Характерные черты индийской культуры- стремление найти конечную истину и связанные с этим особые отношения между гуру /1/и учеником.
Мой собственный путь привел меня к Христоподобному мудрецу, чья прекрасная жизнь является образцом для целых поколений.
Мой собственный путь привел меня к Христоподобному мудрецу, чья прекрасная жизнь является образцом для целых поколений.
Это был один из тех великих учителей, которые представляют собой подлинной богатство Индии. Появляясь в каждом поколении, они спасают страну от судьбы Вавилона и Египта.
Мои самые ранние воспоминания касаются анахроничных деталей предыдущего воплощения. Четкие воспоминания приходят мне из далекой жизни, жизни йога /2/ среди Гималайских снегов. Образы прошлого, как вспышки, затем как-то с ними связанные видения будущего.
Я все еще помню умилительную беспомощность детства. Тогда я с остротой ощущал свою неспособность ходить и свободно проявлять себя. И когда я осознал свое телесное бессилие, из моей души изливались целые волны молений и жалоб. Эта сильная эмоциональная жизнь выражалась в словах многих языков. Среди такого смешения наречий я постепенно привык слышать звуки бенгали, языка моего народа. О, как обманчива глубина детского ума, которую взрослые ограничивают лишь игрушками и пальцами на ногах.
Психологический фермент внутри моего беспомощного тела заставлял меня упорно исторгать множество жалобных криков. Я припоминаю общее замешательство в семье во время моего расстройства. Во мне также таятся и более счастливые воспоминания: ласки матери, первые попытки произнести слова, первые неуверенные шаги. Эти ранние триумфы, которые обычно быстро забываются, тем не менее, составляют естественную основу веры в себя.
Столь далеко идущая память не является единственной в своем роде редкостью. Известны многие Йогины, сохраняющие свое самосознание без перерыва в момент драматического перехода от "смерти"к "жизни"и обратно. Если бы человек представлял собою только тело, потеря последнего означала бы конец непрерывности его личности; но если пророки всех стран и времен на протяжении тысячелетий говорили правду, тогда человек в сущности своей представляет душу, воплощенную в теле и вездесущую.
Хотя такие ясные воспоминания о детстве и необычны, их совсем не следует считать чрезвычайно редкими. Путешествуя по разным странам, я слышал из уст заслуживающих доверия мужчин и женщин повествования об очень ранних воспоминаниях.
Я родился в Горакхапуре, в Северной Индии, около Гимолайских гор, в четверг, 5 января 1983года. Там прошли первые восемь лет моей жизни. Нас было восемь детей, четверо мальчиков и четыре девочки. Я, Мукунда, Лала Гхош , был четвертым ребенком и вторым сыном.
Мой отец и мать были бенгальцами; они принадлежали к касте кшатриев. Судьба благословила обоих природной святостью. Их взаимная любовь, сдержанная и полная достоинства, никогда не проявлялась в какой бы то ни было фривольности. Совершенная гармония между родителями - таков был центр споуойствия посреди непрерывной суматохи восьми юных жизней.
Мой отец, Бхагабати Чаран Гхош, был добрым, серьезным, иногда суровым человеком. Мы, дети, горячо любили его, но все же держались от него на почтительном расстоянии. Выдающийся математик и логик, он руководствовался в жизни главным образом интеллектом. Но подлиннлй владычецей наших сердец оставалась мать. Она учила нас только при помощи любви. После ее смерти отец стал более открыто выказывать свою внутреннюю нежность. Я замечал тогда, что нередко взор его казался изменившимся, как бы превращаясь во взор матери.
С помощью матери мы рано ощутили сладостную горечь священных писаний. Когда нужно было поддержать дисциплину, мать обращалась за помощью к "Махабхарате"и "Рамаяне", находя там подходящие рассказы, в таких случаях наказание шло рука об руку с поучением.
В знак уважения к отцу мать по вечерам одевала нас, чтобы мы могли приветствовать его по возвращении домой со службы.Он работал в одной из крупнейших компаний Индии: в Бенгало-Нагпурской железнодорожной компании, занимая пост, соответствующий нынешнему посту вице-президента. Работа требовала путешествий, и за время моего детства наша семья переменила несколько городов.
У матери всегда находилось, чем помочь нуждающемуся. Отец тоже был добр; но его уважение к законности и порядку простиралось и на бюждет. Как-то раз мать за две недели истратила на пропитание бедных такую сумму, которая превысила месячный заработок отца.
- Все, что я прошу,- сказал отец,- это то, чтлбы ваша благотворительность не переходила разумных границ.
Но даже этот мягкий упрек мужа глубоко опечалил мать; не говоря детям о размолвке, она наняла извозчика.
- До свидания, я возвращаюсь в дом моей матери!
Старинный ультиматум!
Пораженные случившимся, мы разразились плачем. К счастью, здесь оказался брат матери; он шепотом дал отцу несколько советов, сохранившихся, несомненно, с незапамятных времен. Когда отец произнес несколько извиняющихся фраз, мать с радостью отослала наемную карету обратно. Так закончилась единственная ссора между родителями, которую мне привелось видеть. Но я припоминаю также весьма характерные разговоры:
- Пожалуйста, дайте мне десять рупий для одной несчастной женщины, которая только что пришла к нам.
Улыбка матери уже сама по себе убеждала.
- Зачем же десять? Достаточно и одной,- в оправдание отец добавил,- Когда неожиданно умерли мой отец и его родители, я впервые узнал, что такое нищета. Моим единственным завтраком перед тем, как идти в школу, за несколько миль от дома, был небольшой банан. Позже, уже в университете, я нуждался до такой степени, что даже обратился за помощью к одному богатому судье, прося у него одну рупию в месяц. Он отказал мне, заявив, что и одна рупия имеет цену.
