Микстура

Царь Соломон, мыслитель доантичный,
Не просто так старался для людей,
А с целью, чтоб вели себя прилично
И с каждою прочитанною притчей
Серьёзней становились и умней.

Простому дать смышлёность, знанье умным,
Разумному совет - так думал царь,
Чтоб даже тот, кто рос ребёнком трудным,
Сумел постичь в загулах беспробудных
Загадки мудреца, как календарь,

И речь замысловатую убогих.
Глупцам лишь наставленья - звук пустой.
Начало всех начал есть страх пред Богом,
и тех, кто не идёт его...

Обсуждают березы курьезы:
Мол, луна и рассвет чем не пара?
Пропадают последние звезды
Как пиявки в сачке Дуремара.
Неба купол измазан сметаной,
В стороне от востока серее.
Грубый ветер еще не горланит,
Пробегая по холкам деревьев.
Скоро день, порожденный июлем,
Протирать станет тучами небо,
Предложив мне от грусти пилюлю
Да микстуру дождя как плацебо

Цянь – так я вижу прожилки огня в осенней листве, в плеске цикады,
в локоне спящей весталки.
Цянь – так поют водостоки весной, так скрипичный концерт ледяных родников
низводит усталость.
Цянь – одинокая стража любовника нежной зари, распахнутых крыльев моря,
радость
младенца, сосущего молоко небесной музыки облаков,
сладкие шрамы и бархат бронзовых стрел ночной охоты.
Цянь – иероглиф творчества – стихия свободоречивой страсти
в садах любви и ненависти.
Там, где рождается Цянь, не...

Сквозь дождевые облака клюет слюной мертвецки пьяной в брюхо мокрого асфальта
желтушно-висельное солнце.
Затяжка из ментоловой травы под флейту рос, размешанных серебряным песком и грязью
ливня ночи.
Надежное пристанище для сумрачного духа подземелий. И, все-таки – весна; и, все-таки –
коррозия
метелицы железной налицо. Сдувая пыль с узоров выцветших чернил дороги,
услышишь родниковый колокольчик –

там демон твой, любимая, желанная гулящая трава; там ангел твой – проказник
с...

Врач – медсестре:

- Зачем трясёте
вы так больного!?
- Как, не поймёте?
Я ж на работе
Совсем немного..
И вот забыла
Взболтать микстуру
Перед принятием
Всей процедуры!

Дух осени –
расстрелянная ласточка –
ожог фантомной боли.
Крадется сердце проседью
в багрянце рощ,
и колосится в поле
ливней урожай.
В осипшем горле
водостоков –
гниль пряности
и холодок угрюмый.

А мне – не жаль,
мне пить до дна
микстуру
свинцовой крови
рек
в туманной жабе
солнца,
да у окна
срисовывать закат.

А я, не прочь,
колоться льдом поутру,
и перламутром
лиственной волны
гнать тень в глухую ночь,
во взор совы
бросать крыло нагое,
свинцовой кровью рек...

А фиолетовым, главу укроет, к стене той,
подойдёт, черна, укроп, добавь при варке
раков, и посоли, красны, те забияки, что
пятятся назад, то враки, что свистом, о на-
чале возвестят, немы как рыбы, клешни
две, здесь, устриц нет, а кваканье лягушек
не тревожит, тех лапок, топот, подытожит,
исследованья, подсознанье гложет, неясная
мечта, тревога, о том, что будет, ради Бога,
микстуру примем, успокоим нервы и это
главное, поверь мне……………

Ночью по стеночке крадусь домой
Темно. Очень
-А-а! Кто здесь?!
-Это я любимый!
-Ждала тебя.
-Давно. Очень
«»
На даче, на чердаке
Нашел старый журнал
Не смог оторваться
Ну, жили же люди, как люди
Не то что теперь

«»

Почему они так кривляются?
Мы были нормальней
Ну как то чище что ли?
Раскрыл старый фотоальбом
- Бом! Как гром
Там мы стоим кривляемся
И нагло ухмыляемся

«»

Мне приснился страшный сон
Весь Мир сошел с ума
А я один типа нормальный
Всех успокаиваю...

Наползают солнечные краски.
Город вновь меняет маски.
Он привык к всемирной ласке.
И мурлычет тихо сказки.

Небосвод играл на саксофоне,
В куполах расплескиваясь звоном.
Мы накрыты аномальной зоной,
Где спились научные законы,

Где растянуты гармонью сутки,
Улетают нотами минутки,
Проплыли русалки в мини-юбках,
Изгибая сладкой долькой губки.

Классицизм разлегся пляжем,
Хлынув в мир из Эрмитажа.
А душа сочится джазом,
Звукоряд планет поглажен.

И что было в предыдущей эре...

Взбешённый листопадом, призрак
Заката утопает в речном иле;
Я собираю нежный яд с вечерних листьев,
Где каплю грусти сердце обронило.

Смочив разлуку виноградной гроздью,
Пустую воду встреч – до дна, запоем;
Домашний свет на занавесках вышьет осень,
И старый плед забвением укроет.

Эфирным маслом пятна по бумаге
Сырого воздуха – набросок незнакомки;
Бледнеет тополь в густоте оконной влаги,
И месяц точит раму острой кромкой.

Под сводами набухших чёрных кровель
Ютится светлячком...