Матовые окна

Вода искрится в голубой лагуне,
Дурманит запах экзотических плодов.
Припомнилась девчушка мне на шхуне,
Чудная героиня моих снов.

Я бережно протягиваю к тебе руки,
Закручивая в локон волосок.
Не передать, не высказать той муки,
Посеребрившей, молодой висок.

Широк размах у крыльев дельтаплана,
Парящего над матовой волной.
Мне не страшны границы океана,
Лечу я, милая, к тебе одной.

На горизонте показалась мачта шхуны,
Аккордом забренчала на сердце струна.
Целуют...

I
Вечерний поезд.
На лилово-матовых стёклах
пятнадцатого вагона –
одноэтажные домики,
прорастающие
кипарисами,
огненно-розовый горизонт,
приглушенный зной облаков
и ростовские звёзды
на сон грядущий…

II
Море в полдень.
Песчаное дно играет на солнце
всеми цветами неба.
Прозрачные волны
сбиваются в пену.
Изумрудные миражи
раскалённого пляжа,
и горячего ветра
ласкают
сухую траву души…

III
Пой, пой вечернее небо
тысячами огней,
тысячами влюблённых глаз,
тысячами лун...

Уже столь многое в пространстве изменилось…
К нам движется хорошее… и очень светлое сознание,
и воздух пахнет новизной и тонкими цветами, снегами талыми.
Вселенской хрупкой тайною манит.
И сумерки прозрачны небесной глубиной.
И нет границ между мирами,
но властвует над всем магнит.
Ты слушай сердце, там, в белой тишине
рождается неповторимое звучание
и трепет легких быстрокрылых мыслей,
самостоятельность выстраданных, огненных дум.
И в близящейся Красоте не сомневайся,
не сон то, но...

- Милый, вспомни…- но память тиха и уныла
До того, что уже вспоминать не хочу.
Было время, конечно, но было – и сплыло.
И ему-то вослед одиноко теперь хохочу.

- Милый, вспомни…- зачем ты, о чем ты, да что ты?
Этот желтый цветок пеленою окутал глаза.
Смрад угарный мне вытянул душу до рвоты,
И видать, за провинность Господь наказал.

- Милый, вспомни…- не стану надежду баюкать,
Засыпать на ходу, спотыкаясься, и руки тянуть к небесам.
А потом возвращаться, искать, свое эхо аукать...

I

Когда у ночи вкус
бессонницы и ветра,
когда сквозь шапки сосен
льётся влага звёзд,
и в памяти ладоней –
теплота песка,
а на крыльце –
ленивый хор цикад,
я прикасаюсь,
словно к девственной прохладе,
к полночной тишине,
набросив тень на сердце,
и нахожу в луне –
печать Джоконды,
и жду рассвет,
боясь пошелохнуться,
чтоб не спугнуть туман
седой реки.

II

Вечер
разбросал сто дорог.
Солнце качнулось на ветке.
Саван рубиновой пыли
лёг закатом на берег.
Птицы, лесные...

Номер твой телефонный
съел глазами весь без остатка...
Я был сыт твоими ладонями,
теперь же цифры только мне твои сладкие...

Глаз глубИны просятся родником
из глубинЫ потери сознания…
Слов не знает мой мозг, чтобы толком
описать бытие созерцания…

Это всё глупо, как подростковая чушь,
сыпью вылезла на лице моём вялом,
буквы нескладно сыплются в глушь
непредсказуемости мыслей накалом…

Фотки в папки спрячу твои,
пусть кроются пылью матовой…
Лучше во снах в моих приходи...

Я пуста и чиста,
Пусть заплакана,
Но моя глубина
Не запятнана.
Отмолила её
Не у господа.
Отлюбила её
Не у взрослого.
Научилась ценить
Настоящее.
А оно может быть
Не блестящее,
Где-то подрано,
Даже матово.
И пусть золото
Поцарапано,
Не теряет оно
свою истинность.
И с тобой пустота - осмысленность,
И с тобой чистота - признание.
Мы с тобой навсегда ,
осознАю я.

Обрабатывая добрую банку с ядом,
я дышу без оглядки в лицо вагона...
Прошлое пахнет цветущим садом,
будущее - самогоном...

Клетки слов не даются эмоциям,
слишком много фальши на привязи,
я между бромом и стронцием
в периодической слизи...

В схемах большого политрука
все лежат ровно, в лужу вшиты,
боезапас для большого скачка
кластерами защиты...

Крики чаек в порту матовом
ритмы соло вплетают в узел
электрических трансформаторов
со следами контузий...

Уже я не робею
с ней в паре и в багрянце
на равных прохожу
по умершим листам.
Спокоен и открыт
ее непостоянству,
и холодам тревожным,
и затяжным дождям.
Уже и ты красива
в желтеющей вуали
и матово прохладный
узор тебе к лицу.
Не знаешь, где начало
земного увяданья,
не складывая осень
в альбом листок к листу.
И нет с тобой нам дела,
кто раньше стал осенним,
и кто перед снегами
предложит развестись.
Бредем в союзе честном
мы парою умелой,
без боли обрывая
уже ненужный лист.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцатый опус

Мрамор любят пустые сады,
Расточимся по тусклым аллеям,
Яблок жаждать ли, мертвой воды,
Выйдем хоть к бледномрачным лилеям.

Желть запомни, холодных лепнин
Темность гордую, негу подпорок,
Черных роз каменеющий сплин
Облечет еще гипсовый морок.

Станет матовый яд кисеей,
Чернью батика золото спрячет,
И над каждой тлетворной змеей
В цвете палом царевна восплачет.

Пятьсот двадцать первый опус

Днесь златое на красном...