Последние три глотка вина, терпкого пятилетнего Chardonnay. Закуриваю последнюю сигарету. Знаю, что придёт официант и скажет, что нельзя, но очень хочется сейчас ощутить ее вкус и запах. Расплачиваюсь. Выхожу. Я готова. Иду по продуманному ранее маршруту.
Мысли пугающе трезвы, думала, будут сумбурны. Спускаюсь в метро. Мне нужно проехать четыре остановки красной ветки.
«Политехнический институт». Мой вуз. На этих платформах я ходила тысячи раз, веселая, грустная, непроснувшаяся, влюбленная, счастливая. Совсем неженскую специальность «Технология воды и топлива» закончила с трудом, а после стала заниматься тем, о чем мечтала всегда: я стала уличным художником. Картины почти не продавались, не выставлялись, и не жили своей жизнью. Сколько раз я просыпалась с надеждой, что сегодня тот самый день, когда моим мечтам суждено сбыться, но день приходил, а интерес к моим работам нет. Праздные прохожие на Андреевском спуске останавливались, смотрели, вскидывали бровями, терли подбородок, иногда спрашивали меня, что изображено, шли дальше и почти никогда не возвращались.
«Вокзальная». Место, с которого Город начался для меня. Энергия огромного клокочущего котла выбивала почву из-под ног, слюду сновали люди, обвешенные сумками и детьми, они кричали, смеялись, бежали. Я, выпускница средней школы из маленького городка, растерялась и влюбилась в это полотнище, потому что здесь кипела жизнь, городские артерии были полны бурлящей кровью круглые сутки. Эта энергия наполняла каждого жителя, достаточно было только открыться ей, а потом, конечно, Город опустошал его.
«Университет». Станция, на которой приходилось выходить много раз. Здесь находится клиника, помогающая бесплодным парам. Мы с мужем сдавали анализы десятки раз, оба молодые, здоровые, без пугающих диагнозов, но раз в полгода мой организм отторгал эмбрион, и приходилось ждать мучительные 6 месяцев, со страхом и предсказуемостью. Неделю назад это случилось опять. В последний раз.
«Театральная». Моя. Ключи от крыши с собой. Когда анализировала, как именно буду уходить, остановилась на этом варианте. Договорилась с вахтером старинной высотки, сказала, что буду рисовать центр города, даже пришлось пару эскизов сделать. Пьющий вахтер за «благодарность» на водку, отдал мне их и разрешил приходить в любое время. Вчера принесла инструменты для работы, сложила их, завернутые в целлофан, в дальний закуток крыши, чтоб не намокли, хотя, какая теперь разница?
Поднимаюсь по эскалатору, и вдруг вижу ее. По другой стороне лестницы спускается смерть. В темном капюшоне, с отсвечивающей косой, худая, высокая. Смотрю по сторонам, люди тоже ее видят и застывают от изумления. Почти на середине мы совсем близко друг к другу. Пытаюсь согнать этот образ, не смотрю назад, как остальные мои попутчики, доезжаю до конца, сердце бешено бьется. Нужно отдохнуть.
Выхожу из метро. Вдыхаю свежий воздух, думаю, наверное, показалось, и им тоже. Массовая безумная галлюцинация. Достаю из сумочки шоколадку, сажусь на скамейку, медленно кушаю каждый кусочек, включаю в наушниках Шостаковича, постепенно успокаиваюсь.
Она, то есть он, садится рядом. Это уже не смерть. Это мальчик в костюме смерти. Капюшон спущен, я вижу его длинные вьющиеся пепельные волосы и огромные синие глаза чеширского кота. Коса совсем ненастоящая, даже странно, почему под землей этот дешевый образ меня так испугал.
-Пришлось помучиться, чтобы вас найти.
-Почти сюжет Сармаго «Перебои в смерти», не находите.
-Забавно. Преподаватели сказали, так легче в образ вживаться.
- И как, вжились?
-Не совсем. Я же карающая длань, а вижу перед глазами уже полчаса только ваши глаза и длинные ресницы. Вы художник?
-Откуда… и догадываюсь - Платье в краске - Художник. А вы, актер?
-Актер. Заканчиваю пятый курс.
А потом мы болтали весь вечер, время шло, солнца уже не было видно. Тени становились длиннее, стало прохладно.
-Покажите мне свои наброски?
Первый раз вспомнила о крыше.
-Когда нарисую новые, обязательно покажу, если Вы снимете этот ужасный костюм.
