Мы с Вовкой Суворовым гуляли по Луанде, столице истерзанной многолетней войной Анголы. Миха отсыпался после ночной вахты, и я прихватил своего дружка в поход по городу. Собственно, ничего примечательного в тот раз с нами не приключилось, просто меня неотступно преследовало одно неприятное воспоминание, о котором я и расскажу.
* * *
В конце 80-тых годов советские корабли довольно часто посещали Луанду, доставляя продовольствие, боевую технику и военспецов, и забирая в СССР раненых офицеров. При погрузке – разгрузке корабля на борту "Блистающего" неизменно присутствовал Николс Гедатта, "чёрный генерал" МПЛА. Он лично руководил перевозкой и перегрузкой, а по окончании работ всегда проводил по 2-3 часа в каюте капитана с Командором и другими офицерами высшего командного звена. И поэтому мы с Михой были твёрдо убеждены в том, что "чёрный генерал" был закадычным другом нашего Командора.
И вот в один прекрасный день "Блистающий" вошёл в порт Луанды. Пронеслось 3 напряжённых дня погрузочно-разгрузочных работ. Было раннее африканское утро, мы с Михой стояли на палубе в ожидании конца планёрки, что бы вместе со старпомом Окуневым отправиться в город. К кораблю подошёл катер Гедатты, он сам поднялся на борт и, не увидев никого из старших офицеров, подошёл к нам:
- Эй, матросики, свистать всех наверх. Сейчас живой груз придёт – ваша помощь потребуется, - сказал он на плохом русском. Пока я соображал, на каком основании меня, морского офицера обозвали "матросиком", Миха сорвался с места и побежал в кубрик.
- А ты что стоишь? Быстро выполнять приказ, - дохнул на меня свежим алкогольным перегаром "чёрный генерал". Я засунул руки в карманы, принял независимую позу и, невольно попятившись, бросил пренебрежительный взгляд на противника. Он был выше меня на голову и тяжелее раза в 2, не меньше. Увидев явное неповиновение, Гедатта сжал могучие кулаки и сделал шаг ко мне. Я пятился от него до поручней и, лишь когда почувствовал поясницей ограждение, остановился. До самого последнего момента я ожидал появления на палубе хоть одного старшего офицера, но, как назло, никого не было.
- Я буду жаловаться на тебя, матрос, и тебе не поздоровится, - прошипел Гедатта.
- Пойди, пожалуйся, - ляпнул я первое, что пришло в голову, только чтобы не остаться в долгу.
- Я и сам кое-что могу, - рыкнул Гедатта и попытался ударить меня в лицо, но я поднырнул под его кулак. После неудачи "чёрный генерал" совсем рассвирепел и осыпал меня ударами, от которых я уже не смог уйти. Правда, первые 2 я успел заблокировать, но левым свингом он достал моё ухо и следующим прямым правым разбил мой нос, опрокидывая через борт в залив. Соприкосновение с водой привело меня в чувство, и я брассом поплыл к берегу
- Эй, моряк – горячая голова, плыви к нам, - послышался голос справа. Я повернул голову и увидел катер с линкора "Адмирал Нахимов'". За рулём сидел капитан-лейтенант Василий Донской, он шёл ко мне на помощь.
- Не надо, - крикнул я для того, чтобы меня не считали бедолагой, потерпевшим поражение, - я хорошо плаваю, сам выберусь.
- Надо, Гольц, надо, - сказал Донской, - залив кишит акулами.
Когда они подошли ко мне, и я забрался в катер, Донской спросил:
- Тебя куда: на "Блистающий" или на берег?
- Если вы в порт, то я с вами, - сказал я, проверяя документы, завёрнутые в целлофан – они оказались сухими.
- Мы в порт, - подтвердил Донской, - зачем ты их завернул?
- Это Командор, - пояснил я, - он у нас всегда так делает. Он ещё вчера вечером их пропечатал, а утром мне отдал со словами: "Свободен до 21.00". Мы с Михой ещё вчера отпросились, просто ждали Окунева, чтоб катер лишний раз не гонять.
- А почему твой дружок слинял? – спросил сидевший вместе с нами Арсений Греков и похлопал меня по плечу, - настоящие моряки так не поступают. Ты, Санёк, лучше к нам переходи, у нас команда подружней будет.
- Миха не виноват, - заступился я за друга, он приказ "чёрного генерала" побежал выполнять.
