2
И никому об этом не расскажешь
Как ветры гимнастерку теребят.
Как двигатель взревает на форсаже,
Отталкивая землю от себя.
Плывут леса и города. – А вы куда, ребята? Вы куда?..
Распор, опора на пуань (ножной зажим)*, кроль (на груди) вверх до отказа, снова жумар вверх, поднимая колено до хруста в чашечке… три четких рывка веревки – сигнал на подъем нижнему, и снова распор, зацеп, площадка. Скала подчинялась относительно легко и метр за метром сдавала позиции.
Над головой прострекотал вертолет, и узкий клочок неба вдруг вспыхнул яростным белым светом. Под ногой Черного альпиниста глухо хрустнуло стекло:
– Ждите здесь!
Ну, местечко! Они выбрались из тесноты камина. Тысячи отвратительных запахов впились в разгоряченные ноздри раздирающими слизистую оболочку иголками. Обширное пространство оказалось заваленным отбросами кухни, что примостилась на самом краю естественной выгребной ямы, и эту треклятую яму минимум два года никто не выгребал.
Приплюснутый грот укрыл группу от случайных взглядов. Правда предположить, что найдется любитель постоять на огороженном краю пятнадцатиметрового обрыва и прибалдеть, вдыхая невообразимые ночные миазмы?.. М-да, возможно, не подходя километров двести. Часы показали полночь. Возникло ощущение, что время стало.
– Призраки вышли на охоту, – просипел я.
– И превратили охотников за языком в заштатных идиотов, – добавил Боб, не выпуская из поля зрения нависающей над помойкой крыши кухни с кусочком звездного неба по горизонту.
– Вам повезло!
Черный силуэт перекрыл звезды совершенно бесшумно, и Боб резко прянул в глубину укрытия, приняв Черного альпиниста за огромную летучую мышь.
– Ну, напугал!
В темноте раздался откровенный вздох облегчения Освальда. Черный альпинист никак не выразил своего отношения к ожидаемому приступу недоверия со стороны старшего группы.
– Вместо одного языка вы получите двоих. Второй, десять минут назад прилетевший генерал-инспектор. – Заметив, что земляки не сняли снаряжения, Черный вышел из грота, но через минуту вернулся. – Оставьте обвязки здесь. Я помогу, если кто застрянет на оставшемся подъеме. Он осклизлый, но не труден. Надели перчатки и пошли! Гордону держаться середины группы!
Зеленые призраки проплыли вниз вдоль стенки камина, и один показал альпинистам два пальца, сложенных латинской буквой V.
– О-кэй! – Черный инструктор свернул большой и указательный пальцы колечком. – Мои “ребята” свое дело сделали. Утром, после ритуала прощания, гробы с генералами погрузят в вертолет, и солдаты уйдут в казарму. Посадочная площадка не охраняется. Я проведу вас, и расстанемся...
– За мной и тобой возврат генералов к жизни! – прошептал Освальд.
– Да! Все как обговорили. Через три дня Генералы-призраки спустятся к подножью скалы, и будешь стрелять...
Освальд, насупясь, глянул на мерцающий фосфором циферблат
– Время 0.45. Ровно через трое суток…
Неделю спустя.
В жизни есть все, кроме случайностей. В простой истине мы убедились сразу после того, как вся наша штурмовая команда собралась на вилле Билла в ожидании условленного часа “Х”, двумя часами позже виртуозного похищения гробов. Нас “пригласили”, едва Гордон вылез из воды, а Андре (т.е. я) успел просушить по нему слезы.
Подводная лодка с грузом 200 взяла курс к родным берегам, а мы тряслись в “ирокезе” с приличного роста мальчиками от военных и размышляли о превратностях судьбы разведчика-террориста, что на языке любой страны звучит не иначе как бандита с большой дороги, со всеми вытекающими последствиями.
Когда вертолет приземлился на зеленой лужайке перед виллой, я грешным делом подумал, что песенка старика Билла незаслуженно допета прежде времени. К нашему изумлению, Билл вышел навстречу в компании моложавого генерала в форме военно-воздушных сил и с белым листком фотографии в крепких коротких пальцах.
– Генерал Клейн! Морковка хренова!
