Девочка шла по тропинке вдоль леса.
Солнце щедро поливало своими лучами все вокруг. В ветвях деревьев игриво шумел ветерок. Зелень трав и разноцветье полевых цветов радовали глаз.
На сердце у девочки было тепло и радостно.
Сколько она уже шла - девочка не знала. Усталости не было. Была лишь истома от ожидания каких-то перемен.
Девочка шла по тропе и была счастлива. Чему – неизвестно.
---
Девочка не помнила, сколько ей лет. Она не помнила, где родилась, и кто были ее родители. И были ли они вообще.
Вереница лиц проплывала в ее памяти каждый раз, когда думала она о том, что было с ней раньше. Лица добрые и злые. Лукавые и глумящиеся. Ласковые и сострадательные.
Страшные события, имевшие место в ее жизни, на время омрачали ее рассудок.
Кровь. Страдания. Смерть.
Девочка видела людей, глумящихся над своими жертвами. Видела предательство. Бессердечие. Зависть и коварство.
Но вставали в ее голове и картины добрые, радостные.
Она знала людей благородных, сильных духом. Ласковых и дарящих радость.
Однажды в лесу она пробила сучком ногу. Было больно и очень страшно. Вид крови, выливающейся из раны, навеял ужас. Ей вдруг показалось, что произошло самое страшное, что могло произойти в ее жизни.
Она заплакала и стала звать на помощь. Но никто не приходил. И только ветер шумел листвой деревьев в ответ.
«Почему?! Почему мой любимый Лес причинил мне такие страдания?! И почему нет никого, кто бы мне помог?!»
И был Он. Огромный человек с некрасивым, грубым, бородатым лицом.
Он вышел из лесу, и ей почему-то сразу стало легко.
Теперь она не одна. Теперь есть кто-то, кто поможет ей. Кто не оставит ее здесь одну истекать кровью.
Она помнила как Бородач, ничего не говоря, вытер кровь, приложил к ране какие-то листья, обмотал ногу разорванной рубашкой.
Боль прошла. Страх растаял. Лес вновь стал приветливым. А жизнь прекрасной.
Потом человек нес ее на руках, и она была счастлива. Даже не понимая толком от чего.
Он отнес ее к людям, с которыми она жила. И последнее, что помнила она об этом человеке, была его огромная очень добрая улыбка на грубом, некрасивом лице.
Память девочки хранила картины жестокости и бессердечия.
Она видела, как люди убивали друг друга. Как жгли дома. Как наказывали плетьми провинившихся. И как радовались люди крикам и стонам истязаемых.
Помнила она, как безжалостно отказывали в помощи тем, к кому приходила беда.
И были дни страшных потрясений.
Видела Она, как сильные становились слабыми и, ставая на колени, умоляли о пощаде.
И как слабые становились сильными. И шли на смерть, защищая других. И смерть отступала.
И помнила Она также и то, как подобрали ее неизвестные ей люди, голодную и всеми брошенную. Как приняли в свою семью, и как делили с ней последние куски хлеба.
И были дни радости и веселья.
Как весело было с людьми отмечать праздники! Кушать пироги с ягодами и плясать вокруг праздничного костра!
А еще помнила того мальчика, с которым вместе играли, ходили в лес, купались в озере.
Как-то он подарил ей куклу. И для нее это был самый дорогой подарок, который она получала в своей жизни.
Все это помнила Она. Но теперь она опять одна. Ибо настало время ей уйти от тех, кто любил ее, и кого любила она.
Она знала, что это время придет. И оно прошло.
---
Девочка шла по тропинке, залитой солнцем. У нее был узелок, в котором лежал хлеб и Кукла. Ее любимая.
Тропинка бежала вдоль леса. Ветер шумливо играл ветвями деревьев. На душе было одиноко, но радостно.
Ей последнее время всегда было радостно на душе. Даже тогда, когда другие люди обычно плакали.
Она же не плакала практически никогда. Разве что тогда, когда от нее этого ждали. Ну, не хотела она разочаровывать ожиданий тех, кого любила.
Девочка всегда несла радость людям.
Когда она приходила в дом, где было горе, горе отступало, и людям становилось легче на душе.
Некоторые поговаривали, что Она умеет своим присутствием решать проблемы, которые казались неразрешимыми. Работа всегда спорилась, когда она принимала в ней участие, а праздник без нее не был таким веселым и радостным, как с ней.
Когда она уходила, все жалели об этом. И все же, никто ее не останавливал. Она чувствовала, что люди любят ее, но бояться. Ибо Она была другая. Не такая, как все. И это было решающим в отношении людей к ней.
Она всегда была «чужая» для них. Неизвестно откуда взявшаяся и теперь неизвестно куда от них уходящая.
---
Тропинка бежала вдоль леса.
«И все-таки грустно быть одной», - думалось ей, - «Зачем лес? Зачем трава? Зачем солнце? Если нету, с кем поделиться своей радостью!»
Подобные «глупые» мысли частенько приходили к ней.
Из-за изгиба леса на тропинке появился человек.
«Кто это?», - пронеслось в голове у девочки, - «Кто бы он ни был, все равно хорошо, что он появился. Это невыносимо все время вот так одной брести по тропе».
Незнакомец
поравнялся с девушкой и смешливыми глазами окинул ее с ног до головы.
- Здравствуйте, милое создание.
- Здравствия Вам. Я очень рада Вас видеть.
- Чему же Вы радуетесь?
- Я давно уже иду по этой тропе, но Вы первый, кого я встретила. Это очень грустно надолго оставаться одной.
В глазах незнакомца промелькнуло нескрываемое удивление.
- А Вы не думали о том, что случайный проходимец вроде меня может стать не совсем желательным субъектом для встречи? Особенно в таком месте как это.
- А чем Вы отличаетесь от остальных? И чем это место необычно?
На лице незнакомца выразилось явное замешательство. Некоторое время он не знал, что ответить.
- Вы либо глупы, либо непросты.
- Я, наверное, очень глупа. Я ушла от людей, которые любили меня и заботились обо мне. Теперь я одна иду, сама не зная, что ждет меня впереди.
Лицо незнакомца еще больше исказилось от изумления.
Нет, он много видал чудаков на свете, которые сами не знали, что делали. Но, глядя на девушку, он никак не мог отнести ее к их числу. Что-то было в ней такое, что он не мог объяснить лишь людской глупостью.
Может быть искренность?
Люди часто бывают глупыми и сами не ведают того, что творят, но при этом умело скрывают это свое свойство. И на вопросы стараются отвечать умно, дабы сложилось впечатление о полной адекватности их поведения.
Девочка же даже не пыталась скрывать того, чего не знает. Она, пожалуй, действительно не ведала, куда идет, но не идти не могла. А раз так, то самое главное – это хорошее настроение.
Раз уж делаешь глупости, то делай их с хорошим настроением. И не пытайся выглядеть умнее, чем ты есть на самом деле.
Да, и, пожалуй, Она действительно рада встречи с ним. Ибо, кто бы он ни был, но повстречать человека сейчас для нее все равно лучше, чем оставаться одной.
- Прелестное Создание! Быть может, долгий путь утомил Вас, и Вы бы не отказались отдохнуть и отобедать?
Девушка замялась. Но ее глаза по-прежнему сверкали радостью и искренностью.
- Я не думала об этом.
- Как бы Вы отнеслись к предложению стать на время моей гостьей? Тут недалеко есть дом, где я живу, и где мы с Вами смогли бы продолжить наше знакомство.
К еще большему удивлению незнакомца девушка, ничуть не смутившись, согласилась:
- Мне неудобно принимать Ваше предложение, но если оно искреннее, то я не могу Вам отказать, тем более что в душе я этому очень рада, ибо путь не столько утомил меня, сколько поверг в уныние от одиночества, ибо нет ничего ужаснее вот так брести без конца по лесной дороге, будучи никому ненужной и не зная, что ждет тебя даль...
Не дожидаясь окончания того, что хотела досказать девочка, незнакомец схватил ее за руку и повлек за собою в Лес.
«И все-таки люди несусветно глупы!»
---
Путь к жилищу Незнакомца оказался не так уж короток и для кого-то мог бы показаться весьма мучительным.
Лес был дремуч и скорее всего непроходимым для стороннего человека. Кругом из земли торчали коряги могучих поваленных деревьев, а толстые ветви растущих так низко опускались до земли, что порой приходилось ставать чуть ли не на корточки.
Но Незнакомцу видимо было хорошо известно все вокруг, и поэтому он уверенно вел Девочку так, что она даже не успела устать и уж тем более испугаться.
Девочка только подумала, что сама она никогда бы не зашла в столь дремучие места, а уж окажись здесь не по своей воле, то ни за что не выбралась бы отсюда самостоятельно.
Лес поначалу действительно выглядел довольно мрачно. Нигде не было ни травы, ни цветов. Не слышалось шуршания птиц в кронах деревьев. Солнце едва пробивалось сквозь немыслимое переплетение ветвей. Было сыро и пахло гнилью.
Но постепенно все в лесу начало меняться. Стал явно ощутим аромат цветов, послышались птичьи трели, огромные полуиссохшие дубы-исполины сменялись изящными березками и горделивыми кленами, раззеленелась трава.
Лес редел и, в конце концов, окончательно расступился. Незнакомец вывел Девочку на край уходящей далеко в даль пестро цветущей долины, обрамленной со всех сторон холмами и продолжением все того же леса, из которого они только что вышли.
Открывшаяся красота была настолько упоительной, что Девочку пробрала истомная дрожь и нега охватила все ее тело.
Долина казалась бескрайней. Все кругом благоухало и переливалось формами и красками. Нежное солнце снова согрело девочку своими лучами, а пьяный аромат цветущих трав выгнал из ее головы остатки мыслей.
Незнакомец, дав некоторое время Девочке оглядеться, повлек ее к цели их небольшого путешествия.
И тут Девочка увидела
Дом.
Обиталище Дала (так по ходу дела представился незнакомец) понравилось девочке (представившейся незнакомцу как Шел).
Срубленный из бревен Дом на опушке леса был довольно внушительный по размерам, выглядел грубо, но величественно, и был не лишен архитектурной красоты и замысловатости. Что-то было в нем притягательного, что пробуждало любопытство и желание зайти внутрь. Даже снаружи было видно, что в Доме множество разных комнат, комнатушек, - не говоря уже о внушительном несколько-уровневом чердаке. И главное – Дом казался живым существом, хранящим огромное количество тайн (большинство из которых лучше бы и не знать всякому).
Около Дома размещался небольшой палисадник с цветами. В разные стороны разбегались тщательно утрамбованные дорожки. Простой грубо срубленный из бревнышек, но очень красивый мостик, был перекинут через игриво журчащий ручеек. Невдалеке стояло несколько незамысловатых хозяйственных строений.
Подойдя ближе Шел обнаружила очень приятную для нее деталь усадьбы - небольшой, теснящийся средь чащи леса, садик с фруктовыми деревьями, скамеечками и мраморным столиком.
«Как много интересного знает этот садик» - почему-то пронеслось в голове у Шел.
У Девочки было замечательное настроение. Она не думала ни о чем, что плохого могло бы принести ей столь опрометчивое согласие стать гостьей Незнакомца. И когда Дал зайдя на крыльцо дома и, отворив дверь, учтиво пригласил Девочку в Дом, Шел поспешила последовать за ним.
Войдя в дом Шел была поражена по-настоящему. Такого убранства дома она ранее никогда не видела.
Дом изобиловал разнообразными деталями интерьера, выполненными из всевозможных материалов, - янтаря, узорного камня, отполированного дерева, черненого металла - и множеством всякой домашней утвари (о назначении многого Шел не могла даже догадываться). Были здесь и кованые решетки, и глиняные украшения на стенах. Бесчисленное число шкафчиков. Разных ниш. И везде, где только можно было что-то разместить или повесить, что-то стояло или висело. Светильники, зеркала, всевозможная посуда, какие-то статуэтки, картины, книги, да и просто «не вообрази что». При всем при этом чувствовалось, что все находиться на своих местах, и Хозяин терпеть не может беспорядка.
Внутри Дом был еще более загадочным, чем снаружи, ибо было совершенно непонятно, откуда это все здесь взялось, и кому и зачем это все здесь нужно.
Все было красиво, величаво, уютно, а главное, продуманно.
Большая комната с камином (видимо гостиная), куда завел Девочку Дал, была просторной и вместе с тем уютной. В ней размещался большой обеденный стол, вокруг которого были расставлены резные деревянные стулья с высокими спинками. У стен стояли шкафы со всякой всячиной. В уголках для отдыха стояли удобные кресла и небольшие диванчики. Одна из стен комнаты почти полностью представляла собой огромное окно, составленное из цветных стеклянных фрагментов. Через них ничего нельзя было видеть, но окно давало комнате много света, при этом создавая таинственную волнующую обстановку.
Не смотря на обилие мебели, в комнате оставалось много свободного места так, что в ней можно было танцевать.
Шел была необычайно поражена всем увиденным, и ее глаза и лицо выдавали это.
Назвавший себя Далом не обращал внимания на восторг Девочки. Очутившись у себя дома, он изменил свое игривое настроение и, учтиво предложив девушке присесть (где ей хочется), не дожидаясь реакции, сам развалился на просторном кресле подле большого камина в виде пасти зубастой твари, закрыл глаза и, казалось, моментально уснул.
Девушку это не смутило. Воспользовавшись моментом, она стала с любопытством разглядывать все вокруг, не обращая внимания на отдыхающего Хозяина.
Первым, что привлекло ее внимание, были картины, висевшие на обитых полированными досками стенах.
«Ни одного портрета», - подумала Шел, - «Картины красивые, но странные, какие-то».
Картины действительно можно было назвать странными. На одной из них, например, была изображена горящая свечка. Просто горящая свечка. На фоне кромешного мрака. Но вглядевшись в картину, Шел почудилось, что пламя свечи колышется, а в черном фоне мрака она вдруг отчетливо стала различать какие-то образы. Причем эти образы изменялись, жили. Ей стало страшно.
На другой картине был изображен пейзаж. Лес, зеленая лужайка, озеро, ручеек, цветы. Величественные горы нависли со всех сторон над этим умилительнейшим местом. Шел провела взглядом по очертаниям гор и тут почувствовала холод, пробежавший у нее по спине. Теперь она уже видела не горы, а клыкастую пасть огромного зверя, похожего на волка. Свирепый взгляд чудовища неистово впился в девочку.
«Странные картины. Интересно, кому и зачем понадобилось это все рисовать?»
У нее пропало желание разглядывать картины, и теперь ее внимание привлекли бесчисленные статуэтки и вазочки в виде причудливых существ, в большом количестве расставленные на всех шкафах и столиках. Существа были забавные. Им вряд ли имелись определения. И каждый раз, когда она подходила и начинала их рассматривать, ей казалось, что они ей подмигивают.
В дальнем углу комнаты размещался небольшой столик, на котором в оправе из переплетенных серебряных прутьев громоздился больших размеров хрустальный шар. Когда Шел подошла и заглянула в него, шар моментально изменился. Он потерял прозрачность, внутри стало что-то происходить. Шел показалось, что стала различать внутри какие-то осмысленные картины. Природу, сооружения, предметы, людей, каких-то странных существ. Послышалась музыка. Она не понимала, откуда исходит она, но музыка была столь приятной, что хотелось слушать и слушать.
Затем послышались странные звуки, не вписывающиеся в канву мелодии. Шел стала различать голоса и речь.
Но вдруг все кончилось. Звуки стихли, и шар вновь стал прозрачным и мертвым.
«Да-а. Интересно. Есть на что посмотреть».
Шел продолжила осмотр комнаты.
Она подошла к небольшому окну в дальнем конце комнаты, чтобы полюбоваться красивейшими цветами, расставленными на подоконнике.
«Как мило», - подумала она, - «Цветы – это самое прекрасное, что есть на свете. Как можно без них жить?»
Она долго стояла у окна и никак не могла налюбоваться. Лишь через некоторое время она смогла оторвать взор от растительного великолепия, и тут ее внимание привлекла очередная картина, висевшая на стене у окна.
Это был портрет. Портрет женщины.
«Ну вот. А я уж думала, что здесь нет ни одной нормальной картины».
С картины на девочку «живыми» глазами смотрела…
Женщина.
