Столпы

На меня весь мир поднялся адом
и я сам с собою не в ладу -
даже тот, кто назывался братом,
поднимает на меня свою пяту.

Как Христос, шагаю в одиночку
по "тропе тернистой" бытия,
и не прячусь в Диогена бочку,
но кричу, как прежде Иеремия:

"Люди, скоро суд! Грядёт Спаситель!
Кайтесь для спасения души!
Чтоб войти в небесную обитель,
не помогут миллионы и гроши!

Только в покаянии спасенье!
Только в имени святом Христа!
Только в Его крови искупленье
от грехов проказы вашей...

Брахма великий – творец и скульптор,
Ты сохраняешь мгновенья в веках.
Ты – центр вселенского культа,
Ты – столп мира и свет на свечах.

Брахма – смешной или ужасный,
Ты равновесье начал и концов,
Ты – уверенность, что мир не напрасно
Дышит, живет, ожидая Гонцов.

Брахма, которому страх безразличен, -
Ты охраняешь Творенья Закон.
Голос Твой миры увеличат
В тысячи раз, ибо знают: Ты – Он.

Брахма – меж Вишну и Шивы – судитель,
Множество ликов и сотни имен,
В предначертаньях...

Под зимним небом, дымчатым и хмурым,
Шум и движенье с самого утра.
Рождаются чудесные фигуры
Под треск пилы и стуки топора.

Здесь изо льда и снега строят сказку.
Столпились, ожидая, малыши…
Им верится: жизнь – книжечка-раскраска,
Смелее выбирай карандаши!

Сам Дед Мороз сюда на помощь прибыл!..
И до того с утра мороз окреп,
Что запарили ледяные глыбы,
Как будто свежевыпеченный хлеб…

На заоблачном лугу
Солнце бегает с утра,
И, нагревшись на бегу,
Разгорается жара.

Убежав от грозных туч,
Что столпились у реки,
Нанизав людей на луч,
Солнце жарит шашлыки.

И стараются помочь,
И чернеют москвичи,
Шашлыками стать не прочь
В этой солнечной печи.

Лето в розовых трусах
На лужайках полежит,
И, макушку почесав,
Дальше в август побежит.

Костер сооружен, и роковое
Готово вспыхнуть пламя; все молчит,-
Лишь слышен легкий треск, и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.

Дым побежал - народ столпился гуще;
Вот все они - весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд, и люд гнетущий,
Ложь и насилье, рыцарство и клир.

Тут вероломный кесарь, и князей
Имперских и духовных сонм верховный,
И сам он, римский иерарх, в своей
Непогрешимости греховной.

Тут и она - та старица простая,
Не позабытая с тех пор,
Что принесла...

Возлюблю тя, господи, крепосте моя

К тебе, мой бог великий, вечный,
Желанья все мои парят,
Сквозь тьму и бездну бесконечны,
Где миллионы звезд горят
И где, крутясь, миры в пучинах
Твое величество гласят:

Велик господь, велик и свят
Вещей в началах и кончинах!
Велик величества творец,
В бедах мне щит, в суде отец.

Болезни взор мой помрачали;
Земля разверзлась подо мной;
Как сонм стесненных туч печали
Носились над моей главой.
Переставало сердце биться,
Потек по жилам смерти...

Страсть и порок водителя пугают,
Дырявя кузов нежными когтями,
Все направленья счастья закрывают,
По буеракам совесть направляют.

Ворчлива сталь, борющаяся с болью,
Ржавея на пустых дорогах с солью.
Теряет скорость, тормоз выжимая,
Влача водителя к границе антирая.

Багажник полон жизненной тревоги,
И на сцеплении опять трясутся ноги.
У сломанного светофора в ожидании
Столпили пробку тел израненных.

Водители уснули в ожиданье счастья,
Дорожники колдуют светом власти.
Весы...

Кто в белом мраморе, кто в черном…
Ты – в соляном столпе нерукотворном!
Века стоишь в обличье соляном
За то, что пожалела свой Содом.
За то, что не могла легко, без боли
Предать свою судьбу Господней воле,
Оставить вдруг привычный быт и дом,
Пусть грешный, но родной тебе Содом.
Прожив всю жизнь среди знакомых стен,
Принять судьбу изгнанницы взамен!
Ты не решалась выйти за ворота,
Но подчинилась уговорам Лота.
Шла медленно, вся мыслями в Содоме,
В покинутом саду, в прохладном доме...

Гортань колодцев наполняется мелодикой луны,
Столпилась ночь под северной звездой.
Даль сеет миллионы голосов в венозных реках ветра,
И я – привычкой к одиночеству – как к смерти –
Шепчу – проснись, так надо, это, только жизнь,
А будет что-то дальше и мудрей.
Лизнули звезды тишиной надтреснутый карниз,
Овилась тьмы вуаль вокруг ресниц,
Как тяжкая мечта, как вязкий клей,
И миллионы голосов слились в один каприз –
Найти себя в потоке серых будней;
Возможно, я и знаю, как, но я молчу...

В лесу, где березки столпились гурьбой,
Подснежника выглянул глаз голубой...)
Сперва очень робко, почти понемножку,
Потом посмелее зеленую выставил ножку...
Головку поднял, потянулся из всех своих сил
И тихо спросил: Я вижу погода тепла и ясна,
Скажи мне, ведь Правда, что это - ВЕСНА?"

1.03.2012