Графоман

Встречи с собой прошлым и не совсем настоящим.

Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами...
Настанет ночь — и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он нудит нас и просит...
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(Ф.И.Тютчев 1829г.)

Сны. Они часто возвращают меня в одни и те же места. Узнаю людей. Запоминаю дорогу. Мои профессии, как правило, в области образования, туризма (пеший и спелео), летной работы или церкви. Реже в других. Часто встречаюсь с известными личностями:

Ленин – насквозь больной, на костылях (не менее двух снов).

Сталин – неоднократно. Узнает при встрече. Всегда дружески расположен. Однажды был в его личной охране под фамилией Буйнов. Один из снов полностью описан в повести "Чела":

Суворов – подробности сна читай там же.
Как-то увидел себя Чайковским. Жаль, не записал по свежей памяти. Окружение сейчас помню не четко: домашние дамы в белых чепцах… гости... Попросили сыграть на рояле. В этой реальности я не владею музыкальными инструментами и не читаю ноты. Но там! Я вскользь смотрел в партитуру, а руки летали по клавишам, будто не мои глаза, а они считывали звуки с листа со скоростью, много быстрее чтения в слух. Я не смотрел на клавиши. Звук оживал в сознании, объединяя мозг, тело и инструмент в единый осознаваемый порыв.

Прошлое, будущее… Друзья, родственники, увлечения... Все происходит одновременно в параллельных мирах по законам, нами непознанным в сливающиеся в бесконечность мгновения под названием – настоящее. Измыслить новое, человеку не дано. Все, что мы видим во сне – "я есмь"! Наше одновременное бытие в прошлом, будущем, объединяемом мгновениями настоящего.

Католик

Падре тучен телом, и выглядел некогда солидным в своей просторной черной мантии. Я склонился на колено, а он что-то внушительно выговаривал хорошо поставленным увещевающим баритоном. О чем говорил, я догадывался по общему смыслу и проникновенному дружелюбному тону. Я уходил из католичества.

Нечто волнующее захватило меня настолько, что падре, в конце концов, заметил мою невнимательность. С хорошо читаемой печалью в потемневших от причиняемого ему огорчения глазах, он слегка коснулся моего прикрытого черной сутаной плеча своими некогда пухлыми, а сейчас просто старческими пальцами

– Поступай, как знаешь! – и растворился в полумраке притвора.

Просторная и мрачная без отепляющего огня свечей зала для богослужений, выложена по стенам выцветающей и не уступающей падре по возрасту крупной мозаикой. Без намека на рисунок, бледными желтыми и неровными салатовыми мазками, мозаика казалась лишь призванной скрасить унылую пустоту зала. Стеклянный купол светлым пятном серого дня над алтарем намеком на серую надежду выползти из сумрака несовершенного сознания.

Я поднялся с колен и прошел, и встал прямо под куполом, слегка расставив ладони, как, очевидно проделывал не раз и не два, обращаясь с молитвой к небу, что проливало туман веры за прозрачными стеклами в черных штрихах едва различимого переплета.

Неожиданно я увидел себя со стороны. Молодого, рано раздобревшего с упитанными щеками под короткой щеткой округло стриженых волос. Нет, вру! Я уже видел сегодня себя со спины. Тем коленопреклоненным, с пробритой тонзурой и в черной рясе, обтягивающей сгорбленную поклоном спину. Падре ушел. Я продолжал стоять под куполом, испрашивая совета у неба, и вдруг в унисон моих мыслей прямо из купола потянулось к низу басовитое гудение колокола.

– Бу-у-м! – Не ожидавший ответа от равнодушного неба, я вздрогнул, но тотчас воспринял торжественное гудение меди одобрением и, помнится, лишь удивился непривычной басовитости колокола. Колокольня вытягивалась к небу заметно в стороне, над входом. Звучание её колоколов значительно выше по тону, да и направление услышанного "бу-у-м" шло как бы «поперек» направления их каждодневного звучания. Привычный звон вначале переполнял казавшуюся просторной площадь, единственным высоким строением которой был этот католический храм с готической крышей колокольни. Потом, перетекая неприметные крыши улиц, сходящихся перед дощатой забегаловкой, что выделялась высоким каменным фундаментом напротив входа в храм, уходил и снова возвращался, вливаясь в его открытые двери воистину божественными аккордами.