- Понятно, перед начальством прогибается, - сказал Греков, - а ты что?
- А Гольц у нас гордый, - по-доброму засмеялся Донской, - Командор его отпустил, вот он и выпендривается.
Я провёл в городе до назначенного Командором часа и в золотых лучах заходящего за Атлантический океан солнца поднялся на борт "Блистающего".
- А вот и наш герой, - насмешливо поприветствовал меня боцман Бубнёнков, - тебя, Гольц, Костяев заждался, лети к нему мухой.
- Мухой это как? Зигзагами? – переспросил я.
- Мухой это быстро.
Перед капитанской каютой я не постеснялся выходящего Александра Короткова и перекрестился. "Пусть лучше из комсомола выгонят и с флота спишут, чем я откажусь от помощи Бога", - подумал я. Ещё во время учёбы в Морской академии я неизменно молился на ночь перед экзаменами и сдавал зачёты со свежей головой на зависть иным грызунам морской науки. Командор сидел в кресле, скрестя руки на груди, и, увидев меня, подозвал к себе пальчиком, как нашкодившего пацанёнка. Я подошёл и отдал честь по всем правилам воинского чинопочитания:
- Лейтенант Гольц по вашему приказанию прибыл, товарищ капитан.
Командор добродушно усмехнулся в свои пушистые усы, и у меня гора свалилась с плеч: "Слава Тебе, Господи, кажись, пронесло".
- Формально ты, Гольц, прав, но извиниться перед Гедаттой придётся.
- За что? – удивился я, - это он мне сопатку разбил, а не я ему.
- Ты драку затеял, - пояснил Костяев.
- Он, я его пальцем не тронул. Я даже не провоцировал его, а он сначала "матросиком" обозвал, а потом с кулаками полез. Да он же с утреца пораньше пьяный был, вы что, не заметили?
- Капитан, - обратился к Командору сидевший в соседнем кресле незнакомый майор с перебинтованной рукой на перевязи, - ваш лейтенант прав. Я хоть и не видел драки, но много слышал о Гедатте. Например, о том, что он ненавидит русских и при любой возможности распускает руки. Особенно, если противник не может дать сдачи.
- Тем не менее, Гольц должен был вернуться на судно и дать показания о произошедшем недоразумении.
- Этого что ли? – спросил я и потрогал разбитый нос, - товарищ капитан, простите меня, но я не хотел пугать врачей видом крови. Если бы Ткачёва увидела меня в тот момент, то в город точно не отпустила бы. А извиняться перед "чёрным генералом" я не буду, лучше переведусь на другое судно. На "Адмирале Нахимове" меня больше уважают и давно зовут к себе.
- Да я знаю, - поморщился капитан, - если бы не Донской с Грековым, то сидеть тебе в местной тюрьме и кормить африканских мух. Лучше бы тебе было сразу вернуться.
- Капитан, не будем придираться, - попросил майор.
- Ладно, не будем, - согласился Костяев, - но на будущее учти, Гольц.
Я стоял перед ним навытяжку со сжатыми кулаками и желваками:
- Даже если бы Гедатта был бы моим непосредственным начальником, я не стал бы извиняться.
- Знаю, поэтому прощаю, - Командор опять усмехнулся, - Донскому не забудь магарыч поставить, как никак от смерти спас.
После этих слов он отпустил меня.
К счастью меня не заставили унижаться, а к несправедливостям судьбы я к тому времени привык и извинений со стороны "чёрного генерала" не ожидал.
Отомстил за меня старший прапорщик Матякубов Сергей. Перед нашим отплытием из Анголы несколько офицеров Советской армии стояли у борта, курили и наблюдали за прощанием Гедатты с Командором и старшими офицерами "Блистающего". Я как раз поднялся на верхнюю палубу с биноклем в руках и, услышав слова:
- Эй, ты, большое, чёрное чмо, - навёл окуляры на говорившего Анненкова. Гедатта, опускаясь в катер по лестнице, поднял к нему толстое лицо, и старший прапорщик плюнул ему в лицо, - это тебе за тех русских, которых ты подставил под Томбуа, и за избитого тобой лейтенантика.
Командор, как бы ничего не замечая, спросил крепким басом:
- Якорь поднят? Тогда правый малый назад, - чем развеял миф о своей дружбе с "чёрным генералом". Гедатте ничего не оставалось, как спрыгнуть в катер и вернуться на берег, а мы с Михой ещё больше зауважали своего капитана за его справедливость.