– Гоу-лоу-бцоув! Япона мадам!
Они обнялись. Листок фотографии долго трепетал на широкой спине “Гордона” флажком капитуляции, а мы стояли и вправляли на отведенное природой место, отвисшие по соски челюсти. Потом Билл обнял Боба-Шуру, и нам с Освальдом-Олегом стало скучно.
Сзади неслышно подошел Черный альпинист, и все стало на свои места! Чем мы думали раньше, замыкая события на чужой земле цепью удачных совпадений? Могли бы правильно расценить и появление “инструктора” у костра, и наше относительно легкое бегство с гробами на борту...
– Вы все знали наперед? – спросил я с чувством нашкодившего школьника.
– Скажем, многое знали, – ответил Билл, нисколько не рисуясь. – Я помогал Блэку создавать базу призраков. Очень интересно и перспективно! Пытался пройти через то, что они называют “опыт” и до сих пор не уверен в правильности своего отказа от него. Так или не так, я сам по себе, а вот военные, установившие на “стол” антенны слежения за спутниками, получили серьезный прокол.
– Призраки расшифровали точку, – генерал Клейн говорил медленно, тщательно подбирая слова и делая заметные остановки после каждого предложения. – Сейчас главное, спасти тех достойных людей, кого увезли! Альпинист гарантирует возврат к жизни, но я обеспокоен. Вы простите резкость, но вы – русские... вы непредсказуемы даже для “верхних людей”…
До сих пор не пойму, что за симбиоз отношений получился у нас с “вероятным противником”? Военный совет мы держали на равных, и результат переговоров превзошел общие скромные ожидания, заставив позабыть настроения в “ирокезе”.
Гоу-лоу-бцоува Клейн доставил самолетом в нейтральную точку на Агольских островах с тем, чтобы тот мог лично проследить за возвращением к жизни генералов. Олег с Черным альпинистом обязались исполнить миссию в каньоне Дьявола. На третьи сутки после нашей ночной вылазки, они распрощались со всеми и ушли. Ушли, чтобы не встретиться с нами никогда...
Мы с Шурой дремали в резерве.
Месяц спустя.
...Наш командир не посвятил нас в тайну исчезнувшей в пучине подлодки. Не хотел будоражить воображение или сам не знал деталей. Лодка не вышла к месту встречи и вообще никуда не пришла…
– Еще одна трагедия, ставшая тайной океана. Я не оправдываю ни своих, ни прочих. Мы вправе не доверять друг другу! Только и с врагами можно жить красиво! Черный альпинист договорился с Освальдом без участия остальных. – Билл, вытащил из старинного комода спортивную куртку Олега с пришитым к плечу оберегом. Мы молчали, подавившись горем. – Возьмите на память. Молитесь Спасителю, если сумеете! Полезно, научиться, Ему подражать! Легенды живут, иначе нельзя, господа!
Плывут леса и города:
– А вы куда, ребята? Вы куда?
– А хоть куда... За небеса...
Билл знал любимую песню Олега. А мы стояли, перекатывая горлом шары. По-че-му-не-бы-ва-ет-так-что-бы-всем-бы-ло-хо-ро-шо?
P.S. Билл и Клейн, похожие друг на друга прозрачной белизной лиц… По трапам поднимаются вереницы пассажиров, а мы стоим на бетоне рулежки и молчим.
– Скажи им, Клейн. Ты генерал. Тебе привычнее! – Билл достал мятый носовой платок… – Не тяни!
Клейн резко вскинул холеные щеки к небу.