Православная церковь слева от входа в собор не в счет. Ее неокрашенный потемневший купол плыл среди сучьев траурных лип над массивными стенами приземленного облака белых стен. За православным храмом угадывалось кладбище. Площадь перед обоими храмами буро-желтая, не мощеная и безлюдная. Это обстоятельство объединяло оба храма, как и понимание того непреложного факта, что предки наши, храмов от нечего делать не ставили, и отсутствие людей сегодня еще ни о чем ни говорит…

Отец "Николай"

Отец "Николай" худ, высок и строг лицом истинного аскета. Во сне он лицом напоминает того из этой жизни, что недавно перешел в иные храмы к тем, кому служил всю свою земную жизнь. Моя семья сегодня благодарна ему за помощь. Цветные фотографии старца в каждой комнате, и на них изменяется выражение его глаз, отчего с чудо-снимками можно "вести диалог".

Невозможно объяснить!
Крошечный православный храм отца Николая с золотыми звездами по синему фону пяти луковиц стоит выше по улице и напротив скромной церквушки, где хозяйничаю я.

У моей церквушки темный купол под крестом, черная крыша оторочкой простого узора над сливающейся со снегом приземистой полоской стен. Внутри, в старательно выбеленном углу, икона Богоматери, а справа в нише горит малиновым светом чудотворный огонь. От чужого глаза ниша укрыта также вкрутую побеленной доской. Когда прихожан не было. Отец Николай приходил, мы убирали доску и молча смотрели на чудо малинового света, погруженные в свои мысли.

Мой наставник из сна верил в меня. Незадолго до своего перехода он перепоручил чтение проповедей мне, убедив в мысли, что верующим нравятся мои духовные рассуждения. Этим он не укреплял моих сил, высказывая желаемое за действительность. Я помню, как верующие без предварительных договоренностей заходили за мной, и мы дружно перепахивали снег, проваливаясь по пояс, на крутом взгорке перед храмом, торопясь к службе. Они хотели слышать меня, и я, напоминающий худобой и ростом хозяина собора, послушно вышагивал впереди переполненный неизъяснимым чувством духовного родства с каждым.

Опытные пожилые помощницы, оказались для меня той опорой, что позволили моей неуклюжей молодости справляться с тонкостями службы в строгом исполнении церковного устава.

Несколько ниже по улице стояла еще одна церковка, много моложе моей по возрасту, буде дозволено таким образом выразиться. Я, помнится, дивился количеству храмов на непримечательной деревенской улице, но в "молодую" церковь не заходил. Службы велись в соборе.

Последнюю встречу с отцом "Николаем" запомнил хорошо, и она произвела на меня гнетущее впечатление. По моим ощущениям было мне лет двадцать пять-тридцать. Рост средний, серый цивильный костюм с пиджаком нараспашку. По какому то наитию мне пришло в голову посетить некий монастырь, судя по стечению народа, в праздничный день. Пришел я рано, посетителей пропускали без очереди, и я был удивлен, увидев широкую колонну прихожан, втягивающуюся в низкие ворота внутреннего храма в доброй сотне метров от входа. Не раздумывая, я занял место в шеренге, неприятно поразившей меня одинаковой бледностью лиц и какой-то отрешенностью, вернее безразличию ко всему. Никаких поворотов головы или переговоров, каждый смотрел перед собой пустыми глазами, и на меня решительно никто не обратил внимания, из-за чего, собственно, я и постеснялся спросить: куда идем?

Другие посетители словно и не видели отчужденного шествия к храму. Они сворачивали в широкую аллею кладбища, переговариваясь между собой, не выказывая к нам тени любопытства. Словно не видели. Редкое пополнение молча примыкало к колонне и уже образовало очередные шеренги за моей спиной. Разницу в лицах уходящих по аллее и соседей я заметил, не придавая ей ровно никакого значения до тех самых пор, когда шедший несколькими рядами впереди меня высокий монах в черном капюшоне вдруг обернулся!

Я моментально узнал лицо наставника. Неожиданный гнев в его глазах вышиб меня из очереди быстрее пробки от шампанского. Я понял и бледность лиц, и общий смысл. Детали, не испугав, вдруг "резко" не заинтересовали. Я пришел не к ним!

