Я смотрел телевизор

В каждом доме, и каждой квартире
На видном месте, вместо иконы
Старые, маленькие, и очень большие
Стоят телевизоры, растлевая законы

Законы, прописанные в скрижалях
Законы, пространства и бытия
Из них, лучевые летят фотоны
В сознанье, стреляя нам, как из ружья

Одни, подставляя свои карманы
Торгуют прайм - таймами каждого дня
Другие, смакуя сериалы снимают
О корысти и похоти повествуя

Есть так же и те, кто свой товар продвигая
Штампуют рекламу, зомбируя нас
С экранов, глядят...

Отвечу я строкой из старой песни:
"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью".
Мы в комсомоле так и пели - это честно!
Так пели от Китая и до Чили.

Мне кажется, что так придумал Хара,
но может быть, что я ошибся, и не Виктор
строки такой был настоящий автор.
А, вспомнил, так вещал и диктор

по телевизору. Теперь порою,
забыто слово это, но наверно,
теперь, как подобает Лгерою,
я вазрадил то слово из забвенья!

Замело, наконец, замело…
Слякоть мерзкая тут же застыла,
Лист последний упал, мудрено
Приземлился на снег, и заныла
Осень поздняя - стукнул декабрь,
И объял Подмосковье морозом,
Через месяц заявит январь,
В Новогоднюю, Дедом Морозом!

А, пока, я на даче сижу,
Печь топлю, и пишу эти строки,
Через окна на речку гляжу,
И считаю карманные крохи…

Мысль рождается издалека:
Ручейком в русло реченьки входит,
Протекает пред мною река,
Обречённо от холода стонет…

Слегка пахнет...

Я ехал через степь и яркая луна,
Светила мне во след – она была полна,
И тень моих побед и тень моих заслуг,
Со мною пробирались с моей душой на юг,
В компании такой смотрелись мы в степи,
Ободранной толпой, склонившись до земли,
Как нам себя понять, как нам себе помочь,
Когда уносит нас от нас в глухую ночь,
Мороз в степи крепчал и полная луна,
Смотрела свысока начало всех начал…

Повезет тебе несказанно:
На охоту пойдешь на фазана,
А домой принесешь кабана.
До весны морозилка полна!

Не находя тому причины,
Приобретешь себе машину!
Причин тому не находя,
Продашь, немного погодя!

Затариваясь в магазине,
Найдешь пятьсот рублей в корзине.
Положишь их на телефон,
И будет праздничный трезвон!

Гордясь до пенсии моментом,
Попьешь мартини с президентом,
Сфотографируешься с ним,
Гордясь до пенсии одним!

Однажды, выйдя на работу,
Ты скажешь: «Нафиг! Неохота...

Будет день, ты присядешь у зеркала,
Прядь откинешь со лба устало,
и подумаешь, что ты наделала,
почему же счастливой не стала?

Сеть морщинок легла паутиной,
губы сморщились и побледнели,
Лишь в душе - отголоски весенние,
дней счастливых невозвращения...

Грохот музыки, томность танца
Из далекого мира - Юность,
Не легко тебе с ними расстаться,
Горько зеркалу ты б улыбнулась.

Жизнь прошла, пронеслась карнавалом,
Нет детей - внуков ждать неоткуда,
Дом пустой, телевизор, собака...

На новой и быстрой машине,
Немецкой добротной сборки,
В чем-то и где-то успешный,
Делец молодой и здоровый,
Утопая в кожанном кресле,
Мчится быстро куда-то, зачем-то.
Из колонок квадро-системы
Звук струится весьма прекрасный.

За окном горы степь сменяют,
Из-за туч пробивается солнце.
На обочине столбиком суслик,
Огляделся вокруг пугливо,
А за ним следит коршун серый,
На высокой скале сидящий.
Из-под камня вспорхнула птица...
Тут и там сверчки стрекочут...
Подле серой горы...

Бунимович, Гольденцвайг и Глускер…
Телевизор выключил я с грустью.

Бунимович, Гольденцвайг и Глускер.
Где б увидеть и услышать русских?

Грустная, унылая картина!
Гольденцвайг вещает из Берлина.

Я бы мог, конечно, промолчать.
Вот я вижу Глускера опять.

И за что же им такая честь?
Я назвал троих. А всех не счесть!

С горечью я думаю об этом.
Не должна быть правда под запретом!

Не кричите мне: «Антисемит!»!
Просто сердце русское щемит!
20 февраля 2011 г.

Как заснули мы с другом не помню.
Где-то в дымке экран затухал.
Иль реклама нас так утомила,
Или сытный обед повлиял.

Перед тем как заснуть, точно помню -
Сериал я какой-то смотрел.
Про Татьяну Боброву, иль Фросю...
Их запомнить еще не успел.

И во сне я за них волновался -
Мать разыщут они или нет?
Но пока я смотрел «Ефросинью»,
Той Татьяны исчез уж и след.

Весь извелся и сплю очень плохо.
Похудел и гулять не хожу.
Чтобы нервы мои успокоить -
У хозяина я полежу.

И дружок...

Как-то раз, вечерним днём,
Под метели вой, в июле,
Мы курили паровоз,
В парашют усердно дули.
Отварные снегири
По-немецки щебетали,
А коровы пили лак
И на бреющем летали.
Вислобрюхий осьминог
Наливал песок в бокалы,
И кружили хоровод
Травоядные шакалы.
Я плясал под тишину,
Разговаривал с алоэ,
В измерения летал
То в одно, а то в другое.
Ставший синим рыжий кот
Резал ночь на солнце майском.
По-французски он молчал,
Но на ломаном китайском.
Мой товарищ пылью...