Красавица с пышными длинными светлыми волосами в легком, завивающемся в каком-то нереальном вихре платье.
Взгляд нарисованных глаз был настолько пристальным, таинственным и зовущим, что девочке стало не по себе.
Была еще одна вещь, сильно смутившая Шел. Она сразу не обратила на нее внимание. Прямо на портрете висел скелет отрубленной человеческой руки с остатками тлена.
А взгляд женщины с портрета тем временем начал впиваться в Девочку. Завороженная Шел почувствовала, что уже не может отвести взгляд от глаз красавицы. У нее стало мутиться в голове. Ей показалось, что портрет хочет втянуть ее в картину. Ей захотелось бежать, но теперь, даже если бы она решилась на это, она уже не смогла бы это сделать. Девочка буквально окаменела. Она лишь из последних сил попыталась бороться с пронзающим ее взглядом, чтобы сохранить контроль над остатками своего сознания. Но сознание неумолимо покидало ее.
В этот миг она услышала за спиной голос человека, приведшего ее сюда:
- Не надо очень пристально рассматривать портреты незнакомых Тебе людей. Это не всегда безопасно.
Девочка тут же пришла в себя и обернулась. Хоть наваждение прошло моментально, Шел некоторое время продолжала чувствовать себя очень плохо. Ее трясло, в висках стучало, на лбу выступили капельки пота.
- Кто изображен на портрете?
- Очень красивая женщина. Самая красивая из тех, кого я встречал до сих пор.
- Вы знали ее?
- Да, знал.
- А где она теперь?
Дал на мгновение задумался. На лице появилось неясное выражение. Не то злость, не то тоска.
- Об этом неплохо было бы спросить того, чья иссохшая рука висит на портрете.
С этими словами Хозяин повлек Шел прочь от картины.
- Кажется, я пригласил Тебя к себе на обед. Идем же, стол уже накрыт.
Посмотрев на стол Шел к своему удивлению увидела, что он действительно уже накрыт.
- Мне казалось, что Вы спите. Когда Вы успели все это?
- Ты была слишком поглощена удовлетворением своего любопытства. Садись.
Дал присунул к столу небольшое кресло для Шел, и сам разместился рядом на стуле.
Садясь за стол, Шел бросила взгляд на кресло у камина, где, как ей казалось, совсем только что отдыхал после дороги сам Хозяин, и увидела теперь на нем развалившегося пушистого серого кота.
- Какой милый котик живет у Вас! Можно будет его погладить?
- Можно. Если только он Тебе это позволит.
- Вы что: плохо его воспитываете?
- Я вообще не занимаюсь воспитанием котов.
Дал налил Шел в красивый резной фужер белого вина и положил ей на тарелку поджаристые сырные лепешки. Сверху он набросал клубники и залил все это сверкающим рубиновым блеском фруктовым вареньем.
Себе на тарелку он положил кусок жареного мяса и налил в глиняный стаканчик какой-то бурой полупрозрачной жидкости.
- Ваше Здоровье, Прелестное Создание!
Подхватив стаканчик, он одним глотком опустошил его и принялся за мясо.
- Ваше Здоровье, Досточтимый Дал!
Шел отпила вина из своего фужера. Оно пахло цветами и имело очень нежный вкус. Сырные лепешки с корицей и изюмом показались Шел немыслимо вкусными. У нее вновь начало улучшаться было подпорченное настроение. И вскоре она почувствовала себя вполне счастливой оттого, что наелась.
Увидав, что Шел опустошила тарелку, Дал поставил перед ней вазу с фруктами. В ней был виноград, сливы, кусочки дыни и большие желтые груши. Кроме того, рядом с ней стояли еще вазочки с орехами и мармеладом.
«Интересно, откуда у него все это взялось здесь?» - подумала девочка, но не стала задавать лишних вопросов.
Когда она доедала грушу, зажевывая ее мармеладом, из-под стола ей на колени запрыгнула та серая тварь, которая до сих пор возлежала на кресле Хозяина.
Девочка не сразу, но все же решилась погладила кота и, видимо, ему это понравилось, ибо он тут же развалился на ее коленях, не думая о том удобно это для нее или нет.
- Как его зовут?
- Ты можешь звать его Мар.
- Скажите, Вы тут живете один? - девочка посмотрела на кота и добавила – Ну, кроме Мара, конечно.
- Вообще-то я тут живу один. Но иногда здесь бывает столько народу, что я даже рад, что остальное время я живу один. Если Ты останешься у меня до вечера, то возможно убедишься в этом.
- А что будет сегодня вечером?
- У меня соберутся друзья. Ты случайно не боишься разных там ведьм, леших?
- Нет, я не боюсь ни ведьм, ни леших.
- А кого Ты боишься?
Девочка задумалась.
- Я боюсь слабых, трусливых и алчных людей. Слабость, страх и алчность делает людей жестокими, бессердечными и безрассудными. Они совершают ужасные поступки, причиняя боль другим и себе, не понимая, что поступают просто глупо. Но от этого последствия их деяний не становятся менее ужасными.
Дал, не дожевав очередной кусок мяса, замер, как будто обдумывая неожиданно сказанное девочкой, и затем как-то непонятно посмотрел на нее.
- Вообще-то сказано умно. Хотя, Ты по-прежнему складываешь у меня мнение о себе, как о весьма глупой особе. Ну, вот смотри, Ты говоришь, что не боишься ни ведьм, ни леших, а боишься слабых, трусливых и алчных людей. Ну, разве Ты бы предпочла лучше жить в лесу с людоедом, от которого не знаешь, чего можно ожидать, чем в семье обычных людей, пусть хоть трижды трусливых и жадных?
- Только от людей никогда не знаешь, чего можно ожидать. От людоеда, если он людоед, всегда знаешь, чего можно ожидать. И от любого другого лесного чудища знаешь, чего ожидать, если только ты не глуп, как бревно. Ибо лесное чудище знает, чего хочет и, как правило, не скрывает этого. Ибо, зачем ему скрывать? Если оно не глупое, оно всегда добудет себе то, что ему нужно, а то, что ему не нужно, оно и брать не будет.
Дал отодвинул графин с вином от Шел и стал с интересом ее разглядывать.
- Ты считаешь, что среди лесных жителей нету дураков, и каждый знает, чего хочет, и не скрывает этого? До еще и берет себе лишь то, что ему нужно?
- Если ты живешь один в лесу, ты уже не дурак, ибо дураки тянуться к дуракам и одни не живут. Другое дело, что жить одному очень тоскливо и скучно. Но именно поэтому, ну если ты, конечно, все-таки, не совсем дурак, то ты не станешь кидаться на первого встречного проходимца с единственной целью его скушать. Ведь, в конце концов, это не самое главное. Правильно? Разве стоит жить только для того, чтобы кушать? По меньшей мере, ты сначала с ним поговоришь. И только если убедишься, что проходимец глуп, как тыква, и ни на что более не годиться, как огурец на огороде, тогда, пожалуй, ты его съешь.
Дал выронил вилку под стол и нагнувшись долго ее там искал.
- Скажу Тебе прямо: со своими рассуждениями Ты либо будешь иметь очень большие неприятности, либо заставишь мир крутиться вокруг себя.
Шел не нашла, что на это ответить. Она хотела продолжить разговор, но сонливое настроение выше ее сил стало охватывать ее. Дал заметил это.
- Вот что. Здесь возле дома есть небольшой сад. Если Ты не против, Ты бы могла отдохнуть там. Тебя никто не побеспокоит. А мне надо подготовиться к приему гостей. У нас вечером будут гости.
Дал сказал «у нас» и осекся.
- Я сказал «у нас», только в расчете на то, что Ты не спешишь и останешься у меня.
- Дело не в том, что я куда-то спешу, а в том, в какой степени я не помешаю Вам и вашим гостям.
- Без Тебя весь сегодняшний вечер можно будет считать безнадежно потерянным.
- Пожалуй, я приму Ваше предложение и останусь. Я постараюсь, если это возможно, ничего не испортить Вам своим присутствием здесь.
- Вот и прекрасно! А теперь вставай и иди в сад. Ты уже засыпаешь от усталости.
Шел поблагодарила Дала за обед, и отправилась в сад. Она поняла, что помочь ему не сможет, а потому лучше не путаться под ногами. Себя же она действительно чувствовала очень усталой и с радостью отдохнула бы в саду.
Сад
был небольшой, но достаточный. В нем было все, что только может быть нужным и радовать человека в таком месте.
В саду росли фруктовые деревья, обвешанные плодами, декоративные кустарники, радующие глаз. Кое-где размещались небольшие палисадники с красивыми цветами. Стояли лавочки. Было место, где разжигали костер. И даже висел над этим местом котел, в котором можно было при крайней необходимости, что-то сварить. Небольшой ключ бил из земли и набирал хрустальной холодной водой красивую мраморную чашу, вкопанную в землю. Имелась в саду и небольшая качелька. И столик. И был просторный удобный лежачек в тени небольшой яблони, на которой росли изумительной красоты большие красные яблоки.
А, главное, все в саду было также тщательно продумано, как и все в доме Дала. Каждое дерево росло там, где должно было бы ему расти. Там, где должна была быть дорожка, там она была. И трава росла исключительно там, где того хотелось бы.
«Сюда бы еще бассейн с рыбками» - подумалось Шел.
Шел немного погуляла по саду. Съела несколько яблок. И оказавшись, наконец, у лежачка в сильной усталости свалилась на него.
Лежать в тени яблони было настолько приятно, что сладкая нега тут же охватила девочку, и ее глаза стали сонно смыкаться.
Она попыталась побороться с желанием уснуть. Открыла глаза и снова огляделась вокруг. Ей хорошо с этого места был виден Дом. Правее там, где лес прерывался, открывался далекий вид на долину. Виднелись луга, холмы и новый лес.
Ее взгляд снова остановился на Доме. Ей показалось, что он колышется на ветру. Почудились непонятные звуки, которые, казалось, издавал он при этом. Какая-то странная дымка поднялась и завихрилась вокруг.
Над головой послышалось цвирканье какой-то птички. Из зарослей травы появился Мар. Подойдя, и, на всякий случай, обнюхав гостью, он без приглашения улегся на лежачке подле нее.
Она попробовала лениво погладить кота, но силы оставили ее.
Более она уже не могла противиться усталости, и сон мягко накатил на нее.
---
- Я рад Тебя видеть, Морга.
- О, Дал! А как я рада видеть Тебя! Ты не знаешь этого... Я соскучилась, Дал... А Ты, негодяй, последнее время избегаешь меня! Я начинаю злиться.
- Я работаю, Морга. Я рисую.
- Да, да... Картины Тебя интересуют больше, чем я. Я даже ревную Тебя к ним, Дал... Особенно к той у окна... А знаешь, почему я ревную Тебя к твоим картинам? ... Ни на одной из них нет меня.
- Морга, я давно хочу нарисовать Тебя, но всему свое время.
- Я не хочу ждать... Она висит в твоем доме. Неужели я не заслужила того же?
- Ты глупая, Морга. Разве это можно заслужить?
- Да, Дал. Ты прав. Я глупая. Глупая, что люблю Тебя.
- Не обижайся. Повторяю, всему свое время.
- Ты просто не любишь меня, Дал.
- А Ты знаешь, что такое Любовь?
- Знаю, потому, что люблю.
- Может быть, может быть... Но, может, Ты любишь не столько меня, сколько свои фантазии? ... Ты часто упрекаешь меня и требуешь многого.
- Да, да. Я уже это слышала. По твоим суждениям я должна любить Тебя таким, какой Ты есть, и не требовать большего... Но я и люблю Тебя таким, какой Ты есть, Дал! И другой Ты мне не нужен. Но я хочу большего... Я хочу быть с Тобой всегда! Я хочу быть твоей музой! Я хочу занять собой весь мир для Тебя.
- Мир, Морга, слишком велик. И никто не может занять собой его весь... Ты говоришь о том, чего хочешь Ты... А где же Я в этом твоем мире? Не кажется ли Тебе, что, если Ты вытеснишь из него все кроме себя то, Ты вытеснишь из него и меня.
- Ты везде в нем! Ты в нем все!
- Морга, я не хочу быть всем. Я хочу быть лишь тем, чем я есть.
- Это потому, что Ты не любишь меня.
- Любовь - это когда Ты даришь себя другому, а не наоборот.
- Так подари мне себя, Дал! Себя я Тебе дарю. Бери меня.
- Я бы подарил, Морга... Я бы подарил... Только, извини, но Ты, действительно, хочешь слишком многого. Даря мне себя, Ты стремишься при этом сделать из меня лишь плод своей фантазии. Не видишь ли Ты в этом определенного противоречия?
- Ну, а почему Ты не хочешь стать моей фантазией?!
- Хотя бы потому, что у меня есть своя собственная.
- Вот! Именно это я и ждала услышать... У Тебя есть своя собственная! И в ней нет для меня места!
- Ты опять говоришь глупости. Место есть всегда и везеде. Но каждый ищет его себе сам, Морга.
- Я все поняла, Дал... То, что я и ждала услышать! Ты не любишь меня, и никогда не любил...
- Я люблю Тебя, Морга.
- Ты лгун! ... Знаешь, когда того, кто любит, обманывают, он начинает ненавидеть... Ты пожалеешь, Дал, что не захотел ответить мне на мою любовь...
- И опять глупость. Во-первых, тот, кто любит или любил, не может ненавидеть того, кого он любит или любил. Во-вторых, кто Тебе сказал, что я лгу и не отвечаю Тебе на твою любовь. А в-третьих... я давно разучился, Морга, о чем-либо жалеть... Тебя я любил, люблю, и буду любить, Морга... Быть может, только, мы по-разному понимаем с Тобой это чувство.
- Да, да, дорогой... Ты любишь... Ты любишь меня! Ты продолжаешь любить ее! Ты любишь весь Мир! ... Дал, так нельзя! Любить, можно только кого-то одного!
- Ты несусветно глупа. Весь Мир я не люблю, Морга. И Ты это знаешь. А уж, кого любить, кого нет – это нельзя ни решить, ни запретить, ни навязать. Кого человек любит, того он любит. Уж извини... Почему, собственно, нельзя любить весь Мир?
- Не извиню, Дал! Ты пожалеешь, Дал! ... Ты еще горько пожалеешь! ... Ты глуп сам, а глупцов надо наказывать...
---
Шел проснулась.
Некоторое время она не могла сообразить, где находиться, и что с ней происходит. На сердце давил камень. В голове мешались какие-то странные мысли. Кажется, ей снился сон. Непонятный и не очень приятный. Но, какой – она не могла вспомнить.
Наконец она вспомнила, где она. Вспомнила все, что с ней происходило в этот день, и как она здесь оказалась.
Осмотревшись, она обнаружила все на своих местах. Сад, Дом, в который ее привел тот, кто назвал себя Далом. Луг и дальние холмы за лесом. Только небо теперь было уже совсем другим. Нерадостным. Сильный ветер гнал по нему грозные косматые тучи. Солнца не было видно. Стало холодно и неуютно на лежачке под яблоней.
Да и кота Мара уже не было рядом.
Шел вдруг охватила тревога. Да еще сомнения по поводу правильности ее согласия остаться здесь.
«Я уже должна была быть в городе. У тетушки Белы... Зачем я пришла сюда? И что от меня хочет этот человек?»
Шел вновь посмотрела на Дом. Дом не подавал никаких признаков жизни. Со стороны него не доносилось никаких звуков. Труба не дымила.
«Может, Он оставил меня здесь одну?! ... Этого еще не хватало! ... Пожалуй, мне нужно его разыскать и извиниться за опрометчивое согласие остаться. Если я уйду сейчас, я еще могу успеть до темноты добраться до города».
Шел встала и решительно направилась к Дому.
«Я не могу уйти не попрощавшись. Я должна найти Дала и поблагодарить».
Шел зашла на крыльцо и, обнаружив дверь незапертой, вошла в дом.
Внутри было тихо.
- Дал!
Девочке никто не ответил. Тогда она прошла в знакомую уже ей гостиную.
Там все было, как и несколько часов назад. Стол был прибран. А на кресле у камина Шел обнаружила пропавшего кота. Он беззаботно спал.
Она решила дождаться Хозяина здесь.
Умостившись на кресле вместе с Маром, она стала смотреть, как за окном на небе собирались грозовые тучи.