Летчик

Много раз: от курсантских лет и никогда стариком. Училище похожее постройкой на то, что окончил в теперешней жизни и классами, где меня хорошо знали, и где я никого не рискнул бы назвать по имени. Летная работа на вертолетах, реже на бомбардировщиках дальнего действия незнакомой конструкции и с приборами, которые я обязан был знать, но совершенно для меня не понятных.

Иногда видел себя в госпитальных палатах. Видел и сам госпиталь, в котором сносно ориентировался, попадая туда с проблемами респираторного характера.

Изредка встречался с друзьями летчиками по сегодняшней жизни. Мой друг, Заслуженный штурман России Эдуард Шагиахметов (слава Богу, ныне здравствующий) неизменно в форме военного летчика похожей на современную представляет меня сослуживцам как опытного штурмана. Аппараты (самолеты) бомбардировщики и транспортные. Знакомый по снам аэродром. Но стоило сесть в кабину, приборы оказывались чужими и я с трудом разбираюсь в их предназначении. Бывало и летел сквозь ночь на немыслимой скорости с сомнительными вариантами на благополучное выполнение задачи.

Показалось странным, что командир (царствие тебе, Голубцов Алексей), о котором писал в своей первой повести, почему-то меня не узнал.

Снится время от времени седой генерал, что всегда помогает в затруднениях по службе в пику неким личностям, провоцирующим мое досрочное увольнение, если не из армии, так с летной работы.

Полеты на самолетах и вертолетах днем и ночью над какой-то почти знакомой местностью. Меня считают знатоком, а я ориентируюсь с трудом. Бывали и перелеты на Дальний восток, в знакомый военный городок, одновременно узнанный и неузнаваемый. Летал над синей от дымки зеленой роскошью Сибири и ее, почему-то, неизменно песчано-желтым юго-востоком, но с известным до мелочей рельефом. Вон под той острой вершиной в долине рукотворная пещера, в которую я не заходил, опасаясь явного избытка серы в породе. А на саму гору поднимался. Знакома и утоптанная тропинка вдоль похожих на молодые сады кустарников по пологим склонам. Зеленые южные склоны без признаков леса пологи и удобны для восхождения, не в пример отвесным северным, высоким и таким рыхлым, - не один крюк не удержит.

Часто снится огромное поле аэродрома гражданского и военного одновременно. Мне приходилось бывать на нем и пассажиром, и летчиком.

Однажды летел с одноклассником Генкой в командировку. Генка в моих глазах остался мальчишкой, а командировку организовал его отец - лицо влиятельное, готовый ради сына свернуть горы. Генка не произнес ни словечка, сидел без эмоций, не выказывая радости от общения через бездну лет. Но в кабину пилотов мне командировочному летчику войти не позволили. Не показали даже издалека!

А, бывало, и такую самолетную фантастику зрил, в уме не укладывается! (Читай повесть "Чела").

Турист

Видел себя со стороны. Крым. Вечер. Я с группой ребятни поднимаюсь в горы по лестнице с ветхими перилами, построенной специально для отдыхающих возле Гурзуфа. Города не видно, но я знаю, он внизу, притулившийся к скале "Генуэзская крепость" и укрытый зеленью голостволых дерев с лиственными кронами по верху.

Я – руководитель группы. Строен, высок, на щеках черная щетина, продолговатое с крутым сбегом скул к подбородку лицо под вязаной шапочкой с горизонтальной белой полоской. Одет в глухой черный комбинезон в стиле "Черный альпинист". В том походе я ненадолго потерял группу.

Не пройдет и месяца в сегодняшней реальности, неподалеку от Ялты я вспомнил запомнившийся сон вещим предупреждением: увлеченный разговором с местными ребятами из службы спасения, я проворонил тропинку сквозь узкую полоску кустарника и долго бродил потом один по дороге, не понимая ее, уводящего в сторону от группы направления.

