Живешь и по законам и без правил.
Уйдешь в свой срок, а скажут: – Рано Мир оставил.
Начнут судить: хорош ты был, иль плох,
Забыв, что есть один судья и адвокат: он – Бог!..
Он – ты!
Криккрак. “Размышления”
– У нее были такие же зеленые глаза, как у тебя, мама? – Лукавая мордашка, переломив черные чайки бровей, смотрела на мать синим восторгом.
– И очень тогда молодые и счастливые, сынок. – Располневшая от родительских обязанностей Микаэла Микаэловна растрепала золотистые кудри старшенького. На округлых формах ее коленей уместились еще три белокурых существа: упитанная кареглазая девчушка и двое крошечных братьев-близняшек.
Малышне пора было спать, но так не хотелось расставаться с лимонным, набирающим чернильные тени небом, горной прохладой сумерек и огнями Доре у белой черты прибоя. Так не хотелось уходить в зашторенную свежесть кондиционеров от сверкающего вечерней звездой Хрустального под исковерканным склоном Громилы, и... (в чем не хотелось признаваться себе) от обволакивающих душу ночных воспоминаний.
Микаэла, нарушая никому не обязательный режим, привыкла сумерничать на веранде коттеджа, что недавно подарили Булавиным колонисты по случаю удвоенного прибавления в семье.
– Ты, почему плачешь, мам? Начинаешь рассказывать и плачешь.
Синеглазый малыш от досады надул губки и отвернулся, скрывая готовую хлынуть собственную мокроту.
– Разве? – удивленно смахнула слезинку Микаэла. – Прости меня, Ра, я и не заметила. Полная рука обняла золотую головку и притянула к теплому, пахнущему фиалками и парным молоком боку.
– Расскажи про Комету.
– Мы остановились на встрече капитана Грина?
Малыш утвердительно тряхнул кудрями:
– Вперед!
ВЕЧЕРНЯЯ СКАЗКА МИКАЭЛЫ МИКАЭЛОВНЫ.
– Многоноги разволновались, когда начался массовый исход жителей Электры на Хет. Чего не изобретали электриды, чтобы не отпускать союзников. Что ни говорите, а обладали выходцы из моря могучими силами.
Не раз и не два становились плечом к плечу фея и юный Криккрак, отстаивая среди равных по мощи, интересы славного народа Эо. Снова и снова призывали они на помощь могучие силы Вселенной, а со стороны казалось, что все заключается только в наборе страшных заклинаний, да колдовских пассах привычных к магическим жестам обыкновенных человеческих рук. Но землеворотами крутилась бесплодная почва Электры под этими руками, поднимаясь черным смерчем за пределы неба.
Народу Эо творение волшебников представлялось широкой подземной галереей, к каким привык он в своих вековых странствиях под землей. Но выходил тот люд не в свои катакомбы, украшенные красивыми голограммами пейзажей, что на поверхности превратились в песок, а на бескрайние просторы возрождающегося Хета, на землю своей новой родины.
С помощью умных голографических машин постепенно возвращался первозданный облик планеты. Эти машины по сохранившимся обломкам и сейчас воспроизводят внешний вид предметов, зданий и городов Хета, которые отстраиваются точь-в-точь такими же, какими их привык видеть Рамон тысячелетия тому назад.
Памятник в Доре, на открытие которого мы завтра пойдем, восстановили одним из первых. Там вы увидите Криккрака и Костю, отталкивающих Комету от Хета. А вкруг постамента барельефы: старик Тогул в башне смерти, бой с “алыми” Хаджоха, факир и жуколет.
Но продолжим... Опустела Электра. Поняли многоноги, что останутся одни на планете и запросили пощады, обещая на веки вечные не обижать людей и вернуть им достаточную для жизни часть суши. Поняли, что Союз оказался много крепче, чем можно было себе представить, потому как сами моллюски так и не научились обходиться без помощи людей. Когда большинство населения переселилось на Хет, Кощей с Паучелло сдержали слово и аккуратно опустили Комету в самую глубокую впадину Электры.
Лед Кометы расплавился и стал морем. А из сапфирового саркофага оттаяло могучее тело князя Наворо. Криккрак и Саттва вернули витязя к жизни, чтобы мог он убедиться в тщете своих военных помыслов и навеки успокоиться под алтарем Бога войны Эррора – Бога Ошибки.
На Электре осталось не мало людей, и Союз людей с электридами после переселения только окреп. До сих пор живут в добром соседстве народы Электры и их выпестованные из моря друзья, и до сих пор в подземном храме грозного божества происходят таинственные превращения, как память о самой серьезной оплошности людей и суровом наказании за вероломство...
Часы ночного отдыха и воспоминаний приносили Мике неизъяснимую радость общения с прошлым. Отец ребятишек, ее Алешка, вернется домой с первыми лучами зеленого солнышка из рукотворной звездочки Хрустального, где он с Эолом и мурашами продолжают творить начатую Криккраком и Костей сказку возрождения планеты. Где они сейчас, милые братья Когтевы? Завтра "Волшебная ночь" и все соберутся на поляне Яги. Придут ли на нее те, кто ушел в неизвестность? Сколько раз стартовали они отсюда в неведомое, сколько раз возвращались к родным местам?
– Хет возрождался, и нечисти бишау на нем не оставалось места. Ожидалось ее великое переселение. Космические волшебники не торопились с поисками нового места, изучая обстановку. Дело грозило затянуться на неопределенный срок. Посоветовавшись с командиром, Криккрак и Костя решили увезти роботов бишау в порт мертвых “Вечность” на обломках знаменитого "Летучего голландца", что соорудила нечистая сила из гнилушек и паутины, Помните сон Эолы? Саттва переполошилась.
