это же очень простой вопрос. Любой школьник ответит.
- Не может быть! - Александр Степанович посерьезнел.
- А все ваши трудности от того, что с понятиями вы хромаете на все четыре, то есть на две. Если быть точным, то описанной вами цепочки нет. Вы приплели сюда разные вещи и все перепутали. От того и вопрос у вас получился такой длинный и глупый.
Колымагин покраснел. Но начинало темнеть. Поэтому Берта ничего не заметила и резво продолжала:
- Если уж говорить о цепочке, то для одного человека. Для него еще можно кое-как выделить последовательность событий, которые его коснулись. Но для каждого человека такая цепочка своя. Начинается с рождения, кончается со смертью. Еще можно представить цепочку для семьи. Начинается она со счастливого знакомства и кончается разводом. Но если точнее, то это уже не одна, а две сплетенных цепочки. У них могут быть общие звенья, могут быть и различные. В свою очередь судьба коллектива, народа, страны - это тоже переплетение многих линий. Если государство или семья разваливаются, то неточно будет называть это концом вашей мифической цепочки, потому что жизни людей продолжаются. Вот смотрите! - Берта указала на чрезмерно обстриженные деревья, сиротливо стоящие вдоль улицы. - Ствол дерева кончается, но дерево продолжается в ветвях. Так и в обществе старые линии идут дальше, расходясь в разные стороны и сплетаясь затем в новые узлы. Так и история всей Земли. С одной стороны, она есть переплетение миллиардов нитей, огромный пучок событий, с другой стороны - часть еще более грандиозных космических процессов. Погибнут государства, сменятся поколения, порвутся одни линии, вырастут новые, но всему этому потоку нет конца.
- А разве не может оборваться все разом?
- Это не исключено. В результате какой-нибудь катастрофы, например, падения крупного метеорита.
Тут как раз на тротуаре попалась сломанная ветка и мусорный контейнер, по всей видимости сброшенный каким-то шутником с одного из заоблачных этажей.
- Одну ниточку всегда легко порвать. Тьфу и все! Много - труднее. Все сразу - нужно колоссальное усилие. Они не могут сами порваться. Из закономерного развития это не следует.
- Что, что вы сказали?
- Я сказала, что на естественном пути нет никаких особых звеньев, потому что нет собственно и самой цепи в вашем понимании. Будут умирать люди, но народятся другие. Развалятся семьи, но появятся новые. Погибнут государства, но, может, без них и лучше? Вся история Земли сплетается в мощнейший жгут. Прочность его не только в том, что он толст сам по себе, а главным образом, в том, что он сам себя восстанавливает, ремонтирует и усиливает. - Неожиданно гуляющим попались двое рабочих с компрессором. - И в этом его принципиальное отличие от линии жизни каждого человека. Даже у слепой природы биогеоценозы, живой мир в целом имеют огромный потенциал самозащиты, они существуют миллионы и миллиарды лет, приспосабливаются к самым невероятным условиям. Конечно, нельзя утверждать, что развитие жизни и цивилизации идет гладко. - Колымагин, зазевавшись, вдруг споткнулся. - Потери бывают велики. Но в том-то и фокус, что отбрасывая все устаревшее и непрочное, жгут в целом сохраняет и развивает все самое прочное и надежное. Весь опыт показывает, что какие бы препятствия ни вставали на этом великом пути, их всегда удается преодолеть. И дело тут не в силе препятствия. Наш великий земной жгут не прет напролом, а ищет обходные пути, видоизменяется сам. Когда он столкнулся с препятствием, то у него один вид, а когда перескочил, то он уже совсем другой, и все подобные препятствия ему больше не страшны.
Берта замолчала и стала ждать похвалы.
- Берточка! Вы гений! Или как там это для женщины, не знаю. Никак от вас не ожидал.
- Ну это не моя заслуга. Я только пересказала то, что давно всем известно. А насчет машины времени или чего-то подобного в учебниках ясно написано: не может быть и все! Противоречит законам природы, логике развития и вообще всему, что можно придумать. У Машина об этом, кажется, ничего нет. Он фантастику не пишет.
- Ну, а вы лично, как думаете? Вот, допустим, к вам на консультацию прилетел гость из далекого прошлого и интересуется современной жизнью.
- А что? Я должна его обслужить. На общих основаниях. Не отказывать же ему, если он такой отсталый!
- А если бы он предъявил вам машину времени? В натуральную, так сказать, величину. Что бы вы сделали?
- То же самое. Проконсультировала бы и еще добавила бы ему, что он мошенник и вообще нехороший человек.
- А если бы он предложил вам прокатиться?
- За кого вы меня принимаете, Александр Степанович! - Гордо возмутилась девушка.
- М-да. Тяжелый случай. - Пробормотал Колымагин. - Тогда можно, я задам еще один, очень важный для меня вопрос? Мне, к сожалению, пора. И сейчас от вас зависит не только ваша судьба. Уже поздно. Я понимаю, что не время. Я, наверное, кажусь вам странным, несовременным. Но мне это очень важно. Важно узнать сейчас, чтобы я мог надеяться, рассчитывать. Обещайте, что ответите.
Берта зарделась, как помидор. Но в темноте было почти не видно. Только по прерывистому дыханию можно было догадываться о состоянии девушки.
- Спрашивайте, Саша. - Проникновенно произнесла Берта. - Для вас я на все готова!
- Тогда расскажите мне коротенько основы учения товарища Машина!
- Что!! - Берта вдруг вскочила и отвернулась в сторону.
- Но вы же сами обещали. Поверьте, это очень для меня важно. Это вопрос моей жизни или смерти.
Берта достала платочек и стала прикладывать к глазам.
- Но что с вами?
- Проводите меня домой. Мне давно спать пора! - Девушка стала всхлипывать.
- Чем я вас обидел?
- Ничем! В том-то и дело, что ничем!
- Не понял...
Немного прошли молча. Потом Берта заговорила:
- Ладно уж, слушайте. Ведь вы борец за Россию, за весь народ. Отдельного человека вам в народе, конечно, не разглядеть.
- Но и вы, кажется, решили посвятить этому свою жизнь?
- Да! Только трудно одной бороться, вдали от России. Люди тут все какие-то нерусские. Не понимают. Вот вас, наверное, понимают?
- Нет. Хоть и русские кругом. Совсем не понимают. Не верят! Им прямо в нос тычешь, а не верят! Очень трудно одному!
- Ну, тогда слушайте! - Оживилась Берта. - Иван Исаакиевич современный ученый. Он велосипед не изобретает. А смело берет на вооружение достижения предшественников. Потому и 500 томов он запланировал в своем собрании сочинений. Прикинул, сколько надо, чтобы предшественников пересказать, ну и своего, конечно, добавить. Он не стесняется. Так прямо и пишет, что его учение, машинизм, имеет три источника и три составные части. Вас, как я поняла, развитие общества интересует?
- О! Да, да! Очень.
- Здесь у него предшественниками были великие коммунисты-утописты.
На улице показался небольшой пруд, окаймленный зеленью.
- Может быть, социалисты-утописты? Вы не путаете?
- Да нет! Эти уже не считаются. Они еще раньше в предшественниках побывали. А теперь это Маркс и Ленин.
- Да, да. Я читал.
- Тогда я не буду пересказывать то, Машин один к одному переработал, а скажу, что нового.
- Да, да. Скажите, что нового.