Из области спелеологии. Снится одна и та же пещера подземным продолжением поселка на отшибе от больших дорог. Тесный лаз вверх сразу после входа и цепочка относительно больших залов. Судя по беспорядку внутри, посещается часто. Я приходил сюда не раз с разными группами. Сам сквозь тесный вход заходил не всегда. Иногда выбирал другой маршрут, используя ориентиром поиска входа отдельно стоящее дерево. Под ним вход в цокольное помещение некогда стоящего здесь здания, довольно большого. Лаз в пещеру у дальней стены через два прижима из-за обвалившегося потолка, но есть возможность отыскать путь в просторный подвал под ногами, а там лабиринт с лестницами, выводящий к незнакомой станции метрополитена, реже к наземной станции Кунцево: внешне незнакомой, очень зеленой, без моста и автострады под ним.

Родственники и друзья здесь и «оттуда»; известные личности…

Узнают и в курсе моих дел в обеих реальностях. Там, знакомые и прочее, – все-все, как у нас. Пейзажи снов часто похожи до узнавания различий, реже незнакомы, иногда фантастические. Те, кто ушел, знают, что я отсюда. Мой брат даже бросил, уходя по неведомым для меня делам: – Живи пока! А отчим в другом сне смотрел сквозь меня, не узнавая. И мама, и отчим снятся исключительно редко, и как-то стороной. Общения с ними не было, как и с моим комэска Лешей Голубцовым. Озадачил и разговор с учительницей сына (здесь с Ниной), перед которой я стоял юным мальчишкой-школьником. Умершая родная тетка Женя значительно помолодевшая, как-то вернула ключ от "моей" квартиры (там) и убежала, ничего не объясняя, в своем черном купальнике моды тридцатых годов 20-го века.

Недавно приснился дом и квартира, где нас поселили после освобождения Пскова от немцев. Я рассказываю совершенно незнакомым людям о тех днях, попросившись на ночевку в бывшую свою квартиру, но с каким-то музыкальным коллективом, что снимал помещение. А утром не нахожу спортивного магазина «Ракета», что в этой жизни пристыкован к дому. Да и центральный Октябрьский проспект оказалось перейти сложным из-за газового распределителя при общей похожести иных современных и древних построек.

Снятся сыновья, сегодня, слава Богу, живые…
Сын Сергей часто: в горах, пещерах или при делах… Недавно приснилась совместная армейская служба. В любой ситуации отношения отца и сына сохраняются, о чем окружение не всегда догадывается. Недавно это обстоятельство позволило мне своевременно предупредить сына о готовящейся против него провокации мелкого начальника в форме старшего лейтенанта 80-х годов. (Сергей в этой реальности 1976 г.р.)

Сын Алексей снится редко. Недавно он отдавал денежный долг за выполненную работу по устройству полосы для ожидаемого мной приема самолета. Долг отдавался при мне, я посчитал процедуру необходимой и только сказал: – Да, долги надо платить. Деньги (похожие на современные сторублевки) у сына еще оставались, что меня успокоило, поскольку их ценовое достоинство было раз в десять выше сегодняшнего. Помню, удивился еще, почему на полосу для самолета потребовалось столько соли, которая тянулась высокой извилистой насыпью, выровненной по верху, словно на нее собирались уложить рельсы. Потом мы компанией незнакомых пассажиров шли по готовой полосе плавно скользящей книзу под крышей ангарного типа, пока не уперлись в непрозрачную стену. Выход дневным светом звал куда-то влево. Я, очевидно, опекал некую даму, прежде чем направится к выходу, еще успокоил ее, говоря, что все выглядит точно так, как ей было предсказано. Ощущение прилета…

Старшего сына от первого брака во сне не видел ни разу.

Встречу с А. Суворовым я описал в повести «Чела». Здесь упоминаю, потому что я в том сне по приказу Александра Васильевича был отряжен на поиск залежей соли, в полном согласии с моим выпускным (из кадетского корпуса) рефератом.

А вот со Сталиным недавно свиделся, без малого, подряд трижды. В первом сне он сидел за непривлекательного вида окошком, возвышаясь усами над прилавком уставленным упаковками пива с черными и желтыми этикетками по пять шкаликов в каждом пластике. Сталин брал пиво (с черными), сбрасывал пробки и пил сразу изо всей упаковки. Редкая публика ненавязчиво толкалась неподалеку, но подходить за пивом не спешила. Я подошел и взял упаковку с желтой этикеткой.