-Договорились.
Мы ушли вместе. Это был первый случай, когда смерть вернула к жизни.
Мысли пугающе трезвы, думала, будут сумбурны. Спускаюсь в метро. Мне нужно проехать четыре остановки красной ветки.
«Политехнический институт». Мой вуз. На этих платформах я ходила тысячи раз, веселая, грустная, непроснувшаяся, влюбленная, счастливая. Совсем неженскую специальность «Технология воды и топлива» закончила с трудом, а после стала заниматься тем, о чем мечтала всегда: я стала уличным художником. Картины почти не продавались, не выставлялись, и не жили своей жизнью. Сколько раз я просыпалась с надеждой, что сегодня тот самый день, когда моим мечтам суждено сбыться, но день приходил, а интерес к моим работам нет. Праздные прохожие на Андреевском спуске останавливались, смотрели, вскидывали бровями, терли подбородок, иногда спрашивали меня, что изображено, шли дальше и почти никогда не возвращались.
«Вокзальная». Место, с которого Город начался для меня. Энергия огромного клокочущего котла выбивала почву из-под ног, слюду сновали люди, обвешенные сумками и детьми, они кричали, смеялись, бежали. Я, выпускница средней школы из маленького городка, растерялась и влюбилась в это полотнище, потому что здесь кипела жизнь, городские артерии были полны бурлящей кровью круглые сутки. Эта энергия наполняла каждого жителя, достаточно было только открыться ей, а потом, конечно, Город опустошал его.
«Университет». Станция, на которой приходилось выходить много раз. Здесь находится клиника, помогающая бесплодным парам. Мы с мужем сдавали анализы десятки раз, оба молодые, здоровые, без пугающих диагнозов, но раз в полгода мой организм отторгал эмбрион, и приходилось ждать мучительные 6 месяцев, со страхом и предсказуемостью. Неделю назад это случилось опять. В последний раз.
«Театральная». Моя. Ключи от крыши с собой. Когда анализировала, как именно буду уходить, остановилась на этом варианте. Договорилась с вахтером старинной высотки, сказала, что буду рисовать центр города, даже пришлось пару эскизов сделать. Пьющий вахтер за «благодарность» на водку, отдал мне их и разрешил приходить в любое время. Вчера принесла инструменты для работы, сложила их, завернутые в целлофан, в дальний закуток крыши, чтоб не намокли, хотя, какая теперь разница?
Поднимаюсь по эскалатору, и вдруг вижу ее. По другой стороне лестницы спускается смерть. В темном капюшоне, с отсвечивающей косой, худая, высокая. Смотрю по сторонам, люди тоже ее видят и застывают от изумления. Почти на середине мы совсем близко друг к другу. Пытаюсь согнать этот образ, не смотрю назад, как остальные мои попутчики, доезжаю до конца, сердце бешено бьется. Нужно отдохнуть.
Выхожу из метро. Вдыхаю свежий воздух, думаю, наверное, показалось, и им тоже. Массовая безумная галлюцинация. Достаю из сумочки шоколадку, сажусь на скамейку, медленно кушаю каждый кусочек, включаю в наушниках Шостаковича, постепенно успокаиваюсь.
Она, то есть он, садится рядом. Это уже не смерть. Это мальчик в костюме смерти. Капюшон спущен, я вижу его длинные вьющиеся пепельные волосы и огромные синие глаза чеширского кота. Коса совсем ненастоящая, даже странно, почему под землей этот дешевый образ меня так испугал.
-Пришлось помучиться, чтобы вас найти.
-Почти сюжет Сармаго «Перебои в смерти», не находите.
-Забавно. Преподаватели сказали, так легче в образ вживаться.
- И как, вжились?
-Не совсем. Я же карающая длань, а вижу перед глазами уже полчаса только ваши глаза и длинные ресницы. Вы художник?
-Откуда… и догадываюсь - Платье в краске - Художник. А вы, актер?
-Актер. Заканчиваю пятый курс.
А потом мы болтали весь вечер, время шло, солнца уже не было видно. Тени становились длиннее, стало прохладно.
-Покажите мне свои наброски?
Первый раз вспомнила о крыше.
-Когда нарисую новые, обязательно покажу, если Вы снимете этот ужасный костюм.
-Договорились.
Мы ушли вместе. Это был первый случай, когда смерть вернула к жизни.
Обсуждения Больше, чем смерть