Горемыка

Горе-горе, горемыка,
Мал, ничтожен, неказист.
От несчастной жизни сник он,
Высох — как осенний лист.

Бит он миром не до смерти,
Но весь скомкан и измят.
И везде он не на месте,
И никто ему не рад.

Кто другой, весь мир бы проклял,
За печаль земных дорог.
А в нём гнева нет ни сколько,
Он, как есть всё, принять смог.

Он — «За что?» — не вопрошая,
Держит случая удар.
И проблемы сам решая,
Зла не ведает угар.

Горе-горе, горемыка,
Мал, ничтожен, неказист.
Некрасив, усталым...

Василёк среди пшеницы,
Как чужак в неволе.
Неприветливей темницы
Стало чисто поле.
Уцелел на пашне, только
Счастья в этом мало.
Посреди цариц так горько,
И душа устала.

Припев:
Горемыка-василёк –
Мелкие листочки
Загрустился напролёт
Все деньки и ночки.
Проживает жизнь свою,
Не познав в ней счастья.
Лишний в золотом строю,
Раз другой он масти.

Одиноко и тоскливо
Без родни и милой.
Для чего спасён красивый
Он небесной силой?
Возгордился бы сердеч(ш)ный
Царственным...

Разбудите меня горемыку,
От кошмара тяжёлого сна.
Не просите за счастья свет выкуп,
Поглядев им из боли окна.

Сон мой, явь тьмою тучи застила,
В нём шумит тень дневной колготы.
И целебная отдыха сила,
Убежала, боясь суеты.

Коли знал бы чего будет стоить,
Душе жизнь, не родился б на свет.
И тогда бы её путей повесть,
Не писал бы здесь горечью лет.

Но сложилось всё так, как сложилось,
Я обид, на судьбу не держу.
У неё, лишь покой в сон как милость,
Вечерами в постели прошу...

Тень упала на лицо,
Прошла тень
День прошел, потом еще,
Прошел день
Человек и сам есть Тень,
Тень Творца
Отражает света день
От лица
У человека есть всегда
Немой вопрос
Почему он без отца
Сиротой рос
Вера слепа у слепца,
Не видит и тень
Верит горемыка
До конца
В Светлый День

горемыки и страдальцы
хватит плакать - просыпайтесь

просыпайтесь силачи
просыпайтесь богачи

эй вы умники двуроги
вылезайте их берлоги

просыпайся стар и млад
в новом Мире - новый Лад

нету больше дам - не дам
больше нету - я есть сам!


нету больше- чем побольше
есть лишь только
все всем можно

можно свет свой подарить
можно всех вокруг любить

можно жить и не тужить
можно все вокруг любить

нет не страшно! нет не больно!
жить в ладу - того довольно

давным-давно - за тысячу лет,
Творец Великий - Омар Хайям оставил нам завет…

Как распутать божий клубок?
Ум человека в меру глубок,
Грешником быть, в молитвах исцеляться,
На Суде, отблиставшее, оценит наш Бог.
Мироздание постигнуть, разведать секрет,
Сколько на это уйдёт полных лет?
То ли богат ты, а ли вовсе бедняк,
Ищи смысл в жизни, иного пути нет.
«Дверь в Вечность» - как в неё войти?
Мудрец Великий путь нам подскажи,
Круг мирской свершить и наслаждаться
В Раю усопших узников...

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...

Сидим за двумя засовами -
В экранах глаза гостят.
А месяц, как нарисованный,
И крыши под ним блестят.

Туман до еловой чащи
Дополз, и луга умыл…
В ночном «горемыка-пращур» -
Патрицием знатным был!

И ухали рощи совами
На свет имперской луны.
А мы - за двумя засовами,
Заморским умом сильны.

У порога стоит ночь,
Вызывая на разговор
с тишиной бриллиантовых звезд.

Умывается в черный дождь
хромота разведенных дорог
да охапка седых волос.

Я иду…

На престоле сидит луна.
По наклонной катится свет,
заправляя мою постель.

У порога совсем одна,
подпоясана в черный плед,
горемыка-душа ночных стрел.

Я найду…

У порога шипит тьма,
Заливая глаза в даль,
Мне Господь посылает ночь.

У души за плечами ни дня,
чтобы кто не тревожил сей край,
чтобы кто не спросил этих...

Исполин, из отборнейшей стали литой,
Накрывал оступившихся ржавой пятой.
И тебе, горемыка, досталось
На бродяжью недолгую старость.
Голиаф в галифе всё давил и давил.
Что же, здравствуй, безумный, тщедушный Давид,
Замахнувшийся на Голиафа
И раздавленный в качестве штрафа.

Средь дурных оперетт под чечётку сапог,
Кто услышать тебя, непутёвого, смог?
Тот, кто слушал, сомненья отбросив,
Твой натруженный голос, Иосиф.
Ведь оркестром, с которым больная страна,
Дребезжа, как последнего...