Здравствуй, грусть!
Это привычное чувство, сопровождающее меня своей вкрадчивой тоской, я не решаюсь всуе называть, дать ему прекрасное и торжественное имя – грусть. Грусть – это канат из нервов, натянутый между животным самодовольством и Отчаянием, – канат над пропастью. В человеке можно любить только то, что он переход и гибель. Грусть есть нечто, что следует превзойти, чтобы достичь запредельного Отчаяния. Что сделали вы для этого?
Это привычное чувство, сопровождающее меня своей вкрадчивой тоской, я не решаюсь всуе называть, дать ему прекрасное и торжественное имя – грусть. Грусть – это канат из нервов, натянутый между животным самодовольством и Отчаянием, – канат над пропастью. В человеке можно любить только то, что он переход и гибель. Грусть есть нечто, что следует превзойти, чтобы достичь запредельного Отчаяния. Что сделали вы для этого?
Однажды весной
Однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый был одет в летнюю серенькую пару. Нас пока интересует только он. Дело в том, что этот человек категорически не знал, что Аннушка уже пролила масло, иначе бы приберег летнюю серенькую пару для церемонии прощания. Но для этого он должен был владеть искусством переживать воспоминания о своей будущей смерти.
Опыт безголовости
Техасский олень, дремавший в тени ночной саванны, вскакивает, услышав топот лошадиных копыт. Но он не покидает своего зеленого ложа и даже не встает на ноги. Не ему одному принадлежат эти просторы - сам Всадник без головы пасётся здесь по ночам. Он был сыном богатого плантатора и внезапно у него случился инсайт и он открыл в своем теле тайное место, после чего отрезал себе за ненадобностью голову, оседлал коня и стал в таком виде скитаться по прерии. Постепенно он обрёл опыт своей истинной природы и назвал его безголовостью. То, что он до этого считал собой мгновенно растворилось вместе с сокрушительным бременем мироздания. Он понял, что больше не обладает ни телом, ни истиной, ни даже расхожим набором иллюзий.
Владыка жизни
На горах Большой Равнины,
На вершине Красных Камней.
Там стоит Владыка жизни
Гитчи Манито могучий.
И с вершины Красных Камней,
Чтоб развеять злую скуку
Создаёт себе народы,
Чтобы тотчас уничтожить.
У него игра такая,
А другой он не придумал.
И вокруг него беснуясь,
Злые толпы в адской пляске
Возникая, исчезают.
Плакон
Достопочтенные пьяницы и вы, досточтимые сифилитики (ибо вам, а не кому другому посвящаю я мои писания). В диалоге Платона под названием «Пир» Алкивиад, восхваляя своего наставника Сократа, поистине всем философам философа, сравнил его, между прочим, с силенами. Так прежде назывались ларчики вроде тех, какие бывают теперь у аптекарей. А в силенах в те времена обычно хранили лучшее из лекарств – заветный плакон. Бывало, Платон глотнет из плакона и вот вокруг него уже идеальный мир. И сегодня человеку, обладающему возвышенными умом, не остаётся иного лекарства помимо плакона. Слишком дождливые пошли дни!
Вощев и пустота
В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчёт с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования. В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства вследствие роста в нём слабосильности и задумчивости среди общего темпа труда. Вощев взял на квартире вещи в мешок и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять своё будущее. Но воздух был пуст, и весь мир был пуст. И тогда Вощев понял, что будущего нет и настоящего тоже. И, если так, то каким ничтожным должен быть человек, который желает выжить!
Пляска смерти
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но семьи им послали избавленье.
Заставив яд принять. Им веселей
Не свадьба, а двойное погребенье.
И вот уже два черепа хохочут.
А Гамлет вскоре третьим стать захочет.
Пандемия
Нам посчастливилось жить в замечательное время – это век безумия, дни безверия, пора тьмы, стужа отчаяния, и кажется, что впереди ничего нет! У каждого в глубине души есть потаённая мечта о небытии, но большинство её трусливо предаёт.
Правда
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
И ниже правды тоже нет, однако.
Да где ж она? Нигде! Она – в Ничто!
В тени лесов, которых год, как нет.
В иронии оскаленного трупа.
И в луже, что оставил он родным.
Взрослые глупости
Все дети, кроме одного единственного на свете ребёнка, Питера Пэна, рано или поздно вырастают. Они как бы погружаются в сон повседневности: начинают принимать жизнь как данность, перестают задавать глубокие философские вопросы и творить очаровательные детские глупости. Но в одно прекрасное утро, в предрассветное время, мы, выросшие, пробуждаемся для нашей последней глупости. Глупости смерти.
Авторская публикация. Свидетельство о публикации в СМИ № J108-49721.
Обсуждения Из Ежедневника великих начинаний. 3
Грусть - это канат из нервов, натянутый между животным самодовольством и Отчаянием, - канат над пропастью.
В человеке можно любить только то, что он переход и гибель.
Грусть есть нечто, что следует превзойти, чтобы достичь запредельного Отчаяния.
Что сделали вы для этого ?" ---
Сравнил (компаративистически) с:
---"
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит, -
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит.
Извела меня кручина,
Подколодная змея! ...
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я.
Не житьё мне здесь без милой,
С кем пойду теперь к венцу?
Знать, сулил мне рок с могилой
Обвенчаться молодцу.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу покой,
Приюти меня родная,
В тихой келье гробовой."
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня тоска ...
Скоро ль, скоро ль гробовая
Скроет грудь мою доска ?" --- (русская народная песня "Лучинушка", слова С.Н. Струмилова (биографические данные неизвестны), муз. А.Е. Варламова, 40-е годы XIX века).
" ... И нет ничего нового под солнцем. " --- (см. "Книга Екклесиаста")