... да мы как птицы перелетные, туда-сюда... туда-сюда... за солнышком, да за зернышками... вот раньше кочевали вообще без границ всяких... и в Молдавию и еще дальше к румынам... это раньше до 33-го года, пока русские не пришли в Валахию там был кошмар… еще хуже, чем у тевтонов да шведов было... молдавские бояре да сердары гаремы себе устраивали из цыганок… непокорных и на кол сажали, и за ребро... и секли, и коптили над огнем… в цепях да «рогатках» всю жизнь ходили… а они ж ведь крепостные были, рабы полные… если не боярские, то княжеские… что не знал?.. да… в Молдавском и Валахшском княжествах все цыгане были крепостные, рабы полные... даже хуже рабов им жилось… не, вообще-то у молдаван хорошо, они там только дикие немного, да зато никто тебе вслед пальцем не тычет и не пялится как на рыжего в цирке, вечно как на витрине... и смотрят-то здесь как... как и ты совсем недавно на меня бычился, как в зоопарке посетители на какающую обезъяну... да и не обидно, но знаешь, как-то надоедливо, неприятно... назойливо… ну вон смотри, видишь, негры африканские идут, студенты видимо, ага!.. негр зимой – уже интересно, да?.. ты ж видишь, mon cher… как на них народ смотрит, во-во, как если бы тут пингвины шли, а не эти... точно обезьянки замерзшие, ге-ге-ге… вот и я ж об этом говорю... а румыны, молдаване с нашими очень схожи, на нас там так не пялятся... там сейчас целые деревни рома живут и не отличишь... все смуглые... а что мы виноватые, что цыганами родились, а?... родился бы ты цыганом и ты смуглым был бы... и чем плохо да?.. ведь если все от Адама пошли, значит, все люди братья!.. ну так ведь, брат?.. логично?.. а, брат?... а скажи-ка мне брат мой, mon cher … и «где же твой брат Авель?»… ге-ге-ге….
…Пушкин вон тоже смуглый был, и сам, кстати, из африканцев, а какие вирши писал!.. ну... вот... «Цыган» его читал?.. поэма у него есть такая... Господи, ну и школы у вас, пся крев!.. так почитай, неуч, холера ясна!… «проходили» они… лучше уж безграмотным быть, чем так «проходить» как вы…. а знаешь, что в этой поэме все из нашего табора переписано?.. да-да... и нечего хмыкать тут, фыркать и рожу на бок кривить, а то не буду рассказывать!... то-то, пся крёв!... так вот…. мы в то лето под Долной стояли, в гостях у местных «лесных» цыган-крепостных… в имениях там работы не было и Санко мой с остальными мужчинами и из других таборов собрались в амал… и почти все тогда в Румынию ушли на заработки... булибаши наш, дядька Семен только остался, хромой был... а у него была дочка, Земфира, высокая с длинными косами, огромные черные глаза... ну и все такое остальное... при ней... я с ней даже… ну не дружила, ну так.... покровительствовала.... хотя другие ее недолюбливали, она глупа была… какая-то не от мира сего, как блаженная… да и к золоту уж чересчур жадная (и это-то при нашей природной склонности к «рыжью») но и красавица редкая... да… ну вот… и вот приезжают как-то к нам сын хозяина этого имения, помещик сам из местных и представляешь, кого он нам привозит – Пушкина!.. Сашеньку нашего... да еще туркой ряженым… вот радости-то было, он больше нашего радовался!.. прыгал, скакал действительно, как обезьян какой… феску свою на дерево закинул, меня да на руки подхватил, да закружил, пользуясь тем, что Санко не было... а… Саша?… а его то ли в ссылку отправили, то ли на службу… наказали из-за виршей на пана Аракчеева, на Фотия… на брата царя, на многих других… поразвлекался мальчишечка, словно майкэ недоразвитый... его, кажется, вообще на Соловки в монастырь сослать собирались я так и не поняла… но мы и поговорить-то не успели, как видит он нашу Земфиру… и представь себе… просто застывает на месте… в общем… накрыло его зуралэс … с головой… Пушкин у нас почти месяц прожил у дядьки Семена в шатре, как его товарищ ни уговаривал ехать, он как глухой… и та дурочка тоже к нему неровно задышала… а он вообще по ней с ума сходил… что скажешь – поэт, пся крёв!.. мы тогда еще откочевали к Варзарештам… так парочка эта целыми днями бродила в стороне от табора… он маленький, всклокоченный… она на голову его выше и крупнее, да еще в любила она в костюме мужском разгуливать… в цветных шароварах… конечно вместе они смотрелись комично… как младший брат с сестрой… но наши даже завидовали Земфире… а то!.. така любовь… такой дурынде… а то сядут на камень в поле и сидят за руки держась…точно дети, но молча… сама скоко раз видела…чего молча?.. да она ни слова по-русски не понимала, а Сашенька по-нашему ни бум-бум… вот и молчат… сидят рядышком на солнышке… голубки глухонемые, пся крёв … не.. он совершенно невменяемый был – меня если увидит – улыбнется, но слабо так… как сквозь бумагу папиросную… дядьке Семену же все это не нравилось сильно, да что тут зробышь, барское дело – не поспоришь… ага!.. а ну подай-ка тютюну, во-он его кисет лежит, покурю трохи…
…да…серьезно тогда Сашеньку увлекло да зацепило, да и Земфира наша взбалмошная была, ох непостоянная… как все красавицы (по себе знаю… ге-ге), да и Пушкин еще тот Отелло был, ревновал ее к каждому столбу придорожному, и вот… проснулся однажды наш Саша, а Земфиры-то нет рядом, нет девочки… у-у-у!... он такое в таборе устроил, как дикарь по шатрам скакал в бешенстве, точно негр африканский, рычал, рвал все, собак, коней наших напугал до смерти, все попереворачивал, искал ее, искал… потом ничком пал на траву, катается, рыдает… мы все вокруг собрались, перепуганные… а чем тут поможешь… тут дядька Семен, кто видел и знал больше нашего, сжалился над ним, шепнул ему что-то… срывается наш Пушкин, пена на губах, весь как безумный, да в седло… и умчался… и больше я его не видела уже... и не попрощались даже… вот только этот кисет и остался от Сашеньки в подарок… да-да именно этот... другого нет и не язви тут, холера ясна.... а она?.. а что она… ну дядька Семен сказал, что Земфира, вроде, удрала с каким-то мальчишкой из лесных цыган в Варзарешты … вполне похоже… сумасшедшая девка была… Пушкин тогда всю деревню и округу взбаламутил, искал ее… но ее и там уже не было… наконец, Сашу в Варзарештах его кишиневские друзья нашли да увезли от греха… да… а потом и появились эти знаменитые пушкинские «Цыгане»... мне их тогда вместе с кисетом тот же помещик передал от Сашеньки, последний привет от моего Пушкина… ну он же поэт, конечно, там нафантазировал много, смешно читать было… из нашей дурынды Земфиры сделал этакий символ свободы, воли… а ведь на самом деле… ну… понимаешь, девушка в цыганской семье всегда большой повод для беспокойства, пока замуж не отдадут, а уж такую безумную, как Земфира дядьке Семену надо было выдать скоренько, чтобы она глупостей не натворила, семью не опозорила… а тут Саша со своей любовью, а что ты супротив барина скажешь?!... вот ее и упрятали… да, mon cher, просто упрятали подальше… ну а Пушкину передали потом… что вроде бы совсем насмерть порезал тот ее возлюбленный мальчишка-цыган из лесных от любви да ее измены… ну, почти, как в поэме... и земля ей пухом, ге-ге-ге!… бедный наш булибаши, он больше всех натерпелся от этой истории…а что?... да выдал он ее замуж, слава Богу, благополучно… там даже все на месте оказалось, как ни странно… ге-ге-ге... ну, а если бы не оказалось… да уж... могли бы по старому обычаю и камнями насмерть забить за позор, за бесчестие, да и Семену пришлось бы из табора уходить… вот так, порча мадонна!.. вот така любов...
…а в первую русскую революцию, перед японской войной, я уже третий раз за мужем была… да… так вот решили мы тогда отделиться... ну пожить оседло на Москве, ушли из табора, сначала у наших жили в Грузинах, но потом Рома мой зуралэс повздорил с бурмистром и пришлось нам переехать, я на седьмом уже месяце была, и поселились как на грех, на самой Пресне… да прямо перед этой заварухой, перед революцией ихней... да-а... да там такое было... такое смертоубийство!… ой, Грустный, не приведи Господи!... так страшно… мы тогда чудом живы остались... да-а... пся крёв, мне страшней только в Париже было в 94-м... в Консьержери… да это тюрьма тамошняя веселая… такая веселая – обхохочешься... да тогда всей Франции весело было... а особенно, когда Конвент Большой террор объявил после «покушения» этой идиотки Сесиль Рено… а я, тоже, пся крёв, идиотка, имела тогда глупость попасться… да еще попасть в списки «подозрительных»… да за эти… да за дурацкие виршики о «Неподкупном»… о пане Робеспьере, о змее этой... о-о!.. да время такое было безумное – революция!... ох, mon cher, ты бы их видел!.. ты бы их слышал!... да там они все были герои, все эти адвокатишки-loserы… жирондисты, монтаньяры, якобинцы и прочие – le animalеs… apr;s tout одуревшие от страха, ненависти... крови, один «друг» Марат чего стоил… им вон сейчас благодарные потомки памятники, пся крёв, ставят... этим безжалостным мясникам, губителям своей же революции… а они все-е... «отважные как Бюзо, честные как Приер, преданные как Эбер…»… да… все преданные, все… да… и черт меня дернул тогда петь эту пошлость на рынке… хотелось хоть несколько су на хлеб заработать, тогда такая голодуха была в Париже, кошек ловили, крыс ели, голубей всех перебили... а мои как раз почему-то отделились от табора, вечно, пся крёв, как сами, так всякая ерунда получается, так и тут… короче поплясала девочка… попела… заработала … дурбэцало, холера ясна… я и рта не смогла раскрыть, как сграбастали меня синие камзолы... донес кто-то… Господи... как же это давно и страшно все было!..
…мы тогда кочевали по северу, западу… а там французские крестьяне, дикие, свирепые… одуревшие от сидра и крови, подзуживаемые неприсягнувшими попами… они там такое творили, пся крёв… пытали, жгли… резали на ломти всех подряд, всех кого поймают... ну вся страна тогда с ума сошла, везде какие-то банды аристократов, разбойников, войска Конвента, австрияки, прусские войска… просто убийцы и грабители… все кому не лень гонялись друг за другом по всей Франции… ну и пришлось нам бежать сначала в Нант, потом дальше на север до Руана и аж до Па-де-Кале, потом в Реймс… потом и Париж, думали в городах полегче будет… договорились с большой группой бродячих артистов, акробатов, все безопаснее вместе… вместе и выступали, работали на площадях… да жиденько как-то в провинции и страшно… вот цирковые нас в Париж и соблазнили… да только парижанам тогда было не до песен и не до акробатов, у них свой цирк уже четвертый год кувыркался… они больше к вою из тюрем и к стуку голов в корзинах привычные стали… чем к песням… ну и натерпелась я там, в тюряге этой, совсем одна... это сейчас там одуревших жирных экскурсантов красными колпаками фригийскими пугают клоуны ряженные… а тогда... тогда была только Смерть, одна Великая пани Смерть вокруг... а мы все запертые, пся крёв… как звери в зоосаде… в клетках таких огромных, скользких... пропахших мочой и ужасом... и все вокруг точно как звери… орут, воют, рыдают, разбивают в кровь руки о решетки или головы о стены… или лежат как мертвые… и сплошь мухи, мухи… трупы… объеденные крысами по три дня валялись, еды никакой, много избитых, в крови, сошедших с ума… да от страха же, забирали ж каждый день… и то... если бы богачи… богачей да аристократов давно уже порубили, кто за границу не успел смотаться... а то так своих же… все голытьба, рвань… санкюлоты вшивые, матка курва… ну на то он и Большой... на то он и террор, чтобы скопом всех подряд рубить, на то она и революция… чтоб своих же и жрать…это нормально, одна мера всего – Смерть… «кто не с нами – тот против нас!», порча мадонна!...
