Полагаю, что как во сне, так и при бодрствовании каждый из нас склонен к подменам и самообману. Мне, порой, бывает занятно смотреть на то, как некто что-нибудь обещает: в этот момент он так искренне и горячо верит в то, что говорит, что мне и самому хочется ему верить.
Но когда доходит до дела, про всё сказанное некто простодушно старается забыть.
Мной упоминалось уже в другом исследовании, что символы сновидений – балконы, лестницы, окна и т.п., - носят не только эротический, но и отпугивающе-интуитивный характер. Этим объясняется появление в сновидении компенсирующих, не соответствующих композиции сна предметов: когда человеку с детства твердят, что у него склонность к тому или иному заболеванию, что он не такой, как все, то очевидно, что внутренне сознание будет стремиться к тому, чтобы от этого защититься, то есть избавиться, либо, наоборот, принять, но в любом случае, таким образом «вылечиться», купировать противоречащие копированию свойства, выставить себя наперед предполагаемой болезни, остальных людей, порой, даже путем подмены и неприятных жизненных ощущений. Отсюда, страшные сны. Известно, что сон, сновидение тоже ведь своего рода неплохой лекарь. Хотя на самом деле, может, болезнь или чувство неполноценности ненастоящие, а надуманные и воображаемые, однако, соответствующие меры, на всякий случай, сознанием все же принимаются - следует помнить, что точно так же, как мы провоцируем других на какие-то действия, то же самое сознание проделывает и с нами. В этом и состоит смысл моего утверждения, что у Пространственного Сознания в управлении сущим есть взаимообратная необходимость. Ведь, повторяю, никто так не копирует вещь, как человек, то есть свойство «управлять событиями» индивидуальное сознание скопировало у Пространственного. На самом-то деле, это уже не оригинал, а подмена, но сознание, выдает ее за свое собственное изобретение. Под действием самообмана человек устанавливает для себя искусственный, душевный мир, существующий в его голове. Он считает, что способен им «управлять», - во всяком случае, к этому сознание нас все время подталкивает, – по Адлеру в таком стремлении заключается так называемый «жизненный план». То есть, представления людей об окружающем могут и не совпадать с действительностью, но при осуществлении «жизненного плана» мы будем исходить не из реальности, а из своих представлений о ней - кто-то больше, кто-то меньше. По большому счёту, в этом разность воззрений– западного и восточного – на окружающий мир. В платоновой пещере мы, люди, по-прежнему, видим тени на стене, а не их обладателей. Что же, собственно, в таком случае, человек копирует у Смерти? Вспомни, о чем мы прежде говорили: о том, что последняя способна на время отступить от намеченного кандидата, то есть смерть научает человека, точно так же, как она сама, совершая сделки, торговаться, - выставлять себя, как вещь, наперёд. От Смерти происходит наше понимание мира вещным.
- Ты вещь, - говорит она человеку.
- Но вещи не могут видеть, чувствовать, ощущать, наконец, думать, - возмущается сущий и … выставляет себя наперед. Со стороны Смерти это, конечно, провокация, но человек на неё ведётся.
Выставляемые наперед устремления, делающие личность диалектически направленной, образуют бодрствующее сознание, а заслонённые, сдвинутые назад, не требующие сиюминутного разрешения задачи, считаются бессознательными. В противном случае, отделяя одно сознание от другого, мы вынуждены были бы называть состояние бодрствования настоящей жизнью, а сна - ненастоящей. На самом деле, и то, и другое есть жизнь, а, следовательно, оба феномена - одно и то же явление! Исходя из этого, нам следует скорректировать понятия, которыми мы пользуемся. Это поможет поменять и вектор нашего мышления.
Итак, бессознательное мыслится нами, как то, что без сознания, то есть не имеет сознания, если, конечно, не усматривать в этом некую аллегорию. Однако, в свете нашего понимания не иметь сознания оно не может, так как выражает собой один и тот же феномен - если даже оно и «бес», то все равно относится к сознанию. Выходит, это в корне противоречит значению слова, выбранному для обозначения явления. Другое понятие - несознательное - есть то, что себя не сознаёт. И это называние также не отвечает его истинному смыслу. Равно, как и подсознание - то, что под сознанием, а, следовательно, как бы расположенное ниже. Выходит то, что сдвинуто, заслонено выставляющим себя наперед сознанием, должно называться по-другому, но никак не этими словами. Полагаю, точнее его было бы обозначить выражением «постсознание», «предсознание», либо, «засознание», так же, как зазеркалье, буквально значит то, что за зеркалом. Другими словами, его следует понимать, как продолжение движения по горизонтали или вертикали – за-, пост- или пред-; но никак не кружение на месте - бес- или падение – под-, то есть, вниз. Здесь уместно было бы опереться на правило «левой руки» - не на общеизвестный, физический закон, а на душевный, житейский.