– В отставке, мой друг, в отставке! – Сухие губы под щегольской бабочкой усов сжались в лиловую полоску. – Но перед нами мужчины, Билл. А опыт? Опыта не вернуть…
– Кх-гм! Скала в каньоне Дьявола, что вы покорили, ныне стала плотиной ручья, где вы ловили форель. Кх-гм! Цена рассекречивания объекта, как нам объяснили. – Билл мял носовой платок, не находя ему применения. – “Военные” и “созидание” понятия трудносовместимые. Но вы? Вы – мужчины и дети по сравнению с такими вот стариками, заставили меня понять важную истину… – Билл повел платком в сторону Клейна, но неожиданно глаза его увлажнились, и мятая ткань на секунду скрыла от нас и непрошенные стариковские слезы, и смущение ветерана. – Простите, но я доскажу сам! Я потерял и нашел сына. Я снова вынужден терять… имею право сказать: – У детей нет национальности! Она одна – дети! Да, да! Скажу больше, для Единого у всех одна общая вера! Святая Троица одна и нерасторжимо едина! Она – нагляднейший пример для подражания! – Мятый платок, наконец, исчез в огромном кармане. – Я не ошибся, Боб, называя тебя своим сыном. Мы – одна национальность, имя которой земляне, вылепленная по Божьему образу и подобию! Наша внешняя многоликость, привнесена различием природных условий, но Души выстроены по единой матрице. – Билл посмотрел на Клейна, точно приглашая того к участию в апофеозе своей неожиданно затянувшейся речи. – У нас общий дом, другого не будет! Он из Космоса маленький и беззащитный! С кем мы воюем? На что покушаемся и разрушаем?!
Трудное послесловие много лет спустя:
– Ты знаешь, чем питаются ежики?
Шура заматерел. Отпустил усы, бороду, подбитые тусклой сединой пышные патлы до плеч и потолстел… “Свободный художник”. Так он себя теперь величал не без гордости.
Надо признать, вазы из березового капа Шура вырезал прелюбопытнейшие. Мы сидели в просторной Шуриной мастерской на березовых пеньках, тянули горькое темное пиво и плавно перетекали из одной темы в другую.
“Под занавес” Шура протянул мне потертую временем детскую книжонку.
– Вот на, посмотри! – Кусочек леса с ежиком, на колючки которого насажены грибы, яблоки и листочки.
– Эка невидаль! – пожал я плечами.
– Ежи, – насекомоядные, а ты с этой занятно нарисованной белибердой до седых волос дожил!
– А кому она мешает?
– Так это же деза с самого детства! Вранье, которого ты даже не замечаешь! Думаешь, оно тебе не мешает?
В этом, пожалуй, мой друг был прав. Помимо седины, я приобрел к своим шестидесяти понимание схожести нашего мозга с компьютером. 2+3=5. Но 2+…=?, или 2…3 =? оставляет место для множества предположений, не решая задачи в целом.
– В принципе, ребенок знает, что ему читают сказку! – в моих словах не хватало уверенности, и Шура ее уловил.
– Только он ее воспринимает правдой! А сколько подобной “лажи” течет для взрослых по книгам, кино, телевизору.… Пойми, я не против сказки! Но ежик – наша реальность. С дезой о реальном мире ребенок живет и ошибётся не обязательно в лесу! Подобная деза – не баба Яга с Иваном-царевичем (дурачком). Слащавое вранье о ежике, на вид безобидное, в сумме с другим (подобным и безобидным) может стоить жизни. Я не хочу, чтобы врали детям! Да и тебя за твои сказки ох и раскритикую, когда прочитаю!
Шура подозрительно в прищур глянул на меня из-под поставленной на попа закустившейся белой метели, мол, не обидел ли?
– Я не боюсь! У меня суровые критики. Я обещал написать про тебя сказку и сдержал слово. Пускай мы в ней выглядим лучше, чем на самом деле. Пускай, правда в ней переплетается с вымыслом. Это не мемуары, а сказка, в которую вкраплена частица нашей с тобой жизни… и потом,… сколько нам осталось? Одному Богу ведомо! Разве плохо, когда уйдем, чтобы думали про нас хорошо. Не такие уж мы…
– Может и так…
В те дни заканчивался февраль високосного 2000-го года. А через полтора месяца, 11 апреля, мой несговорчивый, жаждущий правды друг поторопился уйти в другую реальность.
– Черный альпинист подошел к твоему очагу, Шура, и сегодня ты проверяешь мою сказочную правду личным опытом! Для оставшихся, горьким.
Вечная вам память
Борис Ковалев
Алексей Голубцов
Александр Осеннов
и… до встречи!
Не пожелай ни дождика, ни снега,
А пожелай, чтоб было нам светло.
В полглобуса локаторное небо
Полмира проплывает под крылом.
Плывут леса и города
– А вы куда, ребята? Вы куда…
Догорели костры...