---
- Такова твоя участь, Глот. Быть гадиной и одновременно с этим неудачником во всех твоих гадских начинаниях.
- Спасибо Тебе, Морга. Мне сразу стало легче от твоих слов.
- Легче, не легче, а тут уже ничего не попишешь.
- Это Ты так считаешь?
- Я вообще не считаю.
- А мне вот нет никакого дела до всех участей вместе взятых.
- Участь – это такая штука, до которой поначалу никому нет дела. Но потом оказывается, что она сильнее тебя. И ты ничего не можешь против нее.
- Дура Ты.
- Я бы могла обидеться на Тебя, Глот. И тогда Ты бы приобрел для себя еще одну неприятность. Но я и так уже обижена. Одной обидой больше, одной обидой меньше ... Поэтому, как дура, скажу Тебе одну мудрую вещь... Может мне зачтется... Но Тебе повторять не буду... Участь – не приговор. Хоть она и сильнее нас, но нет ничего, что нельзя бы было сломать.
- Я не собираюсь ничего ломать.
- Вот в этом то и проблема. Твоя. Ты не хочешь поверить в то, что что-то может быть сильнее Тебя. И, не веря в это, не хочешь ничего менять. Как глупый протест против того, что все-таки что-то может быть Тебя сильнее. А, между тем, именно в этом то и есть твоя слабость. Ты злишься. А значит Ты слабее того, на что Ты злишься. Даже если и не веришь в это.
- Ты хочешь сказать, что если б я не злился, то стал бы сильнее того, что сильнее меня сейчас?
- Да, мой друг. Но до остального Тебе придется додумываться самому. Ты меня разозлил. Так что я ухожу, что бы окончательно на Тебя не растратиться. Мне силы нужны для другого дела.
---
Время шло, а Дал не появлялся. День неумолимо близился к вечеру.
В нетерпении и незнании как ей быть Шел вновь стала ходить по комнате и разглядывать картины.
Пересмотрев их все, и покрутив в руках несколько наиболее заинтересовавших ее статуэток, она вновь оказалась у портрета белокурой женщины. Несмотря на предостережение Дала, ее влекло к этому портрету, и она не могла сдержать своего желания вновь посмотреть на него.
Слегка скривившись от вида иссохшей руки, зачем-то повешенной на картину, Шел вновь стала разглядывать женщину. Их глаза встретились.
Нет. Эти нарисованные глаза определенно были живыми. В них было глубокое выражение, которое менялось, и в них читалась целая история.
Казалось, женщина с портрета следит за всем, что происходит в комнате, и это причиняет ей боль. Если бы ее руки были столь же живыми, как и глаза, она, наверное, сейчас вцепилась бы ими в горло смотрящей на нее девочки.
Шел вновь стало не по себе. Пристальный взгляд красавицы сверлил ее насквозь. Какая-то пелена поплыла перед глазами. Показалось, что все вокруг закачалось, и стало искривляться. Страх охватил Шел. Сознание вновь стало покидать ее.
Но именно этот охвативший Шел страх неожиданно вывел ее из завороженного состояния, и Девочка, бросившись бежать, выскочила из комнаты.
Выбежав из комнаты, Шел обессилено села на пол. Сердце надрывно стучало в груди. Пот вновь проступил на лбу. Обомлевшие руки тряслись.
Она долго не могла прийти в себя, и даже, когда нехорошее состояние стало понемногу проходить, она все равно продолжала сидеть на полу, совершенно теперь уже не зная, что ей делать дальше.
Тут Шел увидела лестницу, ведущую на второй этаж. Может это и не учтиво, - ходить без спроса по чужому дому, - но Шел было уже все равно.
«Не могу же я бесконечно ждать, когда появиться Хозяин... Если он вообще появиться».
Шел встала и пошла наверх.
Первым, что обнаружила Шел наверху, была небольшая комната. Дала в ней не было.
Просторный диван, массивный письменный стол, целая коллекция курительных трубок. Опять картины на стенах. И такой же хрустальный шар, как и внизу, только поменьше. Большой шкаф с книгами.
В комнате было уютно. Как и везде в Доме.
Внимание Шел привлек небольшой стилажик на стене с расставленными и развешанными на нем статуэтками, странными предметами и медальонами.
Девочка подошла и стала рассматривать вещи. Особенно ей понравился один медальон («Наверное, амулет», - подумала она) с двумя выточенными из серебра дракончиками, усеянными множеством мелких сверкающих разными цветами бриллиантиков. Медальон так понравился ей, что она не смогла удержаться, чтобы не взять его и не повесить себе на грудь. Когда она сделала это, ей показалось, что дракончики засверкали еще больше.
В этот момент ей почудились какие-то звуки наверху. Где предположительно должен был быть чердак. Шел встрепенулась и выскочила из комнаты. Тут же обнаружила она еще одну небольшую лестницу наверх, заканчивающуюся дверкой, и, недолго думая, поспешила туда.
Отворив дверку и пройдя внутрь, она оказалась на чердаке.
Пожалуй, это было единственное место в Доме, где царили беспорядок и запустение. Причем такие, какие редко можно где увидеть.
Всюду беспорядочно валялись старые пришедшие в полную негодность вещи: сундуки, изветшалые книги, поломанная мебель, битые горшки и ржавые кастрюли, объеденная молью одежда и многое другое. Целый угол чердака был занят сваленными на кучу недорисованными или испорченными картинами. Всюду лежал толстый слой пыли, а с потолка и стен гроздьями свисала старая паутина, испещренная дохлыми, засушенными мухами.
Не обнаружив на чердаке никого, Шел хотела было покинуть это весьма некрасивое место, но тут ее взор упал на нечто, что заставило ее второй раз за сегодня поморщиться.
На деревянной балке, подпиравшей крышу, привязанный толстыми веревками висел скелет. Человеческий.
Шел решила задержаться и, подойдя к висевшему скелету, стала его разглядывать.
«Чей это скелет? Почему висит тут? ... В комнате рука на портрете, здесь скелет... Странный этот Дал какой-то».
За спиной послышались шаги. Шел вздрогнула и, схватив от страха ржавый топор, валявшийся возле ее ног, обернулась.
- Ты очень любопытная. Мне это даже нравиться... Ты хорошо отдохнула в саду?
Подошедший Дал спокойно забрал из рук девочки топор и положил его на то же место, где он и лежал.
- Извините... Я искала Вас. Я хотела...
- Поблагодарить и попрощаться... Ты передумала оставаться у меня.
- Нет, но... вообще-то...
- А если я попрошу Тебя остаться, Ты останешься? ... Мне очень хочется, чтобы Ты осталась... Ты можешь уйти в любой момент. Но уже вечереет, а до города далеко... В этом же доме Ты можешь чувствовать себя абсолютно спокойно.
- Хорошо. Я останусь.
Тут Шел вспомнила про медальон, висевший у нее на груди. Она схватила его руками, будто пытаясь прикрыть, и покраснела.
- Оставь. Не снимай. Это амулет. Он может Тебе пригодиться... Но впредь старайся не брать без спроса вещи, Тебе незнакомые. Вещь может не принять Тебя... Идем.
Дал повлек Шел к выходу, но она остановила его и показала на скелет.
- Кто это?
Дал обернулся и его лицо прониклось тоской и огорчением.
- Корноул... Когда-то он был моим другом. Но это было очень давно.
- Это Вы его? ... За что Вы так с ним поступили?
У Дала явно не было желания об этом говорить. Он скривился, но все же продолжил:
- Это грустная история. Мы были друзья. Но, кажется, он завидовал мне. Или на что-то обижался. Только он всячески пытался мне насолить. Рассказывал про меня небылицы, сорил с другими. Постоянно что-то крал.
Я терпел, пока он не украл у меня коллекцию статуэток и амулетов.
Не знаю, зачем она ему понадобились. Я был настолько зол, что не стал разбираться. Притащил его сюда и сказал, что он никогда более не покинет этот дом. Он стал смеяться и грубить мне. Тогда я привязал его на чердаке и оставил одного... Он долго кричал. Звал. По-моему пытался рассказать что-то. Но... я вдруг потерял ко всему этому интерес... и к нему тоже. Мне предстояла длительная отлучка ...
Дал замолчал и с грустью посмотрел на висящий скелет.
- Так чем закончилась эта история?
- Ничем, как видишь.
---
Уже была глубокая ночь. В комнате горел камин, и светили лампы.
- Нет, нет, Мурна! Я хочу, чтобы ты попала мне прямо в лоб! – практически полностью пьяный тип с кабаньим лицом восседал на камине и с оскальей улыбкой взирал на громко смеющуюся подвыпившую девицу, раскачивающуюся на стуле с яблоком в руке, и пытающуюся попасть этим яблоком в типа.
- Ну, давай! А то я изжарюсь тут!
- На! Получай, Драган!
Мурна наконец прицелилась и швырнула яблоко.
В Драгана оно не попало. Оно попало в глаз чудовищу, пастью которого являлся камин, отлетело и разбила фужер в руке Дала, о чем-то беседовавшего с двумя другими своими друзьями Кевом и Лоном. Та, которую звали Мурна, при этом опрокинулась со стулом на спину, чуть не перевернув стол с трапезой.
Видимо привыкший к подобным инцидентам Дал принялся спокойно собирать осколки, в то время как один из его собеседников Лон пошел поднимать девушку.
- Мурна, я спешу к Тебе на помощь! – с этим окриком тот, кого звали Драган, с ужаснейшим грохотом свалился с камина.
- Великодушно прошу меня простить. – Поднятая с пола молодая дама попыталась изобразить на лице искреннее раскаяние.
- Дорогая, Ты не расшиблась? – Подскочивший, чудом уцелевший после чудовищного падения Драган, вцепился в с трудом соображающую Мурну руками и попытался сорвать с нее платье, дабы, видимо, облегчить дыхание.
- Драган, Драган. Это лишнее. – Лон мягко отстранил переживающего Драгана, - Лучше принеси холодного лимонада.
Убрав осколки разбитого фужера, Дал закурил трубку и продолжил разговор с не обращающим внимание на суету Кевом:
- Нет-нет, Кев. Шаманский бубен надо обтягивать исключительно шкурой старого козла, ни разу не познавшего женщину... козу.
- Ага... А еще лучше…
- Нет-нет. Это уже грубо.
- Кто бы говорил.
- Ты не прав. Я сторонник эгрегора формы, но не до такой степени, чтобы забывать об эстетике.
- Ты сам себя слушаешь?
- Повторяю Тебе, Ты не прав.
- Я не прав всегда... В этом мое предназначение.
- Нет... В этом мое предназначение... Ты у нас должен всегда быть правым. И должен следить за своими словами и своими мыслями... Мне не обязательно.
- За своими мыслями, а уж тем более словами, нужно следить всегда и всем.
- Это Ты хорошо сказал. За это можно поднять бокал.
- С удовольствием. Но вначале я хочу задать вопрос ребенку.
- Кого Ты имеешь в виду?
- Прошу простить. Я хочу спросить у госпожи Шел... Досточтимая Шел, не сочтете ли Вы возможным поставить точку в дискуссии на предмет того, что важнее эгрегор формы или ее качественно-эстетическое содержание?
- Я не очень понимаю, господа, о чем Вы говорите.
- Ну, вот, что важнее? Чтобы мармелад был вкусным и доставлял удовольствие, или чтобы он соответствовал канонам изготовления мармеладных конфет, единожды принятым.
- Я думаю, главное, чтобы мармелад был вкусным. Но... Если не придерживаться канонов, то те, кто его делают, начнут, в конце концов, делать не мармелад, а невообразимо-гнусное месиво.
- Да. Вы правы ... Но только вот что будет, если все начнут делать мармелад по одному единственному шаблону? Не будет же никакого разнообразия. Вед, сегодня Вам хочется малинового, а завтра потянет на сливовый. Да еще с корицей. А может быть с мятой.
- Мне думается, что если один человек чувствует, что от него хочет другой и стремится ему угодить, то каноны ему в этом случае не нужны... Наверное, только мешать будут... Но вот если Вы не знаете, чего от Вас ждут, тогда лучше, все-таки, им следовать. И если Вам в результате не удастся угодить другим, Вы, по крайней мере, будете иметь возможность спихнуть всю вину на того, кто эти каноны придумал.
- Интересная мысль. Надо будет ею воспользоваться... Дал. Досточтимая госпожа говорит о том, что, если мы знаем, чего от нас хотят, так сказать, напрямую, то и делать это мы должны тоже напрямую.
- Это если мы знаем, чего от нас хотят. А если нет? А если те, кто хотят, сами не знают, чего хотят? Или знают, чего хотят, но мы не хотим того же?
- Тогда обтягивай бубен козлиной шкурой... Когда мы все станем его слушать и думать об одном и том же – о несчастном козле – наши желания и, главное, устремления волей не волей придут в гармонию.
Лон наконец-таки привел в чувства Мурну:
- Мне нравится сегодняшний вечер. А знаете почему - с нами нет этой гнилой ведьмы, Морги?
- Ты к ней не справедлива, Мурна.
- Знаю, Дал, как ты к ней относишься. Но она еще покажет Тебе, что я была права в своем к ней отношении... Странно, что ее нету. Она старалась ранее не пропускать Игру... Идемте в сад. По-моему мы засиделись. Глот, Ты пойдешь с нами в сад?
Мурна обратилась к еще одному гостю, все это время тихо сидевшему в дальнем углу комнаты под портретом женщины. Это был худощавый человек, с печальным и одновременно злым выражением лица.
Ответом Глота был отрицательный кивок головой.
На дворе была кромешная тьма. Только фонарь освещал крыльцо, да из сада лилось неяркое голубое сияние, источником которого было множество крохотных огоньков в кронах деревьев.
- Как прекрасно, друзья, вдыхать аромат ночного леса! – протрезвевшая Мурна, закрыв глаза, дышала полной грудью, подставляя лицо под дуновения поднявшегося холодного ветра.
В саду пахло яблоками. Голубое сияние, искрясь и переливаясь, струилось по кронам деревьев, кустам и траве. Было покойно и таинственно.
Тишину нарушали лишь смех Мурны, носящейся меж деревьями, и окрики Драгана, пытающегося ее поймать.
- Негодница! Сейчас я догоню, привяжу Тебя к дереву и отстегаю, как девчонку!
Шел сидела на качели, и Дал с Кевом мерно раскачивали ее.
- Я не знаю, господа... но мне кажется, что точкой изначальности всего является Красота.
- А что есть красота, Шел?
- Красота? ... Думаю, господин Кев, что красота – это, прежде всего, неожиданность. Это то, что открывает путь в бесконечный мир непознанного. Но, при этом, этот мир должен непременно быть свободным от того негативного, что мы уже успели на текущий момент познать для себя как таковое.
- Вы говорите то, что думаете?
- Пожалуй, я говорю то, что чувствую.
- А если в том мире непознанного вопреки Вашим ожиданиям Вас ждет еще больше того негативного, что Вы таковым считаете?
- Я думаю... здесь все зависит от самого человека. Если, отправляясь в мир непознанного, Вы не освободили самого себя от того, что считаете негативным, то в результате попадете как раз туда, где этого в большом достатке.
- А если освободили, Вы полагаете, тогда то, куда Вы попадаете, должно будет быть свободным от этого.
- Полагая, что так.
- Ну а если там, куда Вы попадаете, Вы обнаружите для себя новые негативы, о которых пока еще не знаете?
- Поступлю аналогично.
- И снова отправитесь на поиски того, что свободно теперь уже от этого нового негатива?
- Пожалуй.
- А может, стоит успокоиться, смирится с отдельными негативами, как вынужденной неизбежностью, ради конкретных позитивов стабильной определенности?
- Может быть... Если только Вы знаете, что такое «стабильная определенность»... И если в результате не умрете от безысходности негативов и скуки.
- Иными словами, Вы ратуете за стабильную неопределенность?
- М-м... неопределенность стабильно свободную от негативов... А позитивы никуда не денутся. Придут сами.
- Интересная мысль. Надо будет ею воспользоваться... Только, смею Вас заверить, никуда не денутся не только позитивы, но и негативы. Они тоже все равно придут.
- Ну и лад с ними. Пусть приходят. Главное не впускать их в себя. Тогда они потолкутся-потолкутся и уйдут прочь.
- Интересная мысль, надо будет...
Подошел Лон с графином вина.