– Нет возврата от причала порта, – убеждала она братьев. – Нехай живут роботы рядом с Громилой.
Но упыри, вурдалаки, кикиморы, шишоки, тонконогая шушера, лешие и даже приветливые русалки не захотели оставаться на переставшей быть родной планете. Раскрыла Яга Книгу судеб и говорит ребятам:
– Смотрите! Пусто в Книжице на выходе. Кто уйдет, тот не вернется.
А Эола обрадовалась:
– Я очень люблю темный народец, и сама давно стала ведьмой. Они очень милые, мне с ними весело. Я полечу вместо вас!
То-то кутерьма началась! Все ребят отговаривают, а они стоят на своем. Знают, не найдет дорогу нечисть к последнему причалу, надумай они отказаться.
– Любви и уважения все достойны, – сказал Криккрак матери на прощанье. – В наших силах и нечисти помочь, и путь разведать. Полезно знать, куда попадать не надо. Вдруг пригодиться? Книга судеб молчит, потому что ее создатели бишау не смогли просчитать последствия. Сами они побоялись соваться в заколдованный порт. Место серьезное. Но я убежден в успехе!
Распустили паутину парусов и улетели.
Через две недели вернулись братья на поляну Яги и рассказали про страшного черного пассажира в надвинутом на глаза капюшоне, что весь путь до места назначения держался ото всех особняком. Нечисть пирует, веселится, а “черный” молчком держится тени, молчком отходит от любопытных, не спит, и всегда начеку. Когда долетели до порта, все нечестивцы сошли на берег, загадочный пассажир сбросил с головы капюшон и братья увидели костлявое лицо Смерти!
Не испугались братья. Закутались в снежный волшебный плащ, и Криккрак блокировку поставил, для верности. Смерть достала косу из-за пазухи и крадется к ним мелким шажком потихонечку. Казалось, пересыпает костяшки по палубе и недобро так, жутко скалиться. Вдруг упал на корабль луч Голубой звезды, и замерла Смерть, будто ее кости приклеились к гнилушкам палубы. Криккрак с Костей шаг за шагом по лучу поднимаются, а Смерть скулит потерявшимся щенком и с места не может сдвинуться.
Криккрак обернулся и видит плохо дело у старухи. Бросил он Смерти полу волшебного плаща, Смерть выбросила косу за борт, уцепилась за плащ и заползла на Луч подальше от палубы "Летучего Голландца". Ей без помощи братьев никак нельзя было отодрать костлявые ступни от коварных гнилушек. Насилу выбралась. Летят втроем. Безносая плащ отпустила, своим ходом чешет. Костяшки янтарем светятся от счастья.
– Я с вами, – говорит, – больше связываться не буду! Колдуны не мой профиль. Я по возвращении разберусь с той сволочью, кто мне эту дурацкую командировку спроворил!
В ответ Криккрак и Костя выполнили серию фигур высшего пилотажа, чему их мать-летчица научила, и оставили безносую с носом. Кто знает, какая хитрость у Смерти хитрее самой хитрости и подлее самой подлости? Некоторые астронавты рассердились. На кой ляд, говорят, смерть от смерти спасли. Жили бы вечно, кому плохо? Только Криккрак им объяснил, что без смерти и жизни не будет. Может и не понял, но поразмыслил народ и ехидничать перестал.
2
– Потом ушли братья вместе с Рамоном в далекое далеко... и не вернулись. Яга говорила, живы. Нет теперь с нами Яги. Затосковала без своего соколиного племени, забросила науку и в Саттву перестала превращаться. Так и нашли ее в избушке год спустя: "нос в потолок врос, одна нога на печи – другая на улице ". Как по сказке. Попрощаться с усопшей не успели. Рассыпалась Яга вместе со своим "еродромом" и колдовскими причиндалами в прах. И прах тот поднял Тайофун смерчем к светлому небу и развеял по ветру над синими морями. Спасибо Железяке, километры пленки отснял обо всем...
Стало темно и зябко. Мика поднялась и перенесла уснувших детишек в спальню. Постояв над чадами несколько минут, почтенная мать убедилась в том, что не разбудила никого из них и направилась в домашнюю библиотеку. БИБУ приветливо загудел и весело подмигнул зеленым глазком готовности.
– Дневники Рамона, – вздохнула Мика, вставляя кассету в приемное устройство.
Несколько лет тому назад “дневники” нашли рядом с окаменевшим жуколетом, но расшифровка записей поддавалась с заметным скрипом. Две тысячи лет под водой не прошли для бумаги, холста (или, что там) бесследно...
Мика открыла пластиковый переплет и в сотый раз углубилась в чтение.
"...(братья) взялись за руки, начали расти, и вдруг устремились прямо в черные и багровые тучи к страшному глазу звезды…
Волшебный плащ рассыпал белый дождь, и на палубе сразу стало легче дышать.
– Кто они? – спросил отец, а голос дрожал, и рябое лицо усеяли капли пота. Я понял, Непобедимому не по себе. Впервые Ханжану стало страшно.
– Твой сын из будущего и его названный брат, – ответил я.
Отец зыркнул… как на заболевшего головой, и уставился в небо.
…дождь очистил воздух… мы видели две тени, которые росли… и… за руки неслись навстречу … небу... ... Все ближе и ближе... гремел Вулкан… Громилой через …тысячи лет... Звезда пошла боком... Вулкан замолчал. ... ушла ... ждал ... видели ... ударили руками ... ... очень большие ... синяя вспышка".
Не выключая БИБУ, Микаэла задумалась, по-своему расшифровывая многочисленные пропуски текста и машинально анализируя поступок друзей:
“Могли же вы и по-другому поступить... Отступиться или вмешаться раньше и не допустить Комету к Хету. Скорее всего, смогли бы. Смогли бы, да их Время пришло...” Ее личная расшифровка лежала рядом. Мика помнила каждую строчку наизусть.