Тольки я тут причем?...
…пей, давай пока добром прошу, смотри уже и зажил мишто твой драгоценный живот и следа нет, ни шрамчика а!.. ну как я зашептала его!.. не…надо мне тоже по телевизору или на стадионах выступать, как тому Кашпировскому, а чо, я б смогла… представляешь, всей стране, каждому, ге-ге… будущее с экрана сказать – удавят же в благодарность!.. смотри и фингалы все сошли …пей, сказала!.. матка бжска ченстоховська!.. ну прям дытына мала, пся крёв, дома у себя будешь командовать… да дома, дома!.. чо носом-то зашмыгал?.. ну да ладно… Грустный, все будет… все у тебя будет… ладно… ладно! скажу немного, а то захлюпишься, замумришься… эта... депрессия начнется... а тебе нельзя… еще рана на голове откроется… совсем дурачком, mon cher станешь, ге-ге-ге... я ж и говорю - ты, когда в отключке еще был, я все же карты бросила, да и ладошку твою хорошо изучила… да знаю… ага… все-все… все не скажу и не проси... не лезь и не психуй!.. но кое-что скажу… скажу вот... что чуть больше года – и женишься… ага! чего заерзал?.. да-а, женишься… и любовь у вас будет долгая и прочная на зависть и друзьям и врагам, но врагов у вас не будет… окромя старых… а друзей еще наживешь… сына родишь, умничку, красавца и доброго… будет трудно, но они выживут... и-и не спрашивай, говорю, что могу говорить… что отдал все нажитое своим прежним – молодец, не вздумай жалеть, а то стратишь все!.. наживешь еще… все наживешь еще… не в деньгах счастье, а в их постоянстве и регулярности, ге-ге-ге!... богатым будешь, но через жену твою новую, все через нее… жена у тебя будет редкая умница… не красавица, но за такими на край света идут… таких уже сейчас не рожают, да... дар у нее великий будет к людям, к животным, к птицам… к цветам … все сможет и все сумеет (но только с тобой!)… и за себя постоять (и за тебя!) и понравиться... и любить тебя будет до конца… только береги ее, будь рядом, не гни... не дави под себя, но и труса не празднуй… с ней не соскучишься… да, да… о тебе, о тебе ж я говорю, о тебе, золото мое самоварное… чего?.. когда помреш?.. а когда надо, тогда и помреш!.. да что ж это такое!.. да не вру я!.. все – больше ни словечка!.. не веришь – не надо!.. да больше тебе и не надо знать, а то скоро состаришься…ге-ге… и... entendons-nous… надежду потеряешь!.. нет... нет... и казенного дома у тебя нет... пока… дался он вам всем, матка бжска...
Надежда!
...это все, что у тебя пока есть…
…тяжело любить людей после как видишь, что они друг с другом творят… теряешь поневоле веру в то, что люди нужны в этом мире… на этой Земле, ибо все от человека веками только зло да ненависть, да жестокость неистовая… а во Франции?... в Сен-Лазаре?... нет в той тюрьме я в другой раз сидела… да, помню… революция, Марсельеза и ура… ну… да просто ужас тогда, что было… тогда, в Консьержери, нас вывозили в телегах по 50 человек за раз, вытаскивали царапающихся, орущих людей из клеток этих... мордатые такие красавцы в черных сапогах с желтыми отворотами… с огромными трехцветными кокардами на своих дурацких колпаках и треуголках, вечно пьянючие… выволакивали, били сапогами, лупили прикладами, палашами, вязали, вывихивая руки, пальцы ломали или рубили саблями… чтоб не цеплялись за решетки, швыряли в переполненные телеги… и на площадь Революции везли… воющими караванами… да… была такая площадь… ну это бывшая Людовика ХV у парка Тюильри… и так день за днем, день за днем... а потом, когда самим невмоготу стало, гильотину перетащили на Тронную заставу за Сент-Антуаном и рубили, рубили… хоронить негде было, корзины для голов разваливались, раскисали от крови, палачей не хватало… пан Сансон, говорят, бедняга, из сил выбивался… да… это тот знаменитый палач, который короля их, Людовика-тюфяка… он, говорили, даже спит в обнимку не с женой, а с ножом от гильотины... да и многих других… Дантона… он же… интересная профессия, столько знакомств, скажи?.. мадонна курва…
…да я уже потом в берлинской публичной прочитала, что после 9-го термидора перед казнью... и самого Неподкупного... вместе с этим его жутким Кутоном, Сен-Жюстом и другими оставшимися еще в живых монтаньярами... перевели в нашу гостеприимную Консьержери… «прихожая гильотины» как ее ласково называли эти «друзья народа»… так это буквально через три месяца после того, как они же казнили своего Дантона… вот и самим довелось, пся крёв… нет, а мы тогда уже далеко были, конечно... да в табор вернулись и тикать... да, уже на юг, в Испанию шли через Пиренеи, к баскам… на востоке… на севере, на западе ж тогда вообще резня сплошная, война была… меня?.. а меня мой дядька Эжен просто выкупил… да…за взятку... кажется, пара луидоров и фляга с дешевой бургундской кислятиной… ага я ж говорю: чиновник он хоть и десять раз революционэр, и у него там даже в физиологии не все, как у нормальных людей, ге-ге-ге!.. ну там... «горячее сердце…» или как там… холодные уши... и не помню уж, как приснопамятный железный пан Феликс изрекал, антрополог, холера, sacre shien, пся крёв… да… так вот он все равно чиновник и сволочь… хоть у нас.. хоть в Антарктиде… такая же тварь продажная, холера... спасибо ему большое за мое счастливое избавление... да и нашли меня наши уже в последний момент, еле успели… уже и ручки мои скрутили так, что и не чувствовала их… и с другими полутрупами в телегу штыками покидали, чуть жива была от побоев да голода, вся в ранах, в нарывах… еще чуть-чуть бы и моя глупая голова со стриженым затылком тоже полетела бы в липкую корзину к другим... «врагам революции»… grand mersi дядьке Эжену, царствие ему небесное…
…депутат Конвента доктор философии пан Гильотен был гений… ну да… это ж он так настоятельно рекомендовал самый быстрый способ «счастья» для всех людей… ррраз!!! – и все мишто да шукар, хорошо и прекрасно и ты счастлив!.. да я б на каждой площади с этими их дурацкими названиями, вроде «Революции», «Свободы», «Независимости»… «Согласия»…. ставила бы огромные памятники... дорогой его сердцу пани Луизетты… с гранитной рамой, со сверкающим лезвием, с огромной корзиной… полной голов... с разинутыми, залитыми каменными слезами и кровью, счастливыми ртами – вот уж точно символ любых революций… свобод… согласий… в назидание подрастающим революционерам, порча мадонна!... я вон еще маркитанткой в наполеоновском обозе налюбовалась... во что в итоге вырождаются все эти революции... все же топится в крови... все... и ведь ничего не меняется и все повторяется... все повторяется… люди никогда «ничего не забывают и ничему не научаются»... я еще тогда, в той тюряге французской все поняла... еще до Пресни, еще до октябрьской заварухи, до этих адольфовских бед, до маоистской резни… до всех этих чегеваров и полпотов всех мастей... понимаешь, Грустный… когда в стране рождается больше обиженных и недовольных loserов и бичей, чем положено Богом, а у трона собирается больше жадных и слабых трутней и воров, чем положено Чертом… и при этом трон тоже или слаб или безумен… тогда достаточно одного удачно брошенного камня, ругательства, взгляда... гвардейцу на часах у дворца... или демонстративного плевка или плаката у Мавзолея... или факела у Рейхстага... и резня, т. е. революция началась!.. да! да!.. вот такая я шибко грамотная, а ты, Грустный, поживи с мое во всем этом... вечно я как кур во щи попадаю, пся крёв... что?.. кто?.. Энгельс? Маркс?.. нет, это кто-то из французов... нет, не читала, да на кой мне тот sacre shien Маркс задался, сучий сын... и говорить не хочу об этом альфонсе... Ленина?.. да уж… вот пана Ульянова я и видела и слышала... да случайно вышло... это когда он с балкончика Кшесинской кулачком рыженьким призывал кронштадтцев к «выдегжке, стойкости... и бздительности»... да не сложилось тогда у них власть взять... это уже перед нашим отъездом с Ромой из России... да уж... страшненький такой мужчинка… этот Лысый самый страшненький из всех… «неподкупный» или тот же Наполеон по сравнению с ним просто майкэ сопливые… ой, вижу по глазам, что не понимаешь ты ничегошеньки из того что говорю, порча мадонна... да и то правда... ну их всех «неподкупных», «честных», «верных» «железных», пся крёв, к собакам свинским с их революциями… пошли вон лучше в зал ожидания... посмотришь, как я работаю, людям головы морочу... «сравнительно честным способом», ге-ге-ге.....
...нет… ты просто этого не знаешь... ты не понимаешь, поверь, mon cher …что пан Троцкий, остальные… да и сам Усатый, это только слабое подобие самого пана Ленина… нет… Усатого не видела… а вот со Львом могла познакомиться в Мексике, гастроли нам тогда Поляковы устроили по Латинской Америке… да не захотела – Троцкие тогда у Диего Риверы жили в Койокане... а мы с его Фридой знакомы немного были, но не захотела – неинтересно!… да!.. вот представь себе!... неинтересно!.. да ведь он такой же, как тот же пан Робеспьер или Демулен... или же как «красный маркиз»… я слушала их уже после падения Бастилии в Пале-Рояле… пан Троцкий такой же амбициозный честолюбивый палач-идеалист как и все они… идущие по трупам к «своей» цели, которая всегда оправдает любые его средства, пся крёв!.. да я и так все про него знала… нет, ты не понимаешь… я их просто… я их всех шукар «чувствовала»– на что каждый был способен... я просматривала их зор, их силу…. их амбиции… их будущее... понимаешь – я знала чего они хотят!.. э, да я и не то еще могу!... и вот видела я, что Лев слаб и тщеславен, что Усатый всех переиграет, но слишком хитер, сам себя перехитрит, как и вышло у него с Адольфом… но главное, что я видела… что останься вайда Лысый жить еще хотя бы лет двадцать – весь мир бы тогда узнал… что такое настоящая «миговая геволюция», слава Богу, Господь прибрал вовремя чудовище… да многие в эти игры игрались и раньше, и тогда... и потом... а вот только пан Ленин... э! э! погоди, погоди… послушай… ну что ты городишь, матка бжска!.. чем у тебя мозги забиты?!!... в октябрята еще не наигрался?!... звездочка до сих пор в заднице застряла?!... во!.. жертва пропаганды... ну ты даешь!.. ты живешь, пан Грустный, в удивительном вакууме, ты настолько мало знаешь даже о своей стране… о ее настоящей истории… да и откуда тебе… и-эх, золотой мой… майкэ Буратинка…. откуда...