Не вызывает сомнения, что большинство из нас пишут правой рукой. Пишут так от того, что рука научена именно, таким образом, писать. Мы даже затруднимся ответить, от чего она так научена, скорее, отмахнёмся: мол, удобнее писать правой, чем левой. (Речь идет не о научных основаниях, но о бытовом, повседневном мышлении). А что же последняя? Разве она не умеет писать? Так в том-то и дело, что умеет, что она тоже научена. Странно, но ведь учили писать правую, а не левую руку – ее-то, кто обучил? Для сознания, что правая, что левая – все едино, реально происходит научение обеих. Но левая рука обычно выступает, как приложение правой. Своим авторитетом последняя ее заслоняет. Левой рукой можно носить вещи, опираться на нее, ковырять в носу и многое еще, что делать. Более того, в ситуации, когда правая рука заключена, связана, ограничена в действии, кто выступает ее спасительницей? Очевидно же, левая. Народная примета «встать не с той ноги» означает, что если, проснувшись, сначала встать на левую ногу, то день будет неудачным. И здесь правая заслоняет левую. Однако, как же по поводу письма? Нет сомнения, что и левая может и способна к письму и, вообще, она способна ко многим действиям правой руки – вспомни про левшей. Она все время «подглядывает» за своей споручницей. И практически часто зеркально копирует ее манипуляции, но находится в то же время, как бы в тени, как бы на надлежащем ей месте. А все из-за того, что правая проворнее, активнее, логичнее, да и сильнее левой. (Известно, что подобную аналогию можно провести и между функциями правого и левого полушария мозга). Впрочем, с развитием техники их положение постепенно уравнивается. Так теперь в письме правая рука теряет свое главенство: при печатании текста одинаково важны действия двух рук. Мобильным телефоном тоже одинаково удобно пользоваться при участии обеих и даже при наборе текста на смартфоне или планшете – одна равноценна другой. Исходя из «правила левой руки», мы теперь превозносим понятие предсознательного. Подобно левой руке, оно, прежде, находилось в тени беглого сознания. Даже Фрейд, официально открыв бессознательное, сначала углубился в него, а потом увлекся занимательной проблемой сексуального. Мы полагаем, настало время обратить внимание на предсознание, ибо, оно имеет те же права, что и левая рука по отношению к правой.
Теперь же, возвращаясь к упомянутому в начале опыту Симонова, приходим к выводу, что в той самой клетке, которую мы называем сознанием, есть соответствующий «рычаг» - на него одна составляющая заставляет давить другую! Кто из них «трудяга», а кто «паразит», понятно и так. При этом мы не раскрываем никакой тайны, когда наблюдаем у трех – четырехлетнего ребенка в течение всего нескольких минут сразу множество «я хочу». Даже, собственно, младенец неспособный на самостоятельные действия и тот тайным образом проявляет свою потребность «управлять событиями» - он кричит и стремится действовать, сучит ручками и ножками. У некоторых взрослых это младенческое свойство проявляется, порой, довольно часто. Оно означает, что когда-то известная потребность была удовлетворена. Собственно, и сам взрослый по отношению к ребенку нередко демонстрирует личную страсть к управлению. Вспомни, редкий родитель не воспринимает дитя, как свою собственность, как вещь, которой он может распоряжаться, как ему заблагорассудится. Не случайно, поэтому я и утверждаю, что многие часто считают, будто собственность не может быть лучше ее владельца. Причем в определенных случаях неудовлетворенность этим может вызывать у человека, в том числе, психические и нервные расстройства. Абстрагироваться, посмотреть на себя как бы со стороны, означает, снять производимое известной потребностью напряжение!
Теперь смоделируем то, как ведет себя сознание во время сна.
