Маска

…Все наконец то я проснулась
Закончен странных дней полет
Твой образ призрачный и милый
