Заброшенный

Покинув в детстве дом родной
Корабль отбыл от причала.
Им предстоял круиз большой
Стезей коварства и обмана.

Он шел гонимый злой толпой,
Забыт, отпущенной судьбой.

Глаза наполнились слезой
Душа осиной трепетала.
Как мытарь с посохом, слепой
По камням жизни спотыкаясь.

Он шел гонимый злой толпой,
Забыт, отпущенной судьбой.

Сгущались тучи и грозой
Тропинки жизни освещало.
За промахи, ошибки как водой
Судьбу по жизни размывало.

Он шел гонимый злой толпой,
Забыт...

когда нибудь, хоть когда нибудь
пусть на закате после дождя
последним лучом солнце посмотрит в мою грудь
и осветит в ней ту часть где тьма

где боль от мира и безмирия,
где горесть сладости от лжи,
где детства время схоронила
под обломками мечты,

пусть тот закат застынет в небе,
пусть в-небе алловый туман
напомнит моей душе о вере
и розцветьёт в ней давно заброшенный храм

пусть луч печалям улыбнётся
что в сердце мне вонзались торопя
не кем не-избегаемое забвение
но моей ли...

Спустилась ночь на старый дом,
Окутав тьмой увядший сад,
И говорят, что ходят в нем
Кошмары, когда люди спят.

Там лестниц ветхий лабиринт,
Протяжный долгий скрип дверей.
И кто там был, тот говорит,
Что этот дом не ждет людей.

По залам бродят боль и страх,
Напоминая об одном,
Что не нуждается в гостях
Заброшенный холодный дом.

В приятный теплый летний день,
Он словно отражает свет.
Обиженный, ушедший в тень,
Стоит он очень много лет.

Ему хозяева нужны,
Чтобы найти в нем...

Что-то не встречал давно в толпе я
Ни Джордано Бруно, ни Спиноз…
Видно, мы становимся тупее.
Почему?! Так это – не вопрос!

Есть (еще какие!) предпосылки:
То Голодомор, то басмачи,
То тюрьма, то каторги, то ссылки,
То вдруг скажет Цензор: «не бурчи»!

То объявят «богом» скарабея,
Или даже вовсе – пень гнилой!
То-то мы становимся тупее…
То-то нас поганою метлой

Отгоняют ангелы от входа
В выдуманный жуликами Рай!
Впрочем, коль сейчас такая мода –
Умножать на ноль мозги народа...

Осторожно дыша теплотой,
По-весеннему пахнут цветы...
В час ночной, где-то там за рекой –
Слышен, плачь одинокой совы...

Заметая листвой след печали,
Ветер-сторож крадётся за мной,
Забирая в осенние дали,
Старину моих мыслей метлой.

Не сбылись, не сошлись – мрачно воды,
Унесли их в заброшенный сад...
Мне так жаль вас, ушедшие годы,
Но вернуть не хочу вас назад.

Всё, что было прошло, и что будет –
Мне неведомо, может опять,
Счастье нежное вновь расцелует,
У калитки в алеющий...

Обычный день, обычный двор,
Пустырь заброшенный, железные ворота.
Забыт футбол, всё поросло травой,
Идя во двор, брать мячик – неохота.

Собачий лай на фоне старых труб,
Торчащих, как два символа эпохи,
По вечерам из окон слышан звук,
Как - будто стоны чередуют вздохи.

Берег заброшенный, берег пустынный.
Камень огромный, обросший весь мхом.
Чайки кричат, пахнет в воздухе тиной,
Скалы пещеры ощерились ртом.

В чёрную пасть, вглубь угрюмой пещеры,
Тени из моря поднявшись бредут.
Небо всё в тучах и мир вокруг серый,
Нет в нём людей, здесь лишь тени живут.

В тёмной пещере они толпой бродят,
Шепчут таинственно — что? - Не понять.
Заворожив, в глубь пещеры уводят,
Если пойдёшь — можешь сам тенью стать.

И заплутав, я в пещере теряюсь.
Тихо и сыро...

Осень ранняя, листья желтеют
Весь в убранстве заброшенный сад.
Яблонь ветви уже опустели,
Сбросив яблок спелых наряд.

В саду запустенье и тихо
Все дорожки покрыты листвой.
Здесь когда-то с тобою гуляли,
Наслаждаясь прекрасной порой.

Пролетела весёлая юность
Беззаботная жизни пора.
С грустью гуляю по саду,
Где с тобою встречались тогда.

Всё как будто вчера, запах яблок,
Мне напомнил те дивные дни,
Как с тобою в саду целовались,
До сих пор губы помню твои.

Всё осталось...

Непонятый, заброшенный, забытый,
Ослабший и не нужный ни кому.
Взлетевший, но Бескрылыми подбитый,
Себе противный даже самому.

Сложивший стих пронзительно-печальный,
О том что ждут нас всех здесь холода.
Упавшему, тот стих — Гимн поминальный,
Когда взлетев, уйдёт он навсегда.

Открытый миру — значит беззащитный,
Познавший здесь и радость и беду.
Горящий и душою самобытный.
Сгорев, зажёг ты новую звезду.

Но мир Бескрылых это не узнал,
В нём страх сгореть, сильнее тяги к свету...

Как попал я сюда, говорить мне об этом не хочется,
Шар стеклянный по случаю загнан в ворота футбольные,
Микрокосм не у дел, переживший своё одиночество,
Ампутированная ступня, связь прервавшая с голенью.

Лиц не видеть вокруг - шанс единственный был на спасение,
Через форточку я дважды в день выбирался на улицу.
Приходящих врачей понимая благие намеренья,
Как бычок в писсуаре я был, что уже не раскурится.

Мир висел предо мною шаром новогодним на ниточке,
Уж осколки местИ...