Итак, человек засыпает, перестает двигаться, замирает. Сначала его мышцы расслаблены, резко снижается напряжение, активность электрических разрядов, поступающих от нервных окончаний к коре головного мозга и обратно. Как же на эти перемены реагирует бодрствующее сознание? Оно начинает вести себя так, как бывший смертный во сне – сознание растеряно, не знает, что делать. Наступает ортодоксальный сон, то есть «медленный», без сновидений. В это время потребность «управлять событиями» ищет себе возможности проявиться. Вероятно, это та ситуация, которую Гурджиев – известный в прошлом идеолог четвёртого пути - понимал, как наблюдение одного центра за другим. Вот тогда-то и пригождается тот самый «рычаг». Беглое, бодрствующее сознание «кусает» предсознательное: нужно идти!
-Да,- отвечает то и начинает действовать: открывает воображаемую дверь, спускается по лестнице, – беглое сознание за ним наблюдает. Ура! Оно снова в центре событий, ощущает себя управителем: некоторые внутренние органы начинают работать на полную силу, кровь гоняется по жилам, мозг занят тяжелейшей рабо¬той - его активность не меньше, чем в состоянии напряжения во время бодрствования. Наступает парадоксальный сон. Мышцы в этот момент имеют свойство подергиваться – сон со сновидениями почти полностью парализует тело. Как ни странно, все это происходит тогда, когда, казалось бы, никакого электричества, значительной энергии не требуется. Заметим, что в поведении обоих феноменов - предсознания и его бодрствующего управителя – много общего. Понаблюдаем за внутренней картинкой в период, когда мы бодрствуем. Например, если обычно требуется припомнить какой-нибудь путь, то в воображении не возникает последовательно маршрут во всех деталях, а только его фрагменты, самое яркое воспоминание – конечный пункт. Попутно всплывают подмены, то есть, когда видится, к примеру, магазин, то припоминается денежный долг – это потому, что магазин связан с деньгами. Этим явлением объясняется, пожалуй, факт, когда во сне внезапно мы видим тех или иных людей, предметы, о которых нам кажется, что мы и не думали. Очевидно, что часть из них – подмены. Следовательно, разгадывание символов сновидения следует вести обратным порядком, то есть, отталкиваясь от подмен, искать проявленный в сновидении наиболее яркий предмет, с которым они могут быть взаимосвязаны. Отчасти, во сне разворачивается логическая цепочка припоминаний такая же, как и во время бодрствования, но она, говоря компьютерным языком, заархивированная. Таким образом, в сновидении наряду с картинами реальных припоминаний мы наблюдаем их подмены - попутные воспоминания. Следовательно, символы, появляющиеся во сне, с одной стороны, это яркие воспоминания сознания. С другой, это путь, приведший к проявленности знака. Хотя сознательно он и заслонен, но все равно мы наблюдаем его в символике подмены. Этим объясняется одно из положений Тибетской книги мертвых, о том, что снится мертвый, а мысль о живом: родители появляются во сне при воспоминании о детях, так же, как последние при мысли о родителях.
И вот теперь переходим к осмыслению общей проблемы -
проявлению «потребности управлять событиями» среди массы людей. Итак, в одном исследовании мы утверждали, что множество, толпа людей - соответствует нулю, так как индивидуальности каждого выявить невозможно. Одновременно конкретную личность принимали за единицу. Такая градация существует при раздельном анализе феноменов. Но что получим в результате их соединения?
Гурджиев утверждал, что один центр наблюдает за другим. Это у единичного человека. Однако, в окружающем пространстве наблюдением за реальностью занимается множество. Когда отдельное сознание замечает нечто необычное, то, как правило, испытывает при этом физическое удовольствие – таков результат действия потребности управлять событиями. Но нельзя утверждать, что то же самое уже не приметили и другие наблюдатели. Ими сам факт проявленности также ухвачен – теперь многие стремятся присвоить его себе. Их единичности получают свою порцию удовольствия. Представление о реальности, то есть, самообман, – непосредственный фактор воздействия на личность потребности управлять событиями. Если человек, единица, понимает, что то, что он обнаружил, уже известно множеству – нулю, то интерес к этому будет малый, поскольку физическое удовлетворение тоже аналогичное. Таков результат действия единицы. Но цепная реакция получения удовольствия не останавливается – этого жаждет множество - ноль. В окружающей субъективной множественности проявляется феномен, исходящий из потребности управлять событиями - третичность. Другими словами, сами по себе единица и ноль – замкнутые системы. Третичность, то есть, ощущение проявленности, они получают лишь в результате определённых действий - соединяя, отделяй и отделённое умножится. На сегодняшний день, пожалуй, едва ли не единственные из нас, кто научился следовать этому принципу и жить в согласии с известной человеческой потребностью, святые отцы церкви - они и управляют со смирением, и подчиняются с достоинством!
