Взята из книги

На берегу далекого Ямала,
Где солнце осветило белый день,
Немая девушка всю волю мыслям отдавала
К груди, прижав сирень.
Глаза манили волн прекрасных взоры,
Хранили тайну чистой красоты.
- В природе нет сомненья, - есть Величье,
Твердила языком души.
В тиши покоя, мысли единенья,
Сквозь мир распутья шла вперед,
И от людского нрава,
Жестокого укора, бледнея,
Сводила чувства под итог.
Имела грустный вид, молилась
Просила Божьей милости о том,
Чтоб только ее сердце не разбилось...

Во избежание случайной встречи,
На промежутке склонных лет,
Шел человек понурив плечи
Надеясь на земле увидеть Свет..
Он странник этой жизни, улыбаясь,
Вел детский разговор с самим собой
Людей убогих крики к сердцу принимая
Кормя людей убогих чистою своей мольбой.
Молился много он,
Но много не бывает,
Молился он и за тебя, и за меня,
За тех, кто заповеди Божьи нарушает
И бросит камень в спину с высока.
Зачем он ищет Света на земле?
Ведь солнца луч рождает много света.
Но этот свет...

Горячая кружка кофе,
Холодная тень на стене,
Бродячая серая осень
Живет в тебе и во мне.
Ты говоришь устами,
Я же пишу душой,
Ты веселишь глазами,
Но, а я слезой.
Ты мечтаешь о жизни,
В уединении жить,
Ночью, читая книги
Серебряного века нить.
Жаждой пронзающей – воля,
Сквозь ступень жизни летит,
И уходя на пороге
В душе оставляет крик.

две молодые одинокие бабы
треп разговоры на кухне
на часах за двенадцать
пятая турка с кофе на плите
четвертая пачка Vogue
пожелтевшие пальцы
разговоры треп разговоры
косметика
шмотки
мужики
немного о книгах

то и дело полуночный треп
срывается на глубокомысленное
хи-хи
хи-хи
хи-хи

наши лица с растаявшей тушью
(страшильные маски)
сморщились от слез
наши губы целованные без любви
загрубели

одинокие красивые бабы –
страшней не придумать недуга
моя
единственная...

Стыковка нетелами
хлопко-шелковыми трусами
в которых стонут канарейками
души душеньки сердца
сейчас они как маца
совсем-совсем без вкуса
в этих тряпочках стыда

ну зачем же вот зачем же
ты большое свое сердце
затолкал в хлопчатые трусы
волосы на сердце так густы

ах зачем же вот зачем же
клитора припухший голос
запечатала я в импортный шелк
бьет колотит тело ток-ток-ток

одёжки наши как железный занавес
как пинкфлойдова стена
хочешь взять меня –
возьми меня
вот я...

На разодраных локтях остатки дня,
Недостроеного дома пустота
Каждый миг- ступени и мосты
За спиной проросшие хвосты.

Взятых в плен оставлены полки
Нераскрыты еще жизни сундуки
Сшитых лет опалена весна
Не до лета, не до света, не до сна!

В моей чашке- зерна берегов
Тает лед на высохшей земле
Все что в небе- города ветров
И рассказы Солнца на заре.

Затопила осень берега
Разлилась на них из рек вода
Крошки хлеба размочила вновь
Моя первая последня любовь.

Я не уйду сегодня.
Мне многое нужно понять:
Кто мне шепчет на ухо
И зовет постоянно гулять
От чего прогибаются полки?
От тяжести книг?
Ты не брился давно. У тебя на лице иголки.
Ты, наверное, к ним привык…
Не пойму, что в жизни важнее:
Вопросы или ответы на них
Похожу по углям, подумаю
Возможно напишу об этом стих…
Я прочла Кортасара с его «Кошмарами»
И Борхеса и Реверте и Кристи
Образованный человек всегда пригодиться,
Как гений-художник и его кисти.
У меня...

И был он в духе и престол стоял на небе,
На нем Сидящий словно камень восседал,
Престол тот радужным светился обрамленьем,
Вокруг двадцать четыре увидал
Еще таких он, и на них сидели старцы,
В одеждах белых, в позолоченных венцах,
И били молнии и громы, лились гласы
Внушая преклонение и страх.
И семь светильников огнем горели перед
Престолом сим, суть духов Божьих семь,
Стеклянным морем у подножия устелен
Был грозный трон, отбрасывая тень
На четырех животных: льва, теленка,
Орла...

По вечерам, взяв лиру в руки
И задыхаясь от любви, пою
Печально о разлуке,
Припомнив ласковость твою!

Пою, чтоб песнь никто не слышал,
Не видел горьких моих слов,
Что нет прекраснее и выше
Безумств любви нежных грез!

Люблю тебя, но невозможно
Вернуть обратно дни весны.
Пою и плачу, мне тревожно
От звуков жалостных струны!

В благословенные Советов времена
Поднялись те, кто не терпел советов.
Антисоветчиков вдруг стало до хрена
И ни хрена им не было за это.

В житейском море мы, вдруг, на мели...
Они ж - плевали с штурманского мосту
И, не советуясь с народом, - низвели
Ту часть Земли, что с боем взять непросто.

И низвели, и развели, и разгребли,
Что муравейник на лесной лужайке...
Нас не к свободе умники вели,
Но... к нищете прикручивали гайки.

За всяким Карабахом - Карабас,
Смеётся кукловод...