... “Взявшись за руки, набрав массу и скорость, братья, что есть силы, ударили Комету. Глаза Криккрака излучали волны черного света. Волшебник спешил, ожидая рокового вторжения в атмосферу и взрыва.
– Только бы успеть! – молил он, простирая к чудовищу могучие руки. – Великие, помогите нам!
– Куда прешь, дурында? – наверняка поинтересовался Костя за секунду до ослепительной вспышки столкновения с замороженным океаном”...
– Спросил обязательно! Не мог не спросить. Такой уж неунывающий характер был у тебя мой чудесный последний хаттон... – Микаэла смахнула слезу и снова обратилась к экрану. Четкий почерк Рамона плыл перед глазами:
"...Кри! Молю небо, (чтобы) ты прочитал эти строчки. Она верну (лась)! Зачем, зачем все было? (Мне) пятьдесят два, Джею нет одиннадцати" ... ... ...
Микаэла всхлипнула и испуганно оглянулась, не подслушал ли кто: "Почему ты плачешь, мама?" И синие-синие глазищи в упор из-под золотой копны.
" ... я счастлив? Мне было страшно и, улети вы с Костей в ваше время, я бы умер. …мой ангел (хранитель!) Молю и заклинаю (тебя) – не спасай меня (больше) никогда! Ни (через) две, ни через десять (тысяч) лет! Горько сознавать, что умираешь ... горше, прощаться со своими детьми! (Пойми)! "
Каменный кокон Джея под устремленным к небу крылом... и юность беспорядочной чередой грез...
3
Перевернув сто тридцать третью кружку кверху дном, дедушка Космос откинулся в мягком кресле. Васильковые глаза повелителя Вселенной смотрели на бабушку Время с вопросительным ожиданием.
– Ты осуждаешь задумку? – Старуха в свою очередь закончила чаепитие и движением левой брови очистила стол. – Внук и его брат исполнили Предназначение. Им нечего делать ни на Хете, ни на Земле.
– Могли бы и предположить, что Комета через тридцать семь лет вернется. Судьба Хета была предрешена... Вы понимаете меня, Псы?
Черные статуи из эбенового дерева у потертых подлокотников дружно прогавкали безоговорочное согласие.
– Разве братья достойны осуждения? – Бабушка Время сотворила платочек и промокнула им, проступившие у висков серебристые капельки. – Разве ты, властелин, пробовал заглянуть в глаза собственной душе перед смертью тела? То-то. Сейчас оба вошли в Свет Голубой звезды, повелевают волшебным лучом.
Собаки удовлетворенно заурчали:
– Сотвори картинку, хозяин, мы с радостью навестим малышей.
– Успеете, разлюбезные! Посмотрите, что сказал внук своей душе перед последним стартом. – Хозяин Вселенной высветил окно в мир...
Каюта боевого корабля Ханжана за короткое отсутствие принца и “ангела” не изменилась и по-прежнему напоминала лавку древностей. В дальнем от входа углу, утонув в широком плетеном кресле, сидел Костя. Рамон стоял перед столом, положив ладони на расстеленную морскую карту и, казалось, изучал подходы к бухте Доре сквозь лабиринт мелких островков, напротив устья Жабарона.
– Запомни мое первое Я! Добро и Зло, Любовь и Ненависть, Материя и Дух…– они как два конца меча, рукоять и лезвие, они переходят одно в другое в одном общем предназначении. Нам не всегда дано понимать, где сотворенное нами Добро переходит во Зло, а Любовь вдруг оборачивается Ненавистью, или Дух вдруг оказывается осязаемым. Мы ограниченны в восприятии Мира, а жить и что-то делать в жизни надо. – Криккрак подошел и положил увлажнившиеся от волнения ладони на горячие плечи принца. Рамон побледнел и смотрел на второе воплощение собственной души с испугом.
– Ты прощаешься со мной, К-кри? – голос принца дрогнул. Имя второго Я прозвучало с заметным заиканием.
– Попытаемся с Костей выполнить данное обещание... Не перебивай, дай закончить мысль! Живи, как хочешь, не становясь первопричиной Зла, если понимаешь, что творишь Зло. Гони Зло, даже из мыслей... старайся понять и простить врагов и самых скверных людей. Люби их, но убей, защищая Жизнь, когда нет выбора! Потом раскайся, простив. Бей, а Зла не держи! Любовь – стержень, Она – Бог во всех проявлениях. Бывает, оборачивается палкой или карой... ради жизни. Не понимая целей Бога, мы обязаны верить!.. Нет выбора… Мы обязаны научиться любить весь Мир таким, как он есть. Мы с ним – одно целое! Нагадить, насолить кому-то или чему-то невозможно, по закону Кармы оно хуже, чем укусить свою руку, все-все вернется с лихвой!
Победы – мираж! Все военные победы твоего отца – тьфу! Что он или ты получили взамен? Смерть твоей матери, предательство регента! А тебя своими победами отец не предал? Вдумайся, чтобы не предать своих детей!
– Ты предлагаешь любить даже Паучелло? – Рот принца открылся от удивления, смуглые щеки потемнели. Перспектива иметь собственных детей вдруг обрела реальные черты волнующей неизбежности. И пришел страх. Не за себя и не за Кри, готового умчаться в неизвестность со своим преданным братом-хаттоном…
Черное в желтых и зеленых полосах небо. Мечущийся между скал жуколет и в нем мальчишка. Криккрак продолжал говорить беззвучно шевеля губами, рассыпая по стенам синие до чернильной густоты сполохи. А страх уколол в сердце и пропал. Ненароком смахнув со стола карту, Рамон устроился прямо на широкой столешнице и откинулся на расставленные упором руки.