И никому об этом не расскажешь
Как ветры гимнастерку теребят.
Как двигатель взревает на форсаже,
Отталкивая землю от себя.
Плывут леса и города. – А вы куда, ребята? Вы куда?..
Распор, опора на пуань (ножной зажим)*, кроль (на груди) вверх до отказа, снова жумар вверх, поднимая колено до хруста в чашечке… три четких рывка веревки – сигнал на подъем нижнему, и снова распор, зацеп, площадка. Скала подчинялась относительно легко и метр за метром сдавала позиции.
Над головой прострекотал вертолет, и узкий клочок неба вдруг вспыхнул яростным белым светом. Под ногой Черного альпиниста глухо хрустнуло стекло:
– Ждите здесь!
Ну, местечко! Они выбрались из тесноты камина. Тысячи отвратительных запахов впились в разгоряченные ноздри раздирающими слизистую оболочку иголками. Обширное пространство оказалось заваленным отбросами кухни, что примостилась на самом краю естественной выгребной ямы, и эту треклятую яму минимум два года никто не выгребал.
Приплюснутый грот укрыл группу от случайных взглядов. Правда предположить, что найдется любитель постоять на огороженном краю пятнадцатиметрового обрыва и прибалдеть, вдыхая невообразимые ночные миазмы?.. М-да, возможно, не подходя километров двести. Часы показали полночь. Возникло ощущение, что время стало.
– Призраки вышли на охоту, – просипел я.
– И превратили охотников за языком в заштатных идиотов, – добавил Боб, не выпуская из поля зрения нависающей над помойкой крыши кухни с кусочком звездного неба по горизонту.
– Вам повезло!
Черный силуэт перекрыл звезды совершенно бесшумно, и Боб резко прянул в глубину укрытия, приняв Черного альпиниста за огромную летучую мышь.
– Ну, напугал!
В темноте раздался откровенный вздох облегчения Освальда. Черный альпинист никак не выразил своего отношения к ожидаемому приступу недоверия со стороны старшего группы.
– Вместо одного языка вы получите двоих. Второй, десять минут назад прилетевший генерал-инспектор. – Заметив, что земляки не сняли снаряжения, Черный вышел из грота, но через минуту вернулся. – Оставьте обвязки здесь. Я помогу, если кто застрянет на оставшемся подъеме. Он осклизлый, но не труден. Надели перчатки и пошли! Гордону держаться середины группы!
Зеленые призраки проплыли вниз вдоль стенки камина, и один показал альпинистам два пальца, сложенных латинской буквой V.
– О-кэй! – Черный инструктор свернул большой и указательный пальцы колечком. – Мои “ребята” свое дело сделали. Утром, после ритуала прощания, гробы с генералами погрузят в вертолет, и солдаты уйдут в казарму. Посадочная площадка не охраняется. Я проведу вас, и расстанемся...
– За мной и тобой возврат генералов к жизни! – прошептал Освальд.
– Да! Все как обговорили. Через три дня Генералы-призраки спустятся к подножью скалы, и будешь стрелять...
Освальд, насупясь, глянул на мерцающий фосфором циферблат
– Время 0.45. Ровно через трое суток…
Неделю спустя.
В жизни есть все, кроме случайностей. В простой истине мы убедились сразу после того, как вся наша штурмовая команда собралась на вилле Билла в ожидании условленного часа “Х”, двумя часами позже виртуозного похищения гробов. Нас “пригласили”, едва Гордон вылез из воды, а Андре (т.е. я) успел просушить по нему слезы.
Подводная лодка с грузом 200 взяла курс к родным берегам, а мы тряслись в “ирокезе” с приличного роста мальчиками от военных и размышляли о превратностях судьбы разведчика-террориста, что на языке любой страны звучит не иначе как бандита с большой дороги, со всеми вытекающими последствиями.
Когда вертолет приземлился на зеленой лужайке перед виллой, я грешным делом подумал, что песенка старика Билла незаслуженно допета прежде времени. К нашему изумлению, Билл вышел навстречу в компании моложавого генерала в форме военно-воздушных сил и с белым листком фотографии в крепких коротких пальцах.
– Генерал Клейн! Морковка хренова!
– Гоу-лоу-бцоув! Япона мадам!
