Жизнь человека

Жизнь - это динамика спирали, динамика волн и сердечных ритмов. Е.В.

Жизнь есть совершающееся творчество.
Разница - там сотворен, а здесь творится.
Орудие - любовь.
Точка его - разум

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

- Жизнь такая жестокая штука, а потом раз ... и нашла своего парикмахера.

- Когда я немного сумасшедшая - меня больше любят...

- Не надо ждать принца, построй свой мир сама, и тогда впускай по одному,... что не так - за ворота ...

-Да! ... Мне завидуют!
А что поделаешь, если я гениальна!

- Не поверишь!!!!.. с годами все больше хорошею.
Ну посмотри хотя бы на мою левую сторону!

Часто думая, что мы выбираем жизнь, мы на самом деле выбираем смерть, и наоборот, думая, что мы выбираем смерть, невольно мы выбираем жизнь в ее высшей форме!

Вот и утро...Позади осталась ночь,полная одиночества и пустоты.И никогда не угадаешь что принесёт тебе новый день... Если бы знать... Слабый солнечный луч начинает тиранить горизонт,заставляя считаться со своей силой всё живое вокруг. Свет проникает в окна,задремавшая жизнь просыпается и выходит на улицы. А с неба смотрит на всё это пьяный ангел,улыбается и дарит нам новый день.Может быть последний...

Между нами мужиками, кто-нибудь скажет всерьёз, когда жизнь кончается, что начинается? Нам уже немало лет, а ответа так и нет. Кто-то скажет правду не шутя, или если склеил ласты обретя, в мир потусторонний улетя, пальцем у виска нам прокрутя, после бодуна душа спьяна, не ответит не шиша, либо есть что вспомнить и душа с того света памяти не лишена.

Скажи друг мой закадычный ты помнишь, что либо о прошлой жизни? Ты что совсем рехнулся, да я не могу вспомнить то, что было со мной намедни...

В городе болтали, что инфекция пришла с румынскими цыганами, с их леденцами на палочках. Народу из каждого утюга объясняли, что это не отрава, что это грипп такой, к которому местный иммунитет не приучен. Да разве переубедишь, бабки-то лучше знают.
До гриппа смерть дважды проходила ко мне впритирку. Или трижды? Как посмотреть: дед и близнецы. Но это была какая-то не настоящая, не страшная смерть. Дед последнюю зиму всё лежал, лежал, да так в гроб и перелёг, лишь немного в чертах заострившись...

Межичи на вид: собранные, жилистые. Черноволосые, с фамильными хмурыми бровями, спокойные очень. Кто улыбнётся, то разом и нахмурится. Не нарочное действие, а улыбка такая. Межичи клёвые, дикая порода!
Покидать родину для нас поступок достойный… упрёка. Что-то типа временного помешательства. Надо лишь подождать, и образумившийся Межич вернётся. Все до одного, когда придёт срок.
А ведь где только ни раскидало нашей родни!
Есть Межичи богатые, такие, что по пять, по десять особняков за границей...

О, тырнет заработал!
Я захожу в конурку Ярика, облюбованную им ещё при жизни. Останавливаюсь в дверях. У него на вкладке ноута: бар, столики, тётки манерные, прожектора. Саксофон и целующийся с ним взасос – чернейший перец. Из единственной дерьмовой колонки негромко фигачит джаз. Ха, так это он не свои модельки под музыку пытает стамеской и киянкой! Ярик – за барабанщика. Согнувшись как баба-яга, он солирует на табуретке и на колене!
– Браво! – я аплодирую, присвистнув. – Здаров, Бадди Рич!
Ярик...

По живой луне отец показывал мне фамильное древо не раз и не два. Он меня достал с этим нафталином. В альбоме, в раме на стене, и так, и сяк: ветвящийся рисунок и обычная таблица с ремарками. Тот случай, когда я выказал пренебрежение: к чему всё это так уж хранить. Я думал о Баронском Парке, отвлёк он меня.
Отец:
– Если мы про них забудем, что, по-твоему, они будут есть?
– Па, но ведь фактически: если пирог оставить на столе, он так и будет лежать, черстветь… Еда предназначена для живых, мы её...