Отец, вглядываясь в моё детское лицо, говорил:
– А твоё лицо мне знакомо, я ведь уже тебя где-то видел!
Но я не мог ему ответить. Любая личность при жизни проходит те реинкарнации, которые в прошлой жизни ею не были до конца отработаны. Сельская школа, служба в армии обычным рядовым, военное училище и опять служба в разных офицерских должностях в немыслимых бытовых и моральных условиях. Полковник не спился, не застрелился, как сделали это многие его сверстники. Он по пальцам считал годы до дембеля. На внутренней стороне двери квартиры нарисовал лося, мчащегося сквозь пылающую тайгу. Он уже на полкорпуса выскочил из огня… Саес ассоциировал себя с лосем. Он разговаривал с ним: «Ну, еще немножко, ну ещё чуть-чуть, и мы выскочим из огня».
Полковник приехал из командировки 28 декабря 2000 года, и, выйдя из вестибюля станции метро «Василеостровская», медленно пошел домой. Справа и слева в освещенных окнах пьяный Петербург заранее отмечал Новый год. Шагая по тротуару, он интуитивно почувствовал опасность. Полковник пошел медленнее, включив бамперную систему защиты. Он чувствовал, как деревенеет тело, и сознание становится чистым и ясным. Он знал, что в этом состоянии он неуязвим, что ни нож, ни пуля, ему не причинят вреда. Выброшенная из окна девятого этажа бутылка из-под Шампанского взорвалась на голове Полковника над левым ухом. Фейерверк из разбитого бутылочного стекла и искры из глаз от полученного удара слились воедино. Он зажал левой рукой рваную рану и направился в травмпункт.
Прилично одетый, трезвый, седой, залитый кровью мужчина, сразу обратил на себя внимание персонала. В травмпункте дожидались своей очереди двадцать пять - тридцать человек. Выглянувшая медсестра равнодушно сказала, что он – тридцать первый. Теряя силы, Полковник отодвинул медсестру правой рукой и прошел в операционную. Хирурги застыли в оцепенении. За ним тянулась кровавая дорожка. Только что улегшийся на операционный стол БОМЖ, посмотрев в глаза Полковнику, медленно сполз со стола и молча, вышел в коридор. Полковник сам лег на стол, после чего убрал руку от раны. Кровь залила кафельную стену операционной. Для хирурга, который уже опомнился от такого нахального самоуправства, данный факт был весьма убедительным. Врач обратил внимание, что в месте травмы волосы на голове выбриты.
– Ты что волосы выбрил над ухом?– спросил он.
– Нет. Это бутылка взорвалась,– ответил ему пострадавший.
Операция длилась около двух часов. Кровь, просачиваясь, лилась тонкими струйками между стежками хирургического шва. Врач и операционная сестра думали, что пациент потерял сознание. Подвыпившая медсестра громко рассуждала: «Ну и много же крови потерял этот кабан, а и не синеет. Ведь кандидат в покойники».
Хирургу было не до ее болтовни. Он торопливо, но тщательно накладывал второй шов. На лежащего в палате человека с чалмой из окровавленных бинтов ходили смотреть как на новогоднее чудо. А он и был чудом. Бутылка, взорвавшись у него на голове, тем самым ослабила смертоносный удар. В два часа ночи в палате поднялся переполох.
Проснувшийся сосед по палате увидел, у постели Полковника, двух громадных псов рыжего и черного с горящими глазами, лежащих у его изголовья и ног. Рядом с ними находилась красивая золотоволосая женщина в белом мерцающем платье и лила Полковнику в рот из кувшина серебристую жидкость, остатки, которой вылила ему на повязку. Сосед по палате протянул ей свой стакан и попросил:
– Доченька, ты бы и мне чего-нибудь налила. А то все ему, да ему.
– А тебе не надо,– ответила она,– ты и так больше пить не будешь.
Произнеся это, она и собаки мгновенно исчезли.
