Не нужен ни рим ни париж

Арена Колизея. Центр Рима,
Чья публика столь падка до страстей
И в ойкумене всей неповторима
Свирепой кровожадностью своей.

Под рёв трибун, разнузданный, площадный,
Переходящий в неумолчный вой,
Идёт к концу смертельный, беспощадный,
Немыслимый для человека бой.

Опущены персты неумолимо.
Под гоготанье пьяных дураков
Железо рубит плоть неодолимо
И каплет кровь с трезубцев и клинков.

И смертный стон, похожий на заклятье,
В восторг приводит сытых подлецов,
И к небу убиваемых...

У фонтана умер голубь
Падал ночной дым
По брусчатке били звезды
Плакал вечный Рим

Било небо в набат ночи
Летела жизнь красивым сном
На липах налились почки...
Глаза голубя налились льдом

Не сегодня и не завтра
Теперь только никогда
Покормит седая Марта
Седого голубя

Миг картавый счастья
Остался только дым
Качались звезды и смеялся
Вечный юный Рим

Что там, под тёмно-зелёным сукном?
Воздух Рима, Неаполя, Мальты, Сицилии,
вызов эстету, битый античный мрамор,
истина без идеала,
натура, уличная толпа, лихорадка,
напряжение и естество, пьяная
музыка, не знающая покоя.
Лицо, это лицо, смугло-румяное, перебегающее
с одного холста на другой
в смешении черт;
это лицо, лицо играющее
черноплодным цыганским взглядом
под широкими ветками
тёмных бровей,
в котором нежно слились,
мгновенностью чувства,
непослушные волосы, полные губы...

На башне древнего собора

Уже давно истлевшая рука

Вписала слово "рок", но вскоре

И слово стёрлось словно из песка.



Зато от слова - воплощенья

Роман родился с подписью Гюго:

Горбун, цыганка и священник

В смертельной схватке преданных врагов.



Сакральное сердце Парижа -

Парижской Богоматери собор:

В дожде к стальному цвету ближе

Величества готический узор.



О страшный суд с фасада храма!

Кому-то в рай идти, кому-то в ад...

И вся религия как драма...

МИР – есть РИМ, только – наоборот.
ДУМа наоборот – есть МУДа.
Мозг не варит, а варит – живот…
А БЕЗумье приводит куда?

Все дороги вели нас в РИМ –
В МИР, Чело поменявший на Зад.
И пока мы веками дурим,
ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ НАС В АД!

Всё началось со сборщиков дерьма:
Копейки зазвенели в туалетах...
И вот теперь в дерьме, как в эполетах,
Свободного народа ходит тьма.
Шальное время! Рухнул Третий Рим!
А то, что есть (мне, право, не до шуток!) -
Как фильм про славных, честных проституток,
Как бабий Яр, где с массой прибауток
Расстрелянные празднуют Пурим.

Во древнем Риме сотвор'ён
Был принцип: "Разделяй и властвуй".
И наступил кровавый сон
Для человеческого счастья.

Неважно, как, но разделять,
Стеной тюремной или словом.
Кого страш'ить, кого ласкать,
Кого-то покорять изм'ором.

Но не давать в единстве быть,
В свободном радостном полёте,
Чтоб люди не смогли дружить,
Иначе власть не обретёте.

Да только, разрывая всё,
Вы сами тоже не живёте.
Себя, растратив на рваньё,
Вы в муках тягостных умрёте.

И будет вам по-новой круг,
А...

Вот Цезарь, Цицерон... Наверняка -
Два гениальных были мужика.
Сердца премногих тысяч покорили,
Но что-то меж собой не поделили.

Что говорить - про мужа и жену!
Умами по отдельности блистают,
И душами, как ангелы витают.
А вместе - развлекают сатану.

Не важно, кто эллин, кто иудей,
Кто славянин - как КрАЗ в библиотеку -
Вопрёт же чёрт хороших двух людей
В совместный быт на гнусную потеху!

Не мирный мир - и тот был огорошен,
Как жёстко жизнь из гениев ушла.
Но как на много Рим...

Перейду Рубикон.
На другом берегу —
тишина.
Прикорну рыбаком.
То, что будет врагу —
тошнота.

Узнаю фонари,
но теперь
чьи-то звёзды манят.
Мне останется Рим.
А тебе —
лишь частица меня.

Два слова, мир и Рим, как близнецы,
зеркальны, то отраженье в луже той
где падшая листва, где волчий вой,
и крик синицы, где слёзы, осени,
девицы, что волосы, расчешет, злато,
а серебро то слово, и отблесков тех
череда, и паутина влёт пошла…..