Мной упоминалось уже в другом исследовании, что символы сновидений – балконы, лестницы, окна и т.п., - носят не только эротический, но и отпугивающе-интуитивный характер. Этим объясняется появление в сновидении компенсирующих, не соответствующих композиции сна предметов: когда человеку с детства твердят, что у него склонность к тому или иному заболеванию, что он не такой, как все, то очевидно, что внутренне сознание будет стремиться к тому, чтобы от этого защититься, то есть избавиться, либо, наоборот, принять, но в любом случае, таким образом «вылечиться», купировать противоречащие копированию свойства, выставить себя наперед предполагаемой болезни, остальных людей, порой, даже путем подмены и неприятных жизненных ощущений. Отсюда, страшные сны. Известно, что сон, сновидение тоже ведь своего рода неплохой лекарь. Хотя на самом деле, может, болезнь или чувство неполноценности ненастоящие, а надуманные и воображаемые, однако, соответствующие меры, на всякий случай, сознанием все же принимаются - следует помнить, что точно так же, как мы провоцируем других на какие-то действия, то же самое сознание проделывает и с нами. В этом и состоит смысл моего утверждения, что у Пространственного Сознания в управлении сущим есть взаимообратная необходимость. Ведь, повторяю, никто так не копирует вещь, как человек, то есть свойство «управлять событиями» индивидуальное сознание скопировало у Пространственного. На самом-то деле, это уже не оригинал, а подмена, но сознание, выдает ее за свое собственное изобретение. Под действием самообмана человек устанавливает для себя искусственный, душевный мир, существующий в его голове. Он считает, что способен им «управлять», - во всяком случае, к этому сознание нас все время подталкивает, – по Адлеру в таком стремлении заключается так называемый «жизненный план». То есть, представления людей об окружающем могут и не совпадать с действительностью, но при осуществлении «жизненного плана» мы будем исходить не из реальности, а из своих представлений о ней - кто-то больше, кто-то меньше. По большому счёту, в этом разность воззрений– западного и восточного – на окружающий мир. В платоновой пещере мы, люди, по-прежнему, видим тени на стене, а не их обладателей. Что же, собственно, в таком случае, человек копирует у Смерти? Вспомни, о чем мы прежде говорили: о том, что последняя способна на время отступить от намеченного кандидата, то есть смерть научает человека, точно так же, как она сама, совершая сделки, торговаться, - выставлять себя, как вещь, наперёд. От Смерти происходит наше понимание мира вещным.
- Ты вещь, - говорит она человеку.
- Но вещи не могут видеть, чувствовать, ощущать, наконец, думать, - возмущается сущий и … выставляет себя наперед. Со стороны Смерти это, конечно, провокация, но человек на неё ведётся.
Выставляемые наперед устремления, делающие личность диалектически направленной, образуют бодрствующее сознание, а заслонённые, сдвинутые назад, не требующие сиюминутного разрешения задачи, считаются бессознательными. В противном случае, отделяя одно сознание от другого, мы вынуждены были бы называть состояние бодрствования настоящей жизнью, а сна - ненастоящей. На самом деле, и то, и другое есть жизнь, а, следовательно, оба феномена - одно и то же явление! Исходя из этого, нам следует скорректировать понятия, которыми мы пользуемся. Это поможет поменять и вектор нашего мышления.
Итак, бессознательное мыслится нами, как то, что без сознания, то есть не имеет сознания, если, конечно, не усматривать в этом некую аллегорию. Однако, в свете нашего понимания не иметь сознания оно не может, так как выражает собой один и тот же феномен - если даже оно и «бес», то все равно относится к сознанию. Выходит, это в корне противоречит значению слова, выбранному для обозначения явления. Другое понятие - несознательное - есть то, что себя не сознаёт. И это называние также не отвечает его истинному смыслу. Равно, как и подсознание - то, что под сознанием, а, следовательно, как бы расположенное ниже. Выходит то, что сдвинуто, заслонено выставляющим себя наперед сознанием, должно называться по-другому, но никак не этими словами. Полагаю, точнее его было бы обозначить выражением «постсознание», «предсознание», либо, «засознание», так же, как зазеркалье, буквально значит то, что за зеркалом. Другими словами, его следует понимать, как продолжение движения по горизонтали или вертикали – за-, пост- или пред-; но никак не кружение на месте - бес- или падение – под-, то есть, вниз. Здесь уместно было бы опереться на правило «левой руки» - не на общеизвестный, физический закон, а на душевный, житейский.