- А новое в том, что он вскрыл все их ошибки. Собственно, это самое главное и самое трудное.
- И много таких ошибок?
- У! Завались! То есть имеются, я хотела сказать. Потому что правильных мест у них все-таки больше, чем неправильных. Только несведущему человеку их трудно отделить от неправильных.
- Тогда все ошибки мне пока не надо. Может, есть какая-то главная ошибка? Или они вообще все перепутали?
- Да! Есть главная ошибка, за которой все остальные потянулись.
- Ну-ну! Не томите же!
- Главная ошибка в том, что они недооценили роль научно-технического прогресса!
- Да? Берточка! Но вы же не правы! То есть Машин не прав. Я точно знаю! Именно Маркс указал на решающую роль техники в достижении изобилия, а следовательно, и всеобщего счастья. Ведь как до него мыслили счастье? И простые люди и цари... Чем больше награбил, чем больше народов покорил, тем лучше. Естественно счастье одних оборачивалось несчастьем тысяч и миллионов других людей. Тысячи лет люди делили и переделивали свое убогое счастье, воевали беспрерывно и по ходу дела разрушали то, что с таким трудом было накоплено. Труд ведь не был в почете. Вот воин - это человек! А кто в земле копается, так, жук навозный. Это удел немощных и тупых.
На улице вдруг показался нищий, безмятежно развалившийся в большой картонной коробке. Колымагин от неожиданности замолк. Еще раз покосившись на незнакомца, ученый продолжил:
- Царей и вельмож даже одевали слуги. Кое-что сильные мира сего и сами могли делать, да не принято было. Такого императора даже чернь перестала бы уважать. Вся власть на силе всегда держалась, на подавлении. И только с появлением капитализма, то есть кое-какой техники, выяснилось, что давить можно не только грубой силой, но и э-ко-но-ми-че-ски! Вес в обществе приобрели и те, кто производит, а не только те, кто отбирает. Оказалось, что и собственный труд может быть источником богатства. Что при умелом подходе богатство можно получить прямо-таки не отходя от кассы, и для этого вовсе не надо убивать соседа. Конечно, новый метод сначала был неглавным, он лишь дополнял военную мощь. - Колымагин почему-то топнул ногой. - А в ваше, то есть наше время, он решающий. Зачем воевать, терять людей, разрушать те богатства, которые можно захватить тихо и целиком! Только уж когда совсем не получается, тогда применяют пушки. Так откуда же появляется это экономическое богатство? Вроде из ничего. Никого не грабили, просто работали. Но ведь работали и 2000 лет назад, причем, куда более интенсивно. Маркс первым вскрыл здесь отличие и далеко идущие последствия. Все дело в машинах, орудиях труда. Именно они сильно повысили производительность труда. Никаким грабежом и перераспределением богатств не достигнешь того, что можно выжать из хороших машин. Причем, машины быстро развивались, охватывали все новые виды работ. При Марксе было механизировано не так уж много производств, по сегодняшним меркам, конечно. Но уже в таком мелком факте, что машины обеспечили всех выше головы почтовыми конвертами, он видел великое будущее, когда машины насытят человека буквально всем. Разве он был не прав? Посмотрите, Берта, вокруг. Я надеюсь, люди не вручную по кирпичику складывали эти небоскребы, не какая-нибудь пряха при свечке шила ваше великолепное платье. Так что Маркс указал вполне реальный путь к изобилию, к такому обществу, в котором вообще не надо будет грабить ближнего, а все, что захочешь, можно сразу получить у соответствующего автомата.
На улице показалась стайка игральных автоматов, которые не были известны Колымагину и которые, как мы знаем, не склонны чего-либо давать, если не считать сомнительных удовольствий. Ученый тем временем в запальчивости продолжал:
- А то, что первые опыты оказались неудачными, так это не его вина. Не нашлось у Маркса и Ленина достойных последователей, а посредственности все развалили. Мне Шухермахер об этом хорошо рассказал. И я верю его опыту.
- Я не знаю никакого Шухермахера. Но Машин определенно сказал, в чем главная ошибка Маркса и ваша, между прочим, тоже!
- Что? Я тоже недооцениваю науку и технику?!
- Ну, конечно! Это же очевидно!
- Очевидно?! Да если хотите знать, то я... Я!.. Я!.. Ладно, я потом расскажу. В общем, все ясно с вами и с вашим Машиным. А я-то думал! Так к нему стремился. Пешком пришел, прямо с необитаемого острова. А он мне говорит: чушь собачья! Правильно мне Шухермахер о нем рассказывал! Пустозвон он и все!
Берта не на шутку рассердилась:
- Да как вы можете судить! Вы же ничего не знаете. Нигде никакого образования не получили. Наверное, полжизни проторчали на необитаемом острове. Теперь я понимаю, зачем вас туда услали. Вы учиться не хотите, ничего не знаете, зато свое мнение у вас обо всем есть. Как вы посмели так оскорбить товарища Машина! Сами вы пустозвон! Что у вас есть, кроме дырявых карманов? А? Вам только на необитаемом острове с пальмами общаться! А людей вы не понимаете и понять не хотите! - И тут она опять разревелась.
Колымагин долго молчал, совершенно не зная, как можно спорить с такими убийственными доводами Берты. Но за свою недолгую жизнь он уже почти привык к унижениям и не стал обижаться на глупое прелестное создание. Берта постепенно успокоилась и ей самой стало неловко:
- Вы же не дослушали, а сразу возражать.
- Как? Разве еще не все? Он и другие ошибки вскрыл. Ну, рассказывайте, что еще открыл ваш гениальный Машин.
- Конечно, не все! Вы правы, что Маркс впервые обратил внимание на научно-технический прогресс. И тем не менее он его недооценил. Он увидел только одну сторону медали. А была еще и вторая, которая, между прочим, начисто опровергает первую!
На проезжей части вдруг показался искореженный автомобиль без всяких ограждений и несомненно представляющий огромную опасность для редкого, но скоростного движущегося транспорта.
- Да ну! Вот бы не подумал. Где же эта вторая сторона?
- Да, да! Он не заметил, что покрывая одни потребности, технический прогресс порождает другие, гораздо большие. В результате разрыв между потребностями и возможностями не уменьшается, а наоборот, увеличивается. И вторая сторона медали перевешивает первую! Вот так-то! Поняли?
Русский гений призадумался.
- Нет, ничего не понял! Что это за новые потребности? Вот мне кроме укромного угла ничего не надо. Если я к чему стремлюсь, так это не для себя, а для других.
И тут Берта скороговоркой стала перечислять массу незнакомых вещей. Ну, что такое телевизор и компьютер, Колымагин отдаленно представлял. Из кухонных приспособлений он тоже кое-что распознал. Но дальше был сплошной мрак. Когда Берта принялась перечислять всякие кушанья, русский аскет возмутился:
- Ну, без этого можно обойтись!
- Это вам так кажется! А кто хоть раз попробовал, тот уже не может. Штаны с себя снимет, а брюхо набьет!
Колымагин вспомнил, как он сам недавно нажрался до неприличия и сказал:
- А ведь в ваших словах что-то есть!