…а что люди?… люди всегда слабы и легко внушаемые… люди... они все во все времена лишь стремена и бока для шпор всех этих безумных Робеспьеров, Сталиных, Лениных, Мао... и других борцов за «всеобщее счастье»… да уж... за это свое всеобщее цыганское «счастье» мой Рома Рязанский, слава Богу, все уже в том же 5-м году понял, пся крёв... все понял... как первую кровь на себе увидел, да из окошек в солдатиков пострелял... все-е-е осознал... такой балбес!... дурбэцало… да говорю же, что мы тогда только чудом живы остались, только его удача… его искусство спасли... а до того – что ты!.. и не подходи!... «Мы – эсэры!... мы свет людям несем!... «луч света в темном царстве!»… «свобода, равенство, братство!..»… Руссо говорил то... Гегель сё... Плеханов и Мартов и то... и сё! А ты молчи, дура… и ничего не понимаешь!»... холера!... меня беременную с ним вместе из Грузин поперли свои же из-за его бреда... агитатор, пся крёв… он, представляешь, в самой «Молдавии» в ресторане начал проповедовать свой марксизм доморощенный, среди своих же цыган!.. да он к восстанию призывал тех у кого... ге-ге-ге... горничные да слуги были, у кого дети в гимназиях да университетах учились, кто отдыхать за границу уезжал, на воды да на курорты… да цыгане в России при царе всегда не бедно жили, а уж в начале двадцатого века и подавно, но Рома мой… нашел самых угнетенных... короче, не муж был у нас тогда, а дом умалишенных... этакое цыганское шило в заднице революции, пся крёв!...и-и-и опять смеется!.. нет, ну вы на него посмотрите, люды добри – смеется.. ге-ге-ге!... ой мальчишечка, лучше смейся, чем горюй, твоя правда... зажги спичку, покурю трохи...
...да вот... и рассказываю за Пресню, за Рому моего Рязанского... не гони коней... и не пхайся, пся крёв, а то як дзызну!... отож!... так вот… задурили ему голову народовольцы всякие, тогдашние революционеры-марксисты, подпольщики, да прочие какие обиженные властью, царем... евреи опят же – вот им-то терять действительно нечего было кроме своих ермолок и пейсов... те еще со времен пана Аракчеева обиду копили… собирались они в кабинетах «Голубятни», даже митинги проводили в этом огромном ресторане... ой что ты! тайности такие... пароли, клички... а он как подурел от всего этого, как сглазили моего Рому, работать совсем забросил, все с какими-то людишками крысиными шушукается, последние деньги им дает, то пакеты носит куда-то, то листовки в пачках... ой и слова не скажи... важный стал…«я мужчина!» кричит, ножками топочет, лучше б на сцене в нашем «Саратове» так топотал ножками своими, пся крёв… так ведь разругался с паном Савостьяновым вдрызг, угнетателем его обозвал, пауком-экс…плуататором!... у меня волосы с одной стороны седые из-за этого Ромы Рязанского…а с другой?.. наверное… от Санко… ох, мой Санко... да… уж не от пана Робеспьера!...
….а перед самой этой заварухой ночью натащили эти людишки целую кучу ящиков с оружием, бомбами и патронами да прямо к нам в комнату на третий этаж... я не помню точно... ну наганы, винтовки... я ж уже говорила, на Пресне мы тогда уже жили... а как стрельба серьезная пошла, так к нам толпами народ ходить стал за оружием... да супротив солдат да казаков какие они воины!.. баррикады строили из мусора... да без толку, когда прижали их, да уже пушками, так отстреливалась уже даже из нашей квартиры… а стреляли как: глаза зажмурит и палит... вояки... а у меня тут от всего этого трепления нервов схватки преждевременные начались, воды отошли, рожаю-ю-у-у-у, товарищи, ура-а-а-а-а-а!!!.. они из окон палят вниз на улицу, бомбы кидают… а я ору, да скрюченная по полу катаюсь меж ихними убитыми да раненными… они палят, а у меня схватки, а я ору... грохот, мат, вопли, пули свистят, штукатурка со стеклами веером разлетаются, а я вокруг люстры обрушенной на четвереньках по осколкам в крови ползаю и ору, ору не своим голосом!.. а куда деваться!... да нет... он был «по заданию» ихнего комитета в «Волне» … трактир такой был на Пресне, еще та дыра… думала уж и не встретимся боле, но Ромочка уцелел… даже не ранен был, только перепуган, а ну такая пальба и такая кровь почти в центре города!.. он первоклассный танцор был, а боец из него был так себе, «до первой крови, до первых слез...»... да... а я…ну ниче я… родила я… в этом аду... а как в Персии знаешь, рожали?.. на кирпичах… на корточках... только тут декабрь, холод собачий, эт тебе не Персия... голос тогда навсегда сорвала, петь уже не могла... да живой... мальчик... только пуповину зубами перегрызла, он как заорет!.. и я с ним, ору, хриплю и смеюсь, и реву... и опять ору... ге-ге-ге... и тихо вдруг так стало у нас... баррикады внизу уже разнесли, слышно казаки процокали… а моих тутошних бойцов почти всех на смерть положили, пся крёв... а тут и явление – марксист мой с чердака прыг-скок... как чертяка грязный, но целый и, аж синий от страха, губы трясутся… чего натерпелся дурачек на улицах... их группу почти всю перебили в «Волне», пришел по крышам... но не успела я и рта раскрыть, чтоб прохрипеть соколу моему ясному, что я думаю по поводу и этой и других его революций, а тут падают с грохотом двери и вламываются солдатики, да к боевикам – добивать... а тут и нас углядели, пся крёв... да шурк к нам, грязные, озверелые, глаза белые, бешенные, штыками тычут, орут... и я ору… и Ромка орет… нас своей слабой грудью закрыть пытается, на коленках перед ними ползает, креститься, за штыки хватается, плачет, с перепугу весь русский забыл и по-цыгански… и вообще на каком-то суахили их уговаривает... а потом совсем очумел, порча мадонна... вдруг вскочил и неожиданно… как пойдет вприсядку… да винтом! да коленцами!.. да с перебором и посвистом... а танцевал он как Бог танца, я и полюбила его за это... танцевал даже лучше Санко (ой-ой, мой Санко! О-ой...)... ну не шипи, слюнями не брызгай... да не дергай ты меня, не дергай кофту порвешь, дурбэцало!.. да... да рассказываю, рассказываю... а может... может поедим чего, Грустный, а то поздновато уже… вон дрыхнут все… так уже ж часа три ночи... ге-ге-ге!
...то и спасло, что могло и погубить – неожиданно все это было... Бах! Бах! Как в кинематографе… ну и еще... мы хоть в крови и грязи, но в нашем национальном были, каки таки революционеры? – мы цыгане... мы не причем... вроде зашли водички спросить, заодно и родили… ге-ге-ге!.. да и я вся еще вся подплывшая, хрипящая…. все-таки в стороне от боевиков лежала, мальчонку пыталась закутать... ну, а главное, конечно, что Рома... он такие начал антраша выдавать – у солдатни челюсти на сапоги попадали, он всегда, как вихрь, как фейерверк танцевал, а тут, представляешь!... все это ж происходит промеж убитых и всяких хрипящих умирающих, на залитом кровью и гильзами полу... он все, все... все, что было у него вложил в этот танец... без аккомпанемента, только стекло под сапогами взвизгивало, да пыль летела… никогда не забуду, как он танцевал да вскрикивал, да посвистывал... как подранок, от гнезда уводящий... а они так и стояли обалдевшие... с ртами раскрытыми и с ружьями наперевес, пока не ввалился с матюгами их унтер и не выгнал всех пинками на улицу... дальше воевать... на нас только мельком красным глянул свирепо и тоже загрохотал по лестнице… да... вот и все... тогда опять пани Смерть меня по головке погладила-погладила, вздохнула с сожалением… да ушла... до поры до времени... да уж!... А ты удивляешься, чего это я с паном Троцким в Мексике видеться не захотела… да и Ривера с Калло там тоже на коммунизме мексиканском своем повернутые были, разговаривать невозможно было с ними... как и с паном Сикейросом и другими…
...самое интересное было потом… когда мы уже кое-как в себя пришли... даже воду Ромочка где-то нашел целый таз, и я умылась... и малыша тоже, даже кусок засохшего хлеба и сыр в буфете нашла... да вещи наши... что еще целы были в узел связали и собрались уже уходить... вдруг ба-бах!... опять входит их же унтер, один... мы обмерли… а он молча так... оглядел весь разгром, перекрестился... подошел… огромный, мордатый весь, красный, усищи торчат... у чаадаевских гусар таких не было... глазки маленькие тоже красные... бессонные... поглядел на Рому, на меня... на вякающего малого, крякнул… и вдруг достает из кармана шинели огромную пригоршню медяков и осторожно, бережно так высыпает ее на единственный уцелевший стул... сыпет и сыпет… доскреб оставшуюся мелочь из кармана, как-то так... не по-военному на нас опять глянул… пророкотал: «Вот... примите, уважаемые... от всей нашей 2-й роты Ладожского полка... тут робяты немного подсобрали... со всем нашим.. эх... и уж прощеньица просим... ежели, чего не так... вот!»... глянул на трупы у окон, насупился... опять перекрестился и вышел!... тут уже мы с раскрытыми ртами стояли с Ромой, стояли-и-и... а потом у него истерика началась, ревел мой «луч света», боевик-эсер, аника-воин на том же стуле... и встать не мог... пока я гроши солдатские считала… раскачивался и плакал и все причитал: «А я стрелял! А я стрелял!!!» да... стрелял… а медяков этих там было без малого четырнадцать рублей!.. большие тогда для нас деньги!... да... такой вот себе… гонорар за танец… вот я ж и говорю, русские удивительный народ, как дети, ей Богу, пся крёв, как дети...
...сколько смертей мимо меня прошло и близких и дальних, видишь, то и дело «царствие небесное» объявляю… а мы ушли оттуда, бегом с той страшной квартиры, и сквозь оцепление прошли, спокойно… гоняли нас потом с хаты на хату, никто не хотел брать таких оборванцев, пришлось тащиться обратно в Грузины к нашим, Рома там покаялся и помирился со всеми, и даже в «Саратов» нас обратно Савостьянов взял, приняли нас... помогли... да поздновато – сынишка-то наш помер, царствие ему небесное, маленькому... да откуда я знаю, сама еле в себя пришла, да еще молоко у меня пропало... помер…а может от глотошной... или скорее от той же грязи, я ведь его как собака рожала... вот нельзя женщине как animal, как скотине последней так себя казать при чужих мужчинах, нельзя… даже если они и глаза закрывали, когда палили и вообще... потом убиенные все были... это все равно нельзя... да много... много... я уж сколько и рожала-то не помню, но помирали тоже много… я ж говорю, mon cher… жизнь часто такая была, что не продохнуть ни охнуть... но и тех, кто выживали те до самой смерти жили, ге-ге-ге!.. а если серьезно – тут очень жесткий отбор… вон видишь, сколько наших майкэ бегает, денежку клянчит, так это кто жив из нынешних остался... а учить их некому, да и не хотят, там же строгости... в школе... да от такого одного... все учителя в окно повыпрыгивают… да и разочаровалась я во всей этой учебе… я вон знаю скоко всего знаю, а только грустнее жить!.. «Ибо от многой мудрости много скорби, и умножающий знанье умножает печаль!..»… Экклезиаста читал?.. пся крёв, ну ты даешь!.. и чему вас там учат!.. а Библию?.. ну ты и полено... интересовался он... ее читать надобно, а не «интересоваться», порча мадонна!.. в ней много наврано, много глупостей, но это тебе не «Государство и революция» или «Краткий курс»… и не таблица умножения... Библию и прочесть… и «почувствовать» надобно, в ней каждый свое находит... да, как и в Коране!.. великая книга… а... ну не горюй, может еще твое время не пришло... а может и не придет никогда...