* * *
В конце 80-тых годов советские корабли довольно часто посещали Луанду, доставляя продовольствие, боевую технику и военспецов, и забирая в СССР раненых офицеров. При погрузке – разгрузке корабля на борту "Блистающего" неизменно присутствовал Николс Гедатта, "чёрный генерал" МПЛА. Он лично руководил перевозкой и перегрузкой, а по окончании работ всегда проводил по 2-3 часа в каюте капитана с Командором и другими офицерами высшего командного звена. И поэтому мы с Михой были твёрдо убеждены в том, что "чёрный генерал" был закадычным другом нашего Командора.
И вот в один прекрасный день "Блистающий" вошёл в порт Луанды. Пронеслось 3 напряжённых дня погрузочно-разгрузочных работ. Было раннее африканское утро, мы с Михой стояли на палубе в ожидании конца планёрки, что бы вместе со старпомом Окуневым отправиться в город. К кораблю подошёл катер Гедатты, он сам поднялся на борт и, не увидев никого из старших офицеров, подошёл к нам:
- Эй, матросики, свистать всех наверх. Сейчас живой груз придёт – ваша помощь потребуется, - сказал он на плохом русском. Пока я соображал, на каком основании меня, морского офицера обозвали "матросиком", Миха сорвался с места и побежал в кубрик.
- А ты что стоишь? Быстро выполнять приказ, - дохнул на меня свежим алкогольным перегаром "чёрный генерал". Я засунул руки в карманы, принял независимую позу и, невольно попятившись, бросил пренебрежительный взгляд на противника. Он был выше меня на голову и тяжелее раза в 2, не меньше. Увидев явное неповиновение, Гедатта сжал могучие кулаки и сделал шаг ко мне. Я пятился от него до поручней и, лишь когда почувствовал поясницей ограждение, остановился. До самого последнего момента я ожидал появления на палубе хоть одного старшего офицера, но, как назло, никого не было.
- Я буду жаловаться на тебя, матрос, и тебе не поздоровится, - прошипел Гедатта.
- Пойди, пожалуйся, - ляпнул я первое, что пришло в голову, только чтобы не остаться в долгу.
- Я и сам кое-что могу, - рыкнул Гедатта и попытался ударить меня в лицо, но я поднырнул под его кулак. После неудачи "чёрный генерал" совсем рассвирепел и осыпал меня ударами, от которых я уже не смог уйти. Правда, первые 2 я успел заблокировать, но левым свингом он достал моё ухо и следующим прямым правым разбил мой нос, опрокидывая через борт в залив. Соприкосновение с водой привело меня в чувство, и я брассом поплыл к берегу
- Эй, моряк – горячая голова, плыви к нам, - послышался голос справа. Я повернул голову и увидел катер с линкора "Адмирал Нахимов'". За рулём сидел капитан-лейтенант Василий Донской, он шёл ко мне на помощь.
- Не надо, - крикнул я для того, чтобы меня не считали бедолагой, потерпевшим поражение, - я хорошо плаваю, сам выберусь.
- Надо, Гольц, надо, - сказал Донской, - залив кишит акулами.
Когда они подошли ко мне, и я забрался в катер, Донской спросил:
- Тебя куда: на "Блистающий" или на берег?
- Если вы в порт, то я с вами, - сказал я, проверяя документы, завёрнутые в целлофан – они оказались сухими.
- Мы в порт, - подтвердил Донской, - зачем ты их завернул?
- Это Командор, - пояснил я, - он у нас всегда так делает. Он ещё вчера вечером их пропечатал, а утром мне отдал со словами: "Свободен до 21.00". Мы с Михой ещё вчера отпросились, просто ждали Окунева, чтоб катер лишний раз не гонять.
- А почему твой дружок слинял? – спросил сидевший вместе с нами Арсений Греков и похлопал меня по плечу, - настоящие моряки так не поступают. Ты, Санёк, лучше к нам переходи, у нас команда подружней будет.
- Миха не виноват, - заступился я за друга, он приказ "чёрного генерала" побежал выполнять.
- Понятно, перед начальством прогибается, - сказал Греков, - а ты что?
- А Гольц у нас гордый, - по-доброму засмеялся Донской, - Командор его отпустил, вот он и выпендривается.
