Кой-какие

Лукавые люди, вы облекаетесь в одежды морали, а мораль ваша - гробница Духа и склеп души вашей. Подобны вы устрицам, ползающим по дну морскому, и раковины ваши, которыми вы так гордитесь, это оковы ваши, которые не разбить изнутри никак. Пробудить души ваши и освободить Дух, может только ловец, ловец душ человеческих. Но не думайте, что придёт он как защитник, как заступник и утешитель - ласковыми поглаживаниями не разбить оковы ваши, а придёт он как разрушитель на огненных крыльях Армагедонна...

21

Собственно, сам спектакль, который поставили в театре, на этом закончился. Художественный свет на сцене сменился на «дежурный», бледный и холодный. Актёры тихо разошлись со сцены разгримировываться и переодеваться.

А публика в зале на этот раз пребывала в серьёзном недоумении. Всё-таки, финал для публики – дело святое и, если она его не понимает, могут возникнуть крупные неприятности. Так было и в этом случае – в зрительном зале зависла неприятная пауза. Свистеть в драмтеатре тогда ещё...

Вообще-то ей полагалось захиреть в московском климате, не похожем на ее родную Северную Африку. Но она была не только жива, но и вполне здорова, оправдывая свое имя, напоминающее о мумиях египетских фараонов, над которыми неподвластно время.

Ее звали "Хамеропс". Марк, считая это имя неприличным, называл ее просто - "пальма". Было несложно понять, какую из пальм он имеет в виду, поскольку другая растительность в нашем доме не приживалась.

Когда Марк приволок горшок с растением, он божился...

Знакомо вам ощущение тонущего в болоте липкого кошмара человека? И знаешь, что сон, но паника давит слабый писк разума, и ты тонешь, тонешь, захлебываешься вязкой жижей, и не вздохнуть, и не крикнуть, и воздуха не хватает,- все, конец!

Тогда-то и просыпаешься в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем, внутри все дрожит от пережитого ужаса, и тошно, тошно до полусмерти, до рвотных спазмов, до полного аута...

Но тьма перед глазами не спешит рассеиваться.
И ты понимаешь: главный кошмар уходить...

Случился у нас в компании как-то спор – какая профессия самая опасная. Одни одно говорят, другие другое предлагают. Послушал я их и заявляю: Вы мол, все очень убедительно изложили, но все-таки, самая опасная профессия – это Дед Мороз.

(Я, как и многие из актерской братии, каждый год в этой сфере подрабатываю). Ну, народ засомневался.

- Чего, - говорят, - в этой области такого страшного? Разве что от перепоя дорогу домой не найдешь?

- А вот я, - говорю, - расскажу Вам одну историю из...

У одной вдовы было две дочери: родная дочка и падчерица. Родная дочка была ленивая да привередливая, а падчерица - хорошая и прилежная. Но мачеха не любила падчерицу и заставляла её делать всю тяжёлую работу.

Бедняжка целыми днями сидела на улице у колодца и пряла.

Она так много пряла, что все пальцы у неё были исколоты до крови.

Вот как-то раз девочка заметила, что её веретено испачкано кровью. Она хотела его обмыть и наклонилась над колодцем. Но веретено выскользнуло у неё из рук и...

Однажды зимой к ребе из Ведислава, отцу пятилетнего Симхи Бунима, пришла целая делегация учёных раввинов. Ребе подал гостям пищу, усадил их за стол и, когда они начали трапезу, обратился к сыну:

— Симха, пойди-ка подыщи новое толкование законов гостеприимства, чтобы было что рассказать нашим гостям.

Мальчик встал из-за стола и вышел в соседнюю комнату. Несколько минут спустя он вернулся. Гостей изумило его быстрое возвращение. Действительно, Симха Буним проявлял недюжинные способности при...

Улицы другого Города.
Это не те его улицы, что смотрели с открыток на приезжих, как намазанные проститутки – холодно и плотоядно.

И не те его уличные маршруты, что завернулись в паутину скуки и безразличия, в суетливую повседневность и тупую привычку.

Истинные лица этих прекрасных каменных творений, их тайная недоброжелательность и изуверская жестокость, были знакомы лишь тем многим несчастным, с кем они вели свою трёхсотлетнюю войну на приживаемость друг к другу…

И опять звучал-бродил...

Невысокий молодой человек полноватой комплекции вскоре появился в каморке. Большие печальные глаза его, казалось, знали всё и обо всём. Может быть даже о том, о чём их владелец и сам вряд ли догадывался. Лёгкая тень небритости скрадывала чрезмерную округлость его физиономии, на которой добродушие и отзывчивость начертали свои главные письмена.

– Здравствуй, Мика, – весело приветствовала его Женщина, едва он приоткрыл дверь, – заходи, не стесняйся!

– Здравствуй… – Мика явно не ожидал этой...

Джессика была очень милой женщиной, но чрезвычайно гневливой. Глубоко внутри, за милым фасадом, клокотал гнев, который только и ждал возможности прорваться наружу. Он был исполнен безумия, злопамятности и обладал разрушительной силой.

Это была и сила саморазрушения, и потому гнев подталкивал Джессику к мысли, что она недостойна того, чтобы жить.

Лишь очень немногим удавалось разглядеть гнев за ее милой наружностью. Внешне она казалась одной, но внутри была совершенно иной. Ее гнев...