Тяжелеть

Стекает солнца жёлтый воск
На облака.
Страда, покос и пара кос
Из-под платка.

Пот катушками соли,
Огнем горят мозоли,
Но я забыл о боли.

'До свадьбы точно заживёт,
Не хнычь, москвич.
Иль дома требуют отчёт
За каждый прыщ?'

'Да знаешь, без привычки ...'
Щекочут нос косички,
К душе моей отмычки.

А там не россыпи - бедлам,
Добра - на всех.
Сам всё отдам. А мне бальзам -
Любимой смех.

Побайки, прибаутки
И над друг другом шутки -
Счастливые минутки.

Пьём пыль...

Всех нас держит якорь,
Якорь золотой.
Он владеет всякой
Жизнью и мечтой.

Якорные цепи
Тянут в глубину,
Не пускают к цели,
Приковав ко дну.

Свет для многих желтый,
Свет не белый стал:
Очень уж тяжелый
Золото металл.

Одному пустяк он,
Для другого – клад,
Ну, а этот якорь –
Просто шоколад.

Съешь – ведь он девчонкам
Нравится давно,
И оставь подонкам
Золотое дно.

Смелым и свободным –
Парус и штурвал.
В плаванье негодным –
Якорный металл.

Если бы впрягали лошадь
В каждый экипаж, то
Упряжь было б тяжело шить
Лошади то каждой.

Правда, было время, шили,
Но в конце концов решили
Упряжь порозонь не шить
Каждой лошадиной силе,
А все силы вместе слить.

И придумали хитро:
Все троллейбусы, метро,
Ну, не все, так половину,
Запрягли в одну турбину.

И сегодня вместо бричек
И оттуда и туда
Тянут сотни электричек
То-о-ненькие провода.

Я счастлива..
Сама себе шепчу несмело, робко..
Боюсь спугнуть тебя, нечаянно и ненароком.

Я счастлива! -
На всю вселенную я всё-же прокричу,
И с головою окунусь в тебя. Лечу!

О, счастье, я в тебе пою!
Кружусь в твоем необъяснимом танце.
Я танцевать с тобою так люблю,
Уверена, ты - Настоящее,не самозванство.

О, счастье.Ты - отдельный организм.
Протягиваешь руки, чуть касаясь.
И легкого касанья хватит - мы искрим,
Цветами радуги с тобой переливаясь.

Но ты...

Я был безудержный художник.
И безупречный геометр,
Но мой таинственный треножник
Качал неукротимый ветр.

Мольберт неистово кренился.
И ты дрожала на ветру.
А я старался, я трудился...
То нарисую, то сотру.

Летели в небо капли краски,
Штрихуя образ на доске.
Твои сиреневые глазки
Куда-то вправо по щеке.

Луна тяжелая каталась,
И ветр то молк, то вновь визжать.
А ты, изящная, пыталась
От живописца убежать.

Куда с такой красивой кожей?!
Ах, как синеет при луне...
Твои...

Осень поздняя томится,
Ведь давно уйти бы надо,
Ей зима ночами снится
Беспрерывным снегопадом.

Солнце прячется за хмарью,
Серый день тоскою болен,
Лёг туман тяжелой гарью,
Не видать и колоколен.

Всё затихло, притаилось,
Ждут зимы – снегов раздолья,
Ноябрю зима приснилась
А зимы нет на «Престоле».

Вновь «осенние» восходы
Не спешит зима с приходом,

Прости меня, я больше так не буду,
Ну кто же знал, что тигр страшный трус,
Пропал куда-то, я искал повсюду,
Пойду опять и только с ним вернусь.

Да я и стукнул только так небрежно,
Ты знаешь, лапа очень тяжела,
А он бежать, какой же стал он нежный,
Вопит, вот молодежь у нас пошла.

Я знаю, что его нагрянет праздник,
Год полосатый, это вам не шутка,
Но что меня он снова дерзкий дразнит,
- Кричит, засоня, свалишься, Мишутка.

Конечно, все свалите на медведя,
Ведь я хитрить, как...

Сижу, читаю альманах
- Приют поэта, альма матер,
Вокруг как облаком в штанах
Накрыло порт, залив и катер.

Но чу! Я слышу стук копыт
В туманном воздухе раздался.
Поэт восстал! Отбросил стыд,
Ныдыбал бабки и издался.

Тредиаковский наших мест,
Здесь нет тебя, Борис Лапузин.
Увы, не здесь тяжелый крест
Несешь ты свой, и сед и грузен.

Трибун, глашатай и главарь
Здесь рулит нынче Оле Глуя.
А мимо век ползет как тварь,
И катер правит мимо буя.

Пусть критик жадно альмагель...

Глаза грусти… Глаза боли…
Километры слов и пустота..
Сердцу моему не видеть воли
Ведь оно навеки у тебя.
Ты мне говорил : «Было ошибкой..»
Что придумал всё, а я - тебя
Счастье было, наше зыбким
Ты прости меня, прости – себя.
Мне все говорять: «Легко разрушить,
А построить очень тяжело»
Не хочу об этом слушать -
Мне разрушать было не легко!!!!!
Я открою окна, ночь впуская
Ветер вгости молча приглашу
И налив вино, тост подымая
«За любов ушедшую!» скажу…
Я свечами дом свой освещаю...

У Моава на форпосте,
Где окончился предел
Аморреевых погостов,
Царь Моава с миной постной
Опечаленный сидел.

Видел Валак, сын Сепфоров,
Что Израиль причинил
Аморреям, как свой норов
Проявил без разговоров
И расправу учинил.

Думали Моавитяне,
Устрашившись тех сынов
Израиля: "Египтяне
Обрекли нас на закланье,
Не создали блокпостов,

Точно Берия бандитов
Выпустили с лагерей
Диссидентов, бишь, семитов.
Их поди теперь, лови ты
И тупой стамеской брей.

Но...