- С какой горечью вы вспоминаете этот отказ в рупии!- Сердце матери обнаружило неожиданную логику.- И вы хотите, чтобы эта женщина так же болезненно вспоминала, как вы отказали ей в десяти рупиях, которые ей сейчас крайне необходимы?
- Сдаюсь!- с жестом, свойственным, вероятно, всем побежденным мужьям еще с глубокой древности, отец открыл кошелек.-Вот вам десять рупий, передайте их ей вместе с моими добрыми пожеланиями.
Отец всегда имел обыкновение сперва отвечать "нет"на любое новое положение. Его отношение к незнакомке, так быстро завоевавшей симпатии матери, является примером его обычной настороженности. Неприятие нового сразу - типичная французская манера- в сущности это лишь соблюдение принципа "обязательной рефлексии". Но я всегда убеждался в логичности и уравновешенности его суждений. Если мне удавалось подкрепить мои многочисленные просьбы одним или двумя убедительными доводами, отец неизменно удовлетворял мои ненасытные желания. Отец требовал от детей , даже в раннем возрасте, строгой дисциплины, а его отношение к себе было поистине спартанским. Так, например, он никогда не посещал театра, а искал отдохновение в сфере духовных практик и в чтении "Бхагавад-Гиты". Избегая всякой роскоши, он бывало носил пару старых башмаков до тех пор, пока они не разваливались окончательно. Уже стали входить в употребление автомобили, и сыновья покупали их себе, а отец по-прежнему ездил на работу в трамвае. Он не стремился копить деньги для приобретения власти. Как-то, организовав Калькутский городской банк, он отказался от всяких прибылей и не взял для себя никаких ценных бумаг этого банка. Он просто хотел выполнить в свободное от работы время свой гражданский долг.
Через несколько лет после выхода лтца на пенсию из Англии приехал бухгалтер-ревизор для провекри книг Бенгал-Нагпурской железной дороги. Он с изумлением обнаружил, что отец никогда не требовал для себя оплаты сверхурочной работы.
- Он работал за трех человек,- заявил бухгалтер.- Ему надо выплатить конпенсацию в сумме сто двадцать пять тысяч рупий.
Администрация вручила ему чек на эту сумму. Но он настолько не придал всему этому значения, что даже не упомянул в семье о случившемся. Много позже мой младший брат Вишну /+/ спросил отца, откуда взялся такой крупный вклад на банковском счете.
- Стоит ли очень радоваться достатку?- отвечал отец.- Тот, кто стремится к спокойствию ума, не восторгается по случаю приобретения и не грустит при потере. Он знает, что человек приходит в этот мир без единого гроша и уходит из него, не взяв с собою ни одной рупии.
Еще в ранний период семейной жизни мои родители стали учениками великого мастера из Бенареса Лахири Махасайа. Это обстоятельство укрепило от природы аскетичный темперамент отца. Мать однажды сделала моей старшей сестре Роме любопытное признание:
- Твой отец и я спали вместе, как муж и жена, лишь раз в году, чтобы иметь детей.
Отец впервые встретился с Лахири Махасайха через Абинаша Бабу, служащего Бенгал-Нагпурской железной дороги. В Горакхпуре Абинаш изливал в мои детские уши захватывающие истории о многих индийских святых, неизменно заканчивая свои рассказы восхищением перед собственным гуру.
- Слышали вы когда-нибудь о необычных обстоятельствах, при которых ваш отец стал учеником Лахири Махасайа?
Абинаш обратился ко мне с этим интригующим вопросом, когда мы, разморенные от жары, сидели с ним во дворе нашего дома. Стоял праздничный летний день. Я отрицательно покачал головой, улыбаясь в предвкушении интересной истории.
- Много лет назад, еще до вашего рождения, я попросил у своего начальника- вашего отца, недельный отпуск для того, чтобы посетить моего гуру в Бенаресе. Ваш отец высмеял эту просьбу.
- Не собираетесь ли вы стать религиозным фанатиком?- осведомился он.- Если вы желаете успешно продвигаться по службе, сосредоточтесь на своей работе в учреждении.
В тот же день, печально шагая домой по тенистой дороге, я встретил вашего отца в паланкине. Отослав домой паланкин и слуг, он пошел вместе сос мной. Стараясь утешить меня, он указал на те выгоды, которые дает упорство в достижении мирских целей.Но я почти его не слышал. Мое сердце повторяло:"Лахири Махасайа! Я не могу жить, не повидавшись с тобой!"Дорожка привела нас к краю тихого поля, где лучи заходящего солнца играли еще на высоких зарослях диких трав. Мы остановились, восхищенные. И вдруг в поле, всего в нескольких ярдах от нас, появился образ моего великого гуру/3/.
- Бхагабати, ты черезчур строг к своему подчиненному! Голос гуру громко зазвучал в наших ушах. Он исчез так же таинственно, как и появился. Стоя на коленях, я восклицал:
-Лахири Махасайа! Лахири Махасайа!
Ваш отец оставался недвижим, потрясенный видением.
-Абинаш, я не только даю вам отпуск, но и сам возьму его, чтобы завтра же отправиться в Бенарес. Я должен узнать этого великого Лахири Махасайа, который способен материализоваться по желанию, чтобы вступиться за вас. Я возьму с собой жену и попрошу учителя посвятить нас в тайны его духовного пути. Вы проводите нас к нему?
-Да, разумеется!- Радость наполняла меня: я получил чудесный ответ на свою молитву, и события быстро приняли благоприятный оборот. На следущее утро ваши родители со мной поехали в Бенарес. Мы наняли повозку, а затем нам пришлось идти пешком по узким переулкам к уединенному домику моего гуру. Войдя в небольшую гостинную, мы склонились перед учителем, сидевшим как обычно в позе лотоса. Он прищурил свои пронизывающие глаза и устремил взор на вашего отца. "Бхагабати, ты черезчур строг к своему подчиненному!"- раздались те же самые слова, которые он произнес два дня назад. Затем он добавил:"Я рад, что ты позволил Абхинашу посетить меня, и что ты вместе с женой сопровождаешь его."