- Не то слово! Сказали тоже: есть! Да это очевидный факт. Теперь он всеми признан. Независимо от убеждений и вероисповедания. В общем, разрыв между потребностями и их удовлетворением постоянно растет. А значит, нет ни изобилия, ни социального спокойствия. Ну, конечно, сейчас не за кусок хлеба дерутся. А за дефицит, за престижность. У вас в России тоже так было. Вы же должны знать. И дерутся тоже не буквально, хотя иногда и локтями приходится работать. Дерутся цивилизованно. Зато унижают и раздевают так, как никаким разбойникам и пиратам не снилось. Ну, об этом особый разговор. Это целая наука, передний край борьбы, вершина цивилизации, так сказать.
- Да, да. Так все-таки об ошибках... Я не уверен, что Маркса и Ленина надо обвинять в ошибках. В конце концов они не могли сразу увидеть обе стороны медали. Молодцы, что хоть одну разглядели. Надо было что-то и другим оставить, это дело последующих поколений. Может, и Машин чего-то сейчас не разглядел. Я, кстати, догадываюсь, что! Еще лет через сто кто-нибудь увидит третью сторону этой злополучной медали! Вам приятно будет за своего Машина, когда его так же поносить станут! Так любую теорию можно назвать ошибочной, потому что все впоследствии улучшается, развивается, уточняется.
- Ну, Маркс, может быть, и не очень виноват. - Пошла на уступки Берта. - В его время не было ни радио, ни телевидения, ни кино, ни автомобилей, ни даже допотопных трамваев. Личная техника исчерпывалась лопатой, в крайнем случае, конной сенокосилкой. Машины были общественными, если так можно сказать, хоть и в частной собственности. Паровозы, пароходы, прессы, огромные станки, которые в домашнем хозяйстве не нужны, которые не съешь и в чулок не спрячешь. Не знал Маркс, что техника со временем придет в каждый дом, станет миниатюрной, станет помощником в любом деле. Тогда как раз стремление было: покрупнее, посильнее, повыше, помощнее! Монстры такие... Ну, а раз машины он видел по сути только общественные, то и вывод сделал соответственный: обобществить! И на благо народа! Привести, так сказать, в соответствие производительные силы и производственные отношения. Собственно, в России все и шло по такому плану.
Вдали неожиданно вырисовалась пара дерущихся бродяг.
- Да, да! - Подтвердил Колымагин. - Я собственными глазами видел! С обобществлением заводов, банков хорошо пошло. Вот только с раскулачиванием, кажется, перегиб вышел.
- Верно! Ведь раскулачивание коснулось собственности, которая, по существу, уже не была общественной.
- Значит, не виноват Маркс? Это большевики перегнули? - С надеждой спросил русский затертый гений.
- Да он, может, не виноват в том, что недоработал теорию. Но он виноват, что толкнул этой теорией людей на борьбу, на самоубийство. По мнению Машина и его сподвижников теория Маркса была недостаточно разработана для того, чтобы призывать людей на баррикады. Вот если бы Маркс предупредил, что его теория не доработана, что в ней не хватает решающего куска, тогда другое дело.
Реклама на ближайшем магазине горела только наполовину, причем буква "М" непрестанно подмигивала.
- Интересно, какой же дурак будет читать теорию, в которой заведомо нет решающего куска? Кто же будет уважать автора, если он сам в этом признается? Очевидно, что, это было не приемлемо для Маркса. И потом он просто не знал об этом куске. А если бы знал, то наверняка бы написал его.
- Вот именно. Маркс-то заявлял, что решил вопрос окончательно. То есть он допускал диалектическое развитие, но не в самой сути, не так уж что бы все выкидывать. А на самом деле недоработка оказалась намного большей, чем ожидал автор. Не имел он права с такой теорией звать людей на бойню.
- Но ведь он никого не заставлял. - Заметил Колымагин, в свое время немало пострадавший от большевиков. - Он просто излагал свои взгляды, предлагал спорить, опровергать. Его теория вполне отвечала чаяниям простых людей. А боролись люди и сами, вообще без теории, а потому и проигрывали. А так Маркс их хоть чем-то вооружил.
- И опять вы не правы, Александр Степанович. Иногда бывает полезнее человека обезоружить, чтобы он себе же не навредил. А Маркс сунул ему непроверенное оружие, вложил, так сказать, булыжник в руку. - Колымагин опять споткнулся, не заметив большой камень, неприлично лежащий на чистенькой улице. - Поспешил, в общем! А, как это русские говорят, не уверен, не обгоняй! Особенно опасно обгонять время. А он взял и обогнал. Нарушил правила движения. Грубо нарушил! А что бывает с нарушителем, если вовремя не остановят? А? Ну, несколько раз сходит с рук. Нарушитель смелеет и нарушает еще больше. А дальше, естественно, катастрофа, ужасная и неотвратимая. Самое несправедливое, что в этой катастрофе гибнут совершенно посторонние невинные люди! Вот так-то обгонять время! Нарушитель он. Злостный нарушитель!
- Однако! - Сказал Колымагин. - Здорово вы его разделали. Представляю, что бы было, если кто-нибудь не теоретически, а натурально обогнал время. Вы бы сразу его оштрафовали, то есть измазали бы. И все-таки Маркс мне очень симпатичен. Ведь на сколько лет вперед заглянул. Пусть не все правильно. Но многое увидел!
- Так никто не отрицает его заслуг. Машин у него почти все переписал в свое собрание сочинений. Не в этом дело, как вы не поймете. Нарушитель он. Со временем решил соревноваться. Ведь нельзя же! Правда? Ну, скажите!
- Я не знаю. - Промямлил провидец. - Если не обгонять, оно, конечно, спокойнее. Но ведь хочется обогнать, даже если не уверен! Обгон - это всегда опасно. По-моему, если не рисковать, то всегда будешь плестись в хвосте.
По изгибу улицы с визгом пронесся автомобиль.
- А вы азартны, Александр Степанович. С вами садиться опасно. Хи-хи! Но я бы села. - Неожиданно заявила Берта.
- Как? А если я стану обгонять на крутом вираже? Не забоитесь?
- Страшно, конечно.
- Значит, не будете все-таки рисковать?
- Буду!
- Но вы же сами говорили: не уверен, не обгоняй!
- Так это же я не про себя. А про Маркса и про тех, кто умеет обгонять. Так Машин учит, а я пересказываю. Я ведь чувствую, что проторчу здесь всю жизнь маленькой пешкой. Я бы рада хоть кого-нибудь обогнать, да не дают! Все меня обгоняют, да и только! Если бы мне случай представился, даже не уверенность, хоть маленькая надежда, я бы обязательно рискнула. Я ведь не Маркс. От меня много убытка не будет. Да, видать, не дождусь я такого случая. Так и буду плестись в хвосте. Не будет от меня ни вреда, ни пользы.
- А если я предоставлю вам такой случай? - Колымагин вдруг сильно заволновался.
- Не шутите так, Александр Степанович. Что вы можете? Я вижу, что вы хороший человек. Только мало этого, чтобы соревноваться с богатеями, а тем более со временем.
- Берточка! У меня есть автомобиль. Он, правда, не такой сверкающий, как у Машина. Но еще ходит... Его в начале прошлого века выпустили. Я в лесу его спрятал. Под кустиком. Вы не смотрите, что он неказистый на вид. Он очень, очень оригинальный.
- Эх, дорогой Александр Степанович! Зачем же вы тогда пешком ходите?
- Так он только на большие расстояния... На малые не потянет... Вы что, мне не верите? Да? Пойдемте! Я вам покажу! Здесь недалеко. Километров двадцать... или тридцать... Он точно под кустиком дожидается. Уютный такой кустик.
