Ударить

И в первый день, и в день последний,
О боже я молю тебя.
Прости, бездушье поколенью,
Оно же изживет себя.

Прошу, о Боже, дай мне боли,
Последний миг благодарить.
Прошу, о Боже, дай мне воли,
Тебя душой боготворить.

И в наболевшую минуту,
Прошу я только об одном,
Порви мне скованные путы,
А раны окропи вином.

Ещё прошу, прими участье,
Ударь наотмашь по лицу.
И я пойму, какое счастье,
Идти к последнему концу.

Избавь меня от наважденья,
Что жизнь конечная черта.
Лишь...

Моё сердце имеет конечный ресурс –
только три миллиарда ударов.
И виднеется кем-то проложенный курс
до последних моих мемуаров.

Сколько лет им отмеряно, сколько минут,
сколько времени перекачало!
Хоть пока ещё дедом меня не зовут –
а две трети уже отстучало…

Всё на свете проходит, и это пройдёт,
и ничто в этой жизни не вечно.
Взлёты счастья, и пропасти наших невзгод
одинаково небесконечны,
и конечен ресурс даже наших сердец,
пусть бы, кажется, долгие годы –

если...

Часы нелепого досуга,
Часы нелепой суеты...
Моя цветущая подруга,
С кем их теперь проводишь ты?
Поберегись — бывают люди,
Которым зло — науки дар.
Исподтишка всегда нам будут
Нести губительный удар.
Я сам когда-то верил в счастье
В восторгах солнца на заре...
Но жизнь — осеннее ненастье,
Сжигает душу на костре,
Костре моих обид и скуки,
Костре моих безумных дней...
Забудь о скорби и разлуке
И стань напёрсницей моей.

Ноябрь 2004

Я не могу на этот лист бумаги
Спокойно с равнодушием смотреть.
Беру перо и букв бежит ватага
На жизнь иль на стоическую смерть.

В забвении всегда должна быть вольность,
Но лишь себя хочу я оберечь
От этой славы скучной, словно повесть,
А также от сальериных предтеч.

Пускай придут, исследуют, коробят
Лет через сто, когда я буду нем.
Удачи вам, грядущие уроды,
И жду сюда, в мой подземельный плен!

Ах, милые! Не сможете добраться
Вы до глубин писательской души,
Я мысленно пожму...

На Подкаменной Тунгуске
чум не говорил по-русски,
а в семье оленевода
младший сын гадал на воду.

По воде читал он годы
у людей, мутил их чувства
у гусиного прохода,
где вода темнеет густо.

Здесь изгиб реки таёжной
усмирялся, затихая,
и Тунгуска тёрлась кожей
в валунах, хребет сдирая.

Плечи круглые протоков
заголялись, остывая,
здесь мальчонка вострым оком
по волнам читал, играя.

Веткой он водил по кромке,
гимн слагал волне смиренной,
Дух шипел коленпреклонный,
как...

Жарко-розовый день
Целовался с волной бирюзовой.
Утомлённая лень
Растекалась в прибое подковой.
Чайки падали вниз,
Ударяясь в прохладу морскую.
Им шептал лёгкий бриз:
« Я вас, милые, к морю ревную».

Время катится в ночь,
Обагряя идиллию зноя.
Вечер тоже не прочь
Поучаствовать в сцене покоя.
И в обнимку с зарёй
Погрузился в солёную воду.
Бархат чёрный, с луной,
Разыграл в заключение коду.

Бывают слова, от которых мне больно.
И стыдно. От них на душе тяжело.
Пусть даже мы их произносим невольно,
почти не вникая в значение слов.

Слова произносятся снова и снова –
обидеть сильней, побольней уколоть.
И очень конкретно ответить за слово,
возможно, придётся (избави Господь).

От слова никто защититься не может –
слова непосредственно бьют по мозгам.
От них не спасёшься под толстою кожей –
слова как отточенный нож мясника.
Слова – как укусы болотной гадюки...

Не уходи, не так со мной
Грудь разрывается от боли
Жестокая твоя любовь
Целуя, ранит мимо воли

Добыча радости чужой
Горьки во лжи холодной узы
В себе раздвоенный тобой
Я глупой прихоти обуза

Скажи зачем нам эта роль
Ягнят средь львов на водопое
Развеять мыслей грешных рой
И в судный день не хватит воли

Твоё прощальное: «Люблю…!»
Что дар на жертвенник разлуки
Сам истязая плоть свою
Я душу отдаю на муки

Но не разбить, не снять оков
Не хочет узник рабской крови
Ради своей...

А вы когда-нибудь играли на бильярде?
На поле из зелёного сукна
заманчиво красива белизна
шаров блестящих, замерших на старте.

Один удар! –
............................... и стройной пирамиды
на поле не осталось и следа.
По жизни раскатились кто куда –
помилуй Бог – сплошные индивиды.

Работа, дети, техникумы, ВУЗы,
сплошная беготня и суета –
шарами от борта и до борта…

И всех нас ожидает сетка лузы.

- Пока ещё на поле? – молодчина!
- Одна надежда – крепкие бока...

Глаза молили о пощаде,
был непреклонен командир:
убиты муж, жена и чадо,
дитё трёх лет, - аул дымил.

«Шутиха» встала в огороде,
бомбила дальний край леска,
и, подчиняяся природе,
глазели куры с чердака.

Эфир трещал, волна гуляла
- Аллах Акбар, Аллах Акбар –
В эфире рация застряла,
как – я не стар, как, я не стар –

Удара пули не учуял,
подмял собою лопухи,
я был вообще-то с речки Чуя,
мы все с Сибири, мужики.

Лишь я один был здесь с Алтая,
в земле - тепло, в земле - тепло...