- В этом году прекрасный урожай яблок. И пунш, Дал, у Тебя отменный... А чем Вы тут занимаетесь?
- Кев объясняется в любви молодой особе. И проявляет этим, кстати, неуважение ко мне, как к хозяину, имеющему право первенства в этом вопросе.
- Как-то странно вы объясняетесь. Вот Драгана я понимаю.
Из кустов доносились истошные вопли:
- Негодяй, оставь меня в покое!
- Ты идеал страсти! Ты исчадье похоти! Ты вершина блаженства!
- Пойди прочь, глупый самец!
- Лучше убей меня!
- У меня не хватит на это сил!
- Тогда убей меня своим бессилием!
Лон налил всем пунша и переглянулся с Далом и Кевом:
- Ну что, пора?
Дал и Кев некоторое время стояли молча, глубоко вдыхая свежий ароматный воздух сада и смотря на ночное небо.
- Пора.
- Самое время.
Как будто сообразив, что уже оно - «самое время» - Мурна и Драган неожиданно успокоились и подошли с абсолютно несвойственными им до сих пор серьезными лицами.
- Уже давно пора. А то мы слишком увлеклись второстепенным. – Сказала Мурна, оправляя платье.
- Кто знает, Мурна, что второстепенное, а что нет? Идемте. Нас ждет
Шихан.
Дал помог Шел слезть с качели и все направились из сада в направлении стоящего в стороне сооружения, напоминающего большую беседку.
- Всеми внутренностями чувствую, что Шихан сегодня закончится Магедоном.
Дал обернулся и посмотрел на Драгана, как на бочонок с прокисшей капустой. Тот виновато стукнул рукой по губам.
Шихан, - так называлась беседка, равно, как и игра, в которую намеревались играть, - представлял собой прямоугольный деревянный помост из отполированного темного дерева, над которым на угловых деревянных столбах висела деревянная крыша. По периметру помоста были расставлены простые деревянные скамейки с высокими прямыми спинками. На столбах, держащих крышу, висели лампы. Лампы горели не ярко и кое-как освещали лишь внутреннюю часть шихана и ровным счетом ничего, что было за его пределами.
Единственное, что еще обнаружила Шел в Шихане, были большие идеальной формы шары. Шары были темно-бордового цвета, каменные и также идеально отполированные, как и помост, на котором лежали.
Шел не успела посчитать их количество – пришедшие тут же загнали их все под лавки специальными длинными палками. При этом никто ни разу не позволил себе заступить за полосу более темного цвета, которая отделяла свободное пространства центра шихана от места, где по краям на лавках должно было сидеть играющим.
Когда поле для игры освободили от шаров, наступила молчаливая пауза. Толи, раздумывая над тем, кому куда садиться, толи, желая последний раз подышать свежим воздухом, собравшиеся некоторое время стояли неподвижно, глядя куда угодно, только не друг на друга.
- А где Глот?
- Здесь я.
На помост Шихана поднялся худощавый злобный человек, весь вечер избегавший контактов с другими.
- Кто садится первый?
- Шел, подруга, садись первая. Ты у нас новенькая. – Мурна повела рукой, приглашая Шел выбрать себе место по усмотрению. – И, кстати, выбери себе сразу шар. Какой хочешь.
Шел вопросительно посмотрела на Дала. Дал одобрительно, но как-то отрешенно кивнул.
Девочка неуверенно прошлась вдоль пустых лавок, несколько раз снова посмотрела на Дала и наконец робко присела в центре одной из них.
- Шар. Шар возьми.
Девочка виновато полезла под лавку и достала тяжелый до скользкости гладкий каменный шар.
- А теперь положи его, куда хочешь на Шихан. Только не заступай черту. Если не можешь дотянуться туда, куда хочешь, подкати шар к тому место.
Шел снова хотела взглядом испросить совета у Дала, но Дал опустил глаза и, казалось, бездумно разглядывал пол Шихана. Шел, постояв в нерешительности, наконец, не катя, положила шар на шихан туда, куда ей позволяли вытянутые руки, и снова робко села на скамью. Как только она сделала это, Дал тут же вышел из оцепенения и быстрым шагом направился к ней. Подойдя, он уверенно катнул шар, прихваченный попути, и закатил его почти на середину Шихана.
Некоторое время постояв, изучая постановку своего шара, Дал сел рядом с Шел и спокойно, и опять же таки отрешенно, уставился на свой шар.
Вслед за Далом все остальные оживились и стали класть и катить свои шары куда не попадя, стараясь при этом не задеть чужой уже поставленный шар. После игрок тут же садился там, где хотел (места в Шихане было много), и впяливался глазами в свой шар, стараясь не смотреть на других и на их шары. Последним это проделал Глот, усевшись при этом на край одной из лавок в самое темное и удаленное от всех остальных место.
В Шихане снова воцарилась тишина. Никто ничего не говорил и даже старался лишний раз не шевелиться. Стало упоительно покойно, и лишь прохладный с запахом леса ветер бесцеремонно предлагал свои сомнительные ласки, внося жизни суть в возымевшее место молчаливое безумие.
Шел не понимала смысла происходящего, но не только не смела заговорить об этом, но старалась даже видом не показывать своего глупого положения. Игра же продолжала развиваться тем же манером, что и началась, и у Шел в конце концов стал дурманиться рассудок.
***
- Ой! Милая, да ты вся горишь! ... Вот они твои купания в озере. Запретить бы тебе.
- Не беспокойтесь, тетушка Гала, я сильная. Хворь не берет меня.
- Да я вижу, как она тебя не берет. Давай немедленно в постель. Я нагрею тебе молока и дам меду.
- А как же гуси?
- Дара пригонит. Ложись.
- Тетушка Гала... А что такое Любовь?
- С чего это ты вдруг?
- Ну, вот один человек говорит другому, что любит его. А что это значит? И как знать, что ты любишь кого-то, и что другие любят тебя?
- Этого, милая, знать нельзя. Это можно только чувствовать. Если тебе хорошо с другими, а другим хорошо с тобой, значит между вами любовь.
- А вот со мной другим хорошо?
- Вот этого я не знаю. Спроси у других.
- А Вам со мной хорошо?
- Глупая, ты. Была бы умная – таких вопросов не задавала.
- А вот я еще слышала, что любовь – это когда ты хочешь не себе лучше сделать, а другому человеку.
- М-м... Вообще-то да. Да только и о себе забывать нельзя. Не забывай, что если другой человек тебя тоже любит, то он не будет счастлив пока не будешь счастлива ты сама. Как бы ты не пыталась его осчастливить.
- А если один другого любит, а тот того нет?
- Думаю, что такого не бывает. Если другой человек тебя не любит, значит, ты сама его не любишь. Так, прикидываешься. Себя и других обманываешь... Много ты вопросов мудреных задаешь. А жизнь она проще. Живи, как живется. Сердце само подскажет.
- А разве сердце умеет говорить?
- Пей молоко. И кутайся в одеяло... Ох! Запретить бы тебе эти купания... Сейчас растоплю печку, чтобы тебе теплее было.
В печке потрескивали дрова. За окнами вечерело. Слышался рев коров и звон колокольчиков - пастухи пригоняли стадо. Край неба заливался красным сиянием заходящего солнца. Назойливая муха упорно пыталась усесться на щеку девочки. Из кухни пахло пирогами.
«Хорошо, когда тебя любят... А вот, интересно, когда ты любишь – это хорошо?»
***
Свирепые всадники, вскинув копья, неслись на толпу обезумевших от ужаса безоружных людей. Несчастные разбегались в стороны, пытаясь найти укрытие. Но всадники быстро настигли их, и началась бойня. Изуродованные тела падали на землю и заливали ее кровью. Крики и вопли разнеслись по округе. Лишенная рассудка мать пала со слезами на разверстую грудь юноши, и в следующий миг избавительная смерть настигла и ее. Старик, пав на колени, вскинул руки, умоляя небеса пощадить беззащитных. Но жажда крови и необузданного насилия продолжала упиваться страданиями жертв.
И тогда не выдержали небеса и разверзлись. И подняли люди взоры свои к небу, и ослепила их глаза вспышка неистового гнева. Но не делила она людей, ибо не умела она делать это. А за небесами разверзлась земля. И вырвалось из нее вечное пламя расплаты и забрало всех с собой. Ибо не умело оно делить людей.
И только маленькая девочка осталась стоять в стороне. Ее не ослепила вспышка, ибо она не смотрела на нее. И огонь не забрал ее с собой, потому что не горело ее сердце в огне.
Но только тихо спросило оно тогда: «Зачем все так?» ...
***
Шел очнулась, почувствовав, как Дал накинул на нее свой плащ. По-прежнему стояла кромешная ночь, и уже было холодно. В игре произошли перемены. Они выражались в том, что игроки теперь напрочь потеряли всякий интерес к шарам (вместо того, чтобы пристально пялиться на них, они теперь вовсе старались не смотреть на них), а вместо этого проявили неожиданный интерес друг к другу. В Шихане полным ходом (правда негромко, в пол голоса) велась беседа. Смысл беседы был столь же неясен Шел, как и вся игра, но эта стадия игры почему-то понравилась ей больше.
- Лон. Твой эгрегор явно проявлен и непробиваемо-стабилен. Но не забывай, что иногда нужно обострять ситуацию.
- Зачем?
- Потому, что, если не обостришь Ты, обострят другие. Вот как сейчас.
- Я лично ничего не почувствовал.
- Нет, нет. Кев прав. Ситуация явно вышла из-под контроля. Я вот только не понял, откуда пришел этот негативный поток. В этом не было ничего хорошего. А я говорил Вам, что сегодня все плохо кончиться.
- Ну, Ты уж не сгущай краски. Магедона то не было.
При слове «магедон» Дал посмотрел на Лона так, как ранее посмотрел на Драгана, впервые произнесшего сегодня это слово:
- Сколько раз Вам говорить? Не произносите этого слова просто так. Если на то нет большой необходимости.
- Извини, Дал.
- А я согласна с Драганом, - вступила Мурна,- игра крайне неудачная. Особенно твой шар, Дал. Лег как нельзя плохо. Открылся полностью. Если бы не шар Шел... Он оттянул на себя весь твой негатив. А так бы и этот самый ... мог бы быть. Я за Тебя переживаю, Дал. Ни к чему хорошему это обычно не приводит.
- Шары Кева и Лона тоже легли плохо. Паскудно легли.
- Мои шары, Драган, всегда паскудно ложатся. Такова моя участь. Оттягивать негатив от Вас всех.
- Да-да, Кев. За что мы Тебя и любим. Ты очень удобный игрок. Все на себя берешь. Чего не скажешь про Глота. Его шары всегда ложатся, как кость в горло. Как будто он не с нами играет, а против нас.
Глот злобно посмотрел на Драгана, но ничего не ответил.
- Зато, Драган, когда нужно развеять «пришельца», Глот незаменим. Рвет чужаков, как бешеная собака подушку.
- Согласен. Да только что-то сегодня его шар никого не рвал.
Глот встал и молча ушел из Шихана.
- Да сегодня и рвать то никого не надо было.
- А откуда ж тогда негативный поток?
- От нас самих. Или от тех, кто нам очень близок.
- Может от него самого?
- Может и от него.
Тут встала Мурна и обратилась ко всем:
- Друзья, прошу меня простить, но я вынуждена с Вами на сегодня распрощаться.
- Чего так, Мурна? Уж утра б дождалась.
- Когда наступит утро, я должна уже буду лежать в своей постели и называться не Мурной, а ... ну, Вы сами знаете.
- Мурна, а Ты позволишь, если сегодня утром я буду лежать с Тобой в той же постели и называться: мне абсолютно все равно как?
- Нет, Драган. Не позволю.
- Ну, хоть проводить себя дай. Вдруг на Тебя волки нападут?
- Я хочу видеть того глупого волка, которому взбредет в голову напасть на Мурну ночью в лесу.
- Нет, ну среди зверей тоже попадаются идиоты. Сами будете потом спрашивать – откуда негативная энергия берется.
- А Ты то чем поможешь? Волку.
- Я их отгонять буду, глупых. Когда я влюблен, от меня пахнет мандаринами. А волки этого терпеть не могут.
- Ладно, идем. Не люблю ночью по лесу одна ходить. Детство страшное было.... Дал, Лон, Кев. Держитесь. Я Вас люблю... Шел, милая, приятно было с Вами познакомиться. Надеюсь, на этом знакомство не прекратиться... Доброй всем ночи и свежего утра.
Проводив Мурну и Драгана, трое друзей и Шел вернулись в дом и навалились на оставшуюся на столе трапезу.
В камине снова заиграл огонь. Кот Мар, развалившись на большом кресле, грел брюхо.
Злобного Глота не было.
- Мурна права, Дал. Игра прошла неудачно. Для Тебя, по крайней мере.
- Кев, я не слепой. Игра прошла неудачно для нас троих. Нас всех ждут неприятности.
- Да, да... Лон, а помнишь, как мы с Тобой охотились на уток на Гиблых болотах. У нас тогда тоже были большие неприятности.
- Да. Были. Особенно у меня. Ты то отделался недельной отсидкой в гнилом иле и ревматизмом, а мне пришлось целый месяц ублажать дочь Владыки Гиблых Болот.
- Да, кстати, Ты так и не рассказывал подробности.
- Лучше бы я просидел этот месяц в гнилом иле.
- Понял. Больше спрашивать не буду.
- А Ты, Дал, никогда не рассказываешь о Стране Всеми Забытых Женщин.
- Я Тебя очень прошу – не напоминай.
- Тоже понял. Интересно, что нам выпадет на этот раз?
Кот Мар вдруг встрепенулся и зашипел. В камине ярко вспыхнул огонь. Заклубился дым. Из камина вылетел сгусток и стал обретать очертания человека. Через мгновение перед сидящими за столом предстала высокая красивая женщина в длинном белом платье и с бриллиантовым ожерельем на шее.
Мар зашипел еще сильнее и, спрыгнув с кресла, куда-то исчез.
- Добрый вечер, господа!
- О, Морга! Мы Тебя уж заждались!
- Как же без Тебя, Морга? Без Тебя и Игра не игрой оказалась.
- Я знаю, Кев, как Ты меня любишь.
- Я, Морга, честный. Я Тебя не люблю, я Тебя уважаю.
- И на том спасибо, Кев... Дал, где мне можно сесть?
Дал встал и любезно приставил женщине кресло.
- Дал, что это за милая особа у Тебя сегодня?
- Эту милую особу зовут Шел.
- И что она у Тебя делает?
- Она моя гостья.
- О-о! Когда это говоришь Ты, Дал, это звучит интригующе. Я начинаю чувствовать себя лишней.
- В моем доме не бывает лишних, Морга. Ты это знаешь. Они сюда просто не попадают.
- Как знать, Дал? Как знать...
Дал поставил перед Моргой красивую фарфоровую тарелку и положил на нее жаренную куропатку.
- Ну что ж господа... Я хочу выпить за всех вас.
- За здравие, надеюсь?
- За здравие, Кев. За здравие...
Глаза прибывшей женщины, как показалось Шел, сверкнули одновременно и грустью и ненавистью, и чем-то затаенным.
- Что Вы тут так обсуждали, господа?
- Мы говорили, Морга, о мужчинах и женщинах... Ты, вот, к кому себя относишь?
- Я, Кев, отношу себя к дурам... Только Ты этого не поймешь.
Морга с тоской посмотрела на Дала. Хотела что-то сказать, но вдруг осеклась, бросив мимолетный злобный взгляд на Шел.
- Вы, господа, никогда не поймете нас, женщин. Вы пользуетесь нашими слабостями и думаете, что это останется для вас безнаказанным.
Некоторое время на ее лице происходили перемены. Будто велась внутри какая-то борьба. Наконец она стала бесшабашно веселой. И при этом злобный огонь окончательно поселился в ее глазах.
- Дал, господа! А у меня вам всем сюрприз! ... Я приготовила вам всем подарок.
- Ну вот. А мы тут гадаем…
- Ты о чем, Кев?
- Нет, нет. Ни о чем. Я радуюсь, что из камина выпала только Ты, не прихватив с собой всех демонов мира.
- Поверь мне, Кев, скоро у Тебя будет очень много времени для шуток... Вот только, будет ли Тебя кто слушать? ... Дал! Подарок ждет Вас всех во дворе твоего Дома.