…каждой книге свой возраст надобен… в десять лет «Бесов» читать не будешь, а в восемьдесят Майн Рида… а вообще-то читать сейчас нечего… мы вот, сколько кочуем по Союзу, я ж везде книжки покупаю, какие советуют в магазинах на лотках, вон их скоко появилось сейчас – а читать нечего!.. повывелись писатели-то, видимо человечество отдыхает… утомилось…и то… последние полтора века такого джазу все дали, за всю историю людскую такого не было такого, не помню, пся крёв… ну вот смотри: все века полная неграмотность была обычным делом… а за последние двести лет вдруг все Буратины поумнели и в школу пошли!.. ой, кстати, ты бы видел! Я тут недавно новое издание Рабле покупала, с гравюрами Дорэ, том здоровенный пухлый… чего?.. Гюстав его звали, Гюстав... ха!... смотрите люды добри, он хоть это знает!.. э-иэ, что?.. хотел уесть бабушку Томарру?!… да, я его графику очень уважаю и многих других художников… да меня сам Пикассо за руки хватал и замуж звал, грозился украсть!.. и если бы не напоили его тогда… да ладно-ладно, не хвастаюсь, я правду… да ладно, так слушай, же про Рабле… так ты бы видел, как люди смотрели на меня, как я книгу эту брала!.. ото думали, небось, сумасшедшей старухе-ромалэ и подтираться нечем, майка небось короткая… так она книжки берет на туалет себе и всему табору!.. ге-ге-ге!.. слушай, Грустный, не тупи, пся крёв!… ты уже спрашивал... матка божска ченстоховська!.. чтоб не стать обезьяною... шимпанзою… их и так уже... почти четыре миллиарда по Земле чухаются и скачут, представляешь – уг! уг! уг!... и ты тоже среди них, ге-ге-ге!.. да… уг!!! На вот «подружку Надюшку», выпей... надо, надо!... ну не кривись, золото мое, это уже последний раз я тебя травлю, ну надо же, дорогэнькый мий, попей отварчика и я отстану... ну хош... хош вот завтра вообще весь день молчать буду, ге-ге-ге!...
... почему «подружка Надюшка»?.. да грустная это история… а у меня все грустные… а жизнь какая?.. а?.. Грустный?.. ты вон тоже не особо веселишься… ото ж, mon cher… так вот была у меня подруга, из наших, рома, уже здесь в России… задружилась со мной – не разлей вода… наш табор тогда только из Германии через Польшу пришел… под Москвой мы стояли… я в хоре пела и танцевала у своих же уже в той же «Молдавии», это был чисто цыганский ресторан в Грузинах, и Надюшка там же пела…. а я вдовая очередной раз… одна одинешенька… Рязанского это я потом уже встретила, уже после Ходынки… да… вот и полюбила я ее всем сердцем… и отличала меж другими, стали мы с ней как сестры… да-а… а тут наступила коронация эта треклятая… э-эх… но не помню год… да и Бог с ним… один царь помер, второй, Николай на престол восходит, да с такой помпой, куды там!.. они всегда шум вокруг этого устраивали, так там хоть цари были, как цари… папка его хоть и алкоголик был изрядный, а страну крепко за шиворот держал… а тут сЫночка его… это «недоразумение» в бородке и портупее, холера, решило переплюнуть всех… сделать так, «чтобы помнили» эту его коронацию … ну ее и запомнили…. и по сей день помнят, пся крёв… такое тогда на Ходынке смертоубийство устроили, такой… пся крёв «праздник»… хо-о, ты и про это не знаешь?... ну ладно, ладно, не психуй… да… так вот… я вот в скольких странах жила, везде все вообще-то падки «на халяву», все… но уж русские люди ежели чего бесплатно, так и уксус пить будут… и кислоту синильную, локтями друг дружку отпихивая!… а тут, представляешь, царь посулил подарки раздавать бесплатно!… бесплатно!!!... это ж с ума сойти можно было – бесплатно!... ну, гостинец богатый был, пся крёв… много чего… там давались каждому завернутые в цветной платок конфекты, орехи, пряник печатный… кажется сайка, полфунта колбасы, что-то еще, не помню… а главное, там была кружка с царским вензелем и позолотой, эмалированная, «вечная»… эмалированная посуда тогда в диковинку еще была… ну подарок, я тебе скажу, очень даже и ничего себе… и сейчас бы за таким народ тоже валом повалил… да… так там еще были понаставлены всякие качели, карусели, и представления должны были играться… и цирк, и звери дуровские, и лучшие театры, и оркестрионы, песенники, хоры, пиво, вино, закуски всякие…опять же все бесплатное!.. вот народ и ломанулся «на представление» царское, собралось до миллиона людей… из Москвы, из всех окрестных деревень… за неделю люди места занимали из-за кружек этих… да еще и слух пошел, что будут они наполнены серебром, а то и золотом!.. пся крёв...
... брехня это конечно была, хотя все могло быть... могла власть российская и так расщедриться… Россия была тогда самой богатой страной мира, самой могучей… с терпеливым и, главное, очень царелюбивым… «верноподданническим» (фу, пся крёв, насилу выговорила!) народом… и надо было ну о-очень постараться этой кочерыжке распутинской, подкаблучнику венценосному, чтобы такую державу... ведь все… все просрал, прости Господи…… за двадцать лет царь-батюшка со своей истеричкой-тевтонкой, все прокакал, не снимая штанов… все, что веками до него наживали, как на блюдечке Лысому гостинец преподнес, пся крёв… да и всю семью свою… и сыночку своего любимого... и себя неумеху… положил в ненужный довесок к подарку царскому… вроде и не дурак был, а править, царствовать не умел… или не хотел… да и Бог с ним, мучеником… он сам за все заплатил, пся крёв… а знаешь… ведь кроме Ходынки еще раньше были признаки недоброго… да!... будущий император только въехал в Москву перед коронацией, а главная Спасская башня в Кремле возьми и загорись непонятно с чего... потушили, правда, быстро… но народ, что перед этим «Боже царя храни» горланил до рвоты, призадумался – при коронациях знаешь ли… еще древние большо-ой смысл придавали всяким таким признакам… к добру иль к худу… ну а русские, ну я уже говорила…
… да… ну прости уж старуху, mon cher… заносит в «политику» иногда… ну так вот мы с Надюшкой сговорились сходить за кружками этими да за подарками… и вообще погулять там с нашими, праздник же и никто не знал, что так все обернется… вот… а я как на грех тогда зуралэс захворала… конечно, теперь понимаю, что слава Богу… а тогда было обидно: весна, май, праздник, а я перед тем кваску со льда попила да и слегла с горячкой… и то, как жалела, как горевала… дурбэцало… наши рано-рано утром пошли все… и Надюшка тоже, сказала, что выпросит для меня гостинец царский… а на Ходынку еще с предыдущего дня народ съезжаться начал… а потом ночью впотьмах в оврагах и ямах набилось людей стоко!.. тысячами стояли… шевельнуться не могли, многие прямо в толпе задыхивались и помирали… да и упасть не могли, стиснутые… над толпой вой, стоны, туман… а тут еще с утра раздавать подарки начали… все как кинулись к буфетам… ну и началась мясорубка, народа во рвах и ямах этих подавило до смерти – ужас сколько… большинство шло от города, а наши подошли со стороны Всехсвятского, потому и целы все остались… почти все… только Надюшка моя пропала… как они рассказывали, очень уж хотела кружку эту получить… и не убереглась… «всосало» ее в толпу… больше они ее не видели…. и то… вернулись токо к вечеру, помятые, измученные, Джуру вообще без сознания притащили… еле откачала его… да знаешь скоко людей потом по окрестностям находили мертвыми… это те кто в горячке смогли выбраться из этих ям… да подавленные же, вот и помирали в муках страшных потом по лесам да оврагам… короче «погуляли» на царевом праздничке… да и оторопь какая-то у всех была, непонятка, пся крёв: людей подавили стоко, а гуляния, как ни в чем не бывало продолжались… трупы утречком вывезли на Ваганьковское, чтобы не портили праздника, раненых по больницам и… гуляй Ваня, наша власть!.. так еще и царь потом явился с немкой своей, холера… вот… не люблю германцев, все зло в мире от них… парад принимал на балконе царского павильона, ручкой делал, рюмку водки откушать изволил, казаками поднесенную… и салют гремел и оркестрионы играли, и цирк рычал, и качельки раскачивались и театры веселились все изо всех сил… да уж... вот так второй Николай первый раз стратил…
…а праздник продолжался… продолжался еще дней десять.. «праздник над трупами», как Дядя Гиляй писал… хо, его-то?!… да кто ж его лошадника не знает, его вся Москва тогда знала… казака репинского, а после Ходынки и вся Россия, да ты знаешь какой это был мужчина, силач, умница… да мы с ним потом… да.. ну да-да-да... за Надюшку… ох-хо-хох… короче, насилу нашла я ее на третий день в Староекатериненской больнице в бараке… где других давленых и ломанных с Ходынки привезли… а там – все, как всегда… крики, стоны, санитары мечутся, носилки, кого на операцию, кого в морг… дьячки тут же «за упокой» гнусавят, порча мадонна!… нашла я ее… да немного не успела, она уже отходила… еле узнала ее… изломанная, опухшая вся… ничего доктора поделать не могли, больно уж она помятая была, раздавили ей все внутри, тут бы и я ничего не сделала… и так непонятно, как столько продержалась, какую боль терпела... явно меня дожидалась… говорить она уже почти не могла, но меня еще узнала, слезы у нее так и брызнули… и я реву, стою перед ней на коленях и вою... вою… тут вдруг она одними губами шелестит: «тебе… душа моя… Маррочка… тебе» и еле-еле руку свою мне тянет из последних сил, а в руке… в руке... кружка эта проклятая дрожит… я ее взяла машинально… Надюшка поняла, улыбнулась мне губами синими… хлынула черным изо рта… и все… и все… все……
…от я ревела над ней, ой ревела!… пока сестрицы тамошние, санитарки милосердные меня оттаскивали, соль давали нюхать, воды, уксусом виски терли, но там, в бараке везде такое же творилось… кто рыдает, кто умирает... хрипит… а тут как раз забегали все, ак тараканы... санитары, офицеришки какие-то нарядные замаячили… и вдруг входит в барак не спеша так… невысокий такой в уланском мундирчике с орденской лентой, в бородке и усах, насупленный, руки за спину… сзади дама высокая, лицом очень надменная… но белая как мел, глаза зареванные… с платочком у рта… губы трясутся, пся крёв... вокруг нее врачи суетятся… да еще позади столпились какие-то толстые в лентах и орденах… зашелестело по бараку «царь»! «император»!.. «матушка»!.. да… хоть и трясло меня всю… узнала я его… как же не узнать… весь город был обвешан его персоной… да и немку эту его тоже… и знаешь, Грустный… даже тогда, находясь в таком внутреннем расстройстве… да видно мне было все-все… даже сквозь слезы, что не царь это… не царь… а так… беда сплошная российская… горюшко горькое… а они давай комедию ломать, «политику» делать… и на кровати к ходынским присаживались и чуть ли не с каждым беседовали… и все это под скрип перьев канотье… и под магний фотографов, порча мадонна… винцо какое-то раздавали, мадеру что ли, деньги совали… папа и мама, пся крёв… с той коронации Николая II «кровавым» и прозвали, такое вот было начало его конца… но мне уже не до них было, они с того поля ходынского сами свой путь выбрали… да… а я… я... отвезла я Надюшку к нашим, шла за телегой и ревела... а она так мне все и улыбалась … народ по дороге по старому обычаю медь кидал на покойницу, на погребение… да только много тогда таких телег тащилось по Москве… да вот… схоронили мы ее, подружку мою... а я только на четвертый день от похорон в себя пришла… да поняла, что все еще сжимаю… сжимаю… сжимаю намертво кружку эту царскую в руке, с орлом и в позолоте… «вечную» кружку, подарочек, гостинец царский проклятый… который Надюшка для меня добыла… приберегла… как прикипела к ручке пальцами… не сразу и разжать смогла… так вот с тех пор она всегда со мной, моя «подружка Надюшка»… на, на вот… смотри, а то не нахлебался еще моих отваров из нее… а вот раньше я бы ее выбросила, а как же – гаджё пил, осквернил, нельзя… на, mon cher, вот я тут чайку цейлонского настоящего заняла у буфетчицы из ресторана, хочешь попей он сладкий, крепкий, как ты любишь… на… с бубликом… попей, золото мое… попей, Грустный мой... попей хороший мой мальчишечка…
,,,продолжение следует...