- Что вы такое говорите, Александр Степанович! Да неужели я пойду ночью в лес с почти незнакомым мужчиной под какой-то кустик! За кого вы меня принимаете!
- Ой, извините... Я не подумал... Все-таки напрасно вы мне не верите.
- Но почему: не верю! Верю. Да разве это богатство: поношенный автомобиль? На нем, наверное, только велосипеды обгонять. И потом меня ведь кормить надо. И одеваться я люблю.
- Берточка! Это не простой автомобиль! На нем можно ездить туда, куда больше ни на чем не попадешь.
- Это что, на необитаемый остров, в командировку?
- Да нет же! Дальше, гораздо дальше! Там все есть, все, что вы захотите!
- Ах, Александр Степанович. Почему же вы сами до сих пор туда не съездили. Почему у вас все карманы дырявые?
- Берточка! Клянусь вам, что я не обманываю. А нет у меня никакого богатства потому, что не надо было. Для других я стараюсь. А если бы я захотел, то мог бы стать таким богатым, что в сказке не описать! Ну скажите, что верите.
- Ну, верю, верю. Если хотите, завтра днем мы посмотрим ваш музейный экспонат. У меня как раз выходной.
- Эх! А у меня как раз рабочий. Завтра я не могу. Я должен сегодня вернуться к своей машине. А то она уедет без меня...
- Вы боитесь, что ее украдут?
- Нет, ее трудно украсть. Она только меня слушается.
- Наверное, такая развалина, что больше никто не заведет?
- Как вы не справедливы, Берта! Ладно, бросим об этом. Пусть вас обгоняют другие.
- Но я не хотела вас обидеть.
- Так и будете всю жизнь консультантом, пока кто-нибудь не опровергнет вашего Машина. И вы также убежденно начнете клеймить своего бывшего кумира. Ладно, рассказывайте дальше про марксизм, то есть тьфу, про машинизм. На чем мы остановились? Ах, да! Маркса мы поставили на место. Кто следующий? А, Ленин, конечно. Представляю, как бы досталось еще одному человеку, жившему во второй четверти 20-го века... Ну, что вы про Ленина скажете? А! Я и сам догадываюсь. Ленин уже и кинематограф видел и компактные радиоприемники. При нем телефоны вошли в дома. Автомобили уже не роскошь стали, а средство передвижения. Так что вторая сторона медали видна была. А он не обратил на нее никакого внимания. Все на первую сторону смотрел, прямо-таки оторваться не мог. Не догадался голову повернуть. Мог, обязан был повернуть, а не повернул. Уставился на первую сторону и повел людей на бойню, с явно негодным оружием. Так вы скажете?
- Да! Вы, кажется, делаете успехи. А мне сказали, что у вас никакого образования...
- Ерунда! Официально: нет. Я самоучка. Но у меня такое образование, какого никогда еще в истории не было. Я немного отстал... Из-за командировки. Но это дело поправимое. Я получил доступ ко всем библиотекам мира. Ко всем! Какие были и какие будут! Только я еще не успел... Я как раз пытаюсь сейчас сориентироваться, чтобы побыстрее потом все изучить. Думал, Машин мне поможет, подскажет направление, чтобы попусту время не тратить. А он даже говорить не захотел. Спасибо, хоть вы выручили.
- Неужели я вам помогла?
- Конечно, конечно. И еще поможете, если скажете, в чем собственно положительная сторона машинизма. Чужие ошибки всегда удобнее критиковать. Как говорится, в чужом глазу и соринку видно. А что предлагает Машин взамен? В чем сила учения Машина?
Берта расфуфырилась и заученно произнесла:
- Учение Машина всесильно, потому что оно верно!
- Да? По-моему, раньше так же говорили про марксизм.
- Может быть. Не скажу. Но тогда это была ошибка. А сейчас нет.
- Почем вы знаете? Вдруг лет через двадцать и у Машина найдут ошибку?
- Ну, я не знаю. Он сам уверяет, что не найдут. И все, кто понял, соглашаются.
- А если не понял?
- Те сразу говорят: галиматья и все. Детали уже не уточняют.
- Так что же открыл Машин? Скорее, Берточка! У меня мало времени.
- Поначалу Машин просто исправляет ошибки предшественников. Это и есть главное. То есть смотрит на вторую сторону медали.
- Ну, ну! И что там видно?
- А видно, что запросы людей растут, а средства для их удовлетворения не поспевают.
- Это я уже слышал. Что нового-то?
- А нового то, что так будет и дальше.
- Всегда?
- Да, всегда!
- Постойте, постойте! Значит, всеобщего счастья так никогда и не будет? Ну, это вы загнули. Как можно до бесконечности продлять временное явление! Кому же понравится такая пессимистическая теория? Разве можно с ней обратить людей в свою веру?
- А Машин и не собирается никого обращать. И конфеток не обещает. Он говорит как есть. Правду! Хочет человек, так слушает, достигает того, что возможно в данных условиях. А не слушает, так рано или поздно оказывается на обочине.
- Все равно я не понимаю. Может быть, это временное отставание? А потом эти средства подтянутся, удовлетворят все потребности, и будет точно по Марксу.
- Вы же опять не дослушали, Александр Степанович! Сразу делаете выводы. Это же несерьезно. Ну, хорошо. Объясняю! - Берта остановилась и стала оживленно жестикулировать. - Вот как появляется новая потребность у людей? У Машина об этом 10 томов написано. А вкратце так. Изобретают, скажем, голографический телевизор. Первые экземпляры, понятно, дорогие. Достанутся миллиардерам. Но если и недорогие, то в один день все равно 10 млрд. штук не выпустишь. Сначала богатеи расхватают или кто поближе к власти. Сидят, наслаждаются. А то и козырять начнут, хвастаться. Перед менее богатыми. Но если даже не хвастаются, а потихоньку ловят кайф, то есть извините, удовольствие, то все равно слухи быстро расходятся. Журналисты теперь дошлые! И у трудящихся особый народный фронт существует, который только за тем и следит, чтобы буржуи не зацапывали дефицит и не скрывали от других. В общем, о новинке все разом узнают. Буквально через несколько часов. И всем сразу надо становится! Потребность появилась, а удовлетворения нет. Начинаются волнения и т.д. Каждый не доволен, что кому-то вперед досталось. А то, что позади еще очередь, это он не замечает. Производители, конечно, рады новому способу выкачать деньги у заинтересованного населения. Во всю стараются. Только ведь не сделать сразу 10 млрд. хотя бы даже булавок. А потом их ведь еще развезти надо по всему свету. Пусть даже самолеты все загрузят, но весть-то, слухи быстрее летят, со скоростью 300 000 км в секунду. Новое производство еще только открыли, а человек уже точно знает, что получит, надеется, рассчитывает, уже предвкушает удовольствие. Это дело у нас хорошо налажено. Через месяц, другой, конечно, напоят всех этими телевизорами. - На ближайшей урне скромно стоял почти новый телевизор. - Да только за это время десять новых потребностей появится. Они как ком нарастают. Засыпали людей телевизорами, а через день появилась новая модель, по сравнению с которой старая барахло. А что с барахлом делать? Беречь? Это у нас дурной тон. Да и Маркс не к нищете призывал. И все 10 млрд. телевизоров мигом отправляются на свалку или переработку. А люди опять требуют! Ждут не дождутся. Опять волнуются.