Дал был невесел. Он перестал курить тру
Солнце щедро поливало своими лучами все вокруг. В ветвях деревьев игриво шумел ветерок. Зелень трав и разноцветье полевых цветов радовали глаз.
На сердце у девочки было тепло и радостно.
Сколько она уже шла - девочка не знала. Усталости не было. Была лишь истома от ожидания каких-то перемен.
Девочка шла по тропе и была счастлива. Чему – неизвестно.
---
Девочка не помнила, сколько ей лет. Она не помнила, где родилась, и кто были ее родители. И были ли они вообще.
Вереница лиц проплывала в ее памяти каждый раз, когда думала она о том, что было с ней раньше. Лица добрые и злые. Лукавые и глумящиеся. Ласковые и сострадательные.
Страшные события, имевшие место в ее жизни, на время омрачали ее рассудок.
Кровь. Страдания. Смерть.
Девочка видела людей, глумящихся над своими жертвами. Видела предательство. Бессердечие. Зависть и коварство.
Но вставали в ее голове и картины добрые, радостные.
Она знала людей благородных, сильных духом. Ласковых и дарящих радость.
Однажды в лесу она пробила сучком ногу. Было больно и очень страшно. Вид крови, выливающейся из раны, навеял ужас. Ей вдруг показалось, что произошло самое страшное, что могло произойти в ее жизни.
Она заплакала и стала звать на помощь. Но никто не приходил. И только ветер шумел листвой деревьев в ответ.
«Почему?! Почему мой любимый Лес причинил мне такие страдания?! И почему нет никого, кто бы мне помог?!»
И был Он. Огромный человек с некрасивым, грубым, бородатым лицом.
Он вышел из лесу, и ей почему-то сразу стало легко.
Теперь она не одна. Теперь есть кто-то, кто поможет ей. Кто не оставит ее здесь одну истекать кровью.
Она помнила как Бородач, ничего не говоря, вытер кровь, приложил к ране какие-то листья, обмотал ногу разорванной рубашкой.
Боль прошла. Страх растаял. Лес вновь стал приветливым. А жизнь прекрасной.
Потом человек нес ее на руках, и она была счастлива. Даже не понимая толком от чего.
Он отнес ее к людям, с которыми она жила. И последнее, что помнила она об этом человеке, была его огромная очень добрая улыбка на грубом, некрасивом лице.
Память девочки хранила картины жестокости и бессердечия.
Она видела, как люди убивали друг друга. Как жгли дома. Как наказывали плетьми провинившихся. И как радовались люди крикам и стонам истязаемых.
Помнила она, как безжалостно отказывали в помощи тем, к кому приходила беда.
И были дни страшных потрясений.
Видела Она, как сильные становились слабыми и, ставая на колени, умоляли о пощаде.
И как слабые становились сильными. И шли на смерть, защищая других. И смерть отступала.
И помнила Она также и то, как подобрали ее неизвестные ей люди, голодную и всеми брошенную. Как приняли в свою семью, и как делили с ней последние куски хлеба.
И были дни радости и веселья.
Как весело было с людьми отмечать праздники! Кушать пироги с ягодами и плясать вокруг праздничного костра!
А еще помнила того мальчика, с которым вместе играли, ходили в лес, купались в озере.
Как-то он подарил ей куклу. И для нее это был самый дорогой подарок, который она получала в своей жизни.
Все это помнила Она. Но теперь она опять одна. Ибо настало время ей уйти от тех, кто любил ее, и кого любила она.
Она знала, что это время придет. И оно прошло.
---
Девочка шла по тропинке, залитой солнцем. У нее был узелок, в котором лежал хлеб и Кукла. Ее любимая.
Тропинка бежала вдоль леса. Ветер шумливо играл ветвями деревьев. На душе было одиноко, но радостно.
Ей последнее время всегда было радостно на душе. Даже тогда, когда другие люди обычно плакали.
Она же не плакала практически никогда. Разве что тогда, когда от нее этого ждали. Ну, не хотела она разочаровывать ожиданий тех, кого любила.
Девочка всегда несла радость людям.
Когда она приходила в дом, где было горе, горе отступало, и людям становилось легче на душе.
Некоторые поговаривали, что Она умеет своим присутствием решать проблемы, которые казались неразрешимыми. Работа всегда спорилась, когда она принимала в ней участие, а праздник без нее не был таким веселым и радостным, как с ней.
Когда она уходила, все жалели об этом. И все же, никто ее не останавливал. Она чувствовала, что люди любят ее, но бояться. Ибо Она была другая. Не такая, как все. И это было решающим в отношении людей к ней.
Она всегда была «чужая» для них. Неизвестно откуда взявшаяся и теперь неизвестно куда от них уходящая.
---
Тропинка бежала вдоль леса.
«И все-таки грустно быть одной», - думалось ей, - «Зачем лес? Зачем трава? Зачем солнце? Если нету, с кем поделиться своей радостью!»
Подобные «глупые» мысли частенько приходили к ней.
Из-за изгиба леса на тропинке появился человек.
«Кто это?», - пронеслось в голове у девочки, - «Кто бы он ни был, все равно хорошо, что он появился. Это невыносимо все время вот так одной брести по тропе».
Незнакомец
поравнялся с девушкой и смешливыми глазами окинул ее с ног до головы.
- Здравствуйте, милое создание.
- Здравствия Вам. Я очень рада Вас видеть.
- Чему же Вы радуетесь?
- Я давно уже иду по этой тропе, но Вы первый, кого я встретила. Это очень грустно надолго оставаться одной.
В глазах незнакомца промелькнуло нескрываемое удивление.
- А Вы не думали о том, что случайный проходимец вроде меня может стать не совсем желательным субъектом для встречи? Особенно в таком месте как это.
- А чем Вы отличаетесь от остальных? И чем это место необычно?
На лице незнакомца выразилось явное замешательство. Некоторое время он не знал, что ответить.
- Вы либо глупы, либо непросты.
- Я, наверное, очень глупа. Я ушла от людей, которые любили меня и заботились обо мне. Теперь я одна иду, сама не зная, что ждет меня впереди.
Лицо незнакомца еще больше исказилось от изумления.
Нет, он много видал чудаков на свете, которые сами не знали, что делали. Но, глядя на девушку, он никак не мог отнести ее к их числу. Что-то было в ней такое, что он не мог объяснить лишь людской глупостью.
Может быть искренность?
Люди часто бывают глупыми и сами не ведают того, что творят, но при этом умело скрывают это свое свойство. И на вопросы стараются отвечать умно, дабы сложилось впечатление о полной адекватности их поведения.
Девочка же даже не пыталась скрывать того, чего не знает. Она, пожалуй, действительно не ведала, куда идет, но не идти не могла. А раз так, то самое главное – это хорошее настроение.
Раз уж делаешь глупости, то делай их с хорошим настроением. И не пытайся выглядеть умнее, чем ты есть на самом деле.
Да, и, пожалуй, Она действительно рада встречи с ним. Ибо, кто бы он ни был, но повстречать человека сейчас для нее все равно лучше, чем оставаться одной.
- Прелестное Создание! Быть может, долгий путь утомил Вас, и Вы бы не отказались отдохнуть и отобедать?
Девушка замялась. Но ее глаза по-прежнему сверкали радостью и искренностью.
- Я не думала об этом.
- Как бы Вы отнеслись к предложению стать на время моей гостьей? Тут недалеко есть дом, где я живу, и где мы с Вами смогли бы продолжить наше знакомство.
К еще большему удивлению незнакомца девушка, ничуть не смутившись, согласилась:
- Мне неудобно принимать Ваше предложение, но если оно искреннее, то я не могу Вам отказать, тем более что в душе я этому очень рада, ибо путь не столько утомил меня, сколько поверг в уныние от одиночества, ибо нет ничего ужаснее вот так брести без конца по лесной дороге, будучи никому ненужной и не зная, что ждет тебя даль...
Не дожидаясь окончания того, что хотела досказать девочка, незнакомец схватил ее за руку и повлек за собою в Лес.
«И все-таки люди несусветно глупы!»
---
Путь к жилищу Незнакомца оказался не так уж короток и для кого-то мог бы показаться весьма мучительным.
Лес был дремуч и скорее всего непроходимым для стороннего человека. Кругом из земли торчали коряги могучих поваленных деревьев, а толстые ветви растущих так низко опускались до земли, что порой приходилось ставать чуть ли не на корточки.
Но Незнакомцу видимо было хорошо известно все вокруг, и поэтому он уверенно вел Девочку так, что она даже не успела устать и уж тем более испугаться.
Девочка только подумала, что сама она никогда бы не зашла в столь дремучие места, а уж окажись здесь не по своей воле, то ни за что не выбралась бы отсюда самостоятельно.
Лес поначалу действительно выглядел довольно мрачно. Нигде не было ни травы, ни цветов. Не слышалось шуршания птиц в кронах деревьев. Солнце едва пробивалось сквозь немыслимое переплетение ветвей. Было сыро и пахло гнилью.
Но постепенно все в лесу начало меняться. Стал явно ощутим аромат цветов, послышались птичьи трели, огромные полуиссохшие дубы-исполины сменялись изящными березками и горделивыми кленами, раззеленелась трава.
Лес редел и, в конце концов, окончательно расступился. Незнакомец вывел Девочку на край уходящей далеко в даль пестро цветущей долины, обрамленной со всех сторон холмами и продолжением все того же леса, из которого они только что вышли.
Открывшаяся красота была настолько упоительной, что Девочку пробрала истомная дрожь и нега охватила все ее тело.
Долина казалась бескрайней. Все кругом благоухало и переливалось формами и красками. Нежное солнце снова согрело девочку своими лучами, а пьяный аромат цветущих трав выгнал из ее головы остатки мыслей.
Незнакомец, дав некоторое время Девочке оглядеться, повлек ее к цели их небольшого путешествия.
И тут Девочка увидела
Дом.
Обиталище Дала (так по ходу дела представился незнакомец) понравилось девочке (представившейся незнакомцу как Шел).
Срубленный из бревен Дом на опушке леса был довольно внушительный по размерам, выглядел грубо, но величественно, и был не лишен архитектурной красоты и замысловатости. Что-то было в нем притягательного, что пробуждало любопытство и желание зайти внутрь. Даже снаружи было видно, что в Доме множество разных комнат, комнатушек, - не говоря уже о внушительном несколько-уровневом чердаке. И главное – Дом казался живым существом, хранящим огромное количество тайн (большинство из которых лучше бы и не знать всякому).
Около Дома размещался небольшой палисадник с цветами. В разные стороны разбегались тщательно утрамбованные дорожки. Простой грубо срубленный из бревнышек, но очень красивый мостик, был перекинут через игриво журчащий ручеек. Невдалеке стояло несколько незамысловатых хозяйственных строений.
Подойдя ближе Шел обнаружила очень приятную для нее деталь усадьбы - небольшой, теснящийся средь чащи леса, садик с фруктовыми деревьями, скамеечками и мраморным столиком.
«Как много интересного знает этот садик» - почему-то пронеслось в голове у Шел.
У Девочки было замечательное настроение. Она не думала ни о чем, что плохого могло бы принести ей столь опрометчивое согласие стать гостьей Незнакомца. И когда Дал зайдя на крыльцо дома и, отворив дверь, учтиво пригласил Девочку в Дом, Шел поспешила последовать за ним.
Войдя в дом Шел была поражена по-настоящему. Такого убранства дома она ранее никогда не видела.
Дом изобиловал разнообразными деталями интерьера, выполненными из всевозможных материалов, - янтаря, узорного камня, отполированного дерева, черненого металла - и множеством всякой домашней утвари (о назначении многого Шел не могла даже догадываться). Были здесь и кованые решетки, и глиняные украшения на стенах. Бесчисленное число шкафчиков. Разных ниш. И везде, где только можно было что-то разместить или повесить, что-то стояло или висело. Светильники, зеркала, всевозможная посуда, какие-то статуэтки, картины, книги, да и просто «не вообрази что». При всем при этом чувствовалось, что все находиться на своих местах, и Хозяин терпеть не может беспорядка.
Внутри Дом был еще более загадочным, чем снаружи, ибо было совершенно непонятно, откуда это все здесь взялось, и кому и зачем это все здесь нужно.
Все было красиво, величаво, уютно, а главное, продуманно.
Большая комната с камином (видимо гостиная), куда завел Девочку Дал, была просторной и вместе с тем уютной. В ней размещался большой обеденный стол, вокруг которого были расставлены резные деревянные стулья с высокими спинками. У стен стояли шкафы со всякой всячиной. В уголках для отдыха стояли удобные кресла и небольшие диванчики. Одна из стен комнаты почти полностью представляла собой огромное окно, составленное из цветных стеклянных фрагментов. Через них ничего нельзя было видеть, но окно давало комнате много света, при этом создавая таинственную волнующую обстановку.
Не смотря на обилие мебели, в комнате оставалось много свободного места так, что в ней можно было танцевать.
Шел была необычайно поражена всем увиденным, и ее глаза и лицо выдавали это.
Назвавший себя Далом не обращал внимания на восторг Девочки. Очутившись у себя дома, он изменил свое игривое настроение и, учтиво предложив девушке присесть (где ей хочется), не дожидаясь реакции, сам развалился на просторном кресле подле большого камина в виде пасти зубастой твари, закрыл глаза и, казалось, моментально уснул.
Девушку это не смутило. Воспользовавшись моментом, она стала с любопытством разглядывать все вокруг, не обращая внимания на отдыхающего Хозяина.
Первым, что привлекло ее внимание, были картины, висевшие на обитых полированными досками стенах.
«Ни одного портрета», - подумала Шел, - «Картины красивые, но странные, какие-то».
Картины действительно можно было назвать странными. На одной из них, например, была изображена горящая свечка. Просто горящая свечка. На фоне кромешного мрака. Но вглядевшись в картину, Шел почудилось, что пламя свечи колышется, а в черном фоне мрака она вдруг отчетливо стала различать какие-то образы. Причем эти образы изменялись, жили. Ей стало страшно.
На другой картине был изображен пейзаж. Лес, зеленая лужайка, озеро, ручеек, цветы. Величественные горы нависли со всех сторон над этим умилительнейшим местом. Шел провела взглядом по очертаниям гор и тут почувствовала холод, пробежавший у нее по спине. Теперь она уже видела не горы, а клыкастую пасть огромного зверя, похожего на волка. Свирепый взгляд чудовища неистово впился в девочку.
«Странные картины. Интересно, кому и зачем понадобилось это все рисовать?»
У нее пропало желание разглядывать картины, и теперь ее внимание привлекли бесчисленные статуэтки и вазочки в виде причудливых существ, в большом количестве расставленные на всех шкафах и столиках. Существа были забавные. Им вряд ли имелись определения. И каждый раз, когда она подходила и начинала их рассматривать, ей казалось, что они ей подмигивают.
В дальнем углу комнаты размещался небольшой столик, на котором в оправе из переплетенных серебряных прутьев громоздился больших размеров хрустальный шар. Когда Шел подошла и заглянула в него, шар моментально изменился. Он потерял прозрачность, внутри стало что-то происходить. Шел показалось, что стала различать внутри какие-то осмысленные картины. Природу, сооружения, предметы, людей, каких-то странных существ. Послышалась музыка. Она не понимала, откуда исходит она, но музыка была столь приятной, что хотелось слушать и слушать.
Затем послышались странные звуки, не вписывающиеся в канву мелодии. Шел стала различать голоса и речь.
Но вдруг все кончилось. Звуки стихли, и шар вновь стал прозрачным и мертвым.
«Да-а. Интересно. Есть на что посмотреть».
Шел продолжила осмотр комнаты.
Она подошла к небольшому окну в дальнем конце комнаты, чтобы полюбоваться красивейшими цветами, расставленными на подоконнике.
«Как мило», - подумала она, - «Цветы – это самое прекрасное, что есть на свете. Как можно без них жить?»
Она долго стояла у окна и никак не могла налюбоваться. Лишь через некоторое время она смогла оторвать взор от растительного великолепия, и тут ее внимание привлекла очередная картина, висевшая на стене у окна.
Это был портрет. Портрет женщины.
«Ну вот. А я уж думала, что здесь нет ни одной нормальной картины».
С картины на девочку «живыми» глазами смотрела…
Женщина.
Красавица с пышными длинными светлыми волосами в легком, завивающемся в каком-то нереальном вихре платье.