Костя шестым чувством уловил неладное с первым Я брата. Он приподнялся в своем углу, подавая разошедшемуся проповеднику знаки сменить пластинку. Но Криккрак только полыхнул на него чернотой. Вижу, мол. Некогда! И до Рамона тотчас долетели его слова. Точно вырвались из страшных туч, озаренных прощальным сиянием дня.
– … а ты ненавидишь зверей, съедающих себе или тебе подобных? Или ты уверен, что родители любят своих чад, облизывая их со всех сторон? Да не будь равнодушных отцов и матерей, откуда взяться поколениям брошенных на произвол судьбы детей?! Тех, что кормят кровью вампиров Паучелл, Кощеев… и сами растут нечистью! – Криккрак подобрал карту и, свернув ее толстой трубой, поставил торчком к изголовью царского ложа. Ни один Паук, ни один Кощей и носа бы не посмеет показать, умей каждый отец и всякая мать любить по-нас-то-я-ще-му своих детей. К их беде, любят родители в своих драгоценных чадах – самое себя!
Костя, прищурив глаза, задумчиво наблюдал за братом. Таким возбужденным он его никогда не видел. Криккрак то и дело принимался вышагивать по каюте цепкой походкой и говорил торопливо, предельно четко выражая каждую мысль. Иногда, в конце фразы, он резко взмахивал кулаком, точно вгонял гвоздь в одному ему видимую доску, и тогда по стенам проносились черные сполохи пустоты.
– А дети? Они святые, Рамон, пока не повзрослеют! Большой грех заставлять их взрослеть раньше времени. – Волшебные глаза выдали яркую фиолетовую гамму и снова потемнели. – Вдумайся в себя самого, Рамон!
Кулак в очередной раз рассек воздух. Костя даже подумал, что услышал свист расступившегося перед ним воздуха. А перед взором принца вновь замельтешил теряющий управление жуколет.
– Тебя с измальства учили не бою, а бойне. Учили убивать равных себе не ради защиты, а убивать, чтобы самому слаще жрать, мягче спать и не выполнять черной работы. Потом ты увидел ужас Ушура, и ты никогда не последуешь примеру отца! Ты возненавидел его дело, возненавидел полководца горя, но как отца продолжаешь любить. И это правильно!..
Криккрак на картинке распахнул квадрат иллюминатора, и в избушку волшебников ворвались звуки надвигающегося шторма. С минуту мальчик молчал, сосредоточенно сдвинув крылья чайки, не отступая под порывами сдобренного солеными брызгами ветра и устремив пронзительно синий взор к волнующемуся мрачному горизонту.
– Мое собственное детство понять сложнее. На первый взгляд – оно без туч и облаков. Но я тоже повзрослел раньше времени! – Криккрак закрыл иллюминатор и снова подошел к Рамону. – Мои друзья – хаттон, робот и шимпанзе. Ровесников не было! Костя, Лешка и Мика опоздали к моему детству.
Нас любили и учили бою для защиты. Мы все повзрослели рано, с опозданием понимая, что цена наших ошибок – чья-то жизнь! На самом деле, она не чья-то! Она единственная на весь космос наша общая жизнь! И мы любим своих матерей и отцов. И это тоже правильно!..
– Лишь бы они были! – донеслось из угла, где сидел Костя.
– А детство ушло. Безответным цветком, который сорвали, поставили в вазу, полюбовались и выбросили на помойку. Хочет такую судьбу сам цветок, разве его спрашивают? Дети – цветы жизни! Мы были цветами. Только быть букетом с перспективой догнивать на помойке, не хочется! – Криккрак в который раз “вогнал гвоздь” в крышку стола.
“Это жест моего отца! Это мой жест! Это я “забиваю гвоздь”, когда волнуюсь!” – Ты прощаешься со мной, Кри? – слова Рамона прозвучали стоном.
Картинка пропала.
– Лихо! – крякнул дедушка Космос от удовольствия.
– Оба стали Светом Голубой звезды и внук, и брат его. – Старушка скромно потупилась, скрывая гордость.
Властелин Вселенной потер шершавые ладони одна о другую.
– Люби все и вся, не осуждая! Да “не судим будешь”.
Сказка кончилась, ребята.
Свет звезды – два юных брата
Берегут и твой покой.
Не суди нас! Бог с тобой!
... кристалл растаял без следа. Не растаял, испарился, оставив в душе чувство очень близкое к ощущению пустоты, когда возвращаешься домой с невеселых проводов в последний путь, а каждая клеточка тела трепещет от щемящей истомы понимания, что с этой минуты за спиной у тебя – никого! Твой черед дойти и стать опорой, идущим рядом по загадочной тропе, имя которой – Жизнь.
Комментарии на любителя:
Любители ползать по горам с рюкзаками помнят старые легенды о вершинах-хозяевах и знают Золотое Правило Гор, по которому в скалистых владениях одних – нельзя ругаться, возле угрюмых скал других – обманывать или подличать, а в гости к третьим, седая глава которых прячется в облаках далеко от земных страстей, можно смело заходить, разве что, после причастия. Ни одно ваше движение, ни малейший поступок, даже самая сокровенная мысль не ускользнут от пристального внимания Горы - Хозяина.
Горы – лучшие учителя! Горы дуракам помогают, умных учат, а умников раз и навсегда отучивают маяться дурью. Их (твердолобых) горы жалеют по-своему. Войти в их владения – не штука, а вот выйти?..
НЕ ВСЕ ПРОХОДЯТ ВЫПУСКНОЙ ЭКЗАМЕН, однако. Будь ты "чайник" или перворазник в новеньких вибрамах и не штопанной ни разу штормовке, запомни Золотое Правило Гор крепче молитвы.
Догорели костры.
