Предсмертное предсказание

Волк не охотится у логова,
Чтобы вниманья не привлечь.
С ним не возможен мирный договор,
И лучше с ним избегнуть встреч.

Жесток – в борьбе за выживание,
Родного брата порвёт он.
И не разбудит сострадания,
В нём жертв его предсмертный стон.

Но даже в волчей, дикой стае,
Есть кодекс свой и свой устав.
Волчиц незрелых волк не станет,
Брать силой, под себя подмяв.

И мать своих волчат не будет,
В ответ со злостью он кусать.
В бою закрыв её он грудью,
Готов жизнь за неё отдать...

Я устал от нежных снов,
От восторгов этих цельных
Гармонических пиров
И напевов колыбельных.
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!

Упоение покоя –
Усыпление ума.
Пусть же вспыхнет море зноя,
Пусть же в сердце дрогнет тьма.
Я хочу иных бряцаний
Для моих иных пиров.
Я хочу кинжальных слов,
И предсмертных восклицаний!

1899




Майкл Космика


КИНЖАЛЬНЫЕ СЛОВА


Дрожит строка…
и я молюсь… согбенный…
но чуткий: на...

Мне хорошо и плохо и никак,
А звуки за окном лишь заставляют,
Давно решенным сделать былью шаг
Манят, манят меня и ускоряют.

Сопротивление, как смех сквозь слезы.
Его и не было, не будет, да и нет.
В жару и осень и зимой в морозы
Звучит предсмертный мой кларнет.

Пусть молода, да молодость не то.
Красива, да не тою красотою.
Счастлива я как заяц на манто…
Следит за мной корявая с косою.

Мы пригляделись с ней, друг друга замечая,
Лишь иногда, в потемках на углу.
Она стоит косой...

Мои странные мысли-ошибки,
Потерялись при виде печали,
Все слова, что казались так гибки,
Проиграли забыв про открытки.
Вечно пляшущий стан произвольно,
Очертил дали вязкой разлукой,
Очень долго мы в чувства играли,
Опуская, иль держа за руки.
Надоело чертить произвольность.
Ждать звонка о предсмертнных мученьях.
И сажать в огороде наивность,
И не знать о других проявльенях,
забывать о минутной кончине,
Той любви растеравши улики,
По крупицам печальным измены...

Злодей,накинув маску естества.
Заманивает в круг людские души.
Мешая с кровью грязные тела,
выная сердце,забивая щель отдушин.
И задыхаясь люди рыщут в темноте.
Втыкая пальцы в мертвые глазницы.
Нет сил у них,и жизнь уже не та,
чтоб бросить этот бег,остановиться.
Так,не дожив и не допоняв этот мир,
в предсмертной пляске пропадают миллионы.
Без жизненных понятий и прекрас.
Земля все стерпит,
мы ей низко бъем поклоны....

Чувствуешь, в воздухе
волосы цвета спелых пшеничных колосьев,
это Деметра-Церера, подносящая колесницу
крылатых драконов и зёрна пшеницы,
продолженье Великих Богинь неолита,
ожившее в пластике
барочных садов,
это девять дней поиска,
не зная ни капли амброзии;
она идёт в Элевсин, к Колодцу Дев,
вскармливать сына царицы огнём,
пить смесь ячменя, воды и болотной мяты,
чтобы вверить свои мистерии…
Слышишь, как нежно поёт Прозерпина-Кора,
словно тень, собирая цветы в Нисейской...

Рыдай земля, лей свои слёзы небо.
Товарища я провожаю в скорбный путь.
Плачь человечество, сегодня
Я друга своего на кладбище несу.

Он жизнь отдал в чужой стране,
За мир на всей планете…
Зачем же ты, погиб Олег?!
Прожив лишь двадцать лет на свете.

Ты смертью храбрых пал Олег,
Ты за судьбу мою сражался,
Но как мне матери твоей в глаза смотреть?
Ведь ты погиб, а я остался!

Ты в землю кровь свою пролил.
Чтоб миллионы в мире жили,
За всех ты думал в этот миг,
Но все остались...

Пляшут тени.
Поздняя осень грязна.
Я опять просидел допоздна
На бюллетене...
Я упал со ступеней...

То ли гей, то ли гений
Поет за стеной,
А прямо передо мной
Лежит старая жалоба
На дом ледяной,
И записка от друга шалого.

Он мне пишет,
Что жизнью выжат.
Чуть слышно из вереницы комнат,
Как кто-то излагает свой догмат.

Вечер...
Луна плывет с востока,
И мне одиноко...

Со мною болтает диспетчер:
Всего двести рублей
И я у друга,
А с ним веселей, —
Избавление от недуга...

Февраль расправил седые крылья, размеренно
падая с нежно-спящей лилии неба
снежной росой. Снег, лёгкий крылатый снег,
растворяется в воздухе, словно сахар в чае.
Ослепительно белый вдох отравил молчанием сердце;
слово, нищие слово, бедное
слово забьётся в сырую душу усталым ветром –
на повестке дня нотки бескровной печали
в недосказанном и недопетом,

пока февраль покрывает хлопком ресницы,
сдувая пенки с безучастно-молочного солнца.
Снежный ком отрешённости, голос, как
треснувший...

Огни заката в сумрак беспокойный просеяны, и на поклон ночной
спешат шаги, отмеренные боем волн ледяных под северной звездой;
спешат ветра, кидают камни в пропасть, сдирают кожу с мёртвенной земли,
и жалит страх, смоля бездушный воздух, играя волчьим окликом вдали.

Огонь погаснет, скроет мрак рассудок, как смерть взревёт нордическая тьма,
фитиль зрачка затмением накроет, и бледным оловом зальёт глаза луна;
спешат снега, метелью лихорадит, от вьюги плоть багряна, словно стяг,
хрипит...