Взгляд нарисованных глаз был настолько пристальным, таинственным и зовущим, что девочке стало не по себе.
Была еще одна вещь, сильно смутившая Шел. Она сразу не обратила на нее внимание. Прямо на портрете висел скелет отрубленной человеческой руки с остатками тлена.
А взгляд женщины с портрета тем временем начал впиваться в Девочку. Завороженная Шел почувствовала, что уже не может отвести взгляд от глаз красавицы. У нее стало мутиться в голове. Ей показалось, что портрет хочет втянуть ее в картину. Ей захотелось бежать, но теперь, даже если бы она решилась на это, она уже не смогла бы это сделать. Девочка буквально окаменела. Она лишь из последних сил попыталась бороться с пронзающим ее взглядом, чтобы сохранить контроль над остатками своего сознания. Но сознание неумолимо покидало ее.
В этот миг она услышала за спиной голос человека, приведшего ее сюда:
- Не надо очень пристально рассматривать портреты незнакомых Тебе людей. Это не всегда безопасно.
Девочка тут же пришла в себя и обернулась. Хоть наваждение прошло моментально, Шел некоторое время продолжала чувствовать себя очень плохо. Ее трясло, в висках стучало, на лбу выступили капельки пота.
- Кто изображен на портрете?
- Очень красивая женщина. Самая красивая из тех, кого я встречал до сих пор.
- Вы знали ее?
- Да, знал.
- А где она теперь?
Дал на мгновение задумался. На лице появилось неясное выражение. Не то злость, не то тоска.
- Об этом неплохо было бы спросить того, чья иссохшая рука висит на портрете.
С этими словами Хозяин повлек Шел прочь от картины.
- Кажется, я пригласил Тебя к себе на обед. Идем же, стол уже накрыт.
Посмотрев на стол Шел к своему удивлению увидела, что он действительно уже накрыт.
- Мне казалось, что Вы спите. Когда Вы успели все это?
- Ты была слишком поглощена удовлетворением своего любопытства. Садись.
Дал присунул к столу небольшое кресло для Шел, и сам разместился рядом на стуле.
Садясь за стол, Шел бросила взгляд на кресло у камина, где, как ей казалось, совсем только что отдыхал после дороги сам Хозяин, и увидела теперь на нем развалившегося пушистого серого кота.
- Какой милый котик живет у Вас! Можно будет его погладить?
- Можно. Если только он Тебе это позволит.
- Вы что: плохо его воспитываете?
- Я вообще не занимаюсь воспитанием котов.
Дал налил Шел в красивый резной фужер белого вина и положил ей на тарелку поджаристые сырные лепешки. Сверху он набросал клубники и залил все это сверкающим рубиновым блеском фруктовым вареньем.
Себе на тарелку он положил кусок жареного мяса и налил в глиняный стаканчик какой-то бурой полупрозрачной жидкости.
- Ваше Здоровье, Прелестное Создание!
Подхватив стаканчик, он одним глотком опустошил его и принялся за мясо.
- Ваше Здоровье, Досточтимый Дал!
Шел отпила вина из своего фужера. Оно пахло цветами и имело очень нежный вкус. Сырные лепешки с корицей и изюмом показались Шел немыслимо вкусными. У нее вновь начало улучшаться было подпорченное настроение. И вскоре она почувствовала себя вполне счастливой оттого, что наелась.
Увидав, что Шел опустошила тарелку, Дал поставил перед ней вазу с фруктами. В ней был виноград, сливы, кусочки дыни и большие желтые груши. Кроме того, рядом с ней стояли еще вазочки с орехами и мармеладом.
«Интересно, откуда у него все это взялось здесь?» - подумала девочка, но не стала задавать лишних вопросов.
Когда она доедала грушу, зажевывая ее мармеладом, из-под стола ей на колени запрыгнула та серая тварь, которая до сих пор возлежала на кресле Хозяина.
Девочка не сразу, но все же решилась погладила кота и, видимо, ему это понравилось, ибо он тут же развалился на ее коленях, не думая о том удобно это для нее или нет.
- Как его зовут?
- Ты можешь звать его Мар.
- Скажите, Вы тут живете один? - девочка посмотрела на кота и добавила – Ну, кроме Мара, конечно.
- Вообще-то я тут живу один. Но иногда здесь бывает столько народу, что я даже рад, что остальное время я живу один. Если Ты останешься у меня до вечера, то возможно убедишься в этом.
- А что будет сегодня вечером?
- У меня соберутся друзья. Ты случайно не боишься разных там ведьм, леших?
- Нет, я не боюсь ни ведьм, ни леших.
- А кого Ты боишься?
Девочка задумалась.
- Я боюсь слабых, трусливых и алчных людей. Слабость, страх и алчность делает людей жестокими, бессердечными и безрассудными. Они совершают ужасные поступки, причиняя боль другим и себе, не понимая, что поступают просто глупо. Но от этого последствия их деяний не становятся менее ужасными.
Дал, не дожевав очередной кусок мяса, замер, как будто обдумывая неожиданно сказанное девочкой, и затем как-то непонятно посмотрел на нее.
- Вообще-то сказано умно. Хотя, Ты по-прежнему складываешь у меня мнение о себе, как о весьма глупой особе. Ну, вот смотри, Ты говоришь, что не боишься ни ведьм, ни леших, а боишься слабых, трусливых и алчных людей. Ну, разве Ты бы предпочла лучше жить в лесу с людоедом, от которого не знаешь, чего можно ожидать, чем в семье обычных людей, пусть хоть трижды трусливых и жадных?
- Только от людей никогда не знаешь, чего можно ожидать. От людоеда, если он людоед, всегда знаешь, чего можно ожидать. И от любого другого лесного чудища знаешь, чего ожидать, если только ты не глуп, как бревно. Ибо лесное чудище знает, чего хочет и, как правило, не скрывает этого. Ибо, зачем ему скрывать? Если оно не глупое, оно всегда добудет себе то, что ему нужно, а то, что ему не нужно, оно и брать не будет.
Дал отодвинул графин с вином от Шел и стал с интересом ее разглядывать.
- Ты считаешь, что среди лесных жителей нету дураков, и каждый знает, чего хочет, и не скрывает этого? До еще и берет себе лишь то, что ему нужно?
- Если ты живешь один в лесу, ты уже не дурак, ибо дураки тянуться к дуракам и одни не живут. Другое дело, что жить одному очень тоскливо и скучно. Но именно поэтому, ну если ты, конечно, все-таки, не совсем дурак, то ты не станешь кидаться на первого встречного проходимца с единственной целью его скушать. Ведь, в конце концов, это не самое главное. Правильно? Разве стоит жить только для того, чтобы кушать? По меньшей мере, ты сначала с ним поговоришь. И только если убедишься, что проходимец глуп, как тыква, и ни на что более не годиться, как огурец на огороде, тогда, пожалуй, ты его съешь.
Дал выронил вилку под стол и нагнувшись долго ее там искал.
- Скажу Тебе прямо: со своими рассуждениями Ты либо будешь иметь очень большие неприятности, либо заставишь мир крутиться вокруг себя.
Шел не нашла, что на это ответить. Она хотела продолжить разговор, но сонливое настроение выше ее сил стало охватывать ее. Дал заметил это.
- Вот что. Здесь возле дома есть небольшой сад. Если Ты не против, Ты бы могла отдохнуть там. Тебя никто не побеспокоит. А мне надо подготовиться к приему гостей. У нас вечером будут гости.
Дал сказал «у нас» и осекся.
- Я сказал «у нас», только в расчете на то, что Ты не спешишь и останешься у меня.
- Дело не в том, что я куда-то спешу, а в том, в какой степени я не помешаю Вам и вашим гостям.
- Без Тебя весь сегодняшний вечер можно будет считать безнадежно потерянным.
- Пожалуй, я приму Ваше предложение и останусь. Я постараюсь, если это возможно, ничего не испортить Вам своим присутствием здесь.
- Вот и прекрасно! А теперь вставай и иди в сад. Ты уже засыпаешь от усталости.
Шел поблагодарила Дала за обед, и отправилась в сад. Она поняла, что помочь ему не сможет, а потому лучше не путаться под ногами. Себя же она действительно чувствовала очень усталой и с радостью отдохнула бы в саду.
Сад
был небольшой, но достаточный. В нем было все, что только может быть нужным и радовать человека в таком месте.
В саду росли фруктовые деревья, обвешанные плодами, декоративные кустарники, радующие глаз. Кое-где размещались небольшие палисадники с красивыми цветами. Стояли лавочки. Было место, где разжигали костер. И даже висел над этим местом котел, в котором можно было при крайней необходимости, что-то сварить. Небольшой ключ бил из земли и набирал хрустальной холодной водой красивую мраморную чашу, вкопанную в землю. Имелась в саду и небольшая качелька. И столик. И был просторный удобный лежачек в тени небольшой яблони, на которой росли изумительной красоты большие красные яблоки.
А, главное, все в саду было также тщательно продумано, как и все в доме Дала. Каждое дерево росло там, где должно было бы ему расти. Там, где должна была быть дорожка, там она была. И трава росла исключительно там, где того хотелось бы.
«Сюда бы еще бассейн с рыбками» - подумалось Шел.
Шел немного погуляла по саду. Съела несколько яблок. И оказавшись, наконец, у лежачка в сильной усталости свалилась на него.
Лежать в тени яблони было настолько приятно, что сладкая нега тут же охватила девочку, и ее глаза стали сонно смыкаться.
Она попыталась побороться с желанием уснуть. Открыла глаза и снова огляделась вокруг. Ей хорошо с этого места был виден Дом. Правее там, где лес прерывался, открывался далекий вид на долину. Виднелись луга, холмы и новый лес.
Ее взгляд снова остановился на Доме. Ей показалось, что он колышется на ветру. Почудились непонятные звуки, которые, казалось, издавал он при этом. Какая-то странная дымка поднялась и завихрилась вокруг.
Над головой послышалось цвирканье какой-то птички. Из зарослей травы появился Мар. Подойдя, и, на всякий случай, обнюхав гостью, он без приглашения улегся на лежачке подле нее.
Она попробовала лениво погладить кота, но силы оставили ее.
Более она уже не могла противиться усталости, и сон мягко накатил на нее.
---
- Я рад Тебя видеть, Морга.
- О, Дал! А как я рада видеть Тебя! Ты не знаешь этого... Я соскучилась, Дал... А Ты, негодяй, последнее время избегаешь меня! Я начинаю злиться.
- Я работаю, Морга. Я рисую.
- Да, да... Картины Тебя интересуют больше, чем я. Я даже ревную Тебя к ним, Дал... Особенно к той у окна... А знаешь, почему я ревную Тебя к твоим картинам? ... Ни на одной из них нет меня.
- Морга, я давно хочу нарисовать Тебя, но всему свое время.
- Я не хочу ждать... Она висит в твоем доме. Неужели я не заслужила того же?
- Ты глупая, Морга. Разве это можно заслужить?
- Да, Дал. Ты прав. Я глупая. Глупая, что люблю Тебя.
- Не обижайся. Повторяю, всему свое время.
- Ты просто не любишь меня, Дал.
- А Ты знаешь, что такое Любовь?
- Знаю, потому, что люблю.
- Может быть, может быть... Но, может, Ты любишь не столько меня, сколько свои фантазии? ... Ты часто упрекаешь меня и требуешь многого.
- Да, да. Я уже это слышала. По твоим суждениям я должна любить Тебя таким, какой Ты есть, и не требовать большего... Но я и люблю Тебя таким, какой Ты есть, Дал! И другой Ты мне не нужен. Но я хочу большего... Я хочу быть с Тобой всегда! Я хочу быть твоей музой! Я хочу занять собой весь мир для Тебя.
- Мир, Морга, слишком велик. И никто не может занять собой его весь... Ты говоришь о том, чего хочешь Ты... А где же Я в этом твоем мире? Не кажется ли Тебе, что, если Ты вытеснишь из него все кроме себя то, Ты вытеснишь из него и меня.
- Ты везде в нем! Ты в нем все!
- Морга, я не хочу быть всем. Я хочу быть лишь тем, чем я есть.
- Это потому, что Ты не любишь меня.
- Любовь - это когда Ты даришь себя другому, а не наоборот.
- Так подари мне себя, Дал! Себя я Тебе дарю. Бери меня.
- Я бы подарил, Морга... Я бы подарил... Только, извини, но Ты, действительно, хочешь слишком многого. Даря мне себя, Ты стремишься при этом сделать из меня лишь плод своей фантазии. Не видишь ли Ты в этом определенного противоречия?
- Ну, а почему Ты не хочешь стать моей фантазией?!
- Хотя бы потому, что у меня есть своя собственная.
- Вот! Именно это я и ждала услышать... У Тебя есть своя собственная! И в ней нет для меня места!
- Ты опять говоришь глупости. Место есть всегда и везеде. Но каждый ищет его себе сам, Морга.
- Я все поняла, Дал... То, что я и ждала услышать! Ты не любишь меня, и никогда не любил...
- Я люблю Тебя, Морга.
- Ты лгун! ... Знаешь, когда того, кто любит, обманывают, он начинает ненавидеть... Ты пожалеешь, Дал, что не захотел ответить мне на мою любовь...
- И опять глупость. Во-первых, тот, кто любит или любил, не может ненавидеть того, кого он любит или любил. Во-вторых, кто Тебе сказал, что я лгу и не отвечаю Тебе на твою любовь. А в-третьих... я давно разучился, Морга, о чем-либо жалеть... Тебя я любил, люблю, и буду любить, Морга... Быть может, только, мы по-разному понимаем с Тобой это чувство.
- Да, да, дорогой... Ты любишь... Ты любишь меня! Ты продолжаешь любить ее! Ты любишь весь Мир! ... Дал, так нельзя! Любить, можно только кого-то одного!
- Ты несусветно глупа. Весь Мир я не люблю, Морга. И Ты это знаешь. А уж, кого любить, кого нет – это нельзя ни решить, ни запретить, ни навязать. Кого человек любит, того он любит. Уж извини... Почему, собственно, нельзя любить весь Мир?
- Не извиню, Дал! Ты пожалеешь, Дал! ... Ты еще горько пожалеешь! ... Ты глуп сам, а глупцов надо наказывать...
---
Шел проснулась.
Некоторое время она не могла сообразить, где находиться, и что с ней происходит. На сердце давил камень. В голове мешались какие-то странные мысли. Кажется, ей снился сон. Непонятный и не очень приятный. Но, какой – она не могла вспомнить.
Наконец она вспомнила, где она. Вспомнила все, что с ней происходило в этот день, и как она здесь оказалась.
Осмотревшись, она обнаружила все на своих местах. Сад, Дом, в который ее привел тот, кто назвал себя Далом. Луг и дальние холмы за лесом. Только небо теперь было уже совсем другим. Нерадостным. Сильный ветер гнал по нему грозные косматые тучи. Солнца не было видно. Стало холодно и неуютно на лежачке под яблоней.
Да и кота Мара уже не было рядом.
Шел вдруг охватила тревога. Да еще сомнения по поводу правильности ее согласия остаться здесь.
«Я уже должна была быть в городе. У тетушки Белы... Зачем я пришла сюда? И что от меня хочет этот человек?»
Шел вновь посмотрела на Дом. Дом не подавал никаких признаков жизни. Со стороны него не доносилось никаких звуков. Труба не дымила.
«Может, Он оставил меня здесь одну?! ... Этого еще не хватало! ... Пожалуй, мне нужно его разыскать и извиниться за опрометчивое согласие остаться. Если я уйду сейчас, я еще могу успеть до темноты добраться до города».
Шел встала и решительно направилась к Дому.
«Я не могу уйти не попрощавшись. Я должна найти Дала и поблагодарить».
Шел зашла на крыльцо и, обнаружив дверь незапертой, вошла в дом.
Внутри было тихо.
- Дал!
Девочке никто не ответил. Тогда она прошла в знакомую уже ей гостиную.
Там все было, как и несколько часов назад. Стол был прибран. А на кресле у камина Шел обнаружила пропавшего кота. Он беззаботно спал.
Она решила дождаться Хозяина здесь.
Умостившись на кресле вместе с Маром, она стала смотреть, как за окном на небе собирались грозовые тучи.
---
- Такова твоя участь, Глот. Быть гадиной и одновременно с этим неудачником во всех твоих гадских начинаниях.
