Очерченный

Подверженность мере и числу,
Подверженность срокам…
Сверженный с трона идет ко дну,
Власть вышла боком.

Устают запыленные вещи
Проводить электричество времени;
Взятые накрепко в клещи,
Они отрекутся от бремени.

Круг живых очерчен смертью, —
Бескрайней пустыней теней,
Клянчущими нищими на паперти,
И трухою, не годной в музей.

Быть хотела тебе я другом,-
Но ты узким очерчен кругом...

Быть хотела твой судьбою,-
Как отсЕчена пустотою...

Быть хотела с тобой я нежной,-
В край усов - улыбка небрежно...

Мне б к тебе все печали и беды!-
Но вопросы опять без ответа.

Я женою быть доброй хотела...
Вот и стала. Достигла предела?

Ну, а кем для тебя я стала?
Всем на свете, и кем попало!.

Как мы лететь на пламя любим,
на ласковую боль свечи…

Луны латунный серп в ночи
блестит из неба тёмной глуби.
Размыта в зеркале окна,
туга печаль парит в пространстве,
в своём слезливом постоянстве
колодца без ведра и дна.
Что толку вёдрами слюней
на лист бумаги разливаться,
не любят в пятьдесят как в двадцать,
а если да - то боль сильней.
Как локоть содранный саднит
душа, пока свой пыл остудит.
Кто за любовь себя осудит -
за нелюбовь потом казнит.
Кто не умеет притворяться...

Я пишу тебе молчаливые тайные письма на ладонях своих
Отпечатками губ, ударами сердца в ритме ванильного джаза,
Мемориалом свечей с дивными ароматами стран далеких чужих,
Зыбкой пепельной, повисшей призраком в воздухе фразой,
Отражением моих серых глаз, фигурами перелетных птиц,
Росчерком капель пролитого на пол топленого молока,
Морщинками известных, знакомых нам с тобою лиц,
Тонкими вензелями на сверкающей глади ледяного катка,
Крупинками кофе на багетах старинных никчемных портретов...

Вы не свободны? Боже правый!
Вы одиноки? Бог ты мой!
Вы пьете мерзкую отраву,
Коктейль в себе: огонь с водой.

И превозносите за правду,
Что Бог внутри, что Бог как вы…

И кризис сложный ощущая,
Вы ощущаете в себе
Его величие, прощая
И всех и вся своей судьбе.

Лихой и лютой, и могучей,
У вас укравшей идеал
В лесу невежества дремучем,
Что вам всегда казался мал.

В столетьях гнете вы уродов,
Преображаясь в матерей
Или отцов не знавших брода
Через пространство лже-морей...

Миры проходят сквозь миры,
Порою их не замечая,
Пестры кочевников шатры,
Белы от парусов причалы.
Он рядом, здесь, в нем свой кумир,
Он может быть и добр, и злобен,
Но только погрузившись в мир,
Заметить ты его способен.
Тому, кто в путь ведом звездой,
Земли здесь нет, есть только дали.
Что может мореход седой
Сказать портовому меняле?
Как будто силой чьих-то рук
Иль чародея заклинаний,
Магический очерчен круг
Твоих желаний, мыслей, знаний.
В кромешной тьме горят костры,
Слепые...

Ночь исчезает в объятиях дня,
звёзды при солнечном свете
прочь убегают... Опять у меня
просто безсонницы мета.

Снова морщины на лбу глубоки,
шрам на щеке зло очерчен,
словно обрушились злые деньки
храм разрушающим смерчем....

Из осени не выйти без потерь...
Не потому ли мне опять грустится,
Вновь верить хочется, вновь грезится и снится,
Что в зиму тихую вхожу все так же просто,
Словно в сказочную дверь…

Иду в снега. Парю. Живу. И жду.
Календарю безмолвному не задаю вопросы
О том, как избежать очередной зимы,
Как научиться быть песчинкой неприметной
В пристранном мире вечной кутерьмы. Всё просто…

Вновь в пудреную снежность отворяю дверь.
Вхожу в театр абсурда. Иль театр теней,
Где царствует...

То ветерок подул: спокойное светило
Все то, что мне так дорого и мило
Ушло все безвозвратно прочь
Глубокая сошла на небе ночь.
Все то, что мне так дорого и мило
Ничто, ничто не может мне помочь.

И снова вижу я озерну гладь воды,
И снова вновь видятся пруды
И мрамором очерчен сей дворец
Его ли не касался вновь резец.

Природа! Я тобою упоен
Твоей красотой я утолен
И видятся, и слышатся впервые
Поля мне милые, и мне родные.

Невесомость, окрылённость,
Вдохновение и лёгкость,
В ночь безмолвную влюблённость,
Угловатая неловкость.

Штрих, очерченность, набросок,
Слово, точка, запятая.
От приземистых вопросов
Независимость святая.

Безоглядная отвага
Средь презренья и насмешек.
Белоснежная бумага
Во ферзи выводит пешек.

От последнего Завета
В небо стелется дорога.
ЧтО перо в руке поэта,
ТО поэт в деснице Бога.