В комнате все было на месте, и все-таки чего-то явно не хватало. Я переставил фигурки на полке, протер пыль с подоконника, вышел на балкон, огляделся. Казалось бы, обычный день, немного пасмурный, серый, с мраморными прожилками прохладных дуновений ветра. И все же ощущение легкой неправильности никак меня не оставляло. Я вернулся в комнату, и внимание мое вдруг остановилось на большом кресле. Оно...

Желтое. Черное. Белое. Игра света и тени. Безвременье скользит мимо, на полироли стола притихли клетчатые салфетки. В прохладном фарфоровом кольце - темно-зеленые стебли, широкие гладкие листья, плотно сомкнутые бутоны, полные солнечных брызг. Я смотрел на пальцы, барабанившие по столу, смотрел, не отрываясь, словно вот-вот сорвусь в бесконечность. Смотрел, - и мир вокруг становился размытым...

В который раз приснился старый дом. Тот, в котором пахло сосной и полынью. Дом, готовый выслушать. Дом, который меня исцелял, прикасаясь золотистыми витиеватыми узорами. Дом, полный легких звуков, складывающихся в тихую музыку… Лестница, перила, тяжелые двери, за которыми в полумраке не сразу можно было разглядеть предметы. Я снова и снова поднимался в эту комнату и щурился в темноту, пока она не...

Она любила ключи и закаты, но закаты, видимо, больше, потому что однажды растворилась в одном из них… (из к/ф «Мои черничные ночи») Звон дверного колокольчика отозвался во мне каплями серебристого голоса… В это время дня посетителей бывает немного, сегодня бар и вовсе был пуст. Первое весеннее солнце неверными лучами расчерчивало пол на неровные квадраты. Узор таял под ногами. Из полумрака вышла...

Трясясь в прокуренном вагоне, Он стал бездомным и смиренным, Трясясь в прокуренном вагоне, Он полуплакал, полуспал… (А. Кочетков «Баллада о прокуренном вагоне») Гитарные линии соединялись в моей голове в странные узоры, переплетались и скользили. Голоса и тени играли в только им понятную игру, танцевали и прятались, иногда, увлекшись, пробегали совсем рядом, слегка задевая меня беззвучными...

- А ты все пишешь и пишешь, - искорки смеющегося голоса. Дина села напротив меня, и свет солнца из высокого окна заиграл в ее волосах. Повинуясь внезапному порыву, я захлопнул блокнот. Опустил глаза и стал старательно рассматривать карандаш, который вертел в руках. Карандаш как карандаш, сточенный, слегка покусанный… - Эй, писатель, - Дина подалась вперед, - не хочешь показывать, что пишешь, - и...

Медленно снег летит над крышами, На всей земле вода и лед, Звуки становятся неслышными… Бетховен мертв. (Сплин «Бетховен») В который раз просыпаюсь посреди ночи от удушливой мысли о том, что многое должно было случиться иначе. Но не случилось же… К тому же, что значит это жидкое, зябкое «иначе»? Возможность одного из бесконечного количества выборов, поворотов, установок? Город за высоким окном...