Заборы

Ты пригласил меня на чай, и все проблемы исчезли в миг в небытие.
И стала талия стройнее, глаза игривей, во мне вдруг изменилось все.

Приличия заборы пали в моей пылающей душе
И я опять спать не могу, и я опять мечтаю о тебе.

Мечтам роиться мешает тело, и вздыбившейся грудью убивая сон,
Оно томится и тает низом, пульс верхних бьется с нижним в унисон.

Я так хочу - в висках до звона, тебя любого,
ТОЛЬКО БЫ ТЕБЯ
Пусть даже если это потеря есть всего святого –
Я ВСЕ РАВНО ХОЧУ ТЕБЯ

Этот город, пропылённый, тополиный
Мне знаком, как журавлиной стаи крик.
Среди улиц и вокзалов терпеливо
Я отыскивал в нём тысячи улик:
Ту скамейку нашу, парк шумящий,
Дребезжащий голубой трамвай,
Мост гудящий и почтовый ящик –
В нём конверт так часто застревал.
На окраине калитки на запоре.
А заборы – высотою до виска.
Я, забыв про ссору, давний номер
В книжке записной своей искал.
Только медлила рука. У автомата
Виновато я монеткой скрёб стекло.
Солнца в сердце было слишком мало...

«Ах, московский январь! Молодая и свежая силища!
Что сейчас я увижу? Лошадку? Фонарь без огня?
Или галка вспорхнёт, как герой Николая Васильича –
в голубом сюртуке с рукавами чернее угля?

Или скрипнут над Яузой мостики, веком прогнутые,
иль Кропоткинский дворник развесит на ветре латынь,
и качнутся заборы, как трости, в сугробы воткнутые
с набалдашником каждая – медным, зелёным, златым.

Я в руках не сберёг ни одну из твоих белых ящериц.
Я от ветра пьянел. и командовал мною, как мог...

Поэзия – великая держава.
Она легла на много вёрст и лет,
Строга, невозмутима, величава,
Распространяя свой спокойный свет.
В ней есть большие, малые строенья,
Заборы лжи и рощи доброты,
И честные нехитрые растенья,
И синие отравные цветы.
И чем подняться выше, тем предметней
Плоды её великого труда –
Над мелкой суетливостью предместий
Стоящие сурово города.
Вот Лермонтов под бледными звездами
Темнеет в стуках капель и подков
Трагическими очерками зданий,
Иронией молчащих тупиков...

Грусть-тоска запеленала,
Заслезила все глаза.
Застудила, забелила
Облаками небеса.
Всех за двери проводила,
Серым сделала рассвет
И в полях у разнотравья
Отобрала зелень-цвет.
Обескрылила просторы,
Обессолила моря.
Возвела кругом заборы,
Да с решётками дома.
Обезволив, засыпила
И забрала в те края,
Где уже не будет лета –
Только с осенью, зима.
Чёрно-белые пейзажи,
Монотонный перезвон,
Тот, что ночью навевает
Мне один и тот же сон.
Без надежд на то, что кто-то
Остановит...

Пыхнул я и засЫпило,
и забрАло в те края.
Но потом, всё ж, отпустило,
В мир земной вернулся я.
Я назад вернулся,что же,
Открываю я глаза,
Наблюдаю за окошком,
Голубые небеса.
Вижу радужное лето,
Нет, пока ещё весну,
Что за сон такой приснился,
Я чего-то не пойму.
Черно-белые пейзажи,
Обрели внезапно цвет,
И не только зелень, даже,
Мощный ультрафиолет.
Словно сто вагонов соли
В воду высыпал Творец,
Бултыхаясь в Мёртвом море,
Не тону я наконец.
И на крыльях над простором...

- Аль нет у нас земли, Марусь? Просторы ещё те!
Есть уголь и руда, и силушка в руках.
Так что же мы живём, Марусь, в скорбях и в нищете?
Весь финт в правителях, Марусь, в поганых мужиках!

- Социализмы были, капитализмы были -
Пора борьбу со злом вести не наугад:
Пока державу, Нюр, козлы не развалили
До полного конца - даёшь матриархат!

- Но просто ли, Марусь, без всяческих понятий
Схватиться за штурвал?
- Начало ерунда!
Хотя и нужен ряд благих мероприятий
Первичных, так сказать...

Только луга кончились узоры,
Где ромашки услаждали взоры -
Всё! - попался в сети вертопрах:
В окнах - неприступные заборы,
Дорогие розы на столах,
В зале фортепьяно переборы...
Тьма вина
И... те же разговоры.
Не смешон ли за Россию страх!

Древность рода, ДНК неровная…
Хорошо еврею: нечто кровное
/Как французов вид хороших вин /
Свяжет - "атеисты плюс раввин”,
"Консерватор дефис хунвейбин"...
"Русские" - понятие духовное:

Бог оболган, правда не в чести -
В слове ”русский...

Жизнь блестела, словно твой паркет.
В тишине густых сосновых палок
Женщина качалась в гамаке,
И арахис жареный жевала.

Белый пудель стриженным хвостом
Всё махал, на солнце члены грея –
Женщина читала энный том
Сочинений Э. Хемингуэя.

В щели глаз лились живой водой
Строфы занимательных историй
Про окопы первой мировой,
И о старике, ушедшем в море.

Я был рядом, лучший друг семьи,
А точнее - лучший друг хозяйки.
Ежедневно, с часу до семи,
Рассуждал, качаясь в раскачайке...

У Моава на форпосте,
Где окончился предел
Аморреевых погостов,
Царь Моава с миной постной
Опечаленный сидел.

Видел Валак, сын Сепфоров,
Что Израиль причинил
Аморреям, как свой норов
Проявил без разговоров
И расправу учинил.

Думали Моавитяне,
Устрашившись тех сынов
Израиля: "Египтяне
Обрекли нас на закланье,
Не создали блокпостов,

Точно Берия бандитов
Выпустили с лагерей
Диссидентов, бишь, семитов.
Их поди теперь, лови ты
И тупой стамеской брей.

Но...