- Спасибо Тебе, Морга. Мне сразу стало легче от твоих слов.
- Легче, не легче, а тут уже ничего не попишешь.
- Это Ты так считаешь?
- Я вообще не считаю.
- А мне вот нет никакого дела до всех участей вместе взятых.
- Участь – это такая штука, до которой поначалу никому нет дела. Но потом оказывается, что она сильнее тебя. И ты ничего не можешь против нее.
- Дура Ты.
- Я бы могла обидеться на Тебя, Глот. И тогда Ты бы приобрел для себя еще одну неприятность. Но я и так уже обижена. Одной обидой больше, одной обидой меньше ... Поэтому, как дура, скажу Тебе одну мудрую вещь... Может мне зачтется... Но Тебе повторять не буду... Участь – не приговор. Хоть она и сильнее нас, но нет ничего, что нельзя бы было сломать.
- Я не собираюсь ничего ломать.
- Вот в этом то и проблема. Твоя. Ты не хочешь поверить в то, что что-то может быть сильнее Тебя. И, не веря в это, не хочешь ничего менять. Как глупый протест против того, что все-таки что-то может быть Тебя сильнее. А, между тем, именно в этом то и есть твоя слабость. Ты злишься. А значит Ты слабее того, на что Ты злишься. Даже если и не веришь в это.
- Ты хочешь сказать, что если б я не злился, то стал бы сильнее того, что сильнее меня сейчас?
- Да, мой друг. Но до остального Тебе придется додумываться самому. Ты меня разозлил. Так что я ухожу, что бы окончательно на Тебя не растратиться. Мне силы нужны для другого дела.
---
Время шло, а Дал не появлялся. День неумолимо близился к вечеру.
В нетерпении и незнании как ей быть Шел вновь стала ходить по комнате и разглядывать картины.
Пересмотрев их все, и покрутив в руках несколько наиболее заинтересовавших ее статуэток, она вновь оказалась у портрета белокурой женщины. Несмотря на предостережение Дала, ее влекло к этому портрету, и она не могла сдержать своего желания вновь посмотреть на него.
Слегка скривившись от вида иссохшей руки, зачем-то повешенной на картину, Шел вновь стала разглядывать женщину. Их глаза встретились.
Нет. Эти нарисованные глаза определенно были живыми. В них было глубокое выражение, которое менялось, и в них читалась целая история.
Казалось, женщина с портрета следит за всем, что происходит в комнате, и это причиняет ей боль. Если бы ее руки были столь же живыми, как и глаза, она, наверное, сейчас вцепилась бы ими в горло смотрящей на нее девочки.
Шел вновь стало не по себе. Пристальный взгляд красавицы сверлил ее насквозь. Какая-то пелена поплыла перед глазами. Показалось, что все вокруг закачалось, и стало искривляться. Страх охватил Шел. Сознание вновь стало покидать ее.
Но именно этот охвативший Шел страх неожиданно вывел ее из завороженного состояния, и Девочка, бросившись бежать, выскочила из комнаты.
Выбежав из комнаты, Шел обессилено села на пол. Сердце надрывно стучало в груди. Пот вновь проступил на лбу. Обомлевшие руки тряслись.
Она долго не могла прийти в себя, и даже, когда нехорошее состояние стало понемногу проходить, она все равно продолжала сидеть на полу, совершенно теперь уже не зная, что ей делать дальше.
Тут Шел увидела лестницу, ведущую на второй этаж. Может это и не учтиво, - ходить без спроса по чужому дому, - но Шел было уже все равно.
«Не могу же я бесконечно ждать, когда появиться Хозяин... Если он вообще появиться».
Шел встала и пошла наверх.
Первым, что обнаружила Шел наверху, была небольшая комната. Дала в ней не было.
Просторный диван, массивный письменный стол, целая коллекция курительных трубок. Опять картины на стенах. И такой же хрустальный шар, как и внизу, только поменьше. Большой шкаф с книгами.
В комнате было уютно. Как и везде в Доме.
Внимание Шел привлек небольшой стилажик на стене с расставленными и развешанными на нем статуэтками, странными предметами и медальонами.
Девочка подошла и стала рассматривать вещи. Особенно ей понравился один медальон («Наверное, амулет», - подумала она) с двумя выточенными из серебра дракончиками, усеянными множеством мелких сверкающих разными цветами бриллиантиков. Медальон так понравился ей, что она не смогла удержаться, чтобы не взять его и не повесить себе на грудь. Когда она сделала это, ей показалось, что дракончики засверкали еще больше.
В этот момент ей почудились какие-то звуки наверху. Где предположительно должен был быть чердак. Шел встрепенулась и выскочила из комнаты. Тут же обнаружила она еще одну небольшую лестницу наверх, заканчивающуюся дверкой, и, недолго думая, поспешила туда.
Отворив дверку и пройдя внутрь, она оказалась на чердаке.
Пожалуй, это было единственное место в Доме, где царили беспорядок и запустение. Причем такие, какие редко можно где увидеть.
Всюду беспорядочно валялись старые пришедшие в полную негодность вещи: сундуки, изветшалые книги, поломанная мебель, битые горшки и ржавые кастрюли, объеденная молью одежда и многое другое. Целый угол чердака был занят сваленными на кучу недорисованными или испорченными картинами. Всюду лежал толстый слой пыли, а с потолка и стен гроздьями свисала старая паутина, испещренная дохлыми, засушенными мухами.
Не обнаружив на чердаке никого, Шел хотела было покинуть это весьма некрасивое место, но тут ее взор упал на нечто, что заставило ее второй раз за сегодня поморщиться.
На деревянной балке, подпиравшей крышу, привязанный толстыми веревками висел скелет. Человеческий.
Шел решила задержаться и, подойдя к висевшему скелету, стала его разглядывать.
«Чей это скелет? Почему висит тут? ... В комнате рука на портрете, здесь скелет... Странный этот Дал какой-то».
За спиной послышались шаги. Шел вздрогнула и, схватив от страха ржавый топор, валявшийся возле ее ног, обернулась.
- Ты очень любопытная. Мне это даже нравиться... Ты хорошо отдохнула в саду?
Подошедший Дал спокойно забрал из рук девочки топор и положил его на то же место, где он и лежал.
- Извините... Я искала Вас. Я хотела...
- Поблагодарить и попрощаться... Ты передумала оставаться у меня.
- Нет, но... вообще-то...
- А если я попрошу Тебя остаться, Ты останешься? ... Мне очень хочется, чтобы Ты осталась... Ты можешь уйти в любой момент. Но уже вечереет, а до города далеко... В этом же доме Ты можешь чувствовать себя абсолютно спокойно.
- Хорошо. Я останусь.
Тут Шел вспомнила про медальон, висевший у нее на груди. Она схватила его руками, будто пытаясь прикрыть, и покраснела.
- Оставь. Не снимай. Это амулет. Он может Тебе пригодиться... Но впредь старайся не брать без спроса вещи, Тебе незнакомые. Вещь может не принять Тебя... Идем.
Дал повлек Шел к выходу, но она остановила его и показала на скелет.
- Кто это?
Дал обернулся и его лицо прониклось тоской и огорчением.
- Корноул... Когда-то он был моим другом. Но это было очень давно.
- Это Вы его? ... За что Вы так с ним поступили?
У Дала явно не было желания об этом говорить. Он скривился, но все же продолжил:
- Это грустная история. Мы были друзья. Но, кажется, он завидовал мне. Или на что-то обижался. Только он всячески пытался мне насолить. Рассказывал про меня небылицы, сорил с другими. Постоянно что-то крал.
Я терпел, пока он не украл у меня коллекцию статуэток и амулетов.
Не знаю, зачем она ему понадобились. Я был настолько зол, что не стал разбираться. Притащил его сюда и сказал, что он никогда более не покинет этот дом. Он стал смеяться и грубить мне. Тогда я привязал его на чердаке и оставил одного... Он долго кричал. Звал. По-моему пытался рассказать что-то. Но... я вдруг потерял ко всему этому интерес... и к нему тоже. Мне предстояла длительная отлучка ...
Дал замолчал и с грустью посмотрел на висящий скелет.
- Так чем закончилась эта история?
- Ничем, как видишь.
---
Уже была глубокая ночь. В комнате горел камин, и светили лампы.
- Нет, нет, Мурна! Я хочу, чтобы ты попала мне прямо в лоб! – практически полностью пьяный тип с кабаньим лицом восседал на камине и с оскальей улыбкой взирал на громко смеющуюся подвыпившую девицу, раскачивающуюся на стуле с яблоком в руке, и пытающуюся попасть этим яблоком в типа.
- Ну, давай! А то я изжарюсь тут!
- На! Получай, Драган!
Мурна наконец прицелилась и швырнула яблоко.
В Драгана оно не попало. Оно попало в глаз чудовищу, пастью которого являлся камин, отлетело и разбила фужер в руке Дала, о чем-то беседовавшего с двумя другими своими друзьями Кевом и Лоном. Та, которую звали Мурна, при этом опрокинулась со стулом на спину, чуть не перевернув стол с трапезой.
Видимо привыкший к подобным инцидентам Дал принялся спокойно собирать осколки, в то время как один из его собеседников Лон пошел поднимать девушку.
- Мурна, я спешу к Тебе на помощь! – с этим окриком тот, кого звали Драган, с ужаснейшим грохотом свалился с камина.
- Великодушно прошу меня простить. – Поднятая с пола молодая дама попыталась изобразить на лице искреннее раскаяние.
- Дорогая, Ты не расшиблась? – Подскочивший, чудом уцелевший после чудовищного падения Драган, вцепился в с трудом соображающую Мурну руками и попытался сорвать с нее платье, дабы, видимо, облегчить дыхание.
- Драган, Драган. Это лишнее. – Лон мягко отстранил переживающего Драгана, - Лучше принеси холодного лимонада.
Убрав осколки разбитого фужера, Дал закурил трубку и продолжил разговор с не обращающим внимание на суету Кевом:
- Нет-нет, Кев. Шаманский бубен надо обтягивать исключительно шкурой старого козла, ни разу не познавшего женщину... козу.
- Ага... А еще лучше…
- Нет-нет. Это уже грубо.
- Кто бы говорил.
- Ты не прав. Я сторонник эгрегора формы, но не до такой степени, чтобы забывать об эстетике.
- Ты сам себя слушаешь?
- Повторяю Тебе, Ты не прав.
- Я не прав всегда... В этом мое предназначение.
- Нет... В этом мое предназначение... Ты у нас должен всегда быть правым. И должен следить за своими словами и своими мыслями... Мне не обязательно.
- За своими мыслями, а уж тем более словами, нужно следить всегда и всем.
- Это Ты хорошо сказал. За это можно поднять бокал.
- С удовольствием. Но вначале я хочу задать вопрос ребенку.
- Кого Ты имеешь в виду?
- Прошу простить. Я хочу спросить у госпожи Шел... Досточтимая Шел, не сочтете ли Вы возможным поставить точку в дискуссии на предмет того, что важнее эгрегор формы или ее качественно-эстетическое содержание?
- Я не очень понимаю, господа, о чем Вы говорите.
- Ну, вот, что важнее? Чтобы мармелад был вкусным и доставлял удовольствие, или чтобы он соответствовал канонам изготовления мармеладных конфет, единожды принятым.
- Я думаю, главное, чтобы мармелад был вкусным. Но... Если не придерживаться канонов, то те, кто его делают, начнут, в конце концов, делать не мармелад, а невообразимо-гнусное месиво.
- Да. Вы правы ... Но только вот что будет, если все начнут делать мармелад по одному единственному шаблону? Не будет же никакого разнообразия. Вед, сегодня Вам хочется малинового, а завтра потянет на сливовый. Да еще с корицей. А может быть с мятой.
- Мне думается, что если один человек чувствует, что от него хочет другой и стремится ему угодить, то каноны ему в этом случае не нужны... Наверное, только мешать будут... Но вот если Вы не знаете, чего от Вас ждут, тогда лучше, все-таки, им следовать. И если Вам в результате не удастся угодить другим, Вы, по крайней мере, будете иметь возможность спихнуть всю вину на того, кто эти каноны придумал.
- Интересная мысль. Надо будет ею воспользоваться... Дал. Досточтимая госпожа говорит о том, что, если мы знаем, чего от нас хотят, так сказать, напрямую, то и делать это мы должны тоже напрямую.
- Это если мы знаем, чего от нас хотят. А если нет? А если те, кто хотят, сами не знают, чего хотят? Или знают, чего хотят, но мы не хотим того же?
- Тогда обтягивай бубен козлиной шкурой... Когда мы все станем его слушать и думать об одном и том же – о несчастном козле – наши желания и, главное, устремления волей не волей придут в гармонию.
Лон наконец-таки привел в чувства Мурну:
- Мне нравится сегодняшний вечер. А знаете почему - с нами нет этой гнилой ведьмы, Морги?
- Ты к ней не справедлива, Мурна.
- Знаю, Дал, как ты к ней относишься. Но она еще покажет Тебе, что я была права в своем к ней отношении... Странно, что ее нету. Она старалась ранее не пропускать Игру... Идемте в сад. По-моему мы засиделись. Глот, Ты пойдешь с нами в сад?
Мурна обратилась к еще одному гостю, все это время тихо сидевшему в дальнем углу комнаты под портретом женщины. Это был худощавый человек, с печальным и одновременно злым выражением лица.
Ответом Глота был отрицательный кивок головой.
На дворе была кромешная тьма. Только фонарь освещал крыльцо, да из сада лилось неяркое голубое сияние, источником которого было множество крохотных огоньков в кронах деревьев.
- Как прекрасно, друзья, вдыхать аромат ночного леса! – протрезвевшая Мурна, закрыв глаза, дышала полной грудью, подставляя лицо под дуновения поднявшегося холодного ветра.
В саду пахло яблоками. Голубое сияние, искрясь и переливаясь, струилось по кронам деревьев, кустам и траве. Было покойно и таинственно.
Тишину нарушали лишь смех Мурны, носящейся меж деревьями, и окрики Драгана, пытающегося ее поймать.
- Негодница! Сейчас я догоню, привяжу Тебя к дереву и отстегаю, как девчонку!
Шел сидела на качели, и Дал с Кевом мерно раскачивали ее.
- Я не знаю, господа... но мне кажется, что точкой изначальности всего является Красота.
- А что есть красота, Шел?
- Красота? ... Думаю, господин Кев, что красота – это, прежде всего, неожиданность. Это то, что открывает путь в бесконечный мир непознанного. Но, при этом, этот мир должен непременно быть свободным от того негативного, что мы уже успели на текущий момент познать для себя как таковое.
- Вы говорите то, что думаете?
- Пожалуй, я говорю то, что чувствую.
- А если в том мире непознанного вопреки Вашим ожиданиям Вас ждет еще больше того негативного, что Вы таковым считаете?
- Я думаю... здесь все зависит от самого человека. Если, отправляясь в мир непознанного, Вы не освободили самого себя от того, что считаете негативным, то в результате попадете как раз туда, где этого в большом достатке.
- А если освободили, Вы полагаете, тогда то, куда Вы попадаете, должно будет быть свободным от этого.
- Полагая, что так.
- Ну а если там, куда Вы попадаете, Вы обнаружите для себя новые негативы, о которых пока еще не знаете?
- Поступлю аналогично.
- И снова отправитесь на поиски того, что свободно теперь уже от этого нового негатива?
- Пожалуй.
- А может, стоит успокоиться, смирится с отдельными негативами, как вынужденной неизбежностью, ради конкретных позитивов стабильной определенности?
- Может быть... Если только Вы знаете, что такое «стабильная определенность»... И если в результате не умрете от безысходности негативов и скуки.
- Иными словами, Вы ратуете за стабильную неопределенность?
- М-м... неопределенность стабильно свободную от негативов... А позитивы никуда не денутся. Придут сами.
- Интересная мысль. Надо будет ею воспользоваться... Только, смею Вас заверить, никуда не денутся не только позитивы, но и негативы. Они тоже все равно придут.
- Ну и лад с ними. Пусть приходят. Главное не впускать их в себя. Тогда они потолкутся-потолкутся и уйдут прочь.
- Интересная мысль, надо будет...
Подошел Лон с графином вина.
- В этом году прекрасный урожай яблок. И пунш, Дал, у Тебя отменный... А чем Вы тут занимаетесь?