К радости ваших родителей он посвятил их в духовную практику крийа-йоги/4/. Ваш отец и я, как собратья-ученики, с того памятного дня нашего видения сделались близкими друзьями. Лахири Махасайа проявлял определенный интерес к вашему рождению.Ваша жизнь, несомненно, будет связана с его жизнью; благословение учителя никогда не бывает напрасным.
Лахири Махасайа покинул этот мир вскоре после того, как я вступил в него. Его портрет в разукрашенной рамке всегда висел над нашим семейным алтарем в различных городах, куда компания направляла отца. Много раз мы с матерью по утрам и вечерам медитировали перед импровизационным святилищем, где были принесены в жертву цветы, погруженные в пахучую пасту из сандалового дерева. Мы почитали божественное начало, нашедшее свое полное выражение в Лахири Махасайа, не только возжиганием ладана и мира, но также и совместным благоговейным преклонением. Его портрет оказывал длительное влияние на всю мою жизнь. По мере того, как я рос, вместе со мной росла мысль об учителе. Во время медитации я часто видел, как образ, запечатленный на фотографии, выходил за пределы маленькой рамки,и, приняв форму живого человека, садился передо мной. Когда же я пытался коснуться ног его сидящего тела, он изменял свой вид и снова оказывался портретом. Детство перешло в отрочество, и вот я обнаружил из небольшого образа, включенного в рамку, живое, вдохновенное присутствие. Я часто обращался к нему с молитвой в моменты затруднения или тягот, и обнаруживал в глубине своей души его умиротворенные наставления. Вначале я печалился из-за того, что гуру более не живет в физическом теле.Но когда я начал повсюду ощущать его тайное присутствие, я более не произносил жалоб. Он часто писал тем ученикам, которые чрезмерно стремились его увидеть:"Для чего приходить и смотреть на мое мясо и на мои кости, если я свегда нахожусь в пределах вашей кутастха
/духовного зрения/?
Мне было восемь лет, когда я исцелился чудесным образом при помощи фотографии Лахири Махасайа. Этот случай усилил мою любовь к нему. Находясь в нашем поместье и Ишапуре, в Бенгалии, я заболел азиатской холерой. Положение было безнадежным, врачи не могли ничего сделать. У моего ложа мать умоляла меня взглянуть на портрет Лахири Махасайа, который висел на стене у меня над головой.
- Склонись перед ним в своей душе!- она знала, что я был слишком слаб для того, чтобы поднять руки в знак приветствия.- Если ты в действительности покажешь свою преданность и внутреннее преклонение, ты останешься в живых.
Я устремился взором на фотографию,- и вдруг ослепительный свет окутал мое тело и всю комнату. Тошнота и другие неприятные ощущения исчезли. Я был здоров. Я сразу почувствовал себя так хорошо, что смог наклониться и коснуться ног матери в благодарность за ее неизмеримую веру в своего гуру. Мать несколько раз прижалась головой к маленькому портрету.
- О, Вездесущий Учитель, как благодарна я тебе за твой свет, исцеливший моего сына!
Я понял, что и она увидела лучистый блеск, который моментально исцелил меня от обычно смертельной болезни.
Эта фотография представляет собой одну из самых ценных моих вещей. Подаренная отцу самим Лахири Махасайа, она сохраняет его святые вибрации. Происхождение ее чудесно. Я слышал рассказ об этом от другого собрата отца по ученичеству Кали Кумар Роя.
Оказывается, учитель не любил фотографироваться. Но, невзирая на его протесты, однажды был сделан снимок, когда учитель сидел с группой преданных учеников, в числе которых находился и Кали Кумар. Изумленный фотограф обнаружил, что на фотографической пластине ясно отпечатались образы всех учеников, а в центре, где он предполагал увидеть фигуру Лахири Махасайа, осталось пустое место. Об этом феномене было много разговоров.
Ученик Ганга Дхар Бабу был опытным фотографом. Он похвалился, что убегающая фигура учителя не ускользнет от его фотоаппарата. На следуещее утро, когда учитель сел в позе "лотоса"на деревянную ширму, Ганга Дхар Бабу явился со своими принадлежностями. Приняв все меры предосторожности. он сделал целых двенадцать снимков. Однако скоро он обнаружил на каждом из них лишь изображения скамьи и ширмы, а фигуры учителя там опять не оказалось.
Со слезами на глазах, страдая от уязвленной гордости, Ганга Дхар Бабу вернулся к своему гуру. Лишь много часов спустя Лахири Махасайа прервал его молчание следующей успокоительной репликой:
-Я-дух. Разве может твой аппарат отразить Вездесущее и Невидимое?
-Я знаю, что не может. Но, Святой Господин, я мечтаю иметь изображение вашего телесного храма, в котором дух получил свой полной воплощение.
- Хорошо, тогда приходи завтра утром, я буду позировать для тебя.
И вот фотограф опять установил свой аппарат. Но на сей раз фигуру святого не окутывало облако таинственной неуловимости, и на пластинке ясно виднелся ее отпечаток. Учитель никогда больше не позировал перед фотографом; по крайней мере, я не видел ни одного другого Его портрета.
Эта фотография воспроизведена в настоящем издании. Прекрасные черты Лахири Махасайа- это лицо человека вселенской касты; по нему едва ли можно определить расовую принадлежность. В его загадочной улыбке слегка проявляется радость единения с Богом. Глаза полураскрыты, свидетельствуя лишь о формальном интересе ко внешнему миру, они в то же время и полузакрыты. Равнодушный к земным утехам, учитель оставался всегда и полностью пробужденным, когда речь шла о духовных проблемах искателей, стремившихся к его великодушной помощи.
