Селеньях

Я приду к отделению связи*,
Я своими мозгами дойду,
И из «Грязи» в селение «Князи»
Телеграмму тебе отобью.

Я другую ласкаю подругу,
Я твой самый не преданый друг,
Мы полжизни топтались по кругу.
Это был не спасательный круг.

Ты была моей музой прилежной,
Ты пуд соли хотела делить.
Ты любила быть нужной и нежной
Не любила - совсем не любить.

Я приду к «Отделению Связи»,
Я твой адрес на сердце найду,
Мы с тобою уже не погрязнем
В не построенном нами быту.

Немало видал светозарных восходов,
И лун, и созвездий на небе ночном,
И видел цветистое буйство природы в
Полуденных странах, обильных теплом;
Но всё еще помнится поле в родном
Далеком селенье, пейзаж скудноватый:
Пустыня сухая, бесцветная, но
Какие там были закаты!

Промчались кометами пестрые годы, в
Межзвездных пространствах виляя хвостом.
Стал праотцем чуть ли не целых народов
Гулявший по жухлой траве босиком.
Но в блеске серебряном и золотом
Еще ощутимее горечь утраты.
Былое...

Тех дальних лет виолончель перекликается с валторной,
Жила умелица Гюзель в одном селении предгорном.
Таких красавиц поискать! Добра, умна, благочестива,
Платки пуховые вязать могла согражданам на диво!
И ослепляя красотой, всё оставалась незамужней,
Здесь возникал вопрос простой: «Какого принца деве нужно?»
Не ей в истории упрёк, мудрец на коврике затёртом,
Однажды громко так изрёк: «Кто поцелует – станет мёртвым!»
Спешит за осенью зима, за ней вослед весна проворно,
Гюзель свела...

На правом берегу Днестра…
Где гряды скал раскинули объятия,
ласкает ветер изумрудные луга,
витая вольно в нежном аромате.

Чуть дальше, у подножья дивных гор,
угрюмый лес стоит зеленою стеною,
тут от малины алой пробудился бор,
и стаи птиц галдят веселою гурьбою.

Рябой закат стер красок наваждение,
умолкли птицы, тишиной окрашен цвет,
но вот раздался шорох и лесной тропинкой,
из чащи вышел сгорбленный годами дед.

На нем пиджак потертый, брюки в дырах,
и сапогам кирзовым...

Царице, Мати Божия, Всевышнего селение,
Надмирных сонмов Радосте, Сосуде утешения,
О херувим превысшая и серафим честнейшая,
Владычице всепетая, самих небес святейшая,
Очисти мя, Пречистая, Источник очищения,
Вручи мя милосердию Подателя спасения.

Проходит день, но не проходит,
Проклятьем проникая в кровь —
Безумство, что меня низводит
К желаньям огненных миров.

И ниспадая в этот ад,
Я там встречаю тот же взгляд
И, тот же образ безмятежный,
Такой возвышенный и нежный,—

Предполагающий любить
И - жажду жаждой утолить.

И сделать то, что невозможно —
С любовью жить и жить безбожно...

1
А в городе остановившись,
и у купца заночевав,
Дубровский - утром появившись,
в Суде Уездном ( Зная - прав! ),
не ощутил, к себе, внимания
( А может, здесь, до рангов - мания? ),
где Троекуров - то - другое...-
едва вошёл... и : «Что такое?» -
за уши вставили аж, перья,
все писарЯ ( Ну, как вигвам! ),
коль счастье, люди, сходит в вам,
где, каждый, с креслом, ведь мистерия...
явилась, словно духом злым,
сам Троекуров - с Иском к ним!
2
Кирила сел… Открылись двери...

Вот бы в небе
Полетать,
Полетать,
Чтобы сверху
Поглядать,
Поглядать,
На людей,
Их детей,
Одомашненных зверей,
На селенья, города,
На моря, где все вода,
На кораблики в порту,
На машины на мосту,
На зеленые бульвары,
На косички у Варвары,
На веселых школяров,
В свежей краске маляров,
На ворону и на галку,
На спешащую Наталку,
Сверху мне ведь все видать...
Вот бы в небе полетать!

Мне тяжек труд начать повествованье,
Поведать миру горестный рассказ,
Где катастрофы страшной описанье,

Что не даёт давно сомкнуть мне глаз,
Вновь не напомнив ужас изверженья,
Чьим очевидцем стал и я в тот час,

Когда погибли в страшные мгновенья
Три города под сенью той горы,
Что в царство мёртвых, где река забвенья,

Чьи силы чудодейственно-быстры,
Всего за день их в гневе превратила…
Никак без содроганья с той поры

О той беде, что римлян посетила,
Я не могу спокойно...

Любомир сидел, склонившись,
И с печалью на лице,
Так от слуг и не добившись,
Что случилось во дворце.

Где жена его, Милена?
Ведь была же в терему!
Не прошла ж она сквозь стены…
Как исчезла? Почему?

Да! Была в своей светлице
Перед зеркалом, одна.
Но она же ведь не птица,
Улететь чтоб из окна.

И не выпрыгнешь в окошко:
Над землею высоко …
Да! Не птица и не кошка!
Что ж случиться-то могло?!

В деревнях прошли окрестных,
Всё надеялись, а вдруг …
Всех крестьян спросили...