- Кев объясняется в любви молодой особе. И проявляет этим, кстати, неуважение ко мне, как к хозяину, имеющему право первенства в этом вопросе.
- Как-то странно вы объясняетесь. Вот Драгана я понимаю.
Из кустов доносились истошные вопли:
- Негодяй, оставь меня в покое!
- Ты идеал страсти! Ты исчадье похоти! Ты вершина блаженства!
- Пойди прочь, глупый самец!
- Лучше убей меня!
- У меня не хватит на это сил!
- Тогда убей меня своим бессилием!
Лон налил всем пунша и переглянулся с Далом и Кевом:
- Ну что, пора?
Дал и Кев некоторое время стояли молча, глубоко вдыхая свежий ароматный воздух сада и смотря на ночное небо.
- Пора.
- Самое время.
Как будто сообразив, что уже оно - «самое время» - Мурна и Драган неожиданно успокоились и подошли с абсолютно несвойственными им до сих пор серьезными лицами.
- Уже давно пора. А то мы слишком увлеклись второстепенным. – Сказала Мурна, оправляя платье.
- Кто знает, Мурна, что второстепенное, а что нет? Идемте. Нас ждет
Шихан.
Дал помог Шел слезть с качели и все направились из сада в направлении стоящего в стороне сооружения, напоминающего большую беседку.
- Всеми внутренностями чувствую, что Шихан сегодня закончится Магедоном.
Дал обернулся и посмотрел на Драгана, как на бочонок с прокисшей капустой. Тот виновато стукнул рукой по губам.
Шихан, - так называлась беседка, равно, как и игра, в которую намеревались играть, - представлял собой прямоугольный деревянный помост из отполированного темного дерева, над которым на угловых деревянных столбах висела деревянная крыша. По периметру помоста были расставлены простые деревянные скамейки с высокими прямыми спинками. На столбах, держащих крышу, висели лампы. Лампы горели не ярко и кое-как освещали лишь внутреннюю часть шихана и ровным счетом ничего, что было за его пределами.
Единственное, что еще обнаружила Шел в Шихане, были большие идеальной формы шары. Шары были темно-бордового цвета, каменные и также идеально отполированные, как и помост, на котором лежали.
Шел не успела посчитать их количество – пришедшие тут же загнали их все под лавки специальными длинными палками. При этом никто ни разу не позволил себе заступить за полосу более темного цвета, которая отделяла свободное пространства центра шихана от места, где по краям на лавках должно было сидеть играющим.
Когда поле для игры освободили от шаров, наступила молчаливая пауза. Толи, раздумывая над тем, кому куда садиться, толи, желая последний раз подышать свежим воздухом, собравшиеся некоторое время стояли неподвижно, глядя куда угодно, только не друг на друга.
- А где Глот?
- Здесь я.
На помост Шихана поднялся худощавый злобный человек, весь вечер избегавший контактов с другими.
- Кто садится первый?
- Шел, подруга, садись первая. Ты у нас новенькая. – Мурна повела рукой, приглашая Шел выбрать себе место по усмотрению. – И, кстати, выбери себе сразу шар. Какой хочешь.
Шел вопросительно посмотрела на Дала. Дал одобрительно, но как-то отрешенно кивнул.
Девочка неуверенно прошлась вдоль пустых лавок, несколько раз снова посмотрела на Дала и наконец робко присела в центре одной из них.
- Шар. Шар возьми.
Девочка виновато полезла под лавку и достала тяжелый до скользкости гладкий каменный шар.
- А теперь положи его, куда хочешь на Шихан. Только не заступай черту. Если не можешь дотянуться туда, куда хочешь, подкати шар к тому место.
Шел снова хотела взглядом испросить совета у Дала, но Дал опустил глаза и, казалось, бездумно разглядывал пол Шихана. Шел, постояв в нерешительности, наконец, не катя, положила шар на шихан туда, куда ей позволяли вытянутые руки, и снова робко села на скамью. Как только она сделала это, Дал тут же вышел из оцепенения и быстрым шагом направился к ней. Подойдя, он уверенно катнул шар, прихваченный попути, и закатил его почти на середину Шихана.
Некоторое время постояв, изучая постановку своего шара, Дал сел рядом с Шел и спокойно, и опять же таки отрешенно, уставился на свой шар.
Вслед за Далом все остальные оживились и стали класть и катить свои шары куда не попадя, стараясь при этом не задеть чужой уже поставленный шар. После игрок тут же садился там, где хотел (места в Шихане было много), и впяливался глазами в свой шар, стараясь не смотреть на других и на их шары. Последним это проделал Глот, усевшись при этом на край одной из лавок в самое темное и удаленное от всех остальных место.
В Шихане снова воцарилась тишина. Никто ничего не говорил и даже старался лишний раз не шевелиться. Стало упоительно покойно, и лишь прохладный с запахом леса ветер бесцеремонно предлагал свои сомнительные ласки, внося жизни суть в возымевшее место молчаливое безумие.
Шел не понимала смысла происходящего, но не только не смела заговорить об этом, но старалась даже видом не показывать своего глупого положения. Игра же продолжала развиваться тем же манером, что и началась, и у Шел в конце концов стал дурманиться рассудок.
***
- Ой! Милая, да ты вся горишь! ... Вот они твои купания в озере. Запретить бы тебе.
- Не беспокойтесь, тетушка Гала, я сильная. Хворь не берет меня.
- Да я вижу, как она тебя не берет. Давай немедленно в постель. Я нагрею тебе молока и дам меду.
- А как же гуси?
- Дара пригонит. Ложись.
- Тетушка Гала... А что такое Любовь?
- С чего это ты вдруг?
- Ну, вот один человек говорит другому, что любит его. А что это значит? И как знать, что ты любишь кого-то, и что другие любят тебя?
- Этого, милая, знать нельзя. Это можно только чувствовать. Если тебе хорошо с другими, а другим хорошо с тобой, значит между вами любовь.
- А вот со мной другим хорошо?
- Вот этого я не знаю. Спроси у других.
- А Вам со мной хорошо?
- Глупая, ты. Была бы умная – таких вопросов не задавала.
- А вот я еще слышала, что любовь – это когда ты хочешь не себе лучше сделать, а другому человеку.
- М-м... Вообще-то да. Да только и о себе забывать нельзя. Не забывай, что если другой человек тебя тоже любит, то он не будет счастлив пока не будешь счастлива ты сама. Как бы ты не пыталась его осчастливить.
- А если один другого любит, а тот того нет?
- Думаю, что такого не бывает. Если другой человек тебя не любит, значит, ты сама его не любишь. Так, прикидываешься. Себя и других обманываешь... Много ты вопросов мудреных задаешь. А жизнь она проще. Живи, как живется. Сердце само подскажет.
- А разве сердце умеет говорить?
- Пей молоко. И кутайся в одеяло... Ох! Запретить бы тебе эти купания... Сейчас растоплю печку, чтобы тебе теплее было.
В печке потрескивали дрова. За окнами вечерело. Слышался рев коров и звон колокольчиков - пастухи пригоняли стадо. Край неба заливался красным сиянием заходящего солнца. Назойливая муха упорно пыталась усесться на щеку девочки. Из кухни пахло пирогами.
«Хорошо, когда тебя любят... А вот, интересно, когда ты любишь – это хорошо?»
***
Свирепые всадники, вскинув копья, неслись на толпу обезумевших от ужаса безоружных людей. Несчастные разбегались в стороны, пытаясь найти укрытие. Но всадники быстро настигли их, и началась бойня. Изуродованные тела падали на землю и заливали ее кровью. Крики и вопли разнеслись по округе. Лишенная рассудка мать пала со слезами на разверстую грудь юноши, и в следующий миг избавительная смерть настигла и ее. Старик, пав на колени, вскинул руки, умоляя небеса пощадить беззащитных. Но жажда крови и необузданного насилия продолжала упиваться страданиями жертв.
И тогда не выдержали небеса и разверзлись. И подняли люди взоры свои к небу, и ослепила их глаза вспышка неистового гнева. Но не делила она людей, ибо не умела она делать это. А за небесами разверзлась земля. И вырвалось из нее вечное пламя расплаты и забрало всех с собой. Ибо не умело оно делить людей.
И только маленькая девочка осталась стоять в стороне. Ее не ослепила вспышка, ибо она не смотрела на нее. И огонь не забрал ее с собой, потому что не горело ее сердце в огне.
Но только тихо спросило оно тогда: «Зачем все так?» ...
***
Шел очнулась, почувствовав, как Дал накинул на нее свой плащ. По-прежнему стояла кромешная ночь, и уже было холодно. В игре произошли перемены. Они выражались в том, что игроки теперь напрочь потеряли всякий интерес к шарам (вместо того, чтобы пристально пялиться на них, они теперь вовсе старались не смотреть на них), а вместо этого проявили неожиданный интерес друг к другу. В Шихане полным ходом (правда негромко, в пол голоса) велась беседа. Смысл беседы был столь же неясен Шел, как и вся игра, но эта стадия игры почему-то понравилась ей больше.
- Лон. Твой эгрегор явно проявлен и непробиваемо-стабилен. Но не забывай, что иногда нужно обострять ситуацию.
- Зачем?
- Потому, что, если не обостришь Ты, обострят другие. Вот как сейчас.
- Я лично ничего не почувствовал.
- Нет, нет. Кев прав. Ситуация явно вышла из-под контроля. Я вот только не понял, откуда пришел этот негативный поток. В этом не было ничего хорошего. А я говорил Вам, что сегодня все плохо кончиться.
- Ну, Ты уж не сгущай краски. Магедона то не было.
При слове «магедон» Дал посмотрел на Лона так, как ранее посмотрел на Драгана, впервые произнесшего сегодня это слово:
- Сколько раз Вам говорить? Не произносите этого слова просто так. Если на то нет большой необходимости.
- Извини, Дал.
- А я согласна с Драганом, - вступила Мурна,- игра крайне неудачная. Особенно твой шар, Дал. Лег как нельзя плохо. Открылся полностью. Если бы не шар Шел... Он оттянул на себя весь твой негатив. А так бы и этот самый ... мог бы быть. Я за Тебя переживаю, Дал. Ни к чему хорошему это обычно не приводит.
- Шары Кева и Лона тоже легли плохо. Паскудно легли.
- Мои шары, Драган, всегда паскудно ложатся. Такова моя участь. Оттягивать негатив от Вас всех.
- Да-да, Кев. За что мы Тебя и любим. Ты очень удобный игрок. Все на себя берешь. Чего не скажешь про Глота. Его шары всегда ложатся, как кость в горло. Как будто он не с нами играет, а против нас.
Глот злобно посмотрел на Драгана, но ничего не ответил.
- Зато, Драган, когда нужно развеять «пришельца», Глот незаменим. Рвет чужаков, как бешеная собака подушку.
- Согласен. Да только что-то сегодня его шар никого не рвал.
Глот встал и молча ушел из Шихана.
- Да сегодня и рвать то никого не надо было.
- А откуда ж тогда негативный поток?
- От нас самих. Или от тех, кто нам очень близок.
- Может от него самого?
- Может и от него.
Тут встала Мурна и обратилась ко всем:
- Друзья, прошу меня простить, но я вынуждена с Вами на сегодня распрощаться.
- Чего так, Мурна? Уж утра б дождалась.
- Когда наступит утро, я должна уже буду лежать в своей постели и называться не Мурной, а ... ну, Вы сами знаете.
- Мурна, а Ты позволишь, если сегодня утром я буду лежать с Тобой в той же постели и называться: мне абсолютно все равно как?
- Нет, Драган. Не позволю.
- Ну, хоть проводить себя дай. Вдруг на Тебя волки нападут?
- Я хочу видеть того глупого волка, которому взбредет в голову напасть на Мурну ночью в лесу.
- Нет, ну среди зверей тоже попадаются идиоты. Сами будете потом спрашивать – откуда негативная энергия берется.
- А Ты то чем поможешь? Волку.
- Я их отгонять буду, глупых. Когда я влюблен, от меня пахнет мандаринами. А волки этого терпеть не могут.
- Ладно, идем. Не люблю ночью по лесу одна ходить. Детство страшное было.... Дал, Лон, Кев. Держитесь. Я Вас люблю... Шел, милая, приятно было с Вами познакомиться. Надеюсь, на этом знакомство не прекратиться... Доброй всем ночи и свежего утра.
Проводив Мурну и Драгана, трое друзей и Шел вернулись в дом и навалились на оставшуюся на столе трапезу.
В камине снова заиграл огонь. Кот Мар, развалившись на большом кресле, грел брюхо.
Злобного Глота не было.
- Мурна права, Дал. Игра прошла неудачно. Для Тебя, по крайней мере.
- Кев, я не слепой. Игра прошла неудачно для нас троих. Нас всех ждут неприятности.
- Да, да... Лон, а помнишь, как мы с Тобой охотились на уток на Гиблых болотах. У нас тогда тоже были большие неприятности.
- Да. Были. Особенно у меня. Ты то отделался недельной отсидкой в гнилом иле и ревматизмом, а мне пришлось целый месяц ублажать дочь Владыки Гиблых Болот.
- Да, кстати, Ты так и не рассказывал подробности.
- Лучше бы я просидел этот месяц в гнилом иле.
- Понял. Больше спрашивать не буду.
- А Ты, Дал, никогда не рассказываешь о Стране Всеми Забытых Женщин.
- Я Тебя очень прошу – не напоминай.
- Тоже понял. Интересно, что нам выпадет на этот раз?
Кот Мар вдруг встрепенулся и зашипел. В камине ярко вспыхнул огонь. Заклубился дым. Из камина вылетел сгусток и стал обретать очертания человека. Через мгновение перед сидящими за столом предстала высокая красивая женщина в длинном белом платье и с бриллиантовым ожерельем на шее.
Мар зашипел еще сильнее и, спрыгнув с кресла, куда-то исчез.
- Добрый вечер, господа!
- О, Морга! Мы Тебя уж заждались!
- Как же без Тебя, Морга? Без Тебя и Игра не игрой оказалась.
- Я знаю, Кев, как Ты меня любишь.
- Я, Морга, честный. Я Тебя не люблю, я Тебя уважаю.
- И на том спасибо, Кев... Дал, где мне можно сесть?
Дал встал и любезно приставил женщине кресло.
- Дал, что это за милая особа у Тебя сегодня?
- Эту милую особу зовут Шел.
- И что она у Тебя делает?
- Она моя гостья.
- О-о! Когда это говоришь Ты, Дал, это звучит интригующе. Я начинаю чувствовать себя лишней.
- В моем доме не бывает лишних, Морга. Ты это знаешь. Они сюда просто не попадают.
- Как знать, Дал? Как знать...
Дал поставил перед Моргой красивую фарфоровую тарелку и положил на нее жаренную куропатку.
- Ну что ж господа... Я хочу выпить за всех вас.
- За здравие, надеюсь?
- За здравие, Кев. За здравие...
Глаза прибывшей женщины, как показалось Шел, сверкнули одновременно и грустью и ненавистью, и чем-то затаенным.
- Что Вы тут так обсуждали, господа?
- Мы говорили, Морга, о мужчинах и женщинах... Ты, вот, к кому себя относишь?
- Я, Кев, отношу себя к дурам... Только Ты этого не поймешь.
Морга с тоской посмотрела на Дала. Хотела что-то сказать, но вдруг осеклась, бросив мимолетный злобный взгляд на Шел.
- Вы, господа, никогда не поймете нас, женщин. Вы пользуетесь нашими слабостями и думаете, что это останется для вас безнаказанным.
Некоторое время на ее лице происходили перемены. Будто велась внутри какая-то борьба. Наконец она стала бесшабашно веселой. И при этом злобный огонь окончательно поселился в ее глазах.
- Дал, господа! А у меня вам всем сюрприз! ... Я приготовила вам всем подарок.
- Ну вот. А мы тут гадаем…
- Ты о чем, Кев?
- Нет, нет. Ни о чем. Я радуюсь, что из камина выпала только Ты, не прихватив с собой всех демонов мира.
- Поверь мне, Кев, скоро у Тебя будет очень много времени для шуток... Вот только, будет ли Тебя кто слушать? ... Дал! Подарок ждет Вас всех во дворе твоего Дома.
Дал был невесел. Он перестал курить тру
Обсуждения Страшно добрая сказка