Уйдешь в свой срок, а скажут: – Рано Мир оставил.
Начнут судить: хорош ты был, иль плох,
Забыв, что есть один судья и адвокат: он – Бог!..
Он – ты!
Криккрак. “Размышления”
– У нее были такие же зеленые глаза, как у тебя, мама? – Лукавая мордашка, переломив черные чайки бровей, смотрела на мать синим восторгом.
– И очень тогда молодые и счастливые, сынок. – Располневшая от родительских обязанностей Микаэла Микаэловна растрепала золотистые кудри старшенького. На округлых формах ее коленей уместились еще три белокурых существа: упитанная кареглазая девчушка и двое крошечных братьев-близняшек.
Малышне пора было спать, но так не хотелось расставаться с лимонным, набирающим чернильные тени небом, горной прохладой сумерек и огнями Доре у белой черты прибоя. Так не хотелось уходить в зашторенную свежесть кондиционеров от сверкающего вечерней звездой Хрустального под исковерканным склоном Громилы, и... (в чем не хотелось признаваться себе) от обволакивающих душу ночных воспоминаний.
Микаэла, нарушая никому не обязательный режим, привыкла сумерничать на веранде коттеджа, что недавно подарили Булавиным колонисты по случаю удвоенного прибавления в семье.
– Ты, почему плачешь, мам? Начинаешь рассказывать и плачешь.
Синеглазый малыш от досады надул губки и отвернулся, скрывая готовую хлынуть собственную мокроту.
– Разве? – удивленно смахнула слезинку Микаэла. – Прости меня, Ра, я и не заметила. Полная рука обняла золотую головку и притянула к теплому, пахнущему фиалками и парным молоком боку.
– Расскажи про Комету.
– Мы остановились на встрече капитана Грина?
Малыш утвердительно тряхнул кудрями:
– Вперед!
ВЕЧЕРНЯЯ СКАЗКА МИКАЭЛЫ МИКАЭЛОВНЫ.
– Многоноги разволновались, когда начался массовый исход жителей Электры на Хет. Чего не изобретали электриды, чтобы не отпускать союзников. Что ни говорите, а обладали выходцы из моря могучими силами.
Не раз и не два становились плечом к плечу фея и юный Криккрак, отстаивая среди равных по мощи, интересы славного народа Эо. Снова и снова призывали они на помощь могучие силы Вселенной, а со стороны казалось, что все заключается только в наборе страшных заклинаний, да колдовских пассах привычных к магическим жестам обыкновенных человеческих рук. Но землеворотами крутилась бесплодная почва Электры под этими руками, поднимаясь черным смерчем за пределы неба.
Народу Эо творение волшебников представлялось широкой подземной галереей, к каким привык он в своих вековых странствиях под землей. Но выходил тот люд не в свои катакомбы, украшенные красивыми голограммами пейзажей, что на поверхности превратились в песок, а на бескрайние просторы возрождающегося Хета, на землю своей новой родины.
С помощью умных голографических машин постепенно возвращался первозданный облик планеты. Эти машины по сохранившимся обломкам и сейчас воспроизводят внешний вид предметов, зданий и городов Хета, которые отстраиваются точь-в-точь такими же, какими их привык видеть Рамон тысячелетия тому назад.
Памятник в Доре, на открытие которого мы завтра пойдем, восстановили одним из первых. Там вы увидите Криккрака и Костю, отталкивающих Комету от Хета. А вкруг постамента барельефы: старик Тогул в башне смерти, бой с “алыми” Хаджоха, факир и жуколет.
Но продолжим... Опустела Электра. Поняли многоноги, что останутся одни на планете и запросили пощады, обещая на веки вечные не обижать людей и вернуть им достаточную для жизни часть суши. Поняли, что Союз оказался много крепче, чем можно было себе представить, потому как сами моллюски так и не научились обходиться без помощи людей. Когда большинство населения переселилось на Хет, Кощей с Паучелло сдержали слово и аккуратно опустили Комету в самую глубокую впадину Электры.
Лед Кометы расплавился и стал морем. А из сапфирового саркофага оттаяло могучее тело князя Наворо. Криккрак и Саттва вернули витязя к жизни, чтобы мог он убедиться в тщете своих военных помыслов и навеки успокоиться под алтарем Бога войны Эррора – Бога Ошибки.
На Электре осталось не мало людей, и Союз людей с электридами после переселения только окреп. До сих пор живут в добром соседстве народы Электры и их выпестованные из моря друзья, и до сих пор в подземном храме грозного божества происходят таинственные превращения, как память о самой серьезной оплошности людей и суровом наказании за вероломство...
Часы ночного отдыха и воспоминаний приносили Мике неизъяснимую радость общения с прошлым. Отец ребятишек, ее Алешка, вернется домой с первыми лучами зеленого солнышка из рукотворной звездочки Хрустального, где он с Эолом и мурашами продолжают творить начатую Криккраком и Костей сказку возрождения планеты. Где они сейчас, милые братья Когтевы? Завтра "Волшебная ночь" и все соберутся на поляне Яги. Придут ли на нее те, кто ушел в неизвестность? Сколько раз стартовали они отсюда в неведомое, сколько раз возвращались к родным местам?
– Хет возрождался, и нечисти бишау на нем не оставалось места. Ожидалось ее великое переселение. Космические волшебники не торопились с поисками нового места, изучая обстановку. Дело грозило затянуться на неопределенный срок. Посоветовавшись с командиром, Криккрак и Костя решили увезти роботов бишау в порт мертвых “Вечность” на обломках знаменитого "Летучего голландца", что соорудила нечистая сила из гнилушек и паутины, Помните сон Эолы? Саттва переполошилась.
– Нет возврата от причала порта, – убеждала она братьев. – Нехай живут роботы рядом с Громилой.