- Так надо просто не делать новых марок и не морочить людям голову. - Надоумил русский гений.
- Скажете тоже! У нас люди грамотные. Если в течение 50 лет каждый месяц изобретали новую марку и вдруг в следующий не изобрели, они сразу же шум подымут! Саботаж, дескать, неуважение к простому народу! Да и невозможно запретить прогресс. Было такое, было, когда некоторые исследования пытались законодательно запрепить. Так ученые подпольно работали. За риск им в 100 раз больше мафиози платили. Ничего хорошего не вышло. Только мафия окрепла. А открытия все равно дорогу пробили. На весь мир трудно запреты распространять. В какой-нибудь захудалой стране открытие обязательно найдет подходящую почву и покажет свои ужасные цветы. А когда их народ увидит, то мигом бунтовать начинает. Цивилизованно обычно. Но министерские портфели хорошо летят.
- Но должны же люди понимать, что сами себя на эту гонку обрекли?
На улице показалась дама, увешанная свертками.
- А многие понимают! Может быть, даже все. Только остановиться не могут. Ну, буду я ходить в старом платье. День, другой потерпят, а потом ведь уволят, чтобы посетителей не пугала и не портила репутацию фирмы. У нас одежда в основном разовая. И мода на один день. Во вчерашнем платье я как пугало буду. Это любому за километр видно. Может, в России по-другому принято, а у нас остановиться невозможно. Остановка - это уже не остановка, а падение.
- А если всех сразу образумить, в обязательном порядке? - Предложил либеральный интеллигент.
Гулящим тем временем повстречался полицейский весьма недружелюбного вида.
- Ну, я вас не узнаю, Александр Степанович. То Маркса защищали, который всего лишь предлагал свое учение. А теперь хотите в обязательном порядке. Все-таки есть у русских что-то такое в крови. Может быть, это кусочек царизма иль еще какая бацилла. Все вам хочется свою правду другим навязывать. Ведь было это. Военный коммунизм нищеты. Изобилием и не пахнет. Сейчас, конечно, не тот уровень. Но все равно это была удручающая уравниловка, застой, развал и гибель. Даже Маркс ваш против этого был. А по Машину современная гонка и есть естественное состояние капитализма. Тяжелая, но неизлечимая болезнь. Ее нельзя отменить. Убить эту болезнь значит убить и все общество, всю цивилизацию. Вот так-то.
- Неужели такое безвыходное положение?
- Да безвыходное. Но Машин нашел выход.
- Стойте, стойте! Как это безвыходное положение может иметь выход? Если есть выход, значит, оно уже не безвыходное.
- В том-то и гениальность Машина! Все, кто усвоил его теорию, тоже соглашаются, что положение безвыходное. И славят Машина за то, что тот нашел выход.
- Что за ерунду вы несете, Берта? Я хоть и не специалист, но в элементарной логике разбираюсь. То вы говорили, что потребности всегда будут скакать далеко впереди, а теперь какой-то выход? Вы же себе противоречите!
- Ах, Александр Степанович! Какой вы нетерпеливый. Вы же опять не дослушали.
- Ну все, все. Я слушаю, молчу.
- Все я правильно говорила! Машин открыл, что раз нельзя угнаться за потребностями, то надо в корне менять сами потребности.
- Нет, позвольте! - Опять не вытерпел Колымагин. - Вы же только что были против принуждения, против военного коммунизма и всеобщей уравниловки. И меня еще обругали.
- А я и сейчас против. А если я сказала "менять в корне", то это не значит уговаривать или заставлять людей. Менять надо именно в корне! В прямом смысле.
- Где же этот корень?
- А как по-вашему?
- Не знаю. Я как-то не задумывался. Может быть, они сами из себя растут. Увидел человек колесо, захотел телегу. Прокатился на телеге, захотел автомобиль, потом ракету и т.д. А в общем, я не думал.
- И совершенно напрасно. Тогда молчите и слушайте. А то я так ничего вам не втолкую. Вы же совершенно не умеете слушать. Так вот потребности человека зашифрованы в его теле, в мозгу, других органах. Образно говоря, потребности идут от желудка. Каким бы сознательным ни был член общества, желудок у всех одинаково требует. Машин это открыл и жизнь подтвердила, что человек, строго говоря, не столько хозяин, сколько раб своего тела, раб своего желудка, раб своего характера, раб своих извилин. Как бы человек ни старался, как бы его ни заставляли, он не в состоянии изменить свою природу, не может улучшить свой характер.
Откуда-то вдруг выскочила маленькая собачонка, истошно залаяла и так же неожиданно исчезла. Берта ойкнула, но тут же продолжила:
- Хочет изменить характер, а не может. Разве лишь чуть-чуть. Или сделать вид, что изменил. А все потому, что он даже не знает, как он собственно живет, как мыслит, какие процессы стоят за этим в его организме. То есть по существу, не знает своих корней, не умеет ими управлять, не имеет ключа к самому себе. Он сам для себя черный ящик. Медики, ученые иногда еще могут кое-что видеть в этом ящике. Но простой человек - никогда. Он может в общих чертах планировать свою работу, но большинство его действий - автоматические. - У большого мрачного здания показался робот, торгующий прохладительными напитками. - И человек даже не может потом объяснить свое действие, кроме случаев, когда он заранее его специально продумывал. Но и в последнем случае объяснение может быть только очень поверхностным, без выявления внутренних процессов в мозгу. А раз человек не знает, то и не может по существу на эти процессы влиять. И никакой марксизм тут не поможет, не примирит и не успокоит людей. А поэтому, открыл Машин, не надо и заставлять человека, не надо его насиловать. Все равно ничего путного из этого не получится. Крушение социализма четко подтвердило этот центральный машинский вывод.
- Постойте! Постойте! - Опять заартачился Колымагин. - Выходит, полная свобода? Анархия? Не насиловать, конечно, хорошо. Но разве может общество существовать без всякой организации, без минимума принуждения? Так оно вообще зайдет черт знает куда! Все будут требовать, а работать, естественно, не захотят. Чем же вы их заставите работать, если заставлять как раз нельзя? Извините, Берта, что я опять встрял. Но вы мне совсем голову забили.
- Я вас прощаю. - Снизошла Берта. - Не один вы споткнулись на этом месте. Многие философы тут спасовали. То есть за свободу все были, все "за". Но не получалось. Путь к свободе всегда оказывался через принуждение. Ну, немного люди могли потерпеть. Терпели, терпели, а путь-то все не кончался. Свобода все дальше и дальше убегала. Оставалось одно насилие. Потому и не реализовывался ни один план. В отличие от них Машин вовсе не просит потерпеть. В том его и гениальность, что он сумел соединить несоединимое. Знаете, как он предложил бороться с нарастающим комом потребностей? А? Ни за что не догадаетесь!
- Ну, говорите же! Если я не догадаюсь, зачем тогда спрашивать? Ну!
- Он предложил бороться самими же потребностями! Как это говорится, клин клином!
- Не понял. - Колымагин сделал удивленное лицо.
- Раньше ведь как было? Стихийно потребности появлялись. И еще черт знает откуда. А Машин предложил влиять на этот процесс.
- И всего-то? А я-то думал. Значит, все-таки запрещать, ограничивать?
- Не запрещать и не ограничивать. Как раз наоборот! В том-то и весь фокус!
- Так наоборот будет еще хуже! Вы же сами расписывали!