– Не боишься, – спросил Сталин, впервые взглянув на меня строго.

– Чего мне боятся, – я удивился ненарочитой его строгости, но не более того…

– Ну, ну…
О вкусе пива ничего сказать не могу, едва успел приложиться.

Следующий сон охватывает, куда больший период, соответствующий нашим тридцатым. Сталин много моложе. Мысли его заняты подготовкой страны к неизбежной войне. Мы приехали на какой-то завод. Нас привели в цех готовой продукции… Суть обсуждаемых вопросов для меня осталась за кадром, ребята умели говорить иносказательно, а сама продукция оказалась запечатанной в ящики, один из которых краном вытаскивали для предъявления… Неожиданно из-за штабелей выскочил средних лет работяга и, выкрикнув Сталину в лицо несогласие с его политикой по отношению к рабочим бросился бежать.

– Куда ты убежишь, – с грустной ноткой в голосе вздохнул Сталин даже не взглянув в сторону убегающего работяги.

Мне когда-то рассказывали о тотальной слежке, но в действия охраны я посвящен не был. Не скажу точно, что побудило меня выйти за убегающим. Задний двор завода жил своей жизнью. На грузовики грузили длинные желтые ящики. Перед воротами без створок и жидкой колючкой по сторонам стоял один из джипов Сталина с открытым верхом. Водитель, в довоенной форме и при фуражке с синим околышем, увидев меня, суетливо выскочил для встречи:

– Товарищ капитан, разрешите съездить до того ларька? – Вскинутая в приветствии рука оторвалась от виска и показала на два-три ларечка метрах в пятидесяти от ворот. Негустая толпа мельтешила за разбитой вдрызг дорогой, что возле ларьков расползалась в стороны разводами грязи.

– Ты же знаешь, что это запрещено, – других аргументов у меня не было.

– Очень надо… – Я читал по напряженному лицу это его «очень!»

– Поступай по своему усмотрению, – сказал, отворачиваясь к корпусу, где оставил Сталина. – Я тебя не видел.

Сбежавшего работягу я так и не нашел, лишь горько пожалел бедолагу, предполагая для того крутые неприятности. Сталин отыскался возле продуктового ларька с другой стороны корпуса, где до того я его оставил. Обернувшись ко мне, он дождался, пока несколько рабочих не отошли на приличное расстояние…

– Я слышал, что торпеды помогают. Буду вшивать… – Сталин отошел от ларька, и меня поразила беззащитная детскость его прозрачных зрачков под крутой округлостью век.

– Правильно решил… – начал, было, я…
– Заметно? – Сталин направился к заводским корпусам. Лицо его вполоборота стало наливаться краской. Краску я тотчас отнес к игре своего воображения.

– Нет, – ответил я, продолжая представлять знакомое лицо «опосля приема вовнутрь», на котором глаза вождя продолжали жить своей детской жизнью. – Чужие не заметят.

– Машина скоро? – тема изменилась на задачи, мне подчиненные. Вождь ожидал легковушку.

– Пока двести верст с дачи пропилит…
– Поближе не нашлось? – Сталин спрашивал машинально, думая о чем-то своем.

– Сталин у нас один, для него и за тысячу километров пригнать нужный транспорт не жалко.

Я не льстил, Сталин знал о моей искренней к нему привязанности.

– За тысячу пятьдесят, – неожиданно поправил он меня без иронии.

– Почему за тысячу пятьдесят? – не понял я.
– Крупа надо сделать! А так, что у нас есть лучшего, кроме «калашниковых»? – в голосе вождя таяли льдинками неподдельные усталость и грусть.

Перед моими глазами вдруг поплыла Красная площадь с цистернами ракетных комплексов.

– Хочешь, предскажу будущее? – То, что плыло перед глазами, искало выхода.

Очевидно в моих глазах прочиталось нечто, заставившее Сталина согласиться без промедления.

Я говорил, одновременно видел его глаза, очень серьезные, и Красную площадь, в красных пятнах кумача, но совершенно не слышал себя.

– Значит не зря… – резюмировал вождь, зажигая в прозрачных детских зрачках свечи непередаваемой гордости не за себя…

Последняя встреча произошла на аэродроме, где мне пришлось ожидать оказии до Питера.