Они обнялись. Листок фотографии долго трепетал на широкой спине “Гордона” флажком капитуляции, а мы стояли и вправляли на отведенное природой место, отвисшие по соски челюсти. Потом Билл обнял Боба-Шуру, и нам с Освальдом-Олегом стало скучно.
Сзади неслышно подошел Черный альпинист, и все стало на свои места! Чем мы думали раньше, замыкая события на чужой земле цепью удачных совпадений? Могли бы правильно расценить и появление “инструктора” у костра, и наше относительно легкое бегство с гробами на борту...
– Вы все знали наперед? – спросил я с чувством нашкодившего школьника.
– Скажем, многое знали, – ответил Билл, нисколько не рисуясь. – Я помогал Блэку создавать базу призраков. Очень интересно и перспективно! Пытался пройти через то, что они называют “опыт” и до сих пор не уверен в правильности своего отказа от него. Так или не так, я сам по себе, а вот военные, установившие на “стол” антенны слежения за спутниками, получили серьезный прокол.
– Призраки расшифровали точку, – генерал Клейн говорил медленно, тщательно подбирая слова и делая заметные остановки после каждого предложения. – Сейчас главное, спасти тех достойных людей, кого увезли! Альпинист гарантирует возврат к жизни, но я обеспокоен. Вы простите резкость, но вы – русские... вы непредсказуемы даже для “верхних людей”…
До сих пор не пойму, что за симбиоз отношений получился у нас с “вероятным противником”? Военный совет мы держали на равных, и результат переговоров превзошел общие скромные ожидания, заставив позабыть настроения в “ирокезе”.
Гоу-лоу-бцоува Клейн доставил самолетом в нейтральную точку на Агольских островах с тем, чтобы тот мог лично проследить за возвращением к жизни генералов. Олег с Черным альпинистом обязались исполнить миссию в каньоне Дьявола. На третьи сутки после нашей ночной вылазки, они распрощались со всеми и ушли. Ушли, чтобы не встретиться с нами никогда...
Мы с Шурой дремали в резерве.
Месяц спустя.
...Наш командир не посвятил нас в тайну исчезнувшей в пучине подлодки. Не хотел будоражить воображение или сам не знал деталей. Лодка не вышла к месту встречи и вообще никуда не пришла…
– Еще одна трагедия, ставшая тайной океана. Я не оправдываю ни своих, ни прочих. Мы вправе не доверять друг другу! Только и с врагами можно жить красиво! Черный альпинист договорился с Освальдом без участия остальных. – Билл, вытащил из старинного комода спортивную куртку Олега с пришитым к плечу оберегом. Мы молчали, подавившись горем. – Возьмите на память. Молитесь Спасителю, если сумеете! Полезно, научиться, Ему подражать! Легенды живут, иначе нельзя, господа!
Плывут леса и города:
– А вы куда, ребята? Вы куда?
– А хоть куда... За небеса...
Билл знал любимую песню Олега. А мы стояли, перекатывая горлом шары. По-че-му-не-бы-ва-ет-так-что-бы-всем-бы-ло-хо-ро-шо?
P.S. Билл и Клейн, похожие друг на друга прозрачной белизной лиц… По трапам поднимаются вереницы пассажиров, а мы стоим на бетоне рулежки и молчим.
– Скажи им, Клейн. Ты генерал. Тебе привычнее! – Билл достал мятый носовой платок… – Не тяни!
Клейн резко вскинул холеные щеки к небу.
