Полуденный

С фонарём обшарьте свет
День полуденный мерцает
Той страны на карте нет
Нет в пространстве, только здесь
Ждёт она тебя, страдает
Выпита до дна!
Можно ли сюда вернуться?
На спине коня
Заново родиться
Только навсегда
Эдакому гостю - молодость моя
Вёрст не наверстаешь
Годы не вернёшь
Той россии - нету
Ты меня поймёшь

Лакаю грязный дождь беспечной пустотой
от черепков своих стихов и мыслей;
треск стен рисую и ползу немой змеёй
колючей проволоки по земле. На искры
залётных пуль, разинув рваный рот,
реакция – со скорбью ветхой тени.
Я знаю точно, знаю наперёд –
любовь – вне времени, как ненависть – на время.
Вот упадёт сердечко на ветру,
что жухлый лист, в промокшую бумагу,
а там, проснёшься – солнце поутру,
а там, споёшь – всего-то лишь и надо.

Но милой скорби тонкая вуаль
сплетаясь с шеей...

Дождливо-ледяной слюной
ноябрь сковал уют.
Дороги снега ждут. Глаза от сна прорежет…
И серость подытожив,
полуденный художник
найдёт в душе приют
сомнениям, надеждам.
В аромалампе – розмарин;
увядшей розы плач
к стеклу прильнёт, будто к сосцу.
Ночной гуляка-пилигрим
в окне плетётся мрачно,
ноябрьским дыханьем сбитый с ног.
Морщинки по лицу –
как стен промокших роспись.
По небу облако скользит,
скорей сказать, скребёт, и с ним –
тяжёлый сладкий воздух
питает грудь. Здесь всюду...

Он был добрый охотник: сливаясь с конем
Мог неделю идти по следам.
И готов был сражаться и ночью и днем
Ради чести, и славы, и дам.

Он сгорал, все вокруг опаляя огнем,
Словно солнце в полуденный зной.
И сто тысяч баллад сочинили о нем,
А о братце его ни одной.

Пусть он шкуру с народа содрал не одну,
Пусть кругом разоренье и боль,
Пусть ушел на войну, обезглавив страну,
Но прославлен, как добрый король.

А братишка его, принц по имени Джон,
Остальным королям не в пример,
Чтил...

Там, где дождь
будет идти всегда,
я топчу остановки,
постигая пластику луж,
как приметы первой любви,
считывая
с зеркальных витрин
полуденный триптих:
уныние осени в плесневом воздухе,
холод собственного
отражения
с тонкой струйкой дымка на губах,
напряжение скуки
в силках проводов.
Там, где взгляд
бросает лучик надежды
на мутные стёкла,
чьи-то руки
настойчиво
просят меня обернуться –
всего лишь, ветер,
играющий вариации Голдберга
на тяжёлых, от влаги, ветвях,
зовущий...

Душный вечер июля. Погода как прежде лукавит.
Знать бы, что меня ждёт где то там далеко впереди,
За больничным окном. Тихий мальчик читает Акафист
Пред иконою той, что была у меня на груди.

Безысходность зовёт преклониться пред странной аскезой
Его дивная вера мою превосходит в разы
Сколько выдержки в ней, и какая бодрящая трезвость,
Что за имя моё не прольётся ни капли слезы.

Режиссирую жизнь. Здесь поставить цветы непременно.
Здесь прижаться к щеке. Здесь коснуться руки...

Под аркой сияющей радуги,
Что выгнула полог небес,
Напором и щедростью радуя,
Стремительно падал на лес,
На дол, буераки и волоки,
Отсвечивая серебром,
Полуденный ливень, а в облаке
Перекатами слышался гром

Мелодия солнца приятна цветку.
Настроены были антенны
У бабочек. Пчелы таскали к летку
Июня нектар вожделенный.

О, сколько в тебе неподдельно одной
Прелестных, живых откровений!
И падал отвесно полуденный зной
В канун грозовых потрясений

Если я вдруг умру – закопают
Под тяжёлой и чёрной землёй.
Помолчат, погрустят, порыдают
На погосте под старой ветлой.

Под дождём и порывами ветра
Я лежать буду в красном гробу
И, закопаный вниз на два метра,
Проклинать я не стану судьбу.

Как вернётся зима – по сугробам
Не пробраться ко мне на погост.
Лишь весной, может быть, чернотропом
Забредёт вдруг какой-нибудь гость.

А потом будет долгое лето
И ужасный полуденный зной.
Но не страшно мне бедствие это
Под насыпанной кучей...

В каждой женщине ведьма не спрячется,
И не каждой ей быть-то захочется,
Но вот ты сохранила ребячество,
Хоть уже и зовёшься по отчеству.

Взгляд горяч и глаза мечут искрами,
Обжигаешь ты ими уверенно.
Посылаешь ты в цель слова - выстрелы,
И патронов в запасе немерено.

От бедра поступь - лопнуть от зависти,
Всем кошачьим породам останется.
Расcтупиться пора всем, красавицы,
За спиной по порядку расставиться.

Руки жар сохраняют полуденный,
Прикоснёшься - ожогом отмеченный...