Седого домового

И вот свечерело… И ночь голубая
Раскинула плащ над снегами…
И вспыхнуло небо от края до края,
И вспыхнуло небо звёздами.
Алмазы – не звёзды! Но в россыпи звёздной
Одна всех ясней, всех заметней,
Зажглась, как светильник, над тёмною бездной
И светит теплей и приветней.
Во мраке веков над далёким Востоком
Она в первый раз засияла,
Царям, и рабам, и вождям, и пророкам
Дорогу к любви указала.
Всё тленно, всё временно в суетном мире:
Погибнет и мудрость седая,
Погибнет богатство в...

Помнишь, по тундре бродили?
В этом суровом заснеженном крае
Тропы под ноги катили
И зажигали свет счастья сердцами.

Хрупкая, в тонких прожилках
Тундра, пульсируя негой и силой,
Сказку творила в картинках.
Месяц хрустальный в закате красиво
Плыл над седым Енисеем.
Серпиком в розовых вОлнах пастельных
Неба Садовник елейно
Лодку Голландцем с миров параллельных
Дарит наградой, из дАли.
Мы замираем, а лодка всё ближе.
Ах, вод коснулась… и чалит.
Весь в ледяной, ещё светлой капели...

Листья, как бабочки, летят.
Сказочный осени наряд
Нежно срывает ветра страсть.
Хочет возлюбленным он стать.

Смехом звенит листов сусаль:
«Скоро уйду в седую даль».
«Я за тобою полечу,
Осень! Любви твоей хочу!»

Клёнов багрянцем расцвела.
Губы рябиной подвела.
Крыльями поздних журавлей
Машет: «Хочу я быть твоей».

Ветер листочки её рвёт.
Страсть его воет и поёт.
Вот все наряды посрывал
И с огорченья туч нагнал.

Нет пестротканой красоты.
Голые ветки лишь, пруты.
Лужи...

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы...

Среди рядов муки и кожи
И рыбных куч гнилого смрада,
На площадь торопя прохожих ,
Кострища высится эстрада.

Пред ликам надменной знати
И нищих толп убогим взором
Врача седого в рваном платье
Ведут к последнему позору.

Одет в истлевшее рубище,
Глаза черны от слез и гноя.
Ведут к проклятому кострищу
Приговоренного изгоя.

В чем виноват, за что наказан?
Возжаждал славы и успеха?
За что слугою ада назван
Простому люду на потеху?

Не применял настой кровавый,
Ни таинств древних...

Почему просто жить не умею,
Отчего на душе эта муть?!
От незванной тоски свирепею,
Она давит, сжимая мне грудь.

Серость, словно туман в непогоду,
Накрывает и душит собой.
Я в тоску как в холодную воду,
Окунулся опять с головой.

Не услышат — кричать бесполезно,
Не поймут — не хотят понимать.
В мире этом бетонно-железном,
Не могу я себя отыскать.

Я горячий — и глупый я значит.
Весь седой, а ума не нажил.
Только жить не могу я иначе,
А мир этого мне не простил.

И опять серый...

Я снова в той же горенке,
И странный сон мне снится:
Идёт в ночи Задворенка
Скрипучей половицей.

Ей надо бы как следует
Задворками заведовать —
То курами-цыплятками,
То пряслами, то грядками,
Чтоб было всё ухожено,
Чтоб было как положено.

Но поспешили мыши ей
Шепнуть, шурша в соломе:
— Ты слышала,
ты слышала,-
Опять чужая в доме…

Хоть некогда Задворенке,
Пришла сама проверить,
Кому не спится в горенке?
Кто ворошит потери?

Должно быть, ей помеха я…
Ворчит: «Зачем...

Оранжево-жёлтый ноктюрн
Сгорает в дымящихся листьях.
Закончился праздничный тур,
Разделись все до неприличья.

И нет больше пламенных пар,
Нагие изгибы в лохмотьях.
Закончен торжественный бал,
Завяли наряды у модниц.

Лишь ветер доволен игрой -
Гоняет шуршащие краски,
И дым от костров, чуть седой,
Свивает причудливо в маски.

Смущается взгляд из окна -
Повсюду одна обнажённость.
И грусти осенней полна,
Вползает в меня отрешённость.

Человек я не речистый,
и смогу ли рассказать,
как Господь рукой пречистой
предложил мне благодать?

Я про Бога слышал много,
часто Библию читал,
но идти Его дорогой
дьявол всячески мешал.

Здравое Христа ученье
разумом я понимал,
Сам Господь в одно мгновенье
путы логики порвал.

Я семь лет бродил в потёмках,
знал, что любит меня Бог,
но избрать Его святыней
почему-то я не смог.

Допустил Господь Всевышний
чтобы я почти упал
для того, чтобы повыше
Он меня уже поднял...

Невероятность совпадений,
Ошибок глупых круговерть,
Возможность нового рожденья –
ДеЛориан пронзивший смерть…
Энштейн рычит, Коперник лает,
На скейте Марти мчится вниз,
Как всё запутали МакФлаи,
А я цепляюсь за карниз…

Вот занесло… Бифф правит миром –
Спортивный справочник виной, –
Но снова без штанов задира,
А я весёлый и седой.
Назад, вперёд – неоднократно.
Бьёт молния и где же я?
Перед глазами небо в пятнах,
Внизу бескрайние поля.

Безумны дни, пьяны недели,
Застыли...