Но упыри, вурдалаки, кикиморы, шишоки, тонконогая шушера, лешие и даже приветливые русалки не захотели оставаться на переставшей быть родной планете. Раскрыла Яга Книгу судеб и говорит ребятам:
– Смотрите! Пусто в Книжице на выходе. Кто уйдет, тот не вернется.
А Эола обрадовалась:
– Я очень люблю темный народец, и сама давно стала ведьмой. Они очень милые, мне с ними весело. Я полечу вместо вас!
То-то кутерьма началась! Все ребят отговаривают, а они стоят на своем. Знают, не найдет дорогу нечисть к последнему причалу, надумай они отказаться.
– Любви и уважения все достойны, – сказал Криккрак матери на прощанье. – В наших силах и нечисти помочь, и путь разведать. Полезно знать, куда попадать не надо. Вдруг пригодиться? Книга судеб молчит, потому что ее создатели бишау не смогли просчитать последствия. Сами они побоялись соваться в заколдованный порт. Место серьезное. Но я убежден в успехе!
Распустили паутину парусов и улетели.
Через две недели вернулись братья на поляну Яги и рассказали про страшного черного пассажира в надвинутом на глаза капюшоне, что весь путь до места назначения держался ото всех особняком. Нечисть пирует, веселится, а “черный” молчком держится тени, молчком отходит от любопытных, не спит, и всегда начеку. Когда долетели до порта, все нечестивцы сошли на берег, загадочный пассажир сбросил с головы капюшон и братья увидели костлявое лицо Смерти!
Не испугались братья. Закутались в снежный волшебный плащ, и Криккрак блокировку поставил, для верности. Смерть достала косу из-за пазухи и крадется к ним мелким шажком потихонечку. Казалось, пересыпает костяшки по палубе и недобро так, жутко скалиться. Вдруг упал на корабль луч Голубой звезды, и замерла Смерть, будто ее кости приклеились к гнилушкам палубы. Криккрак с Костей шаг за шагом по лучу поднимаются, а Смерть скулит потерявшимся щенком и с места не может сдвинуться.
Криккрак обернулся и видит плохо дело у старухи. Бросил он Смерти полу волшебного плаща, Смерть выбросила косу за борт, уцепилась за плащ и заползла на Луч подальше от палубы "Летучего Голландца". Ей без помощи братьев никак нельзя было отодрать костлявые ступни от коварных гнилушек. Насилу выбралась. Летят втроем. Безносая плащ отпустила, своим ходом чешет. Костяшки янтарем светятся от счастья.
– Я с вами, – говорит, – больше связываться не буду! Колдуны не мой профиль. Я по возвращении разберусь с той сволочью, кто мне эту дурацкую командировку спроворил!
В ответ Криккрак и Костя выполнили серию фигур высшего пилотажа, чему их мать-летчица научила, и оставили безносую с носом. Кто знает, какая хитрость у Смерти хитрее самой хитрости и подлее самой подлости? Некоторые астронавты рассердились. На кой ляд, говорят, смерть от смерти спасли. Жили бы вечно, кому плохо? Только Криккрак им объяснил, что без смерти и жизни не будет. Может и не понял, но поразмыслил народ и ехидничать перестал.
2
– Потом ушли братья вместе с Рамоном в далекое далеко... и не вернулись. Яга говорила, живы. Нет теперь с нами Яги. Затосковала без своего соколиного племени, забросила науку и в Саттву перестала превращаться. Так и нашли ее в избушке год спустя: "нос в потолок врос, одна нога на печи – другая на улице ". Как по сказке. Попрощаться с усопшей не успели. Рассыпалась Яга вместе со своим "еродромом" и колдовскими причиндалами в прах. И прах тот поднял Тайофун смерчем к светлому небу и развеял по ветру над синими морями. Спасибо Железяке, километры пленки отснял обо всем...
Стало темно и зябко. Мика поднялась и перенесла уснувших детишек в спальню. Постояв над чадами несколько минут, почтенная мать убедилась в том, что не разбудила никого из них и направилась в домашнюю библиотеку. БИБУ приветливо загудел и весело подмигнул зеленым глазком готовности.
– Дневники Рамона, – вздохнула Мика, вставляя кассету в приемное устройство.
Несколько лет тому назад “дневники” нашли рядом с окаменевшим жуколетом, но расшифровка записей поддавалась с заметным скрипом. Две тысячи лет под водой не прошли для бумаги, холста (или, что там) бесследно...
Мика открыла пластиковый переплет и в сотый раз углубилась в чтение.
"...(братья) взялись за руки, начали расти, и вдруг устремились прямо в черные и багровые тучи к страшному глазу звезды…
Волшебный плащ рассыпал белый дождь, и на палубе сразу стало легче дышать.
– Кто они? – спросил отец, а голос дрожал, и рябое лицо усеяли капли пота. Я понял, Непобедимому не по себе. Впервые Ханжану стало страшно.
– Твой сын из будущего и его названный брат, – ответил я.
Отец зыркнул… как на заболевшего головой, и уставился в небо.
…дождь очистил воздух… мы видели две тени, которые росли… и… за руки неслись навстречу … небу... ... Все ближе и ближе... гремел Вулкан… Громилой через …тысячи лет... Звезда пошла боком... Вулкан замолчал. ... ушла ... ждал ... видели ... ударили руками ... ... очень большие ... синяя вспышка".
Не выключая БИБУ, Микаэла задумалась, по-своему расшифровывая многочисленные пропуски текста и машинально анализируя поступок друзей:
“Могли же вы и по-другому поступить... Отступиться или вмешаться раньше и не допустить Комету к Хету. Скорее всего, смогли бы. Смогли бы, да их Время пришло...” Ее личная расшифровка лежала рядом. Мика помнила каждую строчку наизусть.
