Случиться

С некоторыми весьма щепетильными заданиями могут справиться только роботы — заданиями такого порядка, что их выполнение нельзя поручить ни одному человеческому существу...

Тобиас, сильно пошатываясь, брел по улице и размышлял о своей нелегкой жизни.

В карманах у него было пусто, и бармен Джо выдворил его из кабачка «Веселое ущелье», не дав как следует промочить горло, и теперь ему одна дорога — в пустую лачугу, которую он называл своим домом, а случись с ним что-нибудь, ни у кого даже не...

Межпланетный челночный корабль “Бернадотт” вздрогнул, резко накренился и неотвратимо пошел на-встречу холодным, уснувшим охристо-красным просторам Марса. Майкл Ахерн, инспектор Организации Объ-единенных Наций, впервые летел на красную планету.

Он с волнением всматривался в обзорный кормовой ил-люминатор, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь признаки жизни.

Тщетно. До купола, под которым располагалась колония, было еще далеко, и Ахерн различал лишь уны-лый, наводящий тоску песок. Он нервничал...

Засигналил видеофон, Нортроп слегка нажал локтем на переключатель и услышал голос Маурильо:

— У нас гангрена, шеф. Ампутация вечером.
При мысли об операции у Нортропа участился пульс.
— Во сколько она обойдется? — спросил он.

— Пять тысяч, и все будет тип-топ.

— С анестезией?
— Конечно, — ответил Маурильо. — Я пытался договориться иначе.

— А сколько ты предложил?
— Десять. Но ничего не вышло.
Нортроп вздохнул.
— Что ж, придется мне самому уладить это дело. Куда положили...

День, когда Элу Мейсону, специалисту по гидропонике, пришла в голову эта идея, начался на Третьей лунной базе как обычно — сонные с покрасневшими от недосыпания глазами ученые и инженеры сползались к завтраку.

Первый прием пищи ни у кого не вызывал приятных эмоций.

Персонал Третьей лунной состоял исклю-чительно из представителей мужской половины человечества. В отсутствие женщин, без строгих законов об окончании рабочего дня ничто не отвлекало от научных споров, которые часто затягивались...

До катастрофы, которая должна была уничтожить планету, оставалось одиннадцать недель, два дня и три часа, плюс-минус несколько минут, но неожиданно Мориси поймал себя на мысли, что, может, землетрясения вообще не будет. Он даже остановился.

Это пришло ему в голову, когда он бродил по берегу Кольца-Океана, километрах в двенадцати от коттеджа, где жил. Он повернулся к своему спутнику, старому факсу Динуву, и спросил с интересом:

— А что если планета вообще не будет дрожать?
— Но она будет...

Если у вас голова, как унитаз, в котором ничего не держится, то заведите записную книжку или лучше две, как у меня.

Вы что, глупый? Запомнить не можете? Записывайте, я-то записываю.

Вы что, ждете, что перловка сама вскочит и доложит "Я уже готова!"

Вы что, первый раз на свет родились?

Вы что, хотите, чтобы я каждому из вас в дурную голову свои мозги вставил?

Вы что?! Пока я где?!

Вы это что себе позволяете?! Почему передо мной сидите? Может быть, хотите, чтобы я вас поднял и...

И вот тут пришёл черёд мне задуматься над вопросом, а что же такое «цигун»

и почему я прибавляю слово «универсальный»?
На меня внимательно смотрит парнишка, цвет у него - «зелёный». Он вот не знаю

даже в результате чего жил-себе-жил и тут его судьба сделала крутой вираж. Он стал другим.

Весь привычный уклад рухнул. Он стал беспомощным. Потерял 15 кг живого веса на бульончиках

и манке. Девчонки с ним не знакомятся. Что делать он не знает, но выход то искать надо. Потому

что...

Она была Его сутью, Его основным Божественным Проявлением. Когда родилась она – никто не знал, никто, кроме Того, кто был причиной её рождения, никто, кроме Отца. Он проявил её в своём Творении и нарёк ей имя – Любовь. С Любовью Отец творил бесчисленные миры.

Удивительные в своём разнообразии, которые объединялись в звёздные системы, звёздные системы – в Галактики, а Галактики, словно жемчужины, нанизанные на нить, составляли ожерелье Вселенной.

Всё, что создал Отец с Любовью, было...

Нет, речь пойдет не о призраках. Я не верю ни во что потустороннее. Ни в черта, ни в дьявола, ни в вервольфов, ни в летающие тарелки. Ни в ад, ни в рай. Чертовщина – плод чьей-то больной фантазии, а что до рая и ада – и то, и другое находится здесь, на Земле. И не нужно искать их где-то.

Иногда, мутными зимними вечерами, я сижу один в пустой квартире и, разглядывая снежные цветы на оконном стекле, размышляю о том, как просто, в сущности, устроена наша жизнь. Она представляется мне чем-то...

«...Я уверен, во всем виноват химический завод. Тот самый, под сенью которого приютился наш забытый Богом промышленный поселок Ведельскирхен. Первое, что мне вспоминается из детства, это разрывающие беспомощно-нежную голубизну весеннего неба трубы, огромные, антрацитно-блестящие. Окутанные зловещими клубами ядовито-радужного дыма. Они казались мне тогда чем-то само собой разумеющимся, как детская песочница под окном или заваленный осколками битого кирпича и поросший чахлой травой школьный дворик...