Предсмертное предсказание

Как говорится...- Лучше сразу ( ! ),
обычною людской судьбой,
ногами ли назад, к «экстазу»,
когда маячит, головой,
жмура кручина, для несущих,
личиной призрачных надежд,
неведомо куда... влекущих,
на фоне савана одежд,
да в тапках белых!.. Или, строже,
когда ( Ногами лишь! ) вперёд,
тогда и нет внимания к роже...
А значит: Отдыхай, черёд!
Ну, в смысле: Не грузи сознания ( ! ),
осуществляя ритуал...
Не то, картина созерцания,
приобретёт иной накал...
и жмур, негаданно-нежданно...

Его на разноцветных картах нет.
Остался лишь в легендах этот остров,
В подшивках старых фронтовых газет –
А нынче отыскать его непросто.

Да, был он по размеру невелик:
Четыре сотни метров на семь сотен.
Но весь огромный мир тогда привык
К масштабу этажей и подворотен.

За каждый сталинградский клок земли
Враг дольше дрался, чем за всю Европу.
И дикторы дотошно счет вели
Любому закоулку и окопу.

А он и окружен был не водой –
Огнем, свинцом, клубами едкой пыли…
И сорок дней...

«губ твоих раковин, ран моих
губ, дыханье горит одно,»

- И рак ушей и перепел всех губ и ран
твоих, дыханием объятых, потухнут
боли вечно клятых?
- Для нас двоих лишь миг и слово, что в стих
сольётся будет новым, дано нам больше,
чем вчера? ты лебедь рук, и глаз озёра? или
кричишь, держи всё вора? что счастье расто-
птал,….украл,… развеял ветром,…растерзал.
***
- И магазин накрыл,
овчиной или тыном
судьба и сон разделит нас,
и чернозём, и прерии основа, саваны джаз,
цветов...

– Зачем ты вышел, пахарь, в поле
В предсмертный час, один, в бреду?
Смерть встретить дома плохо, что ли?
– Домой я, Господи, иду.
Согретый солнцем и трудом,
Зовёт меня родной мой Дом.

Мелким почерком
прошуршит
метель января
по белым страницам
улиц.
Иней
очертит веточку ивы
у замёрзшего берега
сердца.
Треснувший лёд
луны
отзовётся
молчанием
и обрисует
перспективы
полночной аскезы.

На щеке
застынет слезой
северный свет.
Горизонт
затопит
сиренево-алой
предсмертной краской,
будто время пришло,
ждёшь ты его или нет,
чтобы вписать
ещё одну строчку
в роман
с открытым финалом...

В томящей боли превращения лучей
В размытый сумрак полусонных ощущений
Таится патока дозволенных речей
И быстрокрылие непрожитых мгновений.

Вздох влажной почвы под ладонями дождя
Хранят созревшие бутоны первоцвета,
Нетерпеливо их назрелость теребят
Шальные ветры в предвкушении рассвета.

В коктейле тает свежий айсберг неспроста,
Придав напитку тонкий шарм и завершённость.
И ненасытный омут в ласковость пруда
Восходит медленно с чужим предсмертным стоном.

Россия пала, как медведь,
Подкошенный, и, не от страха,
А пулей в лоб, Семибоярщины, –
В предсмертный что ни есть момент,
Я – в Настоящем, перед прахом
Полу-подкошенным топчусь
Пред трупом Нации мечусь,
Над историческою плахой…

Как обречённый на заклание,
Сам Исповедь произнесу,
Перед толпою вознесу
Секиру мудрости, чреватой…
…

Не понимаю, что к чему,
Череп с оскалом мне смеётся: –
Стране – не выжить по Уму –
Русов Семье, в друзей кругу, –
По-рабски доживать придётся,
Чрез...

Нелёгок путь стезёю врачеванья,
Она людские страхи и грехи,
Все оголяет. Праздной шелухи
Спадает плен. И разочарованье
Тревожит часто, и шаги плохи.

Живу я долго, и всего живого
Я видел много, лиц уже не счесть.
И нищих, и богатых до порога
Вела ко мне предсмертная тревога.
Врачу спасать людей - большая честь.

Путь человека - мыслей врачеванье, Спасенье страждущих осиротелых душ. Порою донорство и сердца упованье,
На то, что крови даст переливанье
Эффект спасения...

(или неудачной попытке)
«Инет», и нет, растоптан, точка, сети разброс
анной края, где наслаждения стезя, а где деп
рессии раздумья, о том, что будет на века, (р
азнообразие и веки, нам не сомкнуть не взв
олновать, не иссушить шальные реки) и чувс
тв предсмертные стога, и ум засоренный со
мненьем, (и негой омрачённый шумной), из
вестием и впопыхах, тавриды холм в твоих р
уках или рассыпчаты ухабы, поволжья стон,
его здесь бабы, окаменевшие в веках лазур
ных, расплескавши воды, где...

РЫЖИЙ

В те баснословные года
нам пиво воздух заменяло,
оно, как воздух, исчезало,
но появлялось иногда.

За магазином ввечеру
стояли, тихо говорили.
Как хорошо мы плохо жили,
прикуривали на ветру.

И, не лишенная прикрас,
хотя и сотканная грубо,
жизнь отгораживалась тупо
рядами ящиков от нас.

И только небо, может быть,
глядело пристально и нежно
на относившихся небрежно
к прекрасному глаголу жить.

***
Ночь, скамеечка и вино,
дребезжащий фонарь-кретин.
Расставаться...