…Пушкин вон тоже смуглый был, и сам, кстати, из африканцев, а какие вирши писал!.. ну... вот... «Цыган» его читал?.. поэма у него есть такая... Господи, ну и школы у вас, пся крев!.. так почитай, неуч, холера ясна!… «проходили» они… лучше уж безграмотным быть, чем так «проходить» как вы…. а знаешь, что в этой поэме все из нашего табора переписано?.. да-да... и нечего хмыкать тут, фыркать и рожу на бок кривить, а то не буду рассказывать!... то-то, пся крёв!... так вот…. мы в то лето под Долной стояли, в гостях у местных «лесных» цыган-крепостных… в имениях там работы не было и Санко мой с остальными мужчинами и из других таборов собрались в амал… и почти все тогда в Румынию ушли на заработки... булибаши наш, дядька Семен только остался, хромой был... а у него была дочка, Земфира, высокая с длинными косами, огромные черные глаза... ну и все такое остальное... при ней... я с ней даже… ну не дружила, ну так.... покровительствовала.... хотя другие ее недолюбливали, она глупа была… какая-то не от мира сего, как блаженная… да и к золоту уж чересчур жадная (и это-то при нашей природной склонности к «рыжью») но и красавица редкая... да… ну вот… и вот приезжают как-то к нам сын хозяина этого имения, помещик сам из местных и представляешь, кого он нам привозит – Пушкина!.. Сашеньку нашего... да еще туркой ряженым… вот радости-то было, он больше нашего радовался!.. прыгал, скакал действительно, как обезьян какой… феску свою на дерево закинул, меня да на руки подхватил, да закружил, пользуясь тем, что Санко не было... а… Саша?… а его то ли в ссылку отправили, то ли на службу… наказали из-за виршей на пана Аракчеева, на Фотия… на брата царя, на многих других… поразвлекался мальчишечка, словно майкэ недоразвитый... его, кажется, вообще на Соловки в монастырь сослать собирались я так и не поняла… но мы и поговорить-то не успели, как видит он нашу Земфиру… и представь себе… просто застывает на месте… в общем… накрыло его зуралэс … с головой… Пушкин у нас почти месяц прожил у дядьки Семена в шатре, как его товарищ ни уговаривал ехать, он как глухой… и та дурочка тоже к нему неровно задышала… а он вообще по ней с ума сходил… что скажешь – поэт, пся крёв!.. мы тогда еще откочевали к Варзарештам… так парочка эта целыми днями бродила в стороне от табора… он маленький, всклокоченный… она на голову его выше и крупнее, да еще в любила она в костюме мужском разгуливать… в цветных шароварах… конечно вместе они смотрелись комично… как младший брат с сестрой… но наши даже завидовали Земфире… а то!.. така любовь… такой дурынде… а то сядут на камень в поле и сидят за руки держась…точно дети, но молча… сама скоко раз видела…чего молча?.. да она ни слова по-русски не понимала, а Сашенька по-нашему ни бум-бум… вот и молчат… сидят рядышком на солнышке… голубки глухонемые, пся крёв … не.. он совершенно невменяемый был – меня если увидит – улыбнется, но слабо так… как сквозь бумагу папиросную… дядьке Семену же все это не нравилось сильно, да что тут зробышь, барское дело – не поспоришь… ага!.. а ну подай-ка тютюну, во-он его кисет лежит, покурю трохи…
…да…серьезно тогда Сашеньку увлекло да зацепило, да и Земфира наша взбалмошная была, ох непостоянная… как все красавицы (по себе знаю… ге-ге), да и Пушкин еще тот Отелло был, ревновал ее к каждому столбу придорожному, и вот… проснулся однажды наш Саша, а Земфиры-то нет рядом, нет девочки… у-у-у!... он такое в таборе устроил, как дикарь по шатрам скакал в бешенстве, точно негр африканский, рычал, рвал все, собак, коней наших напугал до смерти, все попереворачивал, искал ее, искал… потом ничком пал на траву, катается, рыдает… мы все вокруг собрались, перепуганные… а чем тут поможешь… тут дядька Семен, кто видел и знал больше нашего, сжалился над ним, шепнул ему что-то… срывается наш Пушкин, пена на губах, весь как безумный, да в седло… и умчался… и больше я его не видела уже... и не попрощались даже… вот только этот кисет и остался от Сашеньки в подарок… да-да именно этот... другого нет и не язви тут, холера ясна.... а она?.. а что она… ну дядька Семен сказал, что Земфира, вроде, удрала с каким-то мальчишкой из лесных цыган в Варзарешты … вполне похоже… сумасшедшая девка была… Пушкин тогда всю деревню и округу взбаламутил, искал ее… но ее и там уже не было… наконец, Сашу в Варзарештах его кишиневские друзья нашли да увезли от греха… да… а потом и появились эти знаменитые пушкинские «Цыгане»... мне их тогда вместе с кисетом тот же помещик передал от Сашеньки, последний привет от моего Пушкина… ну он же поэт, конечно, там нафантазировал много, смешно читать было… из нашей дурынды Земфиры сделал этакий символ свободы, воли… а ведь на самом деле… ну… понимаешь, девушка в цыганской семье всегда большой повод для беспокойства, пока замуж не отдадут, а уж такую безумную, как Земфира дядьке Семену надо было выдать скоренько, чтобы она глупостей не натворила, семью не опозорила… а тут Саша со своей любовью, а что ты супротив барина скажешь?!... вот ее и упрятали… да, mon cher, просто упрятали подальше… ну а Пушкину передали потом… что вроде бы совсем насмерть порезал тот ее возлюбленный мальчишка-цыган из лесных от любви да ее измены… ну, почти, как в поэме... и земля ей пухом, ге-ге-ге!… бедный наш булибаши, он больше всех натерпелся от этой истории…а что?... да выдал он ее замуж, слава Богу, благополучно… там даже все на месте оказалось, как ни странно… ге-ге-ге... ну, а если бы не оказалось… да уж... могли бы по старому обычаю и камнями насмерть забить за позор, за бесчестие, да и Семену пришлось бы из табора уходить… вот так, порча мадонна!.. вот така любов...
…а в первую русскую революцию, перед японской войной, я уже третий раз за мужем была… да… так вот решили мы тогда отделиться... ну пожить оседло на Москве, ушли из табора, сначала у наших жили в Грузинах, но потом Рома мой зуралэс повздорил с бурмистром и пришлось нам переехать, я на седьмом уже месяце была, и поселились как на грех, на самой Пресне… да прямо перед этой заварухой, перед революцией ихней... да-а... да там такое было... такое смертоубийство!… ой, Грустный, не приведи Господи!... так страшно… мы тогда чудом живы остались... да-а... пся крёв, мне страшней только в Париже было в 94-м... в Консьержери… да это тюрьма тамошняя веселая… такая веселая – обхохочешься... да тогда всей Франции весело было... а особенно, когда Конвент Большой террор объявил после «покушения» этой идиотки Сесиль Рено… а я, тоже, пся крёв, идиотка, имела тогда глупость попасться… да еще попасть в списки «подозрительных»… да за эти… да за дурацкие виршики о «Неподкупном»… о пане Робеспьере, о змее этой... о-о!.. да время такое было безумное – революция!... ох, mon cher, ты бы их видел!.. ты бы их слышал!... да там они все были герои, все эти адвокатишки-loserы… жирондисты, монтаньяры, якобинцы и прочие – le animalеs… apr;s tout одуревшие от страха, ненависти... крови, один «друг» Марат чего стоил… им вон сейчас благодарные потомки памятники, пся крёв, ставят... этим безжалостным мясникам, губителям своей же революции… а они все-е... «отважные как Бюзо, честные как Приер, преданные как Эбер…»… да… все преданные, все… да… и черт меня дернул тогда петь эту пошлость на рынке… хотелось хоть несколько су на хлеб заработать, тогда такая голодуха была в Париже, кошек ловили, крыс ели, голубей всех перебили... а мои как раз почему-то отделились от табора, вечно, пся крёв, как сами, так всякая ерунда получается, так и тут… короче поплясала девочка… попела… заработала … дурбэцало, холера ясна… я и рта не смогла раскрыть, как сграбастали меня синие камзолы... донес кто-то… Господи... как же это давно и страшно все было!..
…мы тогда кочевали по северу, западу… а там французские крестьяне, дикие, свирепые… одуревшие от сидра и крови, подзуживаемые неприсягнувшими попами… они там такое творили, пся крёв… пытали, жгли… резали на ломти всех подряд, всех кого поймают... ну вся страна тогда с ума сошла, везде какие-то банды аристократов, разбойников, войска Конвента, австрияки, прусские войска… просто убийцы и грабители… все кому не лень гонялись друг за другом по всей Франции… ну и пришлось нам бежать сначала в Нант, потом дальше на север до Руана и аж до Па-де-Кале, потом в Реймс… потом и Париж, думали в городах полегче будет… договорились с большой группой бродячих артистов, акробатов, все безопаснее вместе… вместе и выступали, работали на площадях… да жиденько как-то в провинции и страшно… вот цирковые нас в Париж и соблазнили… да только парижанам тогда было не до песен и не до акробатов, у них свой цирк уже четвертый год кувыркался… они больше к вою из тюрем и к стуку голов в корзинах привычные стали… чем к песням… ну и натерпелась я там, в тюряге этой, совсем одна... это сейчас там одуревших жирных экскурсантов красными колпаками фригийскими пугают клоуны ряженные… а тогда... тогда была только Смерть, одна Великая пани Смерть вокруг... а мы все запертые, пся крёв… как звери в зоосаде… в клетках таких огромных, скользких... пропахших мочой и ужасом... и все вокруг точно как звери… орут, воют, рыдают, разбивают в кровь руки о решетки или головы о стены… или лежат как мертвые… и сплошь мухи, мухи… трупы… объеденные крысами по три дня валялись, еды никакой, много избитых, в крови, сошедших с ума… да от страха же, забирали ж каждый день… и то... если бы богачи… богачей да аристократов давно уже порубили, кто за границу не успел смотаться... а то так своих же… все голытьба, рвань… санкюлоты вшивые, матка курва… ну на то он и Большой... на то он и террор, чтобы скопом всех подряд рубить, на то она и революция… чтоб своих же и жрать…это нормально, одна мера всего – Смерть… «кто не с нами – тот против нас!», порча мадонна!...
Тольки я тут причем?...