Вскоре после моего исцеления могуществом портрета гуру я имел духовное видение, сильно на меня повлиявшее. Как-то утром, сидя на кровати, я погрузился в глубокое раздумье. "Что же находится там, за темнотой закрытых глаз?"Эта вопрошающая мысль с большой силой вошла в мой ум. Вдруг перед внутренним взором вспыхнуло гиганское сияние. Подобно миниатюрным фигуркам в кино, на большом светящемся экране внутри моего лба появились божественные формы святых, сидящих в позах для медитации в глубине пещер.
- Кто вы такие?-произнес я громко.
-Мы- гималайские йоги!- трудно описать этот небесный ответ:сердце мое затрепетало.
- О, как я хочу отправиться в Гималаи и стать таким, как Вы! Здесь видение исчезло, но серебристые лучи продолжали распространяться в бесконечность в виде все увеличивающихся кругов.
- Что это за чудесное сияние?
- Я - Ишвара /5/, я - свет.
Голос напоминал шепот облаков.
- Я хочу быть единым с Тобой.
Божественный экстаз медленно исчез; но я вынес из него постоянное вдохновение, стремление искать Бога. "Он неизменный, он- вечно новая радость!"В моей памяти навсегда запечатлелся этот день восторга.
И другое весьма необычное событие запомнилось навсегда, я по сей день ношу его в памяти. Старшая сесьра Ума и я сидели рано утром во дворе нашего Горакхпурского дома. Сестра помогала мне в руках у меня был бенгальский букварь. Я едва мог оторвать взор от попугаев, поедавших спелые плоды маргозы.
Ума пожаловалась на боль: у нее на ноге был нарыв. Она принесла банку с мазью. Я помазал немного себе предплечье.
- Зачем же ты мажешь лекарством здоровую руку?
- Знаешь, сестрица, у меня завтра тоже будет нарыв. Вот я и попробую твою мазь на том месте, где он появится.
- Ах, ты, врунишка!
- Сестрица, не называй меня так, пока ты сама не увидишь, что произойдет утром.
Меня охватило негодование. Но ума, не обращая на это внимание, трижды повторила свои насмешки. Я медленно ответил ей, и в голосе моем зазвучала непоколебимая твердость.
- Самым решительным образом я заявляю, что завтра на этом месте у меня появится нарыв, а твой нарыв увеличится в два раза по сравнению с его нынешней величиной.
Наутро у меня на указанном месте вздулся круглый нарыв, а размеры нарыва Умы возросли вдвое. С плачем сестра бросилась к материя:"Мукунда стал колдуном!"Мать очень серьезно предупредила меня, чтобы я никогда не употреблял силу слов для причинения зла. Я навсегда запомнил ее совет и следовал ему всю жизнь.
Мой нарыв пришлось лечить оперативным путем. Заметный шрам, оставшийся после разреза, виден и сейчас. Он красуется на моем правом предплечье, как постоянное напоминание о силе простого человеческого слова.Те обычные и почти безвредные слова, сказанные Уме, были произнесены с глубоким сосредоточением, и вот, оказалось, что они обладают достаточной скрытой силой, чтобы взорваться подобно бомбе и произвести определенной вредное воздействие. Позже я понял, что взрывчатую вибрационную энергию речи разумно направить на освобождение жизни от затруднений, не получая шрамов, не зарабаьывая упреков /6/.
Наша семья переехала в Пенджаб, в город Лахор. Здесь мне досталась картина с изображением Божественной Матери в форме Богини Кали /7/. Ее поместили в недольшом святилище на балконе нашего дома. У меня возникла непреодолимая уверенность в том, что любая молитва в этом святом месте увелтчтвается успехом. Как-то мы стояли с Умой на балконе, и я наблюдал, как запускали бумажных змеев на другой стороне узкого переулка.
- Что же ты так притих?- шутливо толкнула меня Ума.
- Я просто думаю о том, как чудесно, что Божественная мать дает мне все, что я попрошу.
- Надеюсь, что Она даст тебе этих двух змеев!- Сестра насмешливо взглянула на меня.
- Почему же нет?- и я начал тихо молиться. В Индии веревки змеев покрывают клеем и битым стеклом. Каждый игрок пытается порвать веревку противника. Оторвавшийся змей летает над крышей, и его ловля вызывает большое веселье. Мы с Умой стояли на крытом балконе, поэтому казалось невозможным, чтобы оторвавшийся змей мог попасть к нам в руки; лишь обрывок веревки скользнул бы мимо.
По ту сторону переулка игроки начали игру. Одна веревка разорвалась, и змей медленно полетел по направлению ко мне. Вдруг ветер на мгновение прекратился, и змей около секунды оставался неподвижным, в это время обрывок его веревки зацепился за кактус, который рос на крыше расположенного напротив дома. Описав длинную правильную дугу, змей попал прямо мне в руки, и я вручил свою добычу Уме.
- Это просто необычный случай, а не ответ на твою молитву. Вот если к тебе в руки попадет и другой змей, тогда я поверю.
Черные глаза сестры вызывали больше изумления, чем ее слова. Я продолжал напряженно молиться. Другой игрок сильно потянул за веревку, и его змей неожиданно оторвался. Он тоже полетел ко мне, танцуя в порывах ветра. Веревка змея вновь зацепилась за кактус, змей опять описал в воздухе дугу, так, что я смог его охватить. И второй трофей был вручен Уме.
