Пустырь

Обычный день, обычный двор,
Пустырь заброшенный, железные ворота.
Забыт футбол, всё поросло травой,
Идя во двор, брать мячик – неохота.

Собачий лай на фоне старых труб,
Торчащих, как два символа эпохи,
По вечерам из окон слышан звук,
Как - будто стоны чередуют вздохи.

С Горбачовского пинка - Ускорения
Коренные в мир пришли изменения.
С грязи в князи и обратно товарищи
Обрели себе другое пристанище.

Навели порядок в Думе Япончики,
И присвоили себе полномочия
Перекраивать законы и кодексы,
От всесилья чуть не лопнут от гордости.

Принимают подношения пачками
От чиновников, китайских болванчиков,
Что по сущности своей дебилоиды,
В послушании зато монголоидны.

Позабытое давно - Кушать подано -
Возрождается в сознанье у подданых.
Веси ближние и...

Над печалями я смеюсь.
Так вернее и лучше мне.
И мечтаю, домой вернусь,
На крылатом коне.

Конь торопит, садись в седло,
Ну, а я, на земле стою.
Жду мгновенья, чтоб повезло,
И надежде пою.

Ветром в клочья истрёпан плащ,
Сапоги о дороги стёр.
Кто-то скажет, совсем пропащ,
Кто-то скажет, матёр.

Только, я от молвы далёк,
Что хвала, что хула, пусты.
Тихо светит мой огонёк,
Освещая пустырь.

На чужбине не сладко, чай,
Да и воздух, совсем не тот.
Но гоню, как врага, печаль,
И...

Что мой язык? Словесный поводырь,
глухой слепец, не знающий дороги…
Пойдешь налево - обретешь пустырь.
Пойдешь направо - обретешь тревоги.
Осталось прямо…Слушай и молчи.
Я расскажу тебе не о Кортесе.
(Хотя, кто знает? Мир настолько тесен,
что тени невозможно различить.)

Она была строптива и умна,
Любила лёгкий слог и каравеллы,
Звалась она… пусть будет Изабеллой.
Имеют ли значенье имена,
когда уста сладки, глаза бездонны?
И, не жалея шляпы и ботфорт,
за кружевной платок готовы...

Жаль, того, что не знает, таких понятий,
как дар, путь, и невозможность свернуть,
идти, подгоняя себя кнутом, выполняя наказ
потом, о себе, о теле, главное оказаться у цели,
пусть иллюзорной, не в этом суть, успеть,
не потерять мгновенья, заснуть, забыться,
во вред, но подчиняясь воле, идёт тот воин,
победим, но счастлив, шагом безупречным,
что после смерти, безутешной, ещё он может
сделать шаг, овраг, пустырь, песчаный холмик,
вот весь набор, его, покойник………………

Вверх мыльный солнечный пузырь,
Гонимый ветром, поднимался,
Перелетев большой пустырь,
Как чайка к морю, в небо рвался.

Дарил он миру красоту,
Вверх поднимаясь, ближе к солнцу,
Он, покоривший высоту,
Даривший радость незнакомцу.

Красиво он летел вперед,
Вдруг в пыль внезапно превратился.
Так прерван был его полет,
Он вновь на землю опустился.

Он отдавал себя всего
Вселенной, солнцу и свободе.
Его уж нет, но есть тепло,
Что подарил навек природе.

Сам себя организуя,
Выйду в сад я спозаранку,
Прогуляюсь босо, рамку
Пчёлкам в улик принесу я.

Наслаждаясь кущ цветеньем,
Всё пройду неторопливо:
Сеянцы вот. Тополь, ива
Обеспечивают тень им.

Ивы много – ещё встретим –
Смог пустырь ей побороть я.
Влажность, тень и плодородье
Достигает мастер этим.

Дальше пруд большой, красивый,
Кое-где чуть берег в тине,
Островок посередине
Весь обсажен как раз ивой

Пестролистной, шаровидной.
Справа дрок, герберы, тисы,
Гинкго, астры...

Ни мира, ни державы и ни связей, повзрослели,
иль в детство впали? а впрочем, ерунда, к чему
печали? и устрицей не напугать или возможно?
о страхах здесь не будем, осторожно, в простра-
нстве, (и в объёме, иль в плоскости или в нуле,
где точка, там и мы, везде и нет нас, в миг, мы
проявимся, а если разогреть, лучимся? поблек-
ли и распались, помутнели, ...промокли,...т.е.
обомлели? глядели прямо вкось и вкривь иль ис-
подлобья? а может, в зеркальце? горгоне, пря-
мо в глаз, как...

Фурункулы души набрякли, прорыва нет и силы все
иссякли, крови и той не стало, лишь лета, зелень по-
крывало, и синь небес и блеск луны в ночи: красна,
желта, спесива, чем выше, тем и меньше, грива, ржа-
ных хлебов и тополиный пух и одуванчиков испуг, ор-
гана переливы, под фонарём листвы, игривы, Бах...
А что потом? За ним, пустырь, лишь джаза, рока стон
и штырь, попсы и классики другой, народный пляс, по-
шли за мной, два санитара, вяжут руки, всему свои
испуги, глас, галлюцинаций...

К возвышенной глубокой синеве,
Беспомощной, беспамятной, остывшей,
Низиной ставшей, но когда-то жившей
Оградой стен и древних площадей.
Взлетает ласточка – полет её столь близок
К тому беспамятству, беспомощности – в ней
Все далеко, чем дальше – холодней,
Полет ее тем низок.


* * *

И ничего на свете больше нет,
Или сказать по правде не нашлось.
В открытое окно разносит ветер
Листки исписанные
призрачно и монотонно.
И старые названья улиц,
И чуть блестит поодаль площадь,
И...