- Да слушайте вы, наконец, невозможный вы человек! Машин, наоборот, основал общество по придумыванию новых потребностей. Простой народ... был в восторге. С этого начался триумф Машина.
- Какой ужас! Так он своими руками еще более усугублял ситуацию?
- В том-то и соль, что наоборот!
- Вы меня запутали. Все наоборот, да наоборот. Это же полнейший компот получится.
- Ничего подобного. Никаких компотов! Наоборот, полнейший порядок! В этом обществе, основанным Машиным, придумывали такие потребности, чтобы навести порядок и отучить людей от глупых запросов. Нет, не принуждать! А чтобы сами люди забыли о никчемных потребностях и переключились на те, какие нужно.
- А какие нужно? И кому нужно?
- Народу нужно, хотя он и не понимает. Нужно, чтобы опомниться, вырваться из безумной гонки пустых потребностей.
- Какие же потребности придумало это общество? Уж не слушать ли классическую музыку?
- Не иронизируйте. Через нее тоже есть путь к счастью. Но этот путь длинноват. Машин нашел другое, он предложил огромное поле для взращивания невиданных ранее потребностей.
- Поле? И где же это благодатное поле?
- Здесь! - И Берта похлопала по своей груди.
- Не понял.
- Человеческий организм! Вот это поле. Сначала появились всевозможные стимуляторы деятельности внутренних органов, а потом и некоторые их заменители. Сейчас это самый ходовой товар. Ну, кто молод и здоров, тем, конечно, не обязательно. Но уже есть немало любителей из молодежи.
- Из молодежи? Да кто же, добровольно?..
- Да слушайте вы, несносный! Сначала кто постарше. Те буквально опупели. Всем жить-то хочется. И не просто жить. А хорошо жить! Полноценно! Машин никого не заставлял покупать эти штучки. Не хочешь, подыхай! У нас свобода! Ну те, кто были против, вымерли естественным образом. Им даже никто не помогал в этом, как мамонтам. Может, эти противники и правы были, по-своему. Но вымерли. Их точку зрения теперь некому отстаивать.
- Что-то я не пойму, чем эти потребности лучше старых. Мало того, что все продается и покупается. Так еще и человека на части разобрали и торгуете! Гуманно ли это?
- А у нас нет дискуссий о гуманности. Гуманно то, что хотят люди. Гуманна свобода! А люди хотят покупать. И им дают такую возможность. А кто не хочет покупать, тем тоже возможность дают. Не хочешь - не бери.
- А если эти вторые хотят, чтобы первые тоже не покупали?
- У вас типично русские замашки, Александр Степанович! Это у вас кто сам не хочет, то и другим не дает. А здесь так не принято. Запрещать - это не в нашем духе. Разумеется недовольные у нас есть. Всегда люди завидуют друг другу. Зависть, можно сказать, движущая сила прогресса. Но у нас не принято убивать того, кому завидуешь. Потому что аналогично и вам может кто-то завидовать. Все это понимают. Ругать противников можно. Можно даже убеждать, настаивать, но это уже дурной тон. Над вами только посмеются, даже если проповеди вы будете читать по делу, например, у ворот публичного дома. Машин прекрасно это понимает. Он принципиально не выступает с проповедями, не рядится в одежды праведника, а всем своим видом показывает, что он простой человек с обычными потребностями и недостатками. Его цель не убеждать, а давать. В этом и соль! Не запрещать, а давать. Давать и давать все, что захотите.
- Все равно я не понимаю, как это влияет на гонку потребностей. Еще больше ком и только!
- Вот и ошибаетесь. Например, заменили какому-нибудь старичку желудок. И не на худший, а на лучший, последней модели, который не только хлеб и кашу принимает, а еще многие вещи, причем может давать хозяину огромное удовольствие. Большинство поначалу, конечно, не верило. Но кто умирал, тем уж все равно было. А как вкусили, так и многим здоровым, глядя на них, тоже захотелось. А Машин ведь не дурак! Выпущенные им желудки наибольший кайф давали от маленьких дешевых горошин, которые наше же общество выпускало. В результате 10% населения отказалось от обычной пищи и перестало гоняться за изысканными кушаньями. Едят они исключительно то, что задумал Машин, то, что выгодно, экономичнее для общества, что не требует от человека затрат времени и денег. Потом он стал продавать желудки, которые напрямую магнитные волны принимают и тем человека питают. Некоторые люди без ума от этого оказались. Кайф прямо-таки беспрерывный. И возиться с едой не надо. Челюстями работать не надо. В туалет ходить, извините, не надо! Сколько личного времени освободилось. У! Завались!
- А вдруг, не сработают эти волны? Вдруг магнитная буря, вспышки на солнце? Не получится ли несварение желудка?
- Ну, надежность у нас всегда была на высоте, даже 100 лет назад. Но вы правы. Опасность всегда есть. Это многих пока отпугивает, особенно молодых. Но это временно. Ученые обещают, что через год-два новый желудок будет пристраиваться в дополнение к старому. Старый про запас будет. Или на память тому, кто свое не привык отдавать. Тогда гораздо больше будет наших сторонников.
- Однако я не видел, чтобы Машин питался магнитными волнами. По-моему, он набивает желудок традиционными методами.
- А личный пример тут не обязателен! Он специально так делает, чтобы не вводить людей в заблуждение и чтобы потом на него не плевали, как на Маркса.
- Странно! Другим предлагает, а сам не проверил. А вдруг это во вред человеку, только сразу не видно? Будет так же, как с марксизмом?
- А он и не утверждает, что обязательно на пользу. Он просто предлагает. И специально делает вид, что сомневается. Иногда это тоже реклама. Многим сразу хочется попробовать, проверить, на пользу или нет. А как попробуют, потом их не оторвешь. В этом и весь фокус.
- И многие берут?
- Я же говорю: 10%. Но этот процент растет. И наверняка вырастет до 100. Только не сразу. Торопить тут нельзя. Да и не принято. Все и так само собой поворачивается.
- Позвольте! Но если само собой, то зачем вообще Машин? Если он идет против естества, то это преступление. А если так и должно быть, то он просто приписывает себе то, чего не делал!
- Александр Степанович! Вы опять перегибаете. Так любого ученого, любого человека можно обвинить. Если он сделал открытие, то, по-вашему, это преступление? А по-моему, если он не сделал, а мог, то это тоже нехорошо. История общества существует благодаря деятельности людей. Если каждый только и будет, что глазеть на других, а сам палец о палец не ударит, то никакой истории не будет, просто все помрут с голоду. Историю обязательно надо делать, ежедневно, ежечасно. Надо строить, сеять, делать открытия и совершать ошибки. Все надо. Впрочем, ошибки не столь уж обязательны; чем меньше, тем лучше. Машин мог сделать открытие и он сделал его. Выполнил свой долг. Если бы не он, открытие все равно бы сделали, но позже или с просчетами. В любом случае для этого потребовались бы большие усилия, потому что история не течет как река сама по себе. Ее надо толкать. И Машин взял на себя этот огромный труд. И ничего странного, что его за это уважают.
На улице показались мусорщики, деловито собирающие баки.
- Но, по-моему, он берет на себя слишком много. Лезет в новые Марксы. Переделывает мир, обгоняет время.
