Озябший

Загрустил старый клён за окном,
Перестали петь дружные птицы.
Как же было нам славно вдвоём
У дверей той последней больницы.

Я не думал тогда о плохом,
Обнимая дрожащее тело.
Но, наверное, был палачом.
Как страдала, как жить ты хотела…

Умоляла побыть хоть чуть-чуть,
Трепеща, как озябшая птица.
Я трусливо хотел улизнуть,
Как ребёнок, от страшного скрыться.

И ушёл, говоря про дела,
Растворяясь, как странник в тумане.
Ты рыдала и тихо звала,
Угасая в смертельном капкане...

Мглистая ночь напоминает
об одиночестве.
Медная лунность стегает
глаз занавески.
Ломоть озябшей души
искрит хрусталем.
Парус неба ведом
лимонным прищуром звезд.
Ветра жилы –
чернозернистыми почками.
Темень сознания ткется
гранитным блеском.
Ночь. Мы с тобой не
уснем,
пока хмельна крылатая тайна
цыганской души,
как виноградная гроздь.
Сон мой – мой грех,
пока освещается дном смоляным души нагота,
и закатного праха корона,
превращенная, как вода
в вино ночное
влюбленным...

Вечером, ночью, днем и с утра
благодарю, что не умер вчера.

Пулей противника сбита свеча.
Благодарю за священность обряда.
Враг по плечу - долгожданнее брата,
благодарю, что не умер вчера.

Благодарю, что не умер вчера
сад мой и домик со старой терраской,
был бы вчерашний, позавчерашний,
а поутру зацвела мушмула!

И никогда б в мою жизнь не вошла
ты, что зовешься греховною силой -
чисто, как будто грехи отпустила,
дом застелила - да это ж волжба!

Я б не узнал, как ты утром...

Я хочу рассказать вам о море человеческих душ,
Снующих по коридорам одиночества и безысходности,
Об отверженных и выброшенных к границе молчания,
Где бешенный ветер безразличия обрывает связки псалмов,
Где вечная ночь смолой разъедает глаза,
И холод струится нектаром январских прелюдий.
Их души, согретые погребальными кострами, ползут по сырым улицам,
Их беглые тени заглядывают в ваши окна, отлитые уютом,
Их ветхие фрески растворяются черной пылью,
Неузнанные, неприметные, обреченные...

На сердце горечи полынь,
Кому поклон вы бьете, братцы?
Кто в наших душах господин?
Нам всем придется отчитаться.

Пусть Бога нежная ладонь
К душе озябшей прикоснется.
И пусть ЛЮБВИ немеркнущий огонь
В нас птицей синею взовьется!

Ты придешь ко мне поздней ночью.
Для того, чтоб остаться рядом.
И уже ничего не надо.
Ты придешь ко мне темной ночью.
Упадет с твоих глаз ресница
На ладони, едва касаясь.
С каждым мигом в тебя влюбляюсь.
Я лечу в небеса как птица.
Ты придешь ко мне темной ночью.
И останешься до рассвета.
В безмятежное счастье одета.
Я, когда ты со мною рядом.
Я молю – отпускать не надо
Моих рук, без тепла озябших.
А в глаза – без тебя уставших
И слеза – большая награда.
И в объятьях твоих до...

Одна сижу на пригорке
посреди весенних трясин.
...Я люблю глаза твои горькие,
как кора молодых осин,
улыбку твою родную,
губы, высохшие на ветру...
Потому,— куда ни иду я,
и тебя с собою беру.
Все я тебе рассказываю,
обо всем с тобой говорю,
первый ландыш тебе показываю,
шишку розовую дарю.
Для тебя на болотной ржави
ловлю отраженья звезд...
Ты все думаешь — я чужая,
от тебя за десятки верст?
Ты все думаешь — нет мне дела
до озябшей твоей души?
Потемнело, похолодело,
зашуршали...

Из кухни, где я девочкой жила,
Меня позвали в пышные хоромы.
Я фартучек застиранный сняла
И на порог ступила незнакомый.

Мне драгоценных кукол принесли:
«Играй,— сказали,— мы пока не тронем…»
Меж кукол были даже короли
В бумажной, но сверкающей короне!

Я незаметно увлеклась игрой.
Король?..
Полцарства за любовь сулил он.
Но юный принц казался мне порой
Совсем живым — так я его любила!

На короля не подняла я глаз,
А принц мне о любви шептал невнятно…
Но пробил час.
Конечно...

В дымоходе распевает осень
Под твою охрипшую гитару.
За окном блестит алмазов россыпь
По домам, листве и тротуару.

Затрещал огонь в камене жарком,
Разлилось тепло по всей квартире.
Пропускает свет небесный арка.
Нет дороже места в целом мире.

Рядышком присядем у камина,
Отогреем и тела и души.
У окна озябшая калина
С нами о прошедшем лете тужит.

Вот её листок прильнул к окошку.
Где его родню погода носит?
Толь совсем всерьёз, толь понарошку
Захандрила, обозлилась осень...

Октябрь мне любовь счастливой вновь преподнёс.
И был учтивым неясный день –
как иней талый, жалея дух травы усталой,
озябших клёнов и кустов
в них растворился,
вызвал дождь, лишь в меру нудный, непогожий.
В таком дожде толпа прохожих
с зонтами цвета их везенья
напоминала черепах,
спешащих в меру настроенья.
А листопад мечте на «Ах!»
дарил беспечность и смущенье,
бесперспективностью сомненья
краснея в лёгких виражах.

Банально время.

В день неясный твой взгляд глубокий...