Утром, встав, Полковник попросил покушать, обратив, что постель соседа пуста. Поинтересовавшись у медсестры об этом мужчине, он узнал, что тот умер.
Врача, делающего обход, Полковник удивил просьбой, снять повязку. Сняв повязку, хирург увидел, что рана сухая, а ее края срослись.
– Вы когда к нам поступили?
– Вчера,– ответил тот.
Саес сидел за письменным столом, перед ним лежали 2 сабли, брусок для заточки, стальная игла, кусок замши. Он любовно протирал клинки, зашлифовывал стальной иглой царапины, полировал замшей. Сабли были добротно откованы кузнецом Хасаном с Дамаска 600 лет назад, закаленные в крови рабов, привлекали к себе внимание. Они были как новые, только сейчас откованные кузнецом. Саес испытывая остроту сабли, провел клинком по своей волосатой руке. Довольный результатом отложил его в сторону и взял другой. В саблях пробудилась какая-то своя разбуженная жизнь. По всей длине кликов пробегали серебристо-дымчатые змееобразные разряды энергии. Он понял, что разбудил силу духов оружия. Они просят жертвы. Иглой проколол себе большой палец руки, обильно выступившей кровью пропитал кусочек ваты, им протер лезвие обоих клинков. Саес думал, работа с оружием помогала упорядочить мысли находить верные решения. Его проклял отец, оклеветала мать, сестра, жена. Сабли «успокоились». Он протер их лезвие от жертвенной крови, вложил в ножны. Решение по ситуации было принято. Но не прошла она бесследно. Тихо и медленно начала плакать душа, боль и осознание несправедливости усиливало плач. Он ревел, плакал, стонал. Волосы стали седыми, но каким-то осознанным уголком своей плачущей души понял что из этого состояния надо выходить. С тихим свистом взметнулись 2 сабли над головой, 2 незримых стальных круга образовались справа и слева, мелкие деревья и кустарники падали как трава под косой умелого косца. Остановил ее только крутой берег реки и осознание спавшего тяжелого груза с души...
– А твоё лицо мне знакомо, я ведь уже тебя где-то видел!
Но я не мог ему ответить. Любая личность при жизни проходит те реинкарнации, которые в прошлой жизни ею не были до конца отработаны. Сельская школа, служба в армии обычным рядовым, военное училище и опять служба в разных офицерских должностях в немыслимых бытовых и моральных условиях. Полковник не спился, не застрелился, как сделали это многие его сверстники. Он по пальцам считал годы до дембеля. На внутренней стороне двери квартиры нарисовал лося, мчащегося сквозь пылающую тайгу. Он уже на полкорпуса выскочил из огня… Саес ассоциировал себя с лосем. Он разговаривал с ним: «Ну, еще немножко, ну ещё чуть-чуть, и мы выскочим из огня».
Полковник приехал из командировки 28 декабря 2000 года, и, выйдя из вестибюля станции метро «Василеостровская», медленно пошел домой. Справа и слева в освещенных окнах пьяный Петербург заранее отмечал Новый год. Шагая по тротуару, он интуитивно почувствовал опасность. Полковник пошел медленнее, включив бамперную систему защиты. Он чувствовал, как деревенеет тело, и сознание становится чистым и ясным. Он знал, что в этом состоянии он неуязвим, что ни нож, ни пуля, ему не причинят вреда. Выброшенная из окна девятого этажа бутылка из-под Шампанского взорвалась на голове Полковника над левым ухом. Фейерверк из разбитого бутылочного стекла и искры из глаз от полученного удара слились воедино. Он зажал левой рукой рваную рану и направился в травмпункт.