Я провёл в городе до назначенного Командором часа и в золотых лучах заходящего за Атлантический океан солнца поднялся на борт "Блистающего".
- А вот и наш герой, - насмешливо поприветствовал меня боцман Бубнёнков, - тебя, Гольц, Костяев заждался, лети к нему мухой.
- Мухой это как? Зигзагами? – переспросил я.
- Мухой это быстро.
Перед капитанской каютой я не постеснялся выходящего Александра Короткова и перекрестился. "Пусть лучше из комсомола выгонят и с флота спишут, чем я откажусь от помощи Бога", - подумал я. Ещё во время учёбы в Морской академии я неизменно молился на ночь перед экзаменами и сдавал зачёты со свежей головой на зависть иным грызунам морской науки. Командор сидел в кресле, скрестя руки на груди, и, увидев меня, подозвал к себе пальчиком, как нашкодившего пацанёнка. Я подошёл и отдал честь по всем правилам воинского чинопочитания:
- Лейтенант Гольц по вашему приказанию прибыл, товарищ капитан.
Командор добродушно усмехнулся в свои пушистые усы, и у меня гора свалилась с плеч: "Слава Тебе, Господи, кажись, пронесло".
- Формально ты, Гольц, прав, но извиниться перед Гедаттой придётся.
- За что? – удивился я, - это он мне сопатку разбил, а не я ему.
- Ты драку затеял, - пояснил Костяев.
- Он, я его пальцем не тронул. Я даже не провоцировал его, а он сначала "матросиком" обозвал, а потом с кулаками полез. Да он же с утреца пораньше пьяный был, вы что, не заметили?
- Капитан, - обратился к Командору сидевший в соседнем кресле незнакомый майор с перебинтованной рукой на перевязи, - ваш лейтенант прав. Я хоть и не видел драки, но много слышал о Гедатте. Например, о том, что он ненавидит русских и при любой возможности распускает руки. Особенно, если противник не может дать сдачи.
- Тем не менее, Гольц должен был вернуться на судно и дать показания о произошедшем недоразумении.
- Этого что ли? – спросил я и потрогал разбитый нос, - товарищ капитан, простите меня, но я не хотел пугать врачей видом крови. Если бы Ткачёва увидела меня в тот момент, то в город точно не отпустила бы. А извиняться перед "чёрным генералом" я не буду, лучше переведусь на другое судно. На "Адмирале Нахимове" меня больше уважают и давно зовут к себе.
- Да я знаю, - поморщился капитан, - если бы не Донской с Грековым, то сидеть тебе в местной тюрьме и кормить африканских мух. Лучше бы тебе было сразу вернуться.
- Капитан, не будем придираться, - попросил майор.
- Ладно, не будем, - согласился Костяев, - но на будущее учти, Гольц.
Я стоял перед ним навытяжку со сжатыми кулаками и желваками:
- Даже если бы Гедатта был бы моим непосредственным начальником, я не стал бы извиняться.
- Знаю, поэтому прощаю, - Командор опять усмехнулся, - Донскому не забудь магарыч поставить, как никак от смерти спас.
После этих слов он отпустил меня.
К счастью меня не заставили унижаться, а к несправедливостям судьбы я к тому времени привык и извинений со стороны "чёрного генерала" не ожидал.
Отомстил за меня старший прапорщик Матякубов Сергей. Перед нашим отплытием из Анголы несколько офицеров Советской армии стояли у борта, курили и наблюдали за прощанием Гедатты с Командором и старшими офицерами "Блистающего". Я как раз поднялся на верхнюю палубу с биноклем в руках и, услышав слова:
- Эй, ты, большое, чёрное чмо, - навёл окуляры на говорившего Анненкова. Гедатта, опускаясь в катер по лестнице, поднял к нему толстое лицо, и старший прапорщик плюнул ему в лицо, - это тебе за тех русских, которых ты подставил под Томбуа, и за избитого тобой лейтенантика.
Командор, как бы ничего не замечая, спросил крепким басом:
- Якорь поднят? Тогда правый малый назад, - чем развеял миф о своей дружбе с "чёрным генералом". Гедатте ничего не оставалось, как спрыгнуть в катер и вернуться на берег, а мы с Михой ещё больше зауважали своего капитана за его справедливость.
Обсуждения Глава 7: Чёрный генерал МПЛА