- В самом деле, Божественная Мать слушает тебя! Для меня все это слишком страшно!- И сестра ускакала прочь, как напуганный козленок. Пустяшный случай, могут подумать для вмешательства Десницы. Однако Божественная Мать проявляется во всем, даже в игре. Для Божьих глаз нет малого или великого, разве не одинаково совершенны и атом и галактика. Нет для Господа "важного"или "неважного"!
Мои самые ранние воспоминания касаются анахроничных деталей предыдущего воплощения. Четкие воспоминания приходят мне из далекой жизни, жизни йога /2/ среди Гималайских снегов. Образы прошлого, как вспышки, затем как-то с ними связанные видения будущего.
Я все еще помню умилительную беспомощность детства. Тогда я с остротой ощущал свою неспособность ходить и свободно проявлять себя. И когда я осознал свое телесное бессилие, из моей души изливались целые волны молений и жалоб. Эта сильная эмоциональная жизнь выражалась в словах многих языков. Среди такого смешения наречий я постепенно привык слышать звуки бенгали, языка моего народа. О, как обманчива глубина детского ума, которую взрослые ограничивают лишь игрушками и пальцами на ногах.
Психологический фермент внутри моего беспомощного тела заставлял меня упорно исторгать множество жалобных криков. Я припоминаю общее замешательство в семье во время моего расстройства. Во мне также таятся и более счастливые воспоминания: ласки матери, первые попытки произнести слова, первые неуверенные шаги. Эти ранние триумфы, которые обычно быстро забываются, тем не менее, составляют естественную основу веры в себя.
Столь далеко идущая память не является единственной в своем роде редкостью. Известны многие Йогины, сохраняющие свое самосознание без перерыва в момент драматического перехода от "смерти"к "жизни"и обратно. Если бы человек представлял собою только тело, потеря последнего означала бы конец непрерывности его личности; но если пророки всех стран и времен на протяжении тысячелетий говорили правду, тогда человек в сущности своей представляет душу, воплощенную в теле и вездесущую.
Хотя такие ясные воспоминания о детстве и необычны, их совсем не следует считать чрезвычайно редкими. Путешествуя по разным странам, я слышал из уст заслуживающих доверия мужчин и женщин повествования об очень ранних воспоминаниях.
Я родился в Горакхапуре, в Северной Индии, около Гимолайских гор, в четверг, 5 января 1983года. Там прошли первые восемь лет моей жизни. Нас было восемь детей, четверо мальчиков и четыре девочки. Я, Мукунда, Лала Гхош , был четвертым ребенком и вторым сыном.
Мой отец и мать были бенгальцами; они принадлежали к касте кшатриев. Судьба благословила обоих природной святостью. Их взаимная любовь, сдержанная и полная достоинства, никогда не проявлялась в какой бы то ни было фривольности. Совершенная гармония между родителями - таков был центр споуойствия посреди непрерывной суматохи восьми юных жизней.
Мой отец, Бхагабати Чаран Гхош, был добрым, серьезным, иногда суровым человеком. Мы, дети, горячо любили его, но все же держались от него на почтительном расстоянии. Выдающийся математик и логик, он руководствовался в жизни главным образом интеллектом. Но подлиннлй владычецей наших сердец оставалась мать. Она учила нас только при помощи любви. После ее смерти отец стал более открыто выказывать свою внутреннюю нежность. Я замечал тогда, что нередко взор его казался изменившимся, как бы превращаясь во взор матери.
С помощью матери мы рано ощутили сладостную горечь священных писаний. Когда нужно было поддержать дисциплину, мать обращалась за помощью к "Махабхарате"и "Рамаяне", находя там подходящие рассказы, в таких случаях наказание шло рука об руку с поучением.
В знак уважения к отцу мать по вечерам одевала нас, чтобы мы могли приветствовать его по возвращении домой со службы.Он работал в одной из крупнейших компаний Индии: в Бенгало-Нагпурской железнодорожной компании, занимая пост, соответствующий нынешнему посту вице-президента. Работа требовала путешествий, и за время моего детства наша семья переменила несколько городов.
У матери всегда находилось, чем помочь нуждающемуся. Отец тоже был добр; но его уважение к законности и порядку простиралось и на бюждет. Как-то раз мать за две недели истратила на пропитание бедных такую сумму, которая превысила месячный заработок отца.
- Все, что я прошу,- сказал отец,- это то, чтлбы ваша благотворительность не переходила разумных границ.
Но даже этот мягкий упрек мужа глубоко опечалил мать; не говоря детям о размолвке, она наняла извозчика.
- До свидания, я возвращаюсь в дом моей матери!
Старинный ультиматум!
Пораженные случившимся, мы разразились плачем. К счастью, здесь оказался брат матери; он шепотом дал отцу несколько советов, сохранившихся, несомненно, с незапамятных времен. Когда отец произнес несколько извиняющихся фраз, мать с радостью отослала наемную карету обратно. Так закончилась единственная ссора между родителями, которую мне привелось видеть. Но я припоминаю также весьма характерные разговоры:
- Пожалуйста, дайте мне десять рупий для одной несчастной женщины, которая только что пришла к нам.
Улыбка матери уже сама по себе убеждала.
- Зачем же десять? Достаточно и одной,- в оправдание отец добавил,- Когда неожиданно умерли мой отец и его родители, я впервые узнал, что такое нищета. Моим единственным завтраком перед тем, как идти в школу, за несколько миль от дома, был небольшой банан. Позже, уже в университете, я нуждался до такой степени, что даже обратился за помощью к одному богатому судье, прося у него одну рупию в месяц. Он отказал мне, заявив, что и одна рупия имеет цену.
- С какой горечью вы вспоминаете этот отказ в рупии!- Сердце матери обнаружило неожиданную логику.- И вы хотите, чтобы эта женщина так же болезненно вспоминала, как вы отказали ей в десяти рупиях, которые ей сейчас крайне необходимы?