…пей, давай пока добром прошу, смотри уже и зажил мишто твой драгоценный живот и следа нет, ни шрамчика а!.. ну как я зашептала его!.. не…надо мне тоже по телевизору или на стадионах выступать, как тому Кашпировскому, а чо, я б смогла… представляешь, всей стране, каждому, ге-ге… будущее с экрана сказать – удавят же в благодарность!.. смотри и фингалы все сошли …пей, сказала!.. матка бжска ченстоховська!.. ну прям дытына мала, пся крёв, дома у себя будешь командовать… да дома, дома!.. чо носом-то зашмыгал?.. ну да ладно… Грустный, все будет… все у тебя будет… ладно… ладно! скажу немного, а то захлюпишься, замумришься… эта... депрессия начнется... а тебе нельзя… еще рана на голове откроется… совсем дурачком, mon cher станешь, ге-ге-ге... я ж и говорю - ты, когда в отключке еще был, я все же карты бросила, да и ладошку твою хорошо изучила… да знаю… ага… все-все… все не скажу и не проси... не лезь и не психуй!.. но кое-что скажу… скажу вот... что чуть больше года – и женишься… ага! чего заерзал?.. да-а, женишься… и любовь у вас будет долгая и прочная на зависть и друзьям и врагам, но врагов у вас не будет… окромя старых… а друзей еще наживешь… сына родишь, умничку, красавца и доброго… будет трудно, но они выживут... и-и не спрашивай, говорю, что могу говорить… что отдал все нажитое своим прежним – молодец, не вздумай жалеть, а то стратишь все!.. наживешь еще… все наживешь еще… не в деньгах счастье, а в их постоянстве и регулярности, ге-ге-ге!... богатым будешь, но через жену твою новую, все через нее… жена у тебя будет редкая умница… не красавица, но за такими на край света идут… таких уже сейчас не рожают, да... дар у нее великий будет к людям, к животным, к птицам… к цветам … все сможет и все сумеет (но только с тобой!)… и за себя постоять (и за тебя!) и понравиться... и любить тебя будет до конца… только береги ее, будь рядом, не гни... не дави под себя, но и труса не празднуй… с ней не соскучишься… да, да… о тебе, о тебе ж я говорю, о тебе, золото мое самоварное… чего?.. когда помреш?.. а когда надо, тогда и помреш!.. да что ж это такое!.. да не вру я!.. все – больше ни словечка!.. не веришь – не надо!.. да больше тебе и не надо знать, а то скоро состаришься…ге-ге… и... entendons-nous… надежду потеряешь!.. нет... нет... и казенного дома у тебя нет... пока… дался он вам всем, матка бжска...
Надежда!
...это все, что у тебя пока есть…
…тяжело любить людей после как видишь, что они друг с другом творят… теряешь поневоле веру в то, что люди нужны в этом мире… на этой Земле, ибо все от человека веками только зло да ненависть, да жестокость неистовая… а во Франции?... в Сен-Лазаре?... нет в той тюрьме я в другой раз сидела… да, помню… революция, Марсельеза и ура… ну… да просто ужас тогда, что было… тогда, в Консьержери, нас вывозили в телегах по 50 человек за раз, вытаскивали царапающихся, орущих людей из клеток этих... мордатые такие красавцы в черных сапогах с желтыми отворотами… с огромными трехцветными кокардами на своих дурацких колпаках и треуголках, вечно пьянючие… выволакивали, били сапогами, лупили прикладами, палашами, вязали, вывихивая руки, пальцы ломали или рубили саблями… чтоб не цеплялись за решетки, швыряли в переполненные телеги… и на площадь Революции везли… воющими караванами… да… была такая площадь… ну это бывшая Людовика ХV у парка Тюильри… и так день за днем, день за днем... а потом, когда самим невмоготу стало, гильотину перетащили на Тронную заставу за Сент-Антуаном и рубили, рубили… хоронить негде было, корзины для голов разваливались, раскисали от крови, палачей не хватало… пан Сансон, говорят, бедняга, из сил выбивался… да… это тот знаменитый палач, который короля их, Людовика-тюфяка… он, говорили, даже спит в обнимку не с женой, а с ножом от гильотины... да и многих других… Дантона… он же… интересная профессия, столько знакомств, скажи?.. мадонна курва…
…да я уже потом в берлинской публичной прочитала, что после 9-го термидора перед казнью... и самого Неподкупного... вместе с этим его жутким Кутоном, Сен-Жюстом и другими оставшимися еще в живых монтаньярами... перевели в нашу гостеприимную Консьержери… «прихожая гильотины» как ее ласково называли эти «друзья народа»… так это буквально через три месяца после того, как они же казнили своего Дантона… вот и самим довелось, пся крёв… нет, а мы тогда уже далеко были, конечно... да в табор вернулись и тикать... да, уже на юг, в Испанию шли через Пиренеи, к баскам… на востоке… на севере, на западе ж тогда вообще резня сплошная, война была… меня?.. а меня мой дядька Эжен просто выкупил… да…за взятку... кажется, пара луидоров и фляга с дешевой бургундской кислятиной… ага я ж говорю: чиновник он хоть и десять раз революционэр, и у него там даже в физиологии не все, как у нормальных людей, ге-ге-ге!.. ну там... «горячее сердце…» или как там… холодные уши... и не помню уж, как приснопамятный железный пан Феликс изрекал, антрополог, холера, sacre shien, пся крёв… да… так вот он все равно чиновник и сволочь… хоть у нас.. хоть в Антарктиде… такая же тварь продажная, холера... спасибо ему большое за мое счастливое избавление... да и нашли меня наши уже в последний момент, еле успели… уже и ручки мои скрутили так, что и не чувствовала их… и с другими полутрупами в телегу штыками покидали, чуть жива была от побоев да голода, вся в ранах, в нарывах… еще чуть-чуть бы и моя глупая голова со стриженым затылком тоже полетела бы в липкую корзину к другим... «врагам революции»… grand mersi дядьке Эжену, царствие ему небесное…
…депутат Конвента доктор философии пан Гильотен был гений… ну да… это ж он так настоятельно рекомендовал самый быстрый способ «счастья» для всех людей… ррраз!!! – и все мишто да шукар, хорошо и прекрасно и ты счастлив!.. да я б на каждой площади с этими их дурацкими названиями, вроде «Революции», «Свободы», «Независимости»… «Согласия»…. ставила бы огромные памятники... дорогой его сердцу пани Луизетты… с гранитной рамой, со сверкающим лезвием, с огромной корзиной… полной голов... с разинутыми, залитыми каменными слезами и кровью, счастливыми ртами – вот уж точно символ любых революций… свобод… согласий… в назидание подрастающим революционерам, порча мадонна!... я вон еще маркитанткой в наполеоновском обозе налюбовалась... во что в итоге вырождаются все эти революции... все же топится в крови... все... и ведь ничего не меняется и все повторяется... все повторяется… люди никогда «ничего не забывают и ничему не научаются»... я еще тогда, в той тюряге французской все поняла... еще до Пресни, еще до октябрьской заварухи, до этих адольфовских бед, до маоистской резни… до всех этих чегеваров и полпотов всех мастей... понимаешь, Грустный… когда в стране рождается больше обиженных и недовольных loserов и бичей, чем положено Богом, а у трона собирается больше жадных и слабых трутней и воров, чем положено Чертом… и при этом трон тоже или слаб или безумен… тогда достаточно одного удачно брошенного камня, ругательства, взгляда... гвардейцу на часах у дворца... или демонстративного плевка или плаката у Мавзолея... или факела у Рейхстага... и резня, т. е. революция началась!.. да! да!.. вот такая я шибко грамотная, а ты, Грустный, поживи с мое во всем этом... вечно я как кур во щи попадаю, пся крёв... что?.. кто?.. Энгельс? Маркс?.. нет, это кто-то из французов... нет, не читала, да на кой мне тот sacre shien Маркс задался, сучий сын... и говорить не хочу об этом альфонсе... Ленина?.. да уж… вот пана Ульянова я и видела и слышала... да случайно вышло... это когда он с балкончика Кшесинской кулачком рыженьким призывал кронштадтцев к «выдегжке, стойкости... и бздительности»... да не сложилось тогда у них власть взять... это уже перед нашим отъездом с Ромой из России... да уж... страшненький такой мужчинка… этот Лысый самый страшненький из всех… «неподкупный» или тот же Наполеон по сравнению с ним просто майкэ сопливые… ой, вижу по глазам, что не понимаешь ты ничегошеньки из того что говорю, порча мадонна... да и то правда... ну их всех «неподкупных», «честных», «верных» «железных», пся крёв, к собакам свинским с их революциями… пошли вон лучше в зал ожидания... посмотришь, как я работаю, людям головы морочу... «сравнительно честным способом», ге-ге-ге.....
...нет… ты просто этого не знаешь... ты не понимаешь, поверь, mon cher …что пан Троцкий, остальные… да и сам Усатый, это только слабое подобие самого пана Ленина… нет… Усатого не видела… а вот со Львом могла познакомиться в Мексике, гастроли нам тогда Поляковы устроили по Латинской Америке… да не захотела – Троцкие тогда у Диего Риверы жили в Койокане... а мы с его Фридой знакомы немного были, но не захотела – неинтересно!… да!.. вот представь себе!... неинтересно!.. да ведь он такой же, как тот же пан Робеспьер или Демулен... или же как «красный маркиз»… я слушала их уже после падения Бастилии в Пале-Рояле… пан Троцкий такой же амбициозный честолюбивый палач-идеалист как и все они… идущие по трупам к «своей» цели, которая всегда оправдает любые его средства, пся крёв!.. да я и так все про него знала… нет, ты не понимаешь… я их просто… я их всех шукар «чувствовала»– на что каждый был способен... я просматривала их зор, их силу…. их амбиции… их будущее... понимаешь – я знала чего они хотят!.. э, да я и не то еще могу!... и вот видела я, что Лев слаб и тщеславен, что Усатый всех переиграет, но слишком хитер, сам себя перехитрит, как и вышло у него с Адольфом… но главное, что я видела… что останься вайда Лысый жить еще хотя бы лет двадцать – весь мир бы тогда узнал… что такое настоящая «миговая геволюция», слава Богу, Господь прибрал вовремя чудовище… да многие в эти игры игрались и раньше, и тогда... и потом... а вот только пан Ленин... э! э! погоди, погоди… послушай… ну что ты городишь, матка бжска!.. чем у тебя мозги забиты?!!... в октябрята еще не наигрался?!... звездочка до сих пор в заднице застряла?!... во!.. жертва пропаганды... ну ты даешь!.. ты живешь, пан Грустный, в удивительном вакууме, ты настолько мало знаешь даже о своей стране… о ее настоящей истории… да и откуда тебе… и-эх, золотой мой… майкэ Буратинка…. откуда...
…а что люди?… люди всегда слабы и легко внушаемые… люди... они все во все времена лишь стремена и бока для шпор всех этих безумных Робеспьеров, Сталиных, Лениных, Мао... и других борцов за «всеобщее счастье»… да уж... за это свое всеобщее цыганское «счастье» мой Рома Рязанский, слава Богу, все уже в том же 5-м году понял, пся крёв... все понял... как первую кровь на себе увидел, да из окошек в солдатиков пострелял... все-е-е осознал... такой балбес!... дурбэцало… да говорю же, что мы тогда только чудом живы остались, только его удача… его искусство спасли... а до того – что ты!.. и не подходи!... «Мы – эсэры!... мы свет людям несем!... «луч света в темном царстве!»… «свобода, равенство, братство!..»… Руссо говорил то... Гегель сё... Плеханов и Мартов и то... и сё! А ты молчи, дура… и ничего не понимаешь!»... холера!... меня беременную с ним вместе из Грузин поперли свои же из-за его бреда... агитатор, пся крёв… он, представляешь, в самой «Молдавии» в ресторане начал проповедовать свой марксизм доморощенный, среди своих же цыган!.. да он к восстанию призывал тех у кого... ге-ге-ге... горничные да слуги были, у кого дети в гимназиях да университетах учились, кто отдыхать за границу уезжал, на воды да на курорты… да цыгане в России при царе всегда не бедно жили, а уж в начале двадцатого века и подавно, но Рома мой… нашел самых угнетенных... короче, не муж был у нас тогда, а дом умалишенных... этакое цыганское шило в заднице революции, пся крёв!...и-и-и опять смеется!.. нет, ну вы на него посмотрите, люды добри – смеется.. ге-ге-ге!... ой мальчишечка, лучше смейся, чем горюй, твоя правда... зажги спичку, покурю трохи...