Не вызывает сомнения, что большинство из нас пишут правой рукой. Пишут так от того, что рука научена именно, таким образом, писать. Мы даже затруднимся ответить, от чего она так научена, скорее, отмахнёмся: мол, удобнее писать правой, чем левой. (Речь идет не о научных основаниях, но о бытовом, повседневном мышлении). А что же последняя? Разве она не умеет писать? Так в том-то и дело, что умеет, что она тоже научена. Странно, но ведь учили писать правую, а не левую руку – ее-то, кто обучил? Для сознания, что правая, что левая – все едино, реально происходит научение обеих. Но левая рука обычно выступает, как приложение правой. Своим авторитетом последняя ее заслоняет. Левой рукой можно носить вещи, опираться на нее, ковырять в носу и многое еще, что делать. Более того, в ситуации, когда правая рука заключена, связана, ограничена в действии, кто выступает ее спасительницей? Очевидно же, левая. Народная примета «встать не с той ноги» означает, что если, проснувшись, сначала встать на левую ногу, то день будет неудачным. И здесь правая заслоняет левую. Однако, как же по поводу письма? Нет сомнения, что и левая может и способна к письму и, вообще, она способна ко многим действиям правой руки – вспомни про левшей. Она все время «подглядывает» за своей споручницей. И практически часто зеркально копирует ее манипуляции, но находится в то же время, как бы в тени, как бы на надлежащем ей месте. А все из-за того, что правая проворнее, активнее, логичнее, да и сильнее левой. (Известно, что подобную аналогию можно провести и между функциями правого и левого полушария мозга). Впрочем, с развитием техники их положение постепенно уравнивается. Так теперь в письме правая рука теряет свое главенство: при печатании текста одинаково важны действия двух рук. Мобильным телефоном тоже одинаково удобно пользоваться при участии обеих и даже при наборе текста на смартфоне или планшете – одна равноценна другой. Исходя из «правила левой руки», мы теперь превозносим понятие предсознательного. Подобно левой руке, оно, прежде, находилось в тени беглого сознания. Даже Фрейд, официально открыв бессознательное, сначала углубился в него, а потом увлекся занимательной проблемой сексуального. Мы полагаем, настало время обратить внимание на предсознание, ибо, оно имеет те же права, что и левая рука по отношению к правой.
Теперь же, возвращаясь к упомянутому в начале опыту Симонова, приходим к выводу, что в той самой клетке, которую мы называем сознанием, есть соответствующий «рычаг» - на него одна составляющая заставляет давить другую! Кто из них «трудяга», а кто «паразит», понятно и так. При этом мы не раскрываем никакой тайны, когда наблюдаем у трех – четырехлетнего ребенка в течение всего нескольких минут сразу множество «я хочу». Даже, собственно, младенец неспособный на самостоятельные действия и тот тайным образом проявляет свою потребность «управлять событиями» - он кричит и стремится действовать, сучит ручками и ножками. У некоторых взрослых это младенческое свойство проявляется, порой, довольно часто. Оно означает, что когда-то известная потребность была удовлетворена. Собственно, и сам взрослый по отношению к ребенку нередко демонстрирует личную страсть к управлению. Вспомни, редкий родитель не воспринимает дитя, как свою собственность, как вещь, которой он может распоряжаться, как ему заблагорассудится. Не случайно, поэтому я и утверждаю, что многие часто считают, будто собственность не может быть лучше ее владельца. Причем в определенных случаях неудовлетворенность этим может вызывать у человека, в том числе, психические и нервные расстройства. Абстрагироваться, посмотреть на себя как бы со стороны, означает, снять производимое известной потребностью напряжение!
Теперь смоделируем то, как ведет себя сознание во время сна.
Итак, человек засыпает, перестает двигаться, замирает. Сначала его мышцы расслаблены, резко снижается напряжение, активность электрических разрядов, поступающих от нервных окончаний к коре головного мозга и обратно. Как же на эти перемены реагирует бодрствующее сознание? Оно начинает вести себя так, как бывший смертный во сне – сознание растеряно, не знает, что делать. Наступает ортодоксальный сон, то есть «медленный», без сновидений. В это время потребность «управлять событиями» ищет себе возможности проявиться. Вероятно, это та ситуация, которую Гурджиев – известный в прошлом идеолог четвёртого пути - понимал, как наблюдение одного центра за другим. Вот тогда-то и пригождается тот самый «рычаг». Беглое, бодрствующее сознание «кусает» предсознательное: нужно идти!