- Ничего подобного! Время он не обгоняет и мир не переделывает. Он учел печальный опыт Маркса и Энгельса. На баррикады никого не зовет. Он всюду говорит, что лишь слегка подчищает историю. Он не называет себя вождем или другими громкими словами. Он говорит, что является мусорщиком истории. Многим нравится. Он, как Иисус, открыл людям глаза, направил на путь истинный. А кто не захотел глаза открыть или с пути быстренько свернул, он и тех не бросает, любит как братьев своих. Машин никого не заставляет, а исключительно дает!
- Ну и что он еще дает, кроме этих дурацких желудков?
- Почему дурацких?
- А потому, что вместо чтения книг, вместо самосовершенствования ваш счастливый обладатель машинского подарка запрется где-нибудь в туалете и будет сутками ловить ваш кайф.
- Ничего подобного! Это не наркотики. Так любое увлечение можно опорочить. Если человек сутками пилит на скрипке, выпиливает безделушки или собирает банки из-под пива, то его тоже можно назвать чокнутым. Машинские желудки гораздо безобиднее этих увлечений. Они создают хорошее настроение, чувство удовлетворения, сытости. Кайф от них не заставляет человека прятаться в туалете, а, наоборот, зовет на новые свершения, повышает тонус и работоспособность человека.
- Ну, конечно! Мне кирпич на голову упадет, а желудок будет говорить, что все хорошо! К чему это искусственное наслаждение, если мои дела идут из рук вон плохо. Я, пожалуй, и о делах забуду, когда мне и так хорошо от этого глупого желудка.
- Ах, Александр Степанович! Ничего вы не знаете. Все что вы сказали, давно известно и тщательно продумано. И не только это, а многое другое. Не заменяет это наслаждение всего остального, не отрывает человека от жизни, а наоборот, зовет к ней. Вот вы шоколад любите? Телевизор любите смотреть?
- Не знаю... Я еще не пробовал.
- Ах, да! Вы же с необитаемого острова. Даже не знаю, как вам объяснить. В общем, эффект от машинского желудка такой, как будто вы наелись шоколаду и только что посмотрели очень интересный фильм.
- Понятно. - Нехотя согласился Колымагин. - Лучше бы мне попробовать шоколаду.
- Ну, какой вы несносный. Вас ведь никто не заставляет. Ну, ешьте свой шоколад, хоть под кроватью, хоть в туалете. И помалкивайте об этом.
- Ладно, я попробую. Так все-таки что еще Машин дает, кроме дурацких желудков?
- Ох, и трудно с вами! Еще он говорит, что пора браться за мышление, влезать в свой мозг и хозяйничать там. Здесь кайфу куда больше можно получить!
- Да что вам сдался этот кайф? Разве в нем счастье, на нем прогресс держится?
- Не на нем, но через него! Это же и есть заменитель принуждения, энтузиазма и т.п. Как вы не поймете! В этом же и весь фокус, реальный путь к счастью. Это путь, на котором не надо ничего терпеть, не надо ждать светлого будущего, не надо жертвовать настоящим, а можно вволю наслаждаться и одновременно идти к светлому будущему семимильными шагами!
- И что, много у вас желающих ковыряться в собственном мозге и соответственно идти семимильными шагами?
- Тут пока туго. Но это не вина Машина. Просто наука не поспевает. Сложные у нас мозги оказались. Но Машин науку торопит, не дает ей рассусоливаться. Нет, он никого не заставляет, не наседает на ученых. Просто он хорошо платит за нужные ему открытия. А за некоторые, наоборот, штрафует. Но это не наказание, не попрание прав. Все в контрактах с учеными изначально оговорено. Сделал что просили, получай свое. А открыл не то, плати или сиди помалкивай, чтобы никто не узнал.
- Все-таки, сколько таких камикадзе?
- Мало. Около одного процента. Только те, что при смерти были. Многим очень даже помогло. Соображают теперь не хуже иного компьютера. Правда, бывали странные изменения наклонностей. Один старичок после операции стал всем компьютерам в любви объясняться. Ну, машины у нас неглупые, разбираются. Стали ему отказывать. Старичок так переживал... Но издержки всегда неизбежны. Наладится и это дело. Сейчас один процент, а будет больше. В этом многие уверены!
- А те, кто не уверен?
- Кто против, тот помрет и все его красноречие забудется. Кто же будет слушать врача, который сам себя лечить не умеет! А останутся только те, кто "За". Никуда от этого не деться!
- Но нельзя ли как-то это изменить?
- А зачем? Это и есть то, к чему надо стремиться. Полная свобода! Всемерная забота о потребностях человека.
- Какая же это свобода, какая забота, если потребности продолжают убегать вперед. Разрыв с возможностями растет.
- Как? Разве вы ничего не поняли? В том-то и дело, что не растет. То есть он только сначала растет. Когда Машин открыл новое поле потребностей. А потом каждая его новая потребность отменяет сотни старых! Я ведь объяснила вам про пищу, про туалет... По мере совершенствования человеческого организма не понадобятся ни жилище, ни одежда, ни транспорт.
- Как? Все голые будут ходить? У нас в России, пожалуй, отморозят кое-что.
- Как мелко вы мыслите, Александр Степанович! Вашу кожу сделают невосприимчивой к холоду, к жаре, к радиации.
- Нет, мне как-то удобнее в одежде. - И Колымагин погладил рукой свой мятый выцветший костюм.
- А вас никто не заставляет. Если хотите, то сидите в своей конуре, в своем костюме, на своем необитаемом острове. А другие в это время будут свободно разгуливать по Луне, встречать парочками марсианские рассветы. Космос станет для них родным домом. А вы будете из своей конуры смотреть и лаять на звезды.
- Ну, это эмоции, ваша фантазия, хоть вы и против фантастики.
- Никакая это не фантастика. Нас изредка инопланетяне навещают. Они именно такие. Гуляют где хотят. Они как духи или, точнее, как боги. Превращаются во все, что угодно. Им не нужно ни пищи, ни воды, ни воздуха, ни нефти, ни угля, ни городов, ни дач. Черт знает, что вообще им нужно. Даже неизвестно, откуда они энергию черпают. Причем в неограниченном количестве. И мы со временем такими будем. К этому ведет нас Машин. Тогда кусок хлеба не надо будет вырывать друг у друга. И дефицита жилплощади не будет. Не из-за чего будет ссориться. Люди-то все разные будут, не надо им будет всем вместе набрасываться на тот один кусок, который только и может их удовлетворить. Каждый сам будет выбирать себе пищу, соответственно подстраивая под нее свой организм. Совсем другие интересы будут. Трудно сказать какие. Но ясно, что не такие глупые, какие нам с рождения навязала слепая матушка-природа.
- Однако! - Сказал русский гений. - Что-то у меня плохо укладывается.
- А это не мудрено. Я же говорила, что многие не понимают.
- Как же тогда Машин с ними управится?
- Опять вы не то говорите! В том-то и фокус, что не надо с ними управляться, не надо никого убеждать! Не понимают и ладно. Это совсем не мешает делу. Если человек не понимает, то, даже не осознавая этого, все равно льет воду на мельницу Машина. Ведь здесь не нужен энтузиазм, высокое сознание, как при социализме! Учение Машина органически вплетается в самые естественные потребности любого человека. Подчеркиваю, любого! А если кто-то станет бороться с этим учением, то накажет прежде всего самого себя. Есть, конечно, противники. И будут. Но раньше больше было. Да вымерли, опять же. И веры им нет. Так что явных противников сейчас почти нет. Критикуют очень осторожно, чуют, что придется идти на поклон к Машину, когда состарятся. Ярых противников сейчас забрасывают помидорами. Это допускает наша демократия. Так что крупных эксцессов не бывает. Сторонники Машина тоже помалкивают. Сам Машин к этому призывает. Как ни странно, на простых людей такой его призыв больше действует, нежели направить его агитаторов в массы. И здесь Машин учел неудачный опыт коммунистов!
