Мой выбор

Красками мою жизнь наполняла музыка - старый аккордеон Weltmiester» - военный трофей деда. А ещё в моем доме было странное радио: без диктора, новостей, без привязки к стилям, песни никогда не повторялись, но в других странах и городах мне больше никогда не доводилось слышать ничего подобного.

И я играл сначала, простые «Ach, du lieber Augustin», «Славянскую польку», частушки, потом сложнее: пьесы Шопена, Шостаковича, Шуберта, Грига - с полной уверенностью, что когда-то, через много лет, по этому радио будут звучать мои мелодии и мои песни, и такой же мальчик с замиранием сердца будет ловить каждый звук.

Для этого нужно было только выбраться из своего изолированного городка на Северном побережье, ведь даже местоположение радиостанции было для меня загадкой. Как любому другому ребенку, мне сложно было отличить границы моей фантазии и начало реальности, поэтому тяжело сейчас сказать, происходило ли это на самом деле, или просто возникло в моем воображении, но тот день навсегда поселился в моей памяти, и все его события ярким калейдоскопом живут в ней до сих пор.

Утро началось со случайной встречи с восхитительным огромным жуком по дороге в школу, вдоволь навозившись с ним, я вспомнил о школе и побежал, но вдруг воздух набух тёплым пеплом, земля дрогнула и в ноздри ворвался запах травы и земли, когда я очнулся лежа лицом вниз.

Невыносимо болела голова, картинка плыла, но самое странное было то, что красная черепица крыши школы, которая уже должна была появиться с моего угла обзора, исчезла.

Я побежал к школе с самой большой скоростью, на которую был способен. Ничего: ни самого здания, ни спортивной площадки, ни трансформатора во дворе, ни забора – никакого намека на то, что еще вчера здесь существовал огромный мир со своими законами, правилами, устоями. Его место занял безмолвный пустырь, поросший травой.

Неожиданно сзади возник человек в военной форме, два костлявых пальца схватили меня за ухо и так резко развернули, что я вскрикнул от боли. На чистом русском языке немец, а я почему-то сразу понял, что это был немецкий солдат, мужчина спросил меня: «Так это ты единственный слушатель моей волны?»

И тут до меня дошёл весь ужас ситуации , сегодня произошло то, о чём в бреду и во снах кричал отец, пока его не забрали, я вспоминал вторую часть пароля и наконец ответил дрожащими от страха губами: ««Geld ist weg, s' Mad l ist weg ist weg, Alles weg, Augustin».

Мужчина, молча, схватил меня за плечо и указательным пальцем указал направление, куда нам нужно было идти – заброшенный атомный маяк, который еще несколько десятков лет назад помогал проплывающим кораблям выбирать правильный курс, посылая радиосигналы и включая световые лучи, а сейчас после исчерпания своего ресурса и нашествия мародеров, которых не испугала даже высокая радиоактивность, превратился в один из законсервированных призраков времени.

Я огляделся вокруг - на своих местах стояли ангары воинской части и дом культуры, вдалеке возвышался шахтный подъёмник и заводские цеха , а остальные здания: мой дом, бараки рабочих, дворец культуры, школа -просто исчезли, не было видно ни одного человека , а с горизонта неба мглой чернела буря, разрывая небо десятками молний и приближаясь, наполняя воздух сырой тяжестью.

Мы зашли внутрь маяка, вернее того, что от него осталась после того как разобрали почти все металлические конструкции внутри, было темно, сыро и страшно, в самом центре помещения стоял большой стол, на котором с трудом я увидел запыленные радиоприемник, тетради, и…. аккордеон, немец спросил меня: «Ты знаешь, чем занимался здесь твой отец?» «Мой отец был музыкантом, играл в оркестре в Дворце культуры, пока его не…» - «Пока его не…?» «Не расстреляли – и совсем тихо добавил – по 58 статье». «Очень хорошо, мальчик» - сказал мужчина, закуривая «Экштайн» - «Твой отец был шпионом, но не простым, он был гением шифровальной мысли. Всю информацию о местоположении, количестве, передвижении войск он зашифровывал в музыке, и записывал ее здесь, в эти тетради. Таким же образом по радио, которое транслировалось мной только для него одного, он и получал информацию, механизм работал как часы, мы звучали с ним, как оркестр, только с разных сторон баррикад». «Что от меня Вы сейчас хотите? Война закончилась, отца нет в живых»- Он расхохотался: «Ты должен продолжать его дело, война никогда не закончится, людям будет скучно без нее, многие из них ничего не умеют делать лучше, чем убивать».

И вдруг я понял, что, если сейчас я не вырвусь из этого проклятого места, то сойду с ума. Немец разговорился, напыщенный, очень довольный собой и, наверное, еще тем, что нашел слушателя давно сидевших в нем мыслей, и перестал следить за мной. В два прыжка я был уже у двери, я бежал от правды, которую только что узнал, от ужаса прозвучавших мыслей, от мира, в котором больше всего меня вдохновляла музыка, от шизофренника-немца, для которого мир никогда не наступит, потому что война есть самоцель его жизни, и от ненавистного для меня теперь : «Geld ist weg, s' Mad l ist weg, Alles weg, Augustin», и точно знаю, что прибежал.

Я очнулся и сразу увидел крышу школы, небо было прозрачным, пахло поздней весной. Сложив портфель, приведя себя в порядок, я пошел в школу. В моем городе нет атомного маяка, мой отец не воевал и не был предателем, в моем доме не было такого радиоприемника, а самое главное, в моем сердце нет войны. В нем есть музыка и непреодолимая любовь к жизни и вера в людей. И это мой выбор.