- Сдаюсь!- с жестом, свойственным, вероятно, всем побежденным мужьям еще с глубокой древности, отец открыл кошелек.-Вот вам десять рупий, передайте их ей вместе с моими добрыми пожеланиями.
Отец всегда имел обыкновение сперва отвечать "нет"на любое новое положение. Его отношение к незнакомке, так быстро завоевавшей симпатии матери, является примером его обычной настороженности. Неприятие нового сразу - типичная французская манера- в сущности это лишь соблюдение принципа "обязательной рефлексии". Но я всегда убеждался в логичности и уравновешенности его суждений. Если мне удавалось подкрепить мои многочисленные просьбы одним или двумя убедительными доводами, отец неизменно удовлетворял мои ненасытные желания. Отец требовал от детей , даже в раннем возрасте, строгой дисциплины, а его отношение к себе было поистине спартанским. Так, например, он никогда не посещал театра, а искал отдохновение в сфере духовных практик и в чтении "Бхагавад-Гиты". Избегая всякой роскоши, он бывало носил пару старых башмаков до тех пор, пока они не разваливались окончательно. Уже стали входить в употребление автомобили, и сыновья покупали их себе, а отец по-прежнему ездил на работу в трамвае. Он не стремился копить деньги для приобретения власти. Как-то, организовав Калькутский городской банк, он отказался от всяких прибылей и не взял для себя никаких ценных бумаг этого банка. Он просто хотел выполнить в свободное от работы время свой гражданский долг.
Через несколько лет после выхода лтца на пенсию из Англии приехал бухгалтер-ревизор для провекри книг Бенгал-Нагпурской железной дороги. Он с изумлением обнаружил, что отец никогда не требовал для себя оплаты сверхурочной работы.
- Он работал за трех человек,- заявил бухгалтер.- Ему надо выплатить конпенсацию в сумме сто двадцать пять тысяч рупий.
Администрация вручила ему чек на эту сумму. Но он настолько не придал всему этому значения, что даже не упомянул в семье о случившемся. Много позже мой младший брат Вишну /+/ спросил отца, откуда взялся такой крупный вклад на банковском счете.
- Стоит ли очень радоваться достатку?- отвечал отец.- Тот, кто стремится к спокойствию ума, не восторгается по случаю приобретения и не грустит при потере. Он знает, что человек приходит в этот мир без единого гроша и уходит из него, не взяв с собою ни одной рупии.
Еще в ранний период семейной жизни мои родители стали учениками великого мастера из Бенареса Лахири Махасайа. Это обстоятельство укрепило от природы аскетичный темперамент отца. Мать однажды сделала моей старшей сестре Роме любопытное признание:
- Твой отец и я спали вместе, как муж и жена, лишь раз в году, чтобы иметь детей.
Отец впервые встретился с Лахири Махасайха через Абинаша Бабу, служащего Бенгал-Нагпурской железной дороги. В Горакхпуре Абинаш изливал в мои детские уши захватывающие истории о многих индийских святых, неизменно заканчивая свои рассказы восхищением перед собственным гуру.
- Слышали вы когда-нибудь о необычных обстоятельствах, при которых ваш отец стал учеником Лахири Махасайа?
Абинаш обратился ко мне с этим интригующим вопросом, когда мы, разморенные от жары, сидели с ним во дворе нашего дома. Стоял праздничный летний день. Я отрицательно покачал головой, улыбаясь в предвкушении интересной истории.
- Много лет назад, еще до вашего рождения, я попросил у своего начальника- вашего отца, недельный отпуск для того, чтобы посетить моего гуру в Бенаресе. Ваш отец высмеял эту просьбу.
- Не собираетесь ли вы стать религиозным фанатиком?- осведомился он.- Если вы желаете успешно продвигаться по службе, сосредоточтесь на своей работе в учреждении.
В тот же день, печально шагая домой по тенистой дороге, я встретил вашего отца в паланкине. Отослав домой паланкин и слуг, он пошел вместе сос мной. Стараясь утешить меня, он указал на те выгоды, которые дает упорство в достижении мирских целей.Но я почти его не слышал. Мое сердце повторяло:"Лахири Махасайа! Я не могу жить, не повидавшись с тобой!"Дорожка привела нас к краю тихого поля, где лучи заходящего солнца играли еще на высоких зарослях диких трав. Мы остановились, восхищенные. И вдруг в поле, всего в нескольких ярдах от нас, появился образ моего великого гуру/3/.
- Бхагабати, ты черезчур строг к своему подчиненному! Голос гуру громко зазвучал в наших ушах. Он исчез так же таинственно, как и появился. Стоя на коленях, я восклицал:
-Лахири Махасайа! Лахири Махасайа!
Ваш отец оставался недвижим, потрясенный видением.
-Абинаш, я не только даю вам отпуск, но и сам возьму его, чтобы завтра же отправиться в Бенарес. Я должен узнать этого великого Лахири Махасайа, который способен материализоваться по желанию, чтобы вступиться за вас. Я возьму с собой жену и попрошу учителя посвятить нас в тайны его духовного пути. Вы проводите нас к нему?
-Да, разумеется!- Радость наполняла меня: я получил чудесный ответ на свою молитву, и события быстро приняли благоприятный оборот. На следущее утро ваши родители со мной поехали в Бенарес. Мы наняли повозку, а затем нам пришлось идти пешком по узким переулкам к уединенному домику моего гуру. Войдя в небольшую гостинную, мы склонились перед учителем, сидевшим как обычно в позе лотоса. Он прищурил свои пронизывающие глаза и устремил взор на вашего отца. "Бхагабати, ты черезчур строг к своему подчиненному!"- раздались те же самые слова, которые он произнес два дня назад. Затем он добавил:"Я рад, что ты позволил Абхинашу посетить меня, и что ты вместе с женой сопровождаешь его."