Сталин сидел за столом в тесном помещении курилки для обслуживающего персонала и, словно ожидал нашей встречи. Подозреваю, что моя задержка была им организована. Мы тепло обнялись и расцеловались, после чего я проснулся.

Наш возраст, мои занятия, всегда иные. Разве что из охраны я мог перейти на обеспечение транспортом в течение одного, показанного мне отрезка времени, соответствующего середине 20-х и 30-х годов.

2.

Получается, мы существуем одновременно в бесконечном количестве миров при бесчисленном количестве вариантов, где Я и ТЫ меняются местами. Последнее заключение мне помогло сделать внимательное прочтение Нагорной проповеди Иисуса. «Не судите, да не судимы будете», потому как, осуждая другого ты осуждаешь себя, но вымаливая прощение врагу, ты за себя же и молишься, а прибегая к насилию над кем-то, ты насильничаешь себя.

В вариантах жизни одно Эго, разделенное Духом на самостоятельные части, бесконечно развивается: возрождается, живет, проходит обновление и снова возрождается, протискиваясь сквозь миллиарды лет без пространства и времени, оплачивая страданием личности радости пребывания. Я – един сам с собой, потому что вселенная едина, какой бы разнообразной она нам не казалась.

Я, – это ТЫ или наоборот кажется непонятным, а слово Микрокосм представляется некоей существующей, обособленной личностью, имеющей отношение к кому-то другому.

Бесконечная смена друг друга
В разнородных потоках
Неизменно бесстрастных времен.
(А.Сидерский «Третье открытие силы»)

Представить себе свою персону, в виде иной сущности посредством колдовства легче. Но постепенно приходит понимание того, что мы не уходим в какие-то обособленные места очередного пребывания. Мы уходим в соответствии со своим духовным развитием в один из своих снов, где продолжаем жить и развиваться. Мы и сейчас находимся в вечном продолжении сна, что принимаем за реальность, в силу Божественных Законов, постижение которых, при положительном изменении качества, и есть Путь возвращения в Отчий Дом.

Но ты не одинок в своем сне, – все-все, что ты видишь, такая же реальность, которая всегда пребывает внутри тебя. И остается всего шаг к принятию не картинки иного мира, в которой ты «гость», а к пониманию его существования.

Да, во сне есть возможность, изменить ход событий согласно пожеланию. Другими словами, перенести себя в другой иллюзорный мир, количество вариантов которых не поддается исчислению, но удобный тебе сегодняшнему. Масса литературы и на прилавках, и в Интернете посвящена «управлению снами», призывая к сомнительному шагу.

…Высшая цель йоги сна — преобразовать сознание, «научить» его существовать в той параллельной реаль¬ности, которая открывается в снах. Ведь сны — это вовсе не «маленькая смерть», а вторая жизнь, причем дающая поистине безграничные возможности, жизнь, в кото¬рой нет пределов времени и пространства, где каждый может стать властелином событий. И все же в сравнении сна со смертью есть доля истины: ведь реальность сна принадлежит тонкому миру, тому самому, куда отправля¬ется душа после ухода из жизни. Благодаря снам чело¬веку дана возможность жить в двух мирах — материаль¬ном и астральном, черпая из каждого знания и мудрость… (Интернет, сайт Вечерняя Ладога, статья СНЫ ЭТО НАША 2АЯ ЖИЗНЬ. Найдено в процессе редактирования.)*

Но с другой стороны, – человек, благодаря умению работать со своим подсознанием, превращается в ту самую «машину времени», для которой доступны любые расстояния, как в прошлое, так и в будущее.

Мы существуем одновременно в прошлом и будущем, мы существуем в бесчисленном количестве вариантов, умудряясь помещать в себе их все, вкупе с соседями и их вариантами существования. Наша реальность, лишь бесконечные серии перетекания из будущего в прошлое, с которыми мы тесно связаны, но существуем как бы раздельно.

Все уже было, и будет повторяться бесконечное количество раз на непостижимых спиралях встречного развития.

«Познай самого себя!» В который раз мысль о том, что слова Иисуса надо принимать буквально, не зацикливаясь на трактовках в угоду невежеству, заставила чаще забиться сердце.