Прилично одетый, трезвый, седой, залитый кровью мужчина, сразу обратил на себя внимание персонала. В травмпункте дожидались своей очереди двадцать пять - тридцать человек. Выглянувшая медсестра равнодушно сказала, что он – тридцать первый. Теряя силы, Полковник отодвинул медсестру правой рукой и прошел в операционную. Хирурги застыли в оцепенении. За ним тянулась кровавая дорожка. Только что улегшийся на операционный стол БОМЖ, посмотрев в глаза Полковнику, медленно сполз со стола и молча, вышел в коридор. Полковник сам лег на стол, после чего убрал руку от раны. Кровь залила кафельную стену операционной. Для хирурга, который уже опомнился от такого нахального самоуправства, данный факт был весьма убедительным. Врач обратил внимание, что в месте травмы волосы на голове выбриты.
– Ты что волосы выбрил над ухом?– спросил он.
– Нет. Это бутылка взорвалась,– ответил ему пострадавший.
Операция длилась около двух часов. Кровь, просачиваясь, лилась тонкими струйками между стежками хирургического шва. Врач и операционная сестра думали, что пациент потерял сознание. Подвыпившая медсестра громко рассуждала: «Ну и много же крови потерял этот кабан, а и не синеет. Ведь кандидат в покойники».
Хирургу было не до ее болтовни. Он торопливо, но тщательно накладывал второй шов. На лежащего в палате человека с чалмой из окровавленных бинтов ходили смотреть как на новогоднее чудо. А он и был чудом. Бутылка, взорвавшись у него на голове, тем самым ослабила смертоносный удар. В два часа ночи в палате поднялся переполох.
Проснувшийся сосед по палате увидел, у постели Полковника, двух громадных псов рыжего и черного с горящими глазами, лежащих у его изголовья и ног. Рядом с ними находилась красивая золотоволосая женщина в белом мерцающем платье и лила Полковнику в рот из кувшина серебристую жидкость, остатки, которой вылила ему на повязку. Сосед по палате протянул ей свой стакан и попросил:
– Доченька, ты бы и мне чего-нибудь налила. А то все ему, да ему.
– А тебе не надо,– ответила она,– ты и так больше пить не будешь.
Произнеся это, она и собаки мгновенно исчезли.
Утром, встав, Полковник попросил покушать, обратив, что постель соседа пуста. Поинтересовавшись у медсестры об этом мужчине, он узнал, что тот умер.
Врача, делающего обход, Полковник удивил просьбой, снять повязку. Сняв повязку, хирург увидел, что рана сухая, а ее края срослись.
– Вы когда к нам поступили?
– Вчера,– ответил тот.
Саес сидел за письменным столом, перед ним лежали 2 сабли, брусок для заточки, стальная игла, кусок замши. Он любовно протирал клинки, зашлифовывал стальной иглой царапины, полировал замшей. Сабли были добротно откованы кузнецом Хасаном с Дамаска 600 лет назад, закаленные в крови рабов, привлекали к себе внимание. Они были как новые, только сейчас откованные кузнецом. Саес испытывая остроту сабли, провел клинком по своей волосатой руке. Довольный результатом отложил его в сторону и взял другой. В саблях пробудилась какая-то своя разбуженная жизнь. По всей длине кликов пробегали серебристо-дымчатые змееобразные разряды энергии. Он понял, что разбудил силу духов оружия. Они просят жертвы. Иглой проколол себе большой палец руки, обильно выступившей кровью пропитал кусочек ваты, им протер лезвие обоих клинков. Саес думал, работа с оружием помогала упорядочить мысли находить верные решения. Его проклял отец, оклеветала мать, сестра, жена. Сабли «успокоились». Он протер их лезвие от жертвенной крови, вложил в ножны. Решение по ситуации было принято. Но не прошла она бесследно. Тихо и медленно начала плакать душа, боль и осознание несправедливости усиливало плач. Он ревел, плакал, стонал. Волосы стали седыми, но каким-то осознанным уголком своей плачущей души понял что из этого состояния надо выходить. С тихим свистом взметнулись 2 сабли над головой, 2 незримых стальных круга образовались справа и слева, мелкие деревья и кустарники падали как трава под косой умелого косца. Остановил ее только крутой берег реки и осознание спавшего тяжелого груза с души...
Обсуждения Четвёртая жизнь Саеса - Полковник