... “Взявшись за руки, набрав массу и скорость, братья, что есть силы, ударили Комету. Глаза Криккрака излучали волны черного света. Волшебник спешил, ожидая рокового вторжения в атмосферу и взрыва.
– Только бы успеть! – молил он, простирая к чудовищу могучие руки. – Великие, помогите нам!
– Куда прешь, дурында? – наверняка поинтересовался Костя за секунду до ослепительной вспышки столкновения с замороженным океаном”...
– Спросил обязательно! Не мог не спросить. Такой уж неунывающий характер был у тебя мой чудесный последний хаттон... – Микаэла смахнула слезу и снова обратилась к экрану. Четкий почерк Рамона плыл перед глазами:
"...Кри! Молю небо, (чтобы) ты прочитал эти строчки. Она верну (лась)! Зачем, зачем все было? (Мне) пятьдесят два, Джею нет одиннадцати" ... ... ...
Микаэла всхлипнула и испуганно оглянулась, не подслушал ли кто: "Почему ты плачешь, мама?" И синие-синие глазищи в упор из-под золотой копны.
" ... я счастлив? Мне было страшно и, улети вы с Костей в ваше время, я бы умер. …мой ангел (хранитель!) Молю и заклинаю (тебя) – не спасай меня (больше) никогда! Ни (через) две, ни через десять (тысяч) лет! Горько сознавать, что умираешь ... горше, прощаться со своими детьми! (Пойми)! "
Каменный кокон Джея под устремленным к небу крылом... и юность беспорядочной чередой грез...
3
Перевернув сто тридцать третью кружку кверху дном, дедушка Космос откинулся в мягком кресле. Васильковые глаза повелителя Вселенной смотрели на бабушку Время с вопросительным ожиданием.
– Ты осуждаешь задумку? – Старуха в свою очередь закончила чаепитие и движением левой брови очистила стол. – Внук и его брат исполнили Предназначение. Им нечего делать ни на Хете, ни на Земле.
– Могли бы и предположить, что Комета через тридцать семь лет вернется. Судьба Хета была предрешена... Вы понимаете меня, Псы?
Черные статуи из эбенового дерева у потертых подлокотников дружно прогавкали безоговорочное согласие.
– Разве братья достойны осуждения? – Бабушка Время сотворила платочек и промокнула им, проступившие у висков серебристые капельки. – Разве ты, властелин, пробовал заглянуть в глаза собственной душе перед смертью тела? То-то. Сейчас оба вошли в Свет Голубой звезды, повелевают волшебным лучом.
Собаки удовлетворенно заурчали:
– Сотвори картинку, хозяин, мы с радостью навестим малышей.
– Успеете, разлюбезные! Посмотрите, что сказал внук своей душе перед последним стартом. – Хозяин Вселенной высветил окно в мир...
Каюта боевого корабля Ханжана за короткое отсутствие принца и “ангела” не изменилась и по-прежнему напоминала лавку древностей. В дальнем от входа углу, утонув в широком плетеном кресле, сидел Костя. Рамон стоял перед столом, положив ладони на расстеленную морскую карту и, казалось, изучал подходы к бухте Доре сквозь лабиринт мелких островков, напротив устья Жабарона.
– Запомни мое первое Я! Добро и Зло, Любовь и Ненависть, Материя и Дух…– они как два конца меча, рукоять и лезвие, они переходят одно в другое в одном общем предназначении. Нам не всегда дано понимать, где сотворенное нами Добро переходит во Зло, а Любовь вдруг оборачивается Ненавистью, или Дух вдруг оказывается осязаемым. Мы ограниченны в восприятии Мира, а жить и что-то делать в жизни надо. – Криккрак подошел и положил увлажнившиеся от волнения ладони на горячие плечи принца. Рамон побледнел и смотрел на второе воплощение собственной души с испугом.
– Ты прощаешься со мной, К-кри? – голос принца дрогнул. Имя второго Я прозвучало с заметным заиканием.
– Попытаемся с Костей выполнить данное обещание... Не перебивай, дай закончить мысль! Живи, как хочешь, не становясь первопричиной Зла, если понимаешь, что творишь Зло. Гони Зло, даже из мыслей... старайся понять и простить врагов и самых скверных людей. Люби их, но убей, защищая Жизнь, когда нет выбора! Потом раскайся, простив. Бей, а Зла не держи! Любовь – стержень, Она – Бог во всех проявлениях. Бывает, оборачивается палкой или карой... ради жизни. Не понимая целей Бога, мы обязаны верить!.. Нет выбора… Мы обязаны научиться любить весь Мир таким, как он есть. Мы с ним – одно целое! Нагадить, насолить кому-то или чему-то невозможно, по закону Кармы оно хуже, чем укусить свою руку, все-все вернется с лихвой!
Победы – мираж! Все военные победы твоего отца – тьфу! Что он или ты получили взамен? Смерть твоей матери, предательство регента! А тебя своими победами отец не предал? Вдумайся, чтобы не предать своих детей!
– Ты предлагаешь любить даже Паучелло? – Рот принца открылся от удивления, смуглые щеки потемнели. Перспектива иметь собственных детей вдруг обрела реальные черты волнующей неизбежности. И пришел страх. Не за себя и не за Кри, готового умчаться в неизвестность со своим преданным братом-хаттоном…
Черное в желтых и зеленых полосах небо. Мечущийся между скал жуколет и в нем мальчишка. Криккрак продолжал говорить беззвучно шевеля губами, рассыпая по стенам синие до чернильной густоты сполохи. А страх уколол в сердце и пропал. Ненароком смахнув со стола карту, Рамон устроился прямо на широкой столешнице и откинулся на расставленные упором руки.
