Захотел ходорковский

Больно... Сжалось сердце...
По щеке - слеза.
Хотела сказать главное -
И... не смогла...

Знаю, виновата только я,
Знаю, не захотела тогда...
А теперь слишком поздно и по щеке слеза -
Последний взгляд на нее и тебя...

Ты лучше всех на свете белом,
И я тебе любовь дарю,
Дарю за то, что ты был первым,
Ты первым мне сказал «люблю»!
На вечно в мыслях поселился,
Не забуду твой образ во век
В сердце ты на вечно влился!
Пойми, ты нужный мне человек!
С тобою вечно хочу быть рядом!
Но ты не захотел быть рядом со мной
И слезы из глаз текут градом,
Потому что ты больше не мой!

Перед шумной блестящей стеною,
Вниз бегущей серебряным соком,
Пенных струй наслаждаюсь игрою,
И любуюсь бесстрашным потоком.

Сотни капель сплелись на мгновенье,
Будто места нет, некуда деться,
Чтобы мне подарить наслажденье,
И простившись, легко разлететься.

Ударяясь о камни, утюжа
Год за годом их ровные грани,
Расстелившись, нисшедшая лужа
Всё сильнее сознанье туманит.

Пошатнусь, отойду и присяду…
Испугала вдруг водная проседь –
Захотелось войдя за ограду,
Спрыгнуть вниз...

так...захотелось...

Разминочка..качалочка и змейка
рукою я веду..не напрягаясь..
ты..посмотри..как тело..словно лента
свивается то снова развиваясь..

смотри на плечи, грудь, животик
на ножки длинные смотри..
так в храме танцевали гурии
пленяя глаз и души всех мужчин

не зря..и в Индии И в странах на Востоке
танцуют танец этот стар и млад
глаза мои..большие с поволокой
тебя..к себе...уверенно манят

вот снова руки..словно змеи...
мелькают быстро, что не уследишь...

Неужто мало было бед народу?
Неужто прогневил он, чем богов?
Неужто потерял совсем свободу
И пал под тяжестью своих оков?

Хватало ведь министров – казнокрадов
И вечно пьяной знати и жрецов
И короля измазанного шоколадом,
А также разных там бандитов и воров.

Так тут ещё Антониева дочка
Свои порядки начала вводить.
- «Все будет, так как я скажу и точка.
А тех, кто против, палкой буду бить.

Министры, что-то вы, тут разжирели.
Зарядку надо делать по утрам,
В спортзал ходить по...

Не добрые мальчишки вслед смеются.
Кричат: «Дурак!» и пальцами воротят свой висок.
Ах, горько мне! И от обиды слезы навзрыд рвутся,
К земле наклон, и камнем в лица, ненавистные, яростный бросок.

Визжание и смех сопровождает камень непослушный
Вдали беспомощно взметнувший брызгами песок.
Я нагибаюсь, и звуки молкнут, в тишине гнетущей
Огромного булыжника, мной поднят, бесформенный кусок.

В глазах детишек гнусных зрачки расширенные страхом,
И вот отпрянули, портфелями и папками...

Я шла без смысленно во мгле
пока ты в ней не появился,
Словами душу мне согрел
Теплом своим ты лёд разрушил

И Я Проснулась Захотела жить
Поверив в то что ......... жизнь прекрасна
Ты рядом был, Я опералась
Шагая робкими шажками

Щас Я иду, ползу, лечу
Уже нет тьмы, нет холода,
нет мрака.........
Ты лучик света в темноте

Пока есть Ты, есть жизнь
А в жизни свет! Ты солнышко моё!
Тебе спасибо милый друг,
За то что ...............

Вериш, Грееш, Любиш!

Я не раз и не два говорила слова,
О которых потом так жалела...
Но прочитана тяжких камней-слов глава,
И почистить листы захотела.
Очищаться от слабостей - каторжный труд,
Устаю и душой я, и телом.
Опускаются руки, и думы зовут:
"Не трудись. А зачем? Надоело…"
Но гоню эти думы, и камни-слова
Я дроблю, пусть порой неумело.
Я себя укорю, где была неправа,
Истреблю слабинУ, и - за дело.
И потрепанных гневом и страхом листов,
Что души выпивали чернила,
Не останется скоро - себя поборов...

Ты что-то знаешь о любви, наверно,
А я давно как увлекаюсь страстью.
Боюсь, что прозвучит все это скверно,
Но я могу стать для тебя напастью.
Могу стихами жизнь твою разрушить,
Напрасно ты читать их захотела.
Стихами могу выжечь твою душу.
Стихом могу проникнуть в твое тело.
Касаясь, словом губ твоих заветных,
Я отравлю тебя словесным ядом.
И каждый вечер стану незаметно
В постель твою с тобой ложиться рядом.

Богородице.

Божья матерь, пресвятая Дева! Что же ты две тысячи лет делала,
С неба, взирая на скорби людские, нас утешала и с нами скорбела?
Или внимала, как души мирские тянут занудливо: – Ave Maria?
Каются в смертных грехах, чуть дыша, зная, что вскоре опять согрешат.
Было ли время, когда ты смеялась, сыну тепло и светло улыбалась?
Вечный твой образ печалью прекрасен не потому ли, что подвиг напрасен?
Не потому ли, что с Роком не споря, матери сохнут и чахнут от горя,
На крест, ссылая...