Выдыхая озноб потрясений

***
Ноябрь замкнул монарший гардероб,
Содрав убранство в буйстве листопада -
Ветвей нагих страдальческий озноб
Финалом триумфального парада...

Сезон дождей шафранный смыл наряд,
Проспекты наводнил, аллеи парка...
Как жертвоприношения обряд -
Апофеоз бесплатного подарка.

Мечты почти в предзимней дымке снов,
Ждём праздников в порыве вожделения;
А Дед-Мороз в полночный бой часов
Подарки всем раздаст и поздравления!

Владимир Зайченко

***
Уходит осень, но декабрь
Испробовал свой снежный блюз -
Залез непрошено в ноябрь
И, распугал замёрзших муз...

Покрыв лилейной белизной
Деревья го́рода и крыши,
Словно мальчишка озорной,
Который мамы крик не слышит...

Как ре-минор за упокой,
Органный реквием теплу -
Озноб мгновенно ледяной,
Подобный жгучему хлысту...

Но утро осень вновь вернуло
И дождь, и солнце были днём -
Зима попытку вдруг свернула,
Насквозь промокнув под дождём...

Владимир Зайченко

Ах зачем я тумана испил,
Зябким утром на сонном лугу.
Он ознобом, лишил меня сил,
Я без них, дальше быть не могу.

Шаг назад, два вперёд не прогресс,
А бессильного выжить попытка.
Не видать за деревьями лес,
Дня грядущего марево зыбко.

То что жаждем себе, то найдём,
И нам дом, ветрам поля свобода.
И нас греют камины огнём,
А ветрам, бури их непогода.

Хорошо у камина в тепле,
Растворится в нём осени зябкость.
И я вспомнив, как быть на Земле,
Снова, в теле найду жизни радость...

Весь день на сердце лихота,
Смятенье и испуг,
Дремота, слабость, пустота
Мной завладели, друг.
Фаланги пальцев с синевой,
Хладны все, как один,
Пропал вкус жизни озорной,
Которую любил.
Виски сдавил щемящий звон,
Глаза с трудом открыть,
Давлю руками, только боль
Не в силах усмирить.
Мне с каждым часом тяжелей
Сдержать эмоций пыл,
Любое действо, шум людей
Смертельны, серафим.
Под одеялом бьёт озноб,
Свернулся, как калач,
Картинки в памяти бегут,
Меня спасёт палач!
Готов на...

Пока не тронет лапой грусти,
Чужого горя — не поймём.
И даже мысли не допустим,
Что утонуть, мы можем в нём.

Вкус чувства выразить не сможем,
И как бы не были умны.
Лишь испытав на своей коже,
Поймём, боль горя и вины.

Озноб и жар в себе, словами,
Не знавшим их, не описАть.
Лишь пережившие их сами,
Быть может, смогут нас понять.

Но и тогда, у ощущений,
У нас — различная шкала.
И сколько нас есть — столько мнений,
О видах доброго и зла.

Смеялся он, над тем кто плакал,
И...

Не раздавлен, не изломан,
Выжат досуха.
Выжжен мыслями и словом,
Огнём всполоха.

Грусть-тревога, дрожь-трясучка,
Руки слабые.
В сердце боль, игла-колючка,
Вырвать надо бы.

Лицом мятым, хмуро смотрит,
Утром зеркало.
В грустном взгляде жизни опыт,
Тела мелкого.

Дышит в форточку ознобом,
Осень серым днём.
На разрыв я выжил пробу,
Выжжен был огнём.

Выжжен мыслями и словом,
Выжат досуха.
В горле вдох, шершавым комом,
И нет воздуха...
Марковцев Ю.

Ни тут, ни там и как назло,
Не было б этого «ничто»,
А может быть, что что-то и возникло?
Хотя быть может то и ничего,
Ведь для чего-нибудь, чего-то принесло.
И тут из ничего всплыло то нечто,
Которое с ничем всегда конечно,
Как черт-те что, и ни за что про то,
Его прозвали так за что-то,
За то, что будет всё из ничего,
Что кое-как на кое-что и итого:

Пусть их в нигде, то в жар бросает,
А то-озноб одолевает,
Но что-то всё же означает,
Никто ничем не обладает,
В небытии пустое...

На душе тревоги лёд,
В теле дрожь озноба.
Дождь о крышу дома бьёт,
Как о крышку гроба.

Раньше было всё другим,
Было всё иначе.
А теперь мир стал чужим,
Ночь дождями плачет.

Грусть и вялость воцарят,
Там, где сникла радость.
Там у мира серый взгляд,
В нём души усталость.

В декабре, там дожди льют,
Слёзы ледянные.
И постылый, тяжкий труд,
Там дела любые.

Там на части сердце рвёт,
Взрывом, боли бомба.
Там, дождь в крышу дома бьёт,
Как о крышку гроба...
Марковцев Ю.

Мы слышим слово ИОРДАН,
Берём его на веру,
И понимаем, крест нам дан,
Его кладём мы в гидросферу.

Купаясь в грязном ручейке,
И осеняя крестным знаком,
Трёх перстием мы в проруби реке,
Таинственный обряд кладём во благо.

Благословение и треба,
Потребность в чудодействии,
Богослужебные крестины неба,
Приносим в жертву грехо-следствие.

Вон дьяк иконой освещает,
Пространство зимних вод
Крест в воду ледяную окунает,
Ликует радостно народ.

Братва покрыв себя крестами,
Ныряют...

Я прянул к телефону, словно к манне
небесной среди мертвенного зноя.
Пески дышали южною весною,
цвел папоротник в северном тумане.

Откуда-то из темной глухомани
запела даль рассветною сосною,
и как венок надежды надо мною
плыл голос твой, вибрируя в мембране.

Далекий голос, нежный и неверный,
затерянный, затихший дрожью в теле.
Такой далекий, словно из-за гроба.

Затерянный, как раненая серна.
Затихший, как рыдание в метели.
И каждой жилке внятный до озноба!