- Любопытно, любопытно! Но ведь у вас, кажется, эксплуатация? Мне Франц говорил.
- Нашли кого слушать! Но эксплуатация есть. Ее никто не отменял. Но ведь Машин и не говорит, что все уже хорошо. Главное, поставить цель, обрисовать перспективу, дать людям средства, обеспечить условия. Вера, надежда - это великое дело. Вот чего лишились коммунисты в России. А эксплуатацию не Машин придумал. Она давно была. Так было! Было плохо. А он видит, как сделать лучше. И все! Так хвала ему и слава!
- Вы, я вижу, его почитатель...
- А как же! Иначе меня бы не взяли.
- Выходит, противников не берут?
- А зачем их брать. Они от тупости противники. И потом у нас еще не светлое будущее, а грубый капитализм. Благотворительность пока в меру. А забегать вперед? Это уже было. Были любители обгонять время. Все должно быть в свое время!
- Да, любопытно...
- Теперь вы согласны, что Машин нашел выход их безвыходного положения?
- Конечно, нет. Он, конечно, ловкач. Но логика мне дороже. Что за ерунда: выход из безвыходного положения?
- Ну как же! Ведь положение сейчас безвыходное. Нельзя остановить гонку потребностей. Нельзя заставлять людей, невозможно их переучить, переделать силой. Ведь правда?
- Ну, в общем, правда.
- И тем не менее Машин нашел путь к счастью. Только путь этот лежит не через ограничения потребностей, а наоборот, через их стимулирование, через доведение нежелательного процесса до ручки. Ну, нашел он путь? Скажите!
- Ну, кажется, нашел. - Нехотя согласился Колымагин.
- А! - Обрадовалась Берта. - Ну кто сам себе противоречит?
- Да вы меня специально хотите запутать.
- Я? Это вы со своей дубовой логикой запутались. Ведь это не задача поиска выхода из лабиринта. Жизнь намного сложнее и разнообразнее. Оттого выход из безвыходного положения мы понимаем в одном ключе, а выход Машин нашел в несколько ином смысле. Это как развязать Гордиев узел. Потому и получилась такая странная формула, как выход из безвыходного положения. Ваша логика ее не приемлет. И тем не менее она отражает суть дела. В этом и гениальность товарища Машина. В простой ситуации и дурак выход найдет. А вот попробуйте его найти там, где его нет!
- Все равно какая-то ерунда получается!
- Ну почему вы такой упрямый! Маркса защищали, хотя его учение с треском провалилось, миллионы жизней загубило. А Машина ругаете, когда он буквально каждого человека облагодетельствовал.
- Не знаю, но я чувствую, что здесь что-то не так. Не годится учение Машина для русской почвы. Не прорастет. Может, что и пробьется. Но совсем не то. Может быть, даже что-то ужасное! Я чувствую это. Что еще одно западное учение принесет огромное горе на мою землю. Я приложу все силы, чтобы этого не случилось. Хорошо, если я ошибаюсь. Но я чувствую! Чувствую! У меня есть основания.
- Скажите лучше, что вы просто завидуете! Наверное, сами не прочь бы сделать открытие, да кишка тонка. Не можете тягаться с Машиным!
- А вам не завидно? - В свою очередь спросил Колымагин. - Вы ведь тоже не прочь обогнать на повороте.
- Я ему не завидую. Разве можно завидовать звездам только потому, что они звезды. А вы завидуете. Я же вижу.
- Зачем мне завидовать! Я и сам могу. Не хуже. Может быть, даже еще крупнее.
- Вот и неправда! Не может быть второго такого открытия. Потому что потом люди будут как инопланетяне, как боги. Их творения будут велики, но это уже в другой весовой категории. А потому не считается! Для людей большего быть не может. Вы даже не можете повторить его достижение. Ведь после того как по всему миру разошлись книги Машина, не станете же вы утверждать, что тоже открыли машинизм!
- Ну, не стану, не стану. Вы очень хорошо все объяснили. Теперь я вижу, что не зря сюда пришел. Может, вы и не правы, но все это очень любопытно.
- Ну, как же не права! Права! Права! - И Берта топнула ножкой.
- Ну, ладно, ладно. Я подумаю. Батюшки! А сколько времени? О! Ужас! Берточка! Решайтесь! Или сейчас или никогда! Мы еще успеем добежать!
- Но куда? Что с вами? Я не хочу никуда бежать.
- Вы хотите в Россию? Правда, не знаю, ждут ли меня там. Ведь я сто лет там не был.
- А я тысячу лет там не была. Конечно, хочу!
- Тогда бежим!
- Как? Прямо сейчас?
- Да, да, сейчас! Сейчас, а то мы опоздаем!
- Но мне надо собраться. Я так не могу. И потом все бросить? Я так хотела получить это место. Только одну консультацию провела...
- Решайтесь! Берточка!
Но девушка вдруг заплакала.
- Вы пугаете меня, Александр Степанович!
- Мы будем с вами вместе обгонять на поворотах. Всех обгоним! Это я вам гарантирую. И Машина обгоним. Вот увидите! Ох, как мы его! Посадим его в лужу! И грязью обляпаем. Ой, нет. Это не обязательно. Ну!
- Ы-ы...
- Ох, как трудно с этими женщинами! То хочет, то не хочет! Ничего не поймешь.
Берта зарыдала. И утешить ее не было никакой надежды.
- Все! Я больше не могу. Прощайте! Я вам напишу! - Колымагин вдруг сорвался с места и побежал, оставив Берту одну в ночном городе.
- Куда же вы, Александр Степанович! - Закричала Берта и громко завыла.
Но Колымагин уже исчез в темноте. Берта постояла еще немного и медленно поплелась домой. Пришла она под утро и улеглась спать.
Днем ее разбудил стук в дверь.
- Это я, фрау Бауэр! Тебе письмо, Берта. Открывай же!
Берта, вся лохматая и зареванная, высунула голову в дверь.
- Ой! Что с тобой, Берточка! Да на тебе лица нет!
Девушка бросилась к зеркалу. Лицо было на месте. Соседка вошла и протянула конверт без адреса.
- Просили в руки передать. Еще вчера принесли. Да я не достучалась. Спала ты, что ли?
- А кто принес?
- Да какой-то чокнутый, длинный и ушастый.
- Это он! - Вскричала Берта. - Но когда он успел?
Фрау Бауэр вышла, покачивая головой и явно не одобряя новое знакомство молоденькой соседки. Дрожащими руками Берта разорвала конверт. На второсортной бумажке древними чернилами было написано:
"Берточка! Простите меня за все. Не думайте, что я такой бесчувственный и ничего не понимаю. Я ведь все замечаю. Не смею навязываться вам. Но если вы не равнодушны ко мне, ждите меня хотя бы один год. Я обязательно найду вас или дам о себе знать. Ваш Саша."
Берта расцеловала пожелтевшую бумажку и спрятала ее под подушку. Потом она снова легла. И ее рука долго еще гладила пузатую подушку.
Обсуждения Путешествия Колымагина. Гл.10