-Да,- отвечает то и начинает действовать: открывает воображаемую дверь, спускается по лестнице, – беглое сознание за ним наблюдает. Ура! Оно снова в центре событий, ощущает себя управителем: некоторые внутренние органы начинают работать на полную силу, кровь гоняется по жилам, мозг занят тяжелейшей рабо¬той - его активность не меньше, чем в состоянии напряжения во время бодрствования. Наступает парадоксальный сон. Мышцы в этот момент имеют свойство подергиваться – сон со сновидениями почти полностью парализует тело. Как ни странно, все это происходит тогда, когда, казалось бы, никакого электричества, значительной энергии не требуется. Заметим, что в поведении обоих феноменов - предсознания и его бодрствующего управителя – много общего. Понаблюдаем за внутренней картинкой в период, когда мы бодрствуем. Например, если обычно требуется припомнить какой-нибудь путь, то в воображении не возникает последовательно маршрут во всех деталях, а только его фрагменты, самое яркое воспоминание – конечный пункт. Попутно всплывают подмены, то есть, когда видится, к примеру, магазин, то припоминается денежный долг – это потому, что магазин связан с деньгами. Этим явлением объясняется, пожалуй, факт, когда во сне внезапно мы видим тех или иных людей, предметы, о которых нам кажется, что мы и не думали. Очевидно, что часть из них – подмены. Следовательно, разгадывание символов сновидения следует вести обратным порядком, то есть, отталкиваясь от подмен, искать проявленный в сновидении наиболее яркий предмет, с которым они могут быть взаимосвязаны. Отчасти, во сне разворачивается логическая цепочка припоминаний такая же, как и во время бодрствования, но она, говоря компьютерным языком, заархивированная. Таким образом, в сновидении наряду с картинами реальных припоминаний мы наблюдаем их подмены - попутные воспоминания. Следовательно, символы, появляющиеся во сне, с одной стороны, это яркие воспоминания сознания. С другой, это путь, приведший к проявленности знака. Хотя сознательно он и заслонен, но все равно мы наблюдаем его в символике подмены. Этим объясняется одно из положений Тибетской книги мертвых, о том, что снится мертвый, а мысль о живом: родители появляются во сне при воспоминании о детях, так же, как последние при мысли о родителях.
И вот теперь переходим к осмыслению общей проблемы -
проявлению «потребности управлять событиями» среди массы людей. Итак, в одном исследовании мы утверждали, что множество, толпа людей - соответствует нулю, так как индивидуальности каждого выявить невозможно. Одновременно конкретную личность принимали за единицу. Такая градация существует при раздельном анализе феноменов. Но что получим в результате их соединения?
Гурджиев утверждал, что один центр наблюдает за другим. Это у единичного человека. Однако, в окружающем пространстве наблюдением за реальностью занимается множество. Когда отдельное сознание замечает нечто необычное, то, как правило, испытывает при этом физическое удовольствие – таков результат действия потребности управлять событиями. Но нельзя утверждать, что то же самое уже не приметили и другие наблюдатели. Ими сам факт проявленности также ухвачен – теперь многие стремятся присвоить его себе. Их единичности получают свою порцию удовольствия. Представление о реальности, то есть, самообман, – непосредственный фактор воздействия на личность потребности управлять событиями. Если человек, единица, понимает, что то, что он обнаружил, уже известно множеству – нулю, то интерес к этому будет малый, поскольку физическое удовлетворение тоже аналогичное. Таков результат действия единицы. Но цепная реакция получения удовольствия не останавливается – этого жаждет множество - ноль. В окружающей субъективной множественности проявляется феномен, исходящий из потребности управлять событиями - третичность. Другими словами, сами по себе единица и ноль – замкнутые системы. Третичность, то есть, ощущение проявленности, они получают лишь в результате определённых действий - соединяя, отделяй и отделённое умножится. На сегодняшний день, пожалуй, едва ли не единственные из нас, кто научился следовать этому принципу и жить в согласии с известной человеческой потребностью, святые отцы церкви - они и управляют со смирением, и подчиняются с достоинством!
Обсуждения Потребность управлять. Продолжение