– В отставке, мой друг, в отставке! – Сухие губы под щегольской бабочкой усов сжались в лиловую полоску. – Но перед нами мужчины, Билл. А опыт? Опыта не вернуть…
– Кх-гм! Скала в каньоне Дьявола, что вы покорили, ныне стала плотиной ручья, где вы ловили форель. Кх-гм! Цена рассекречивания объекта, как нам объяснили. – Билл мял носовой платок, не находя ему применения. – “Военные” и “созидание” понятия трудносовместимые. Но вы? Вы – мужчины и дети по сравнению с такими вот стариками, заставили меня понять важную истину… – Билл повел платком в сторону Клейна, но неожиданно глаза его увлажнились, и мятая ткань на секунду скрыла от нас и непрошенные стариковские слезы, и смущение ветерана. – Простите, но я доскажу сам! Я потерял и нашел сына. Я снова вынужден терять… имею право сказать: – У детей нет национальности! Она одна – дети! Да, да! Скажу больше, для Единого у всех одна общая вера! Святая Троица одна и нерасторжимо едина! Она – нагляднейший пример для подражания! – Мятый платок, наконец, исчез в огромном кармане. – Я не ошибся, Боб, называя тебя своим сыном. Мы – одна национальность, имя которой земляне, вылепленная по Божьему образу и подобию! Наша внешняя многоликость, привнесена различием природных условий, но Души выстроены по единой матрице. – Билл посмотрел на Клейна, точно приглашая того к участию в апофеозе своей неожиданно затянувшейся речи. – У нас общий дом, другого не будет! Он из Космоса маленький и беззащитный! С кем мы воюем? На что покушаемся и разрушаем?!
Трудное послесловие много лет спустя:
– Ты знаешь, чем питаются ежики?
Шура заматерел. Отпустил усы, бороду, подбитые тусклой сединой пышные патлы до плеч и потолстел… “Свободный художник”. Так он себя теперь величал не без гордости.
Надо признать, вазы из березового капа Шура вырезал прелюбопытнейшие. Мы сидели в просторной Шуриной мастерской на березовых пеньках, тянули горькое темное пиво и плавно перетекали из одной темы в другую.
“Под занавес” Шура протянул мне потертую временем детскую книжонку.
– Вот на, посмотри! – Кусочек леса с ежиком, на колючки которого насажены грибы, яблоки и листочки.
– Эка невидаль! – пожал я плечами.
– Ежи, – насекомоядные, а ты с этой занятно нарисованной белибердой до седых волос дожил!
– А кому она мешает?
– Так это же деза с самого детства! Вранье, которого ты даже не замечаешь! Думаешь, оно тебе не мешает?
В этом, пожалуй, мой друг был прав. Помимо седины, я приобрел к своим шестидесяти понимание схожести нашего мозга с компьютером. 2+3=5. Но 2+…=?, или 2…3 =? оставляет место для множества предположений, не решая задачи в целом.
– В принципе, ребенок знает, что ему читают сказку! – в моих словах не хватало уверенности, и Шура ее уловил.
– Только он ее воспринимает правдой! А сколько подобной “лажи” течет для взрослых по книгам, кино, телевизору.… Пойми, я не против сказки! Но ежик – наша реальность. С дезой о реальном мире ребенок живет и ошибётся не обязательно в лесу! Подобная деза – не баба Яга с Иваном-царевичем (дурачком). Слащавое вранье о ежике, на вид безобидное, в сумме с другим (подобным и безобидным) может стоить жизни. Я не хочу, чтобы врали детям! Да и тебя за твои сказки ох и раскритикую, когда прочитаю!
Шура подозрительно в прищур глянул на меня из-под поставленной на попа закустившейся белой метели, мол, не обидел ли?
– Я не боюсь! У меня суровые критики. Я обещал написать про тебя сказку и сдержал слово. Пускай мы в ней выглядим лучше, чем на самом деле. Пускай, правда в ней переплетается с вымыслом. Это не мемуары, а сказка, в которую вкраплена частица нашей с тобой жизни… и потом,… сколько нам осталось? Одному Богу ведомо! Разве плохо, когда уйдем, чтобы думали про нас хорошо. Не такие уж мы…
– Может и так…
В те дни заканчивался февраль високосного 2000-го года. А через полтора месяца, 11 апреля, мой несговорчивый, жаждущий правды друг поторопился уйти в другую реальность.
– Черный альпинист подошел к твоему очагу, Шура, и сегодня ты проверяешь мою сказочную правду личным опытом! Для оставшихся, горьким.
Вечная вам память
Борис Ковалев
Алексей Голубцов
Александр Осеннов
и… до встречи!
Не пожелай ни дождика, ни снега,
А пожелай, чтоб было нам светло.
В полглобуса локаторное небо
Полмира проплывает под крылом.
Плывут леса и города
– А вы куда, ребята? Вы куда…
Догорели костры...
Обсуждения Черный альпинист