...да вот... и рассказываю за Пресню, за Рому моего Рязанского... не гони коней... и не пхайся, пся крёв, а то як дзызну!... отож!... так вот… задурили ему голову народовольцы всякие, тогдашние революционеры-марксисты, подпольщики, да прочие какие обиженные властью, царем... евреи опят же – вот им-то терять действительно нечего было кроме своих ермолок и пейсов... те еще со времен пана Аракчеева обиду копили… собирались они в кабинетах «Голубятни», даже митинги проводили в этом огромном ресторане... ой что ты! тайности такие... пароли, клички... а он как подурел от всего этого, как сглазили моего Рому, работать совсем забросил, все с какими-то людишками крысиными шушукается, последние деньги им дает, то пакеты носит куда-то, то листовки в пачках... ой и слова не скажи... важный стал…«я мужчина!» кричит, ножками топочет, лучше б на сцене в нашем «Саратове» так топотал ножками своими, пся крёв… так ведь разругался с паном Савостьяновым вдрызг, угнетателем его обозвал, пауком-экс…плуататором!... у меня волосы с одной стороны седые из-за этого Ромы Рязанского…а с другой?.. наверное… от Санко… ох, мой Санко... да… уж не от пана Робеспьера!...
….а перед самой этой заварухой ночью натащили эти людишки целую кучу ящиков с оружием, бомбами и патронами да прямо к нам в комнату на третий этаж... я не помню точно... ну наганы, винтовки... я ж уже говорила, на Пресне мы тогда уже жили... а как стрельба серьезная пошла, так к нам толпами народ ходить стал за оружием... да супротив солдат да казаков какие они воины!.. баррикады строили из мусора... да без толку, когда прижали их, да уже пушками, так отстреливалась уже даже из нашей квартиры… а стреляли как: глаза зажмурит и палит... вояки... а у меня тут от всего этого трепления нервов схватки преждевременные начались, воды отошли, рожаю-ю-у-у-у, товарищи, ура-а-а-а-а-а!!!.. они из окон палят вниз на улицу, бомбы кидают… а я ору, да скрюченная по полу катаюсь меж ихними убитыми да раненными… они палят, а у меня схватки, а я ору... грохот, мат, вопли, пули свистят, штукатурка со стеклами веером разлетаются, а я вокруг люстры обрушенной на четвереньках по осколкам в крови ползаю и ору, ору не своим голосом!.. а куда деваться!... да нет... он был «по заданию» ихнего комитета в «Волне» … трактир такой был на Пресне, еще та дыра… думала уж и не встретимся боле, но Ромочка уцелел… даже не ранен был, только перепуган, а ну такая пальба и такая кровь почти в центре города!.. он первоклассный танцор был, а боец из него был так себе, «до первой крови, до первых слез...»... да... а я…ну ниче я… родила я… в этом аду... а как в Персии знаешь, рожали?.. на кирпичах… на корточках... только тут декабрь, холод собачий, эт тебе не Персия... голос тогда навсегда сорвала, петь уже не могла... да живой... мальчик... только пуповину зубами перегрызла, он как заорет!.. и я с ним, ору, хриплю и смеюсь, и реву... и опять ору... ге-ге-ге... и тихо вдруг так стало у нас... баррикады внизу уже разнесли, слышно казаки процокали… а моих тутошних бойцов почти всех на смерть положили, пся крёв... а тут и явление – марксист мой с чердака прыг-скок... как чертяка грязный, но целый и, аж синий от страха, губы трясутся… чего натерпелся дурачек на улицах... их группу почти всю перебили в «Волне», пришел по крышам... но не успела я и рта раскрыть, чтоб прохрипеть соколу моему ясному, что я думаю по поводу и этой и других его революций, а тут падают с грохотом двери и вламываются солдатики, да к боевикам – добивать... а тут и нас углядели, пся крёв... да шурк к нам, грязные, озверелые, глаза белые, бешенные, штыками тычут, орут... и я ору… и Ромка орет… нас своей слабой грудью закрыть пытается, на коленках перед ними ползает, креститься, за штыки хватается, плачет, с перепугу весь русский забыл и по-цыгански… и вообще на каком-то суахили их уговаривает... а потом совсем очумел, порча мадонна... вдруг вскочил и неожиданно… как пойдет вприсядку… да винтом! да коленцами!.. да с перебором и посвистом... а танцевал он как Бог танца, я и полюбила его за это... танцевал даже лучше Санко (ой-ой, мой Санко! О-ой...)... ну не шипи, слюнями не брызгай... да не дергай ты меня, не дергай кофту порвешь, дурбэцало!.. да... да рассказываю, рассказываю... а может... может поедим чего, Грустный, а то поздновато уже… вон дрыхнут все… так уже ж часа три ночи... ге-ге-ге!
...то и спасло, что могло и погубить – неожиданно все это было... Бах! Бах! Как в кинематографе… ну и еще... мы хоть в крови и грязи, но в нашем национальном были, каки таки революционеры? – мы цыгане... мы не причем... вроде зашли водички спросить, заодно и родили… ге-ге-ге!.. да и я вся еще вся подплывшая, хрипящая…. все-таки в стороне от боевиков лежала, мальчонку пыталась закутать... ну, а главное, конечно, что Рома... он такие начал антраша выдавать – у солдатни челюсти на сапоги попадали, он всегда, как вихрь, как фейерверк танцевал, а тут, представляешь!... все это ж происходит промеж убитых и всяких хрипящих умирающих, на залитом кровью и гильзами полу... он все, все... все, что было у него вложил в этот танец... без аккомпанемента, только стекло под сапогами взвизгивало, да пыль летела… никогда не забуду, как он танцевал да вскрикивал, да посвистывал... как подранок, от гнезда уводящий... а они так и стояли обалдевшие... с ртами раскрытыми и с ружьями наперевес, пока не ввалился с матюгами их унтер и не выгнал всех пинками на улицу... дальше воевать... на нас только мельком красным глянул свирепо и тоже загрохотал по лестнице… да... вот и все... тогда опять пани Смерть меня по головке погладила-погладила, вздохнула с сожалением… да ушла... до поры до времени... да уж!... А ты удивляешься, чего это я с паном Троцким в Мексике видеться не захотела… да и Ривера с Калло там тоже на коммунизме мексиканском своем повернутые были, разговаривать невозможно было с ними... как и с паном Сикейросом и другими…
...самое интересное было потом… когда мы уже кое-как в себя пришли... даже воду Ромочка где-то нашел целый таз, и я умылась... и малыша тоже, даже кусок засохшего хлеба и сыр в буфете нашла... да вещи наши... что еще целы были в узел связали и собрались уже уходить... вдруг ба-бах!... опять входит их же унтер, один... мы обмерли… а он молча так... оглядел весь разгром, перекрестился... подошел… огромный, мордатый весь, красный, усищи торчат... у чаадаевских гусар таких не было... глазки маленькие тоже красные... бессонные... поглядел на Рому, на меня... на вякающего малого, крякнул… и вдруг достает из кармана шинели огромную пригоршню медяков и осторожно, бережно так высыпает ее на единственный уцелевший стул... сыпет и сыпет… доскреб оставшуюся мелочь из кармана, как-то так... не по-военному на нас опять глянул… пророкотал: «Вот... примите, уважаемые... от всей нашей 2-й роты Ладожского полка... тут робяты немного подсобрали... со всем нашим.. эх... и уж прощеньица просим... ежели, чего не так... вот!»... глянул на трупы у окон, насупился... опять перекрестился и вышел!... тут уже мы с раскрытыми ртами стояли с Ромой, стояли-и-и... а потом у него истерика началась, ревел мой «луч света», боевик-эсер, аника-воин на том же стуле... и встать не мог... пока я гроши солдатские считала… раскачивался и плакал и все причитал: «А я стрелял! А я стрелял!!!» да... стрелял… а медяков этих там было без малого четырнадцать рублей!.. большие тогда для нас деньги!... да... такой вот себе… гонорар за танец… вот я ж и говорю, русские удивительный народ, как дети, ей Богу, пся крёв, как дети...
...сколько смертей мимо меня прошло и близких и дальних, видишь, то и дело «царствие небесное» объявляю… а мы ушли оттуда, бегом с той страшной квартиры, и сквозь оцепление прошли, спокойно… гоняли нас потом с хаты на хату, никто не хотел брать таких оборванцев, пришлось тащиться обратно в Грузины к нашим, Рома там покаялся и помирился со всеми, и даже в «Саратов» нас обратно Савостьянов взял, приняли нас... помогли... да поздновато – сынишка-то наш помер, царствие ему небесное, маленькому... да откуда я знаю, сама еле в себя пришла, да еще молоко у меня пропало... помер…а может от глотошной... или скорее от той же грязи, я ведь его как собака рожала... вот нельзя женщине как animal, как скотине последней так себя казать при чужих мужчинах, нельзя… даже если они и глаза закрывали, когда палили и вообще... потом убиенные все были... это все равно нельзя... да много... много... я уж сколько и рожала-то не помню, но помирали тоже много… я ж говорю, mon cher… жизнь часто такая была, что не продохнуть ни охнуть... но и тех, кто выживали те до самой смерти жили, ге-ге-ге!.. а если серьезно – тут очень жесткий отбор… вон видишь, сколько наших майкэ бегает, денежку клянчит, так это кто жив из нынешних остался... а учить их некому, да и не хотят, там же строгости... в школе... да от такого одного... все учителя в окно повыпрыгивают… да и разочаровалась я во всей этой учебе… я вон знаю скоко всего знаю, а только грустнее жить!.. «Ибо от многой мудрости много скорби, и умножающий знанье умножает печаль!..»… Экклезиаста читал?.. пся крёв, ну ты даешь!.. и чему вас там учат!.. а Библию?.. ну ты и полено... интересовался он... ее читать надобно, а не «интересоваться», порча мадонна!.. в ней много наврано, много глупостей, но это тебе не «Государство и революция» или «Краткий курс»… и не таблица умножения... Библию и прочесть… и «почувствовать» надобно, в ней каждый свое находит... да, как и в Коране!.. великая книга… а... ну не горюй, может еще твое время не пришло... а может и не придет никогда...