К радости ваших родителей он посвятил их в духовную практику крийа-йоги/4/. Ваш отец и я, как собратья-ученики, с того памятного дня нашего видения сделались близкими друзьями. Лахири Махасайа проявлял определенный интерес к вашему рождению.Ваша жизнь, несомненно, будет связана с его жизнью; благословение учителя никогда не бывает напрасным.
Лахири Махасайа покинул этот мир вскоре после того, как я вступил в него. Его портрет в разукрашенной рамке всегда висел над нашим семейным алтарем в различных городах, куда компания направляла отца. Много раз мы с матерью по утрам и вечерам медитировали перед импровизационным святилищем, где были принесены в жертву цветы, погруженные в пахучую пасту из сандалового дерева. Мы почитали божественное начало, нашедшее свое полное выражение в Лахири Махасайа, не только возжиганием ладана и мира, но также и совместным благоговейным преклонением. Его портрет оказывал длительное влияние на всю мою жизнь. По мере того, как я рос, вместе со мной росла мысль об учителе. Во время медитации я часто видел, как образ, запечатленный на фотографии, выходил за пределы маленькой рамки,и, приняв форму живого человека, садился передо мной. Когда же я пытался коснуться ног его сидящего тела, он изменял свой вид и снова оказывался портретом. Детство перешло в отрочество, и вот я обнаружил из небольшого образа, включенного в рамку, живое, вдохновенное присутствие. Я часто обращался к нему с молитвой в моменты затруднения или тягот, и обнаруживал в глубине своей души его умиротворенные наставления. Вначале я печалился из-за того, что гуру более не живет в физическом теле.Но когда я начал повсюду ощущать его тайное присутствие, я более не произносил жалоб. Он часто писал тем ученикам, которые чрезмерно стремились его увидеть:"Для чего приходить и смотреть на мое мясо и на мои кости, если я свегда нахожусь в пределах вашей кутастха
/духовного зрения/?
Мне было восемь лет, когда я исцелился чудесным образом при помощи фотографии Лахири Махасайа. Этот случай усилил мою любовь к нему. Находясь в нашем поместье и Ишапуре, в Бенгалии, я заболел азиатской холерой. Положение было безнадежным, врачи не могли ничего сделать. У моего ложа мать умоляла меня взглянуть на портрет Лахири Махасайа, который висел на стене у меня над головой.
- Склонись перед ним в своей душе!- она знала, что я был слишком слаб для того, чтобы поднять руки в знак приветствия.- Если ты в действительности покажешь свою преданность и внутреннее преклонение, ты останешься в живых.
Я устремился взором на фотографию,- и вдруг ослепительный свет окутал мое тело и всю комнату. Тошнота и другие неприятные ощущения исчезли. Я был здоров. Я сразу почувствовал себя так хорошо, что смог наклониться и коснуться ног матери в благодарность за ее неизмеримую веру в своего гуру. Мать несколько раз прижалась головой к маленькому портрету.
- О, Вездесущий Учитель, как благодарна я тебе за твой свет, исцеливший моего сына!
Я понял, что и она увидела лучистый блеск, который моментально исцелил меня от обычно смертельной болезни.
Эта фотография представляет собой одну из самых ценных моих вещей. Подаренная отцу самим Лахири Махасайа, она сохраняет его святые вибрации. Происхождение ее чудесно. Я слышал рассказ об этом от другого собрата отца по ученичеству Кали Кумар Роя.
Оказывается, учитель не любил фотографироваться. Но, невзирая на его протесты, однажды был сделан снимок, когда учитель сидел с группой преданных учеников, в числе которых находился и Кали Кумар. Изумленный фотограф обнаружил, что на фотографической пластине ясно отпечатались образы всех учеников, а в центре, где он предполагал увидеть фигуру Лахири Махасайа, осталось пустое место. Об этом феномене было много разговоров.
Ученик Ганга Дхар Бабу был опытным фотографом. Он похвалился, что убегающая фигура учителя не ускользнет от его фотоаппарата. На следуещее утро, когда учитель сел в позе "лотоса"на деревянную ширму, Ганга Дхар Бабу явился со своими принадлежностями. Приняв все меры предосторожности. он сделал целых двенадцать снимков. Однако скоро он обнаружил на каждом из них лишь изображения скамьи и ширмы, а фигуры учителя там опять не оказалось.
Со слезами на глазах, страдая от уязвленной гордости, Ганга Дхар Бабу вернулся к своему гуру. Лишь много часов спустя Лахири Махасайа прервал его молчание следующей успокоительной репликой:
-Я-дух. Разве может твой аппарат отразить Вездесущее и Невидимое?
-Я знаю, что не может. Но, Святой Господин, я мечтаю иметь изображение вашего телесного храма, в котором дух получил свой полной воплощение.
- Хорошо, тогда приходи завтра утром, я буду позировать для тебя.
И вот фотограф опять установил свой аппарат. Но на сей раз фигуру святого не окутывало облако таинственной неуловимости, и на пластинке ясно виднелся ее отпечаток. Учитель никогда больше не позировал перед фотографом; по крайней мере, я не видел ни одного другого Его портрета.
Эта фотография воспроизведена в настоящем издании. Прекрасные черты Лахири Махасайа- это лицо человека вселенской касты; по нему едва ли можно определить расовую принадлежность. В его загадочной улыбке слегка проявляется радость единения с Богом. Глаза полураскрыты, свидетельствуя лишь о формальном интересе ко внешнему миру, они в то же время и полузакрыты. Равнодушный к земным утехам, учитель оставался всегда и полностью пробужденным, когда речь шла о духовных проблемах искателей, стремившихся к его великодушной помощи.
Вскоре после моего исцеления могуществом портрета гуру я имел духовное видение, сильно на меня повлиявшее. Как-то утром, сидя на кровати, я погрузился в глубокое раздумье. "Что же находится там, за темнотой закрытых глаз?"Эта вопрошающая мысль с большой силой вошла в мой ум. Вдруг перед внутренним взором вспыхнуло гиганское сияние. Подобно миниатюрным фигуркам в кино, на большом светящемся экране внутри моего лба появились божественные формы святых, сидящих в позах для медитации в глубине пещер.
- Кто вы такие?-произнес я громко.
-Мы- гималайские йоги!- трудно описать этот небесный ответ:сердце мое затрепетало.
- О, как я хочу отправиться в Гималаи и стать таким, как Вы! Здесь видение исчезло, но серебристые лучи продолжали распространяться в бесконечность в виде все увеличивающихся кругов.
- Что это за чудесное сияние?
- Я - Ишвара /5/, я - свет.
Голос напоминал шепот облаков.
- Я хочу быть единым с Тобой.
Божественный экстаз медленно исчез; но я вынес из него постоянное вдохновение, стремление искать Бога. "Он неизменный, он- вечно новая радость!"В моей памяти навсегда запечатлелся этот день восторга.
И другое весьма необычное событие запомнилось навсегда, я по сей день ношу его в памяти. Старшая сесьра Ума и я сидели рано утром во дворе нашего Горакхпурского дома. Сестра помогала мне в руках у меня был бенгальский букварь. Я едва мог оторвать взор от попугаев, поедавших спелые плоды маргозы.
Ума пожаловалась на боль: у нее на ноге был нарыв. Она принесла банку с мазью. Я помазал немного себе предплечье.
- Зачем же ты мажешь лекарством здоровую руку?
- Знаешь, сестрица, у меня завтра тоже будет нарыв. Вот я и попробую твою мазь на том месте, где он появится.
- Ах, ты, врунишка!
- Сестрица, не называй меня так, пока ты сама не увидишь, что произойдет утром.
Меня охватило негодование. Но ума, не обращая на это внимание, трижды повторила свои насмешки. Я медленно ответил ей, и в голосе моем зазвучала непоколебимая твердость.
- Самым решительным образом я заявляю, что завтра на этом месте у меня появится нарыв, а твой нарыв увеличится в два раза по сравнению с его нынешней величиной.
Наутро у меня на указанном месте вздулся круглый нарыв, а размеры нарыва Умы возросли вдвое. С плачем сестра бросилась к материя:"Мукунда стал колдуном!"Мать очень серьезно предупредила меня, чтобы я никогда не употреблял силу слов для причинения зла. Я навсегда запомнил ее совет и следовал ему всю жизнь.
Мой нарыв пришлось лечить оперативным путем. Заметный шрам, оставшийся после разреза, виден и сейчас. Он красуется на моем правом предплечье, как постоянное напоминание о силе простого человеческого слова.Те обычные и почти безвредные слова, сказанные Уме, были произнесены с глубоким сосредоточением, и вот, оказалось, что они обладают достаточной скрытой силой, чтобы взорваться подобно бомбе и произвести определенной вредное воздействие. Позже я понял, что взрывчатую вибрационную энергию речи разумно направить на освобождение жизни от затруднений, не получая шрамов, не зарабаьывая упреков /6/.
Наша семья переехала в Пенджаб, в город Лахор. Здесь мне досталась картина с изображением Божественной Матери в форме Богини Кали /7/. Ее поместили в недольшом святилище на балконе нашего дома. У меня возникла непреодолимая уверенность в том, что любая молитва в этом святом месте увелтчтвается успехом. Как-то мы стояли с Умой на балконе, и я наблюдал, как запускали бумажных змеев на другой стороне узкого переулка.
- Что же ты так притих?- шутливо толкнула меня Ума.
- Я просто думаю о том, как чудесно, что Божественная мать дает мне все, что я попрошу.
- Надеюсь, что Она даст тебе этих двух змеев!- Сестра насмешливо взглянула на меня.
- Почему же нет?- и я начал тихо молиться. В Индии веревки змеев покрывают клеем и битым стеклом. Каждый игрок пытается порвать веревку противника. Оторвавшийся змей летает над крышей, и его ловля вызывает большое веселье. Мы с Умой стояли на крытом балконе, поэтому казалось невозможным, чтобы оторвавшийся змей мог попасть к нам в руки; лишь обрывок веревки скользнул бы мимо.
По ту сторону переулка игроки начали игру. Одна веревка разорвалась, и змей медленно полетел по направлению ко мне. Вдруг ветер на мгновение прекратился, и змей около секунды оставался неподвижным, в это время обрывок его веревки зацепился за кактус, который рос на крыше расположенного напротив дома. Описав длинную правильную дугу, змей попал прямо мне в руки, и я вручил свою добычу Уме.
- Это просто необычный случай, а не ответ на твою молитву. Вот если к тебе в руки попадет и другой змей, тогда я поверю.
Черные глаза сестры вызывали больше изумления, чем ее слова. Я продолжал напряженно молиться. Другой игрок сильно потянул за веревку, и его змей неожиданно оторвался. Он тоже полетел ко мне, танцуя в порывах ветра. Веревка змея вновь зацепилась за кактус, змей опять описал в воздухе дугу, так, что я смог его охватить. И второй трофей был вручен Уме.
- В самом деле, Божественная Мать слушает тебя! Для меня все это слишком страшно!- И сестра ускакала прочь, как напуганный козленок. Пустяшный случай, могут подумать для вмешательства Десницы. Однако Божественная Мать проявляется во всем, даже в игре. Для Божьих глаз нет малого или великого, разве не одинаково совершенны и атом и галактика. Нет для Господа "важного"или "неважного"!
Обсуждения Детство. Родители