Мироздание предстало вдруг совершенно понятным по своему непостижимому устройству, где бесконечно малое перетекает в бесконечно большое, которое, в свою очередь, оказывается бесконечно малым в своем же бесконечно большом, как бы выворачиваясь пространством наизнанку, а время течет одновременно в прошлое и в будущее. Каждый атом тела – бесконечный мир, в неисчислимом количестве вариантов, где человек непостижимым образом сохраняет индивидуальность, оставаясь частью Единого Мира, который и в нем и вокруг…

– Господи Иисусе, как ты прав и в своей Нагорной проповеди, где тебя надо понимать тоже буквально. Но есть ли предел у нашей индивидуальности? Сохраняется ли она в той праэнергии, в которой рано или поздно раствориться материя, чтобы через миллиарды лет проявиться вновь?

Вдоль позвоночника стало жарко. Тот, кто сегодня принимает необходимость своего развития, будет его продолжать. Кто, остановится или начнет пятиться, – деградирует, создавая отрицательный полюс эволюции. Нет, он не будет повторяться. Деградация – развитие с обратным знаком, но полюса не работают один без другого. Полюс и минус = необходимость для действия.

«Которая, со временем, плавно перетекает из плюса в минус», – хрюкнул насмешкой внутренний голос.

– Так даже интересней, – ответил я ехиде внутри, закрывая дискуссию. – В сновидениях сегодняшней реальности, мне ближе Свет! А по закону аналогий, мы все идем навстречу

Перечитал написанное. В ушах мягкими толчками расшалились изношенные сосуды. Разыгравшиеся живчики подергивают левую бровь. Я потер бровь пальцами, предупреждая срыв в нервный тик. Тик предупреждал крупное недовольство собой. Так было всегда.

В лес идти не хотелось. Лес выручал не раз и не два, но сегодня перемешивать ногами талый снег с грязью. Б-ррр! Я вышагивал навстречу просушившему асфальт ветру, радуясь солнечному мартовскому дню и, казалось, ни единой мысли не шевелилось под ежиком меж крутых пролысин на месте некогда богатой шевелюры. Дома реалии иного бытия незаметно перетекли в строки.

Иисус сказал людям: – Будьте как птицы. Не думайте ныне о завтрашнем дне.

Не ведомо вам, кто увидит зарницу и кто не вернется, оставшись во сне.

Иисус заповедовал: – Станьте как дети, и к Божьему царству не будет преград!

Ребенок расскажет вам сказку. Поверьте в ее чудеса! Он – свидетель, он – прав!

Иисус объяснял: – Славлю, Отче, Тебя! Утаил Ты от мудрых жизнь вод и земли,

Но открыл то младенцам, с любовью храня в чистоте детских душ веру в Правду Любви.

Строки написалась, словно сами собой. Их мысль, родившись, освоилась сознанием с заметной задержкой. И снова подсказка. Евангелие от Иоанна глава 11, стих 11. Одиннадцать плюс одиннадцать - королевское число двадцать два. Отметилось мельком, «на потом».

«…Лазарь друг наш уснул, но я иду разбудить его.
12. Ученики Его сказали: Господи! Если уснул, то выздоровеет.

13. Иисус говорил о смерти его; а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном.

14. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер…»

Богочеловек рассчитывал на понимание учениками «сна», законы которого умел реализовать, подчиняя своей воле.

Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны, и сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.
………………………………..
Скорей на сон похоже, чем на явь,
Все то, что мне подсказывает память.
(Шекспир. « Буря»)

Тепло треугольником с вершиной в области сердца поднялось от второй чакры. Спине стало жарко.

– Неужели существует шанс отловить свое, ставшее прошлым, «сегодня» из будущей жизни?! Где тот контакт для обыкновенного человека, ничего не знающего об «астральных» выходах людей. О тех возможностях человека, что сокрыты в его подсознании, стоит понять ему, что он – и есть та самая таинственная точка, в которой одновременно сосуществуют и настоящее, и прошлое, и будущее, разделенные проходимыми для тренированного человека фильтрами.

Записывай сны подряд. Повезет, отловишь и опишешь событие, что будет после перехода и заставит задуматься тебя будущего о твоем сегодняшнем дне. А не то и … наладить связь.