…каждой книге свой возраст надобен… в десять лет «Бесов» читать не будешь, а в восемьдесят Майн Рида… а вообще-то читать сейчас нечего… мы вот, сколько кочуем по Союзу, я ж везде книжки покупаю, какие советуют в магазинах на лотках, вон их скоко появилось сейчас – а читать нечего!.. повывелись писатели-то, видимо человечество отдыхает… утомилось…и то… последние полтора века такого джазу все дали, за всю историю людскую такого не было такого, не помню, пся крёв… ну вот смотри: все века полная неграмотность была обычным делом… а за последние двести лет вдруг все Буратины поумнели и в школу пошли!.. ой, кстати, ты бы видел! Я тут недавно новое издание Рабле покупала, с гравюрами Дорэ, том здоровенный пухлый… чего?.. Гюстав его звали, Гюстав... ха!... смотрите люды добри, он хоть это знает!.. э-иэ, что?.. хотел уесть бабушку Томарру?!… да, я его графику очень уважаю и многих других художников… да меня сам Пикассо за руки хватал и замуж звал, грозился украсть!.. и если бы не напоили его тогда… да ладно-ладно, не хвастаюсь, я правду… да ладно, так слушай, же про Рабле… так ты бы видел, как люди смотрели на меня, как я книгу эту брала!.. ото думали, небось, сумасшедшей старухе-ромалэ и подтираться нечем, майка небось короткая… так она книжки берет на туалет себе и всему табору!.. ге-ге-ге!.. слушай, Грустный, не тупи, пся крёв!… ты уже спрашивал... матка божска ченстоховська!.. чтоб не стать обезьяною... шимпанзою… их и так уже... почти четыре миллиарда по Земле чухаются и скачут, представляешь – уг! уг! уг!... и ты тоже среди них, ге-ге-ге!.. да… уг!!! На вот «подружку Надюшку», выпей... надо, надо!... ну не кривись, золото мое, это уже последний раз я тебя травлю, ну надо же, дорогэнькый мий, попей отварчика и я отстану... ну хош... хош вот завтра вообще весь день молчать буду, ге-ге-ге!...
... почему «подружка Надюшка»?.. да грустная это история… а у меня все грустные… а жизнь какая?.. а?.. Грустный?.. ты вон тоже не особо веселишься… ото ж, mon cher… так вот была у меня подруга, из наших, рома, уже здесь в России… задружилась со мной – не разлей вода… наш табор тогда только из Германии через Польшу пришел… под Москвой мы стояли… я в хоре пела и танцевала у своих же уже в той же «Молдавии», это был чисто цыганский ресторан в Грузинах, и Надюшка там же пела…. а я вдовая очередной раз… одна одинешенька… Рязанского это я потом уже встретила, уже после Ходынки… да… вот и полюбила я ее всем сердцем… и отличала меж другими, стали мы с ней как сестры… да-а… а тут наступила коронация эта треклятая… э-эх… но не помню год… да и Бог с ним… один царь помер, второй, Николай на престол восходит, да с такой помпой, куды там!.. они всегда шум вокруг этого устраивали, так там хоть цари были, как цари… папка его хоть и алкоголик был изрядный, а страну крепко за шиворот держал… а тут сЫночка его… это «недоразумение» в бородке и портупее, холера, решило переплюнуть всех… сделать так, «чтобы помнили» эту его коронацию … ну ее и запомнили…. и по сей день помнят, пся крёв… такое тогда на Ходынке смертоубийство устроили, такой… пся крёв «праздник»… хо-о, ты и про это не знаешь?... ну ладно, ладно, не психуй… да… так вот… я вот в скольких странах жила, везде все вообще-то падки «на халяву», все… но уж русские люди ежели чего бесплатно, так и уксус пить будут… и кислоту синильную, локтями друг дружку отпихивая!… а тут, представляешь, царь посулил подарки раздавать бесплатно!… бесплатно!!!... это ж с ума сойти можно было – бесплатно!... ну, гостинец богатый был, пся крёв… много чего… там давались каждому завернутые в цветной платок конфекты, орехи, пряник печатный… кажется сайка, полфунта колбасы, что-то еще, не помню… а главное, там была кружка с царским вензелем и позолотой, эмалированная, «вечная»… эмалированная посуда тогда в диковинку еще была… ну подарок, я тебе скажу, очень даже и ничего себе… и сейчас бы за таким народ тоже валом повалил… да… так там еще были понаставлены всякие качели, карусели, и представления должны были играться… и цирк, и звери дуровские, и лучшие театры, и оркестрионы, песенники, хоры, пиво, вино, закуски всякие…опять же все бесплатное!.. вот народ и ломанулся «на представление» царское, собралось до миллиона людей… из Москвы, из всех окрестных деревень… за неделю люди места занимали из-за кружек этих… да еще и слух пошел, что будут они наполнены серебром, а то и золотом!.. пся крёв...
... брехня это конечно была, хотя все могло быть... могла власть российская и так расщедриться… Россия была тогда самой богатой страной мира, самой могучей… с терпеливым и, главное, очень царелюбивым… «верноподданническим» (фу, пся крёв, насилу выговорила!) народом… и надо было ну о-очень постараться этой кочерыжке распутинской, подкаблучнику венценосному, чтобы такую державу... ведь все… все просрал, прости Господи…… за двадцать лет царь-батюшка со своей истеричкой-тевтонкой, все прокакал, не снимая штанов… все, что веками до него наживали, как на блюдечке Лысому гостинец преподнес, пся крёв… да и всю семью свою… и сыночку своего любимого... и себя неумеху… положил в ненужный довесок к подарку царскому… вроде и не дурак был, а править, царствовать не умел… или не хотел… да и Бог с ним, мучеником… он сам за все заплатил, пся крёв… а знаешь… ведь кроме Ходынки еще раньше были признаки недоброго… да!... будущий император только въехал в Москву перед коронацией, а главная Спасская башня в Кремле возьми и загорись непонятно с чего... потушили, правда, быстро… но народ, что перед этим «Боже царя храни» горланил до рвоты, призадумался – при коронациях знаешь ли… еще древние большо-ой смысл придавали всяким таким признакам… к добру иль к худу… ну а русские, ну я уже говорила…
… да… ну прости уж старуху, mon cher… заносит в «политику» иногда… ну так вот мы с Надюшкой сговорились сходить за кружками этими да за подарками… и вообще погулять там с нашими, праздник же и никто не знал, что так все обернется… вот… а я как на грех тогда зуралэс захворала… конечно, теперь понимаю, что слава Богу… а тогда было обидно: весна, май, праздник, а я перед тем кваску со льда попила да и слегла с горячкой… и то, как жалела, как горевала… дурбэцало… наши рано-рано утром пошли все… и Надюшка тоже, сказала, что выпросит для меня гостинец царский… а на Ходынку еще с предыдущего дня народ съезжаться начал… а потом ночью впотьмах в оврагах и ямах набилось людей стоко!.. тысячами стояли… шевельнуться не могли, многие прямо в толпе задыхивались и помирали… да и упасть не могли, стиснутые… над толпой вой, стоны, туман… а тут еще с утра раздавать подарки начали… все как кинулись к буфетам… ну и началась мясорубка, народа во рвах и ямах этих подавило до смерти – ужас сколько… большинство шло от города, а наши подошли со стороны Всехсвятского, потому и целы все остались… почти все… только Надюшка моя пропала… как они рассказывали, очень уж хотела кружку эту получить… и не убереглась… «всосало» ее в толпу… больше они ее не видели…. и то… вернулись токо к вечеру, помятые, измученные, Джуру вообще без сознания притащили… еле откачала его… да знаешь скоко людей потом по окрестностям находили мертвыми… это те кто в горячке смогли выбраться из этих ям… да подавленные же, вот и помирали в муках страшных потом по лесам да оврагам… короче «погуляли» на царевом праздничке… да и оторопь какая-то у всех была, непонятка, пся крёв: людей подавили стоко, а гуляния, как ни в чем не бывало продолжались… трупы утречком вывезли на Ваганьковское, чтобы не портили праздника, раненых по больницам и… гуляй Ваня, наша власть!.. так еще и царь потом явился с немкой своей, холера… вот… не люблю германцев, все зло в мире от них… парад принимал на балконе царского павильона, ручкой делал, рюмку водки откушать изволил, казаками поднесенную… и салют гремел и оркестрионы играли, и цирк рычал, и качельки раскачивались и театры веселились все изо всех сил… да уж... вот так второй Николай первый раз стратил…
…а праздник продолжался… продолжался еще дней десять.. «праздник над трупами», как Дядя Гиляй писал… хо, его-то?!… да кто ж его лошадника не знает, его вся Москва тогда знала… казака репинского, а после Ходынки и вся Россия, да ты знаешь какой это был мужчина, силач, умница… да мы с ним потом… да.. ну да-да-да... за Надюшку… ох-хо-хох… короче, насилу нашла я ее на третий день в Староекатериненской больнице в бараке… где других давленых и ломанных с Ходынки привезли… а там – все, как всегда… крики, стоны, санитары мечутся, носилки, кого на операцию, кого в морг… дьячки тут же «за упокой» гнусавят, порча мадонна!… нашла я ее… да немного не успела, она уже отходила… еле узнала ее… изломанная, опухшая вся… ничего доктора поделать не могли, больно уж она помятая была, раздавили ей все внутри, тут бы и я ничего не сделала… и так непонятно, как столько продержалась, какую боль терпела... явно меня дожидалась… говорить она уже почти не могла, но меня еще узнала, слезы у нее так и брызнули… и я реву, стою перед ней на коленях и вою... вою… тут вдруг она одними губами шелестит: «тебе… душа моя… Маррочка… тебе» и еле-еле руку свою мне тянет из последних сил, а в руке… в руке... кружка эта проклятая дрожит… я ее взяла машинально… Надюшка поняла, улыбнулась мне губами синими… хлынула черным изо рта… и все… и все… все……
…от я ревела над ней, ой ревела!… пока сестрицы тамошние, санитарки милосердные меня оттаскивали, соль давали нюхать, воды, уксусом виски терли, но там, в бараке везде такое же творилось… кто рыдает, кто умирает... хрипит… а тут как раз забегали все, ак тараканы... санитары, офицеришки какие-то нарядные замаячили… и вдруг входит в барак не спеша так… невысокий такой в уланском мундирчике с орденской лентой, в бородке и усах, насупленный, руки за спину… сзади дама высокая, лицом очень надменная… но белая как мел, глаза зареванные… с платочком у рта… губы трясутся, пся крёв... вокруг нее врачи суетятся… да еще позади столпились какие-то толстые в лентах и орденах… зашелестело по бараку «царь»! «император»!.. «матушка»!.. да… хоть и трясло меня всю… узнала я его… как же не узнать… весь город был обвешан его персоной… да и немку эту его тоже… и знаешь, Грустный… даже тогда, находясь в таком внутреннем расстройстве… да видно мне было все-все… даже сквозь слезы, что не царь это… не царь… а так… беда сплошная российская… горюшко горькое… а они давай комедию ломать, «политику» делать… и на кровати к ходынским присаживались и чуть ли не с каждым беседовали… и все это под скрип перьев канотье… и под магний фотографов, порча мадонна… винцо какое-то раздавали, мадеру что ли, деньги совали… папа и мама, пся крёв… с той коронации Николая II «кровавым» и прозвали, такое вот было начало его конца… но мне уже не до них было, они с того поля ходынского сами свой путь выбрали… да… а я… я... отвезла я Надюшку к нашим, шла за телегой и ревела... а она так мне все и улыбалась … народ по дороге по старому обычаю медь кидал на покойницу, на погребение… да только много тогда таких телег тащилось по Москве… да вот… схоронили мы ее, подружку мою... а я только на четвертый день от похорон в себя пришла… да поняла, что все еще сжимаю… сжимаю… сжимаю намертво кружку эту царскую в руке, с орлом и в позолоте… «вечную» кружку, подарочек, гостинец царский проклятый… который Надюшка для меня добыла… приберегла… как прикипела к ручке пальцами… не сразу и разжать смогла… так вот с тех пор она всегда со мной, моя «подружка Надюшка»… на, на вот… смотри, а то не нахлебался еще моих отваров из нее… а вот раньше я бы ее выбросила, а как же – гаджё пил, осквернил, нельзя… на, mon cher, вот я тут чайку цейлонского настоящего заняла у буфетчицы из ресторана, хочешь попей он сладкий, крепкий, как ты любишь… на… с бубликом… попей, золото мое… попей, Грустный мой... попей хороший мой мальчишечка…
,,,продолжение следует...
Обсуждения Царица Томарра часть 5