Костя шестым чувством уловил неладное с первым Я брата. Он приподнялся в своем углу, подавая разошедшемуся проповеднику знаки сменить пластинку. Но Криккрак только полыхнул на него чернотой. Вижу, мол. Некогда! И до Рамона тотчас долетели его слова. Точно вырвались из страшных туч, озаренных прощальным сиянием дня.
– … а ты ненавидишь зверей, съедающих себе или тебе подобных? Или ты уверен, что родители любят своих чад, облизывая их со всех сторон? Да не будь равнодушных отцов и матерей, откуда взяться поколениям брошенных на произвол судьбы детей?! Тех, что кормят кровью вампиров Паучелл, Кощеев… и сами растут нечистью! – Криккрак подобрал карту и, свернув ее толстой трубой, поставил торчком к изголовью царского ложа. Ни один Паук, ни один Кощей и носа бы не посмеет показать, умей каждый отец и всякая мать любить по-нас-то-я-ще-му своих детей. К их беде, любят родители в своих драгоценных чадах – самое себя!
Костя, прищурив глаза, задумчиво наблюдал за братом. Таким возбужденным он его никогда не видел. Криккрак то и дело принимался вышагивать по каюте цепкой походкой и говорил торопливо, предельно четко выражая каждую мысль. Иногда, в конце фразы, он резко взмахивал кулаком, точно вгонял гвоздь в одному ему видимую доску, и тогда по стенам проносились черные сполохи пустоты.
– А дети? Они святые, Рамон, пока не повзрослеют! Большой грех заставлять их взрослеть раньше времени. – Волшебные глаза выдали яркую фиолетовую гамму и снова потемнели. – Вдумайся в себя самого, Рамон!
Кулак в очередной раз рассек воздух. Костя даже подумал, что услышал свист расступившегося перед ним воздуха. А перед взором принца вновь замельтешил теряющий управление жуколет.
– Тебя с измальства учили не бою, а бойне. Учили убивать равных себе не ради защиты, а убивать, чтобы самому слаще жрать, мягче спать и не выполнять черной работы. Потом ты увидел ужас Ушура, и ты никогда не последуешь примеру отца! Ты возненавидел его дело, возненавидел полководца горя, но как отца продолжаешь любить. И это правильно!..
Криккрак на картинке распахнул квадрат иллюминатора, и в избушку волшебников ворвались звуки надвигающегося шторма. С минуту мальчик молчал, сосредоточенно сдвинув крылья чайки, не отступая под порывами сдобренного солеными брызгами ветра и устремив пронзительно синий взор к волнующемуся мрачному горизонту.
– Мое собственное детство понять сложнее. На первый взгляд – оно без туч и облаков. Но я тоже повзрослел раньше времени! – Криккрак закрыл иллюминатор и снова подошел к Рамону. – Мои друзья – хаттон, робот и шимпанзе. Ровесников не было! Костя, Лешка и Мика опоздали к моему детству.
Нас любили и учили бою для защиты. Мы все повзрослели рано, с опозданием понимая, что цена наших ошибок – чья-то жизнь! На самом деле, она не чья-то! Она единственная на весь космос наша общая жизнь! И мы любим своих матерей и отцов. И это тоже правильно!..
– Лишь бы они были! – донеслось из угла, где сидел Костя.
– А детство ушло. Безответным цветком, который сорвали, поставили в вазу, полюбовались и выбросили на помойку. Хочет такую судьбу сам цветок, разве его спрашивают? Дети – цветы жизни! Мы были цветами. Только быть букетом с перспективой догнивать на помойке, не хочется! – Криккрак в который раз “вогнал гвоздь” в крышку стола.
“Это жест моего отца! Это мой жест! Это я “забиваю гвоздь”, когда волнуюсь!” – Ты прощаешься со мной, Кри? – слова Рамона прозвучали стоном.
Картинка пропала.
– Лихо! – крякнул дедушка Космос от удовольствия.
– Оба стали Светом Голубой звезды и внук, и брат его. – Старушка скромно потупилась, скрывая гордость.
Властелин Вселенной потер шершавые ладони одна о другую.
– Люби все и вся, не осуждая! Да “не судим будешь”.
Сказка кончилась, ребята.
Свет звезды – два юных брата
Берегут и твой покой.
Не суди нас! Бог с тобой!
... кристалл растаял без следа. Не растаял, испарился, оставив в душе чувство очень близкое к ощущению пустоты, когда возвращаешься домой с невеселых проводов в последний путь, а каждая клеточка тела трепещет от щемящей истомы понимания, что с этой минуты за спиной у тебя – никого! Твой черед дойти и стать опорой, идущим рядом по загадочной тропе, имя которой – Жизнь.
Комментарии на любителя:
Любители ползать по горам с рюкзаками помнят старые легенды о вершинах-хозяевах и знают Золотое Правило Гор, по которому в скалистых владениях одних – нельзя ругаться, возле угрюмых скал других – обманывать или подличать, а в гости к третьим, седая глава которых прячется в облаках далеко от земных страстей, можно смело заходить, разве что, после причастия. Ни одно ваше движение, ни малейший поступок, даже самая сокровенная мысль не ускользнут от пристального внимания Горы - Хозяина.
Горы – лучшие учителя! Горы дуракам помогают, умных учат, а умников раз и навсегда отучивают маяться дурью. Их (твердолобых) горы жалеют по-своему. Войти в их владения – не штука, а вот выйти?..
НЕ ВСЕ ПРОХОДЯТ ВЫПУСКНОЙ ЭКЗАМЕН, однако. Будь ты "чайник" или перворазник в новеньких вибрамах и не штопанной ни разу штормовке, запомни Золотое Правило Гор крепче молитвы.
Догорели костры.
Обсуждения Волшебники