Я надеваю куртку, теплое пальто остается на вешалке: вчера была в гостях у мамы, и она, придирчиво меня осмотрев, сказала: «Осенью оно сидело неплохо, но ты опять растолстела. Тебя все разносит и разносит вширь». Я слышу эту фразу каждый раз, когда прихожу к маме, и, как ни неприятно это сознавать, она права.
Диет я перепробовала немало, но ни одну не могу соблюдать до конца: терплю, терплю, а потом возникает непреодолимое желание заправить салат майонезом или сделать бутерброд с маслом, сыром и колбасой.
Я рассказываю об этом Вадиму Петровскому. Мы встретились, чтобы определить результат, к которому я хочу прийти, и найти средства его достижения. Психотерапевт удивляет меня своими первыми словами: «Я сейчас абсолютно не знаю, что произойдет дальше. И мне хочется сделать паузу перед тем, как взлететь, – как в самолете». Мы молчим несколько секунд.
Я знаю, что речь обязательно пойдет о Родителе, Взрослом и Ребенке: специалисты по транзактному анализу рассматривают «я» как личность, структура которой состоит из этих трех частей. Оказывается, что люди, способные соблюдать диету, и люди, которые «срываются» с нее, отличаются друг от друга и структурной организацией личности. У тех, кто диету соблюдает, внутренние Ребенок и Взрослый понимают друг друга. У тех же, кому трудно себя ограничивать, Ребенок находится словно между двух огней: с одной стороны, он готов следовать рекомендациям Родителя, с другой – ссорится с ним и протестует.
И, возможно, я набираю вес назло маме, словно говоря ей: «Ты все время называешь меня толстой? Так я тебе покажу, что на самом деле значит «толстая»!»
«Говоря ребенку: «Ты дурак, трус, толстяк», родители внушают ему это, – комментирует мои слова Вадим Петровский. – Ребенок верит: папа и мама не могут ошибаться! И в результате становится именно таким, каким его называют».
Иногда мне кажется, что мама хочет, чтобы я оставалась толстой: в очередной раз назвав меня «колбасой», она ставит передо мной кучу еды и очень обижается, когда я отказываюсь от чего-то. Психотерапевт объясняет, что на ее поведение влияет жесткая диета, которую она сама тщательно соблюдает: часто ограничивающие себя в еде люди переносят свои нереализованные влечения на других, усиленно их закармливая.
Картина проясняется, но одно лишь осознание ситуации меня не устраивает. «Для транзактного анализа важна рациональная работа, – говорит Вадим Петровский, – но есть и следующий этап, где вы почувствуете, что происходит в момент общения ваших внутренних Родителя и Ребенка. Давайте побываем в вашем детстве».
Передо мной три стула: Родителя, Ребенка и Взрослого. Я сажусь на первый и вхожу в роль мамы, голосом которой говорит мой внутренний Родитель. Что она могла бы сказать? Наверное, так: «Я хочу, чтобы всем было хорошо, и расстраиваюсь, когда остальные меня не понимают. Я всегда слежу за собой, я хочу, чтобы моя дочь хорошо выглядела, была стройной. И поэтому, когда она стала полнеть, я ее дразнила и называла «колбой». Я хотела ей помочь».
Я пересаживаюсь на следующий стул. Мне тринадцать. Я слышу мамины слова, которые повторяет психотерапевт: «Ты колба!» На глаза наворачиваются слезы. «Нужно браться за себя, колба!» – «Мама, мне обидно! Не надо меня дразнить!» – кричу я, кричит мой внутренний Ребенок. Мне больно. Я чувствую себя беспомощной.
Я снова на стуле мамы. Раздражена: «Я же не хочу тебе плохого, Инна! С тобой невозможно разговаривать! Следи за собой, я же это хотела тебе сказать!»
Психотерапевт опять предлагает мне пересесть. Внутри меня тринадцатилетней все вскипает: «Мама, дай же мне жить своей жизнью!» Инна-подросток и мама «переговариваются» еще некоторое время. Наконец наш взаимный обмен обидами становится бессмысленным. Я не знаю, что делать.
В итоге я пересаживаюсь на стул Взрослого. Бестолковый, безнадежный спор продолжает мучить меня. «Что бы вы, взрослая, посоветовали сами себе? – спрашивает психотерапевт. – Не знаете? А могла ли девочка знать тогда, что ей делать?» Если бы я могла встретить саму себя в тринадцать – как раз тогда я из довольно худого ребенка начала становиться полной девушкой, – я бы сказала ей вот что: надо предотвратить спор с мамой, успев рассказать ей о том, что я начала заниматься спортом. И отказаться от закармливания, первой угостив маму каким-нибудь тортом – легким, на йогурте. «Отлично! – радуется Вадим Петровский, – так мы успокоим маму».
Новый разговор мамы и Инны-подростка идет уже по-другому. «Молодец, взялась за себя», – говорит мама. И внезапно добавляет: – А где тебя так плохо подстригли?» Психотерапевт поясняет: «В реальности такой разговор тоже мог бы состояться. Родители часто играют с нами в игру, которая называется «изъян». И в этом случае мама, «нейтрализованная» рассказами о спорте и соблазнительным тортом, начнет поиск того, за что можно ущипнуть еще».
Оказывается, игру в «изъян» можно прекратить словами: «Я тебе больше скажу…» И добавить, например: «У меня еще и ботинки ужасные! Я иду, а все оборачиваются. Кошмар!» «А потом надо обнять маму и сказать: «Ты у меня самая лучшая, мамочка», – говорит Вадим Петровский. – И она от неожиданности начнет думать уже о себе. А размышляя о происходящем, Родитель переходит в роль Взрослого, решающего проблемы».
Мой разговор с частями моей личности можно перенести в реальность. Поняв, что происходит внутри меня, я смогу изменить отношения с моей настоящей мамой. Вадим Петровский показывает на стулья: вот родительская часть личности, вот детская, а вот взрослая. «Почувствуйте все три состояния и соберите их вместе». Я делаю движение рукой: мама, Инна-подросток и Инна-взрослая объединяются в одно, словно втекая в меня. Сеанс закончен.
Психотерапевт рассказывает мне, что продолжение наших встреч привело бы к более гармоничным взаимоотношениям между моими внутренними Родителем и Ребенком и, соответственно, с близкими людьми. «По сути, вы научитесь обсуждать с близкими проблемы, которые интересны вам, а не им».
«Теперь я начну худеть?» – спрашиваю я перед уходом. «Этот вопрос вы раньше решали вместе с вашим Родителем, – говорит Вадим Петровский. – А что теперь вы чувствуете сами?» – «Я не знаю, как быть худой взрослой. Но мое тело помнит детские ощущения легкости, гибкости…» «Вот и ответ на ваш вопрос, – улыбается психотерапевт. – Вам есть куда идти».
Транзактный анализ возвращает нашему внутреннему ребенку его подлинное место – место ребенка. Терапевтическая работа требует времени, но дорога к детству не настолько далека, как мы ее представляем.
Я рассказываю об этом Вадиму Петровскому. Мы встретились, чтобы определить результат, к которому я хочу прийти, и найти средства его достижения. Психотерапевт удивляет меня своими первыми словами: «Я сейчас абсолютно не знаю, что произойдет дальше. И мне хочется сделать паузу перед тем, как взлететь, – как в самолете». Мы молчим несколько секунд.
Я знаю, что речь обязательно пойдет о Родителе, Взрослом и Ребенке: специалисты по транзактному анализу рассматривают «я» как личность, структура которой состоит из этих трех частей. Оказывается, что люди, способные соблюдать диету, и люди, которые «срываются» с нее, отличаются друг от друга и структурной организацией личности. У тех, кто диету соблюдает, внутренние Ребенок и Взрослый понимают друг друга. У тех же, кому трудно себя ограничивать, Ребенок находится словно между двух огней: с одной стороны, он готов следовать рекомендациям Родителя, с другой – ссорится с ним и протестует.
И, возможно, я набираю вес назло маме, словно говоря ей: «Ты все время называешь меня толстой? Так я тебе покажу, что на самом деле значит «толстая»!»
«Говоря ребенку: «Ты дурак, трус, толстяк», родители внушают ему это, – комментирует мои слова Вадим Петровский. – Ребенок верит: папа и мама не могут ошибаться! И в результате становится именно таким, каким его называют».
Иногда мне кажется, что мама хочет, чтобы я оставалась толстой: в очередной раз назвав меня «колбасой», она ставит передо мной кучу еды и очень обижается, когда я отказываюсь от чего-то. Психотерапевт объясняет, что на ее поведение влияет жесткая диета, которую она сама тщательно соблюдает: часто ограничивающие себя в еде люди переносят свои нереализованные влечения на других, усиленно их закармливая.
Картина проясняется, но одно лишь осознание ситуации меня не устраивает. «Для транзактного анализа важна рациональная работа, – говорит Вадим Петровский, – но есть и следующий этап, где вы почувствуете, что происходит в момент общения ваших внутренних Родителя и Ребенка. Давайте побываем в вашем детстве».
Передо мной три стула: Родителя, Ребенка и Взрослого. Я сажусь на первый и вхожу в роль мамы, голосом которой говорит мой внутренний Родитель. Что она могла бы сказать? Наверное, так: «Я хочу, чтобы всем было хорошо, и расстраиваюсь, когда остальные меня не понимают. Я всегда слежу за собой, я хочу, чтобы моя дочь хорошо выглядела, была стройной. И поэтому, когда она стала полнеть, я ее дразнила и называла «колбой». Я хотела ей помочь».
Я пересаживаюсь на следующий стул. Мне тринадцать. Я слышу мамины слова, которые повторяет психотерапевт: «Ты колба!» На глаза наворачиваются слезы. «Нужно браться за себя, колба!» – «Мама, мне обидно! Не надо меня дразнить!» – кричу я, кричит мой внутренний Ребенок. Мне больно. Я чувствую себя беспомощной.
Я снова на стуле мамы. Раздражена: «Я же не хочу тебе плохого, Инна! С тобой невозможно разговаривать! Следи за собой, я же это хотела тебе сказать!»
Психотерапевт опять предлагает мне пересесть. Внутри меня тринадцатилетней все вскипает: «Мама, дай же мне жить своей жизнью!» Инна-подросток и мама «переговариваются» еще некоторое время. Наконец наш взаимный обмен обидами становится бессмысленным. Я не знаю, что делать.
В итоге я пересаживаюсь на стул Взрослого. Бестолковый, безнадежный спор продолжает мучить меня. «Что бы вы, взрослая, посоветовали сами себе? – спрашивает психотерапевт. – Не знаете? А могла ли девочка знать тогда, что ей делать?» Если бы я могла встретить саму себя в тринадцать – как раз тогда я из довольно худого ребенка начала становиться полной девушкой, – я бы сказала ей вот что: надо предотвратить спор с мамой, успев рассказать ей о том, что я начала заниматься спортом. И отказаться от закармливания, первой угостив маму каким-нибудь тортом – легким, на йогурте. «Отлично! – радуется Вадим Петровский, – так мы успокоим маму».
Новый разговор мамы и Инны-подростка идет уже по-другому. «Молодец, взялась за себя», – говорит мама. И внезапно добавляет: – А где тебя так плохо подстригли?» Психотерапевт поясняет: «В реальности такой разговор тоже мог бы состояться. Родители часто играют с нами в игру, которая называется «изъян». И в этом случае мама, «нейтрализованная» рассказами о спорте и соблазнительным тортом, начнет поиск того, за что можно ущипнуть еще».
Оказывается, игру в «изъян» можно прекратить словами: «Я тебе больше скажу…» И добавить, например: «У меня еще и ботинки ужасные! Я иду, а все оборачиваются. Кошмар!» «А потом надо обнять маму и сказать: «Ты у меня самая лучшая, мамочка», – говорит Вадим Петровский. – И она от неожиданности начнет думать уже о себе. А размышляя о происходящем, Родитель переходит в роль Взрослого, решающего проблемы».
Мой разговор с частями моей личности можно перенести в реальность. Поняв, что происходит внутри меня, я смогу изменить отношения с моей настоящей мамой. Вадим Петровский показывает на стулья: вот родительская часть личности, вот детская, а вот взрослая. «Почувствуйте все три состояния и соберите их вместе». Я делаю движение рукой: мама, Инна-подросток и Инна-взрослая объединяются в одно, словно втекая в меня. Сеанс закончен.
Психотерапевт рассказывает мне, что продолжение наших встреч привело бы к более гармоничным взаимоотношениям между моими внутренними Родителем и Ребенком и, соответственно, с близкими людьми. «По сути, вы научитесь обсуждать с близкими проблемы, которые интересны вам, а не им».
«Теперь я начну худеть?» – спрашиваю я перед уходом. «Этот вопрос вы раньше решали вместе с вашим Родителем, – говорит Вадим Петровский. – А что теперь вы чувствуете сами?» – «Я не знаю, как быть худой взрослой. Но мое тело помнит детские ощущения легкости, гибкости…» «Вот и ответ на ваш вопрос, – улыбается психотерапевт. – Вам есть куда идти».
Транзактный анализ возвращает нашему внутреннему ребенку его подлинное место – место ребенка. Терапевтическая работа требует времени, но дорога к детству не настолько далека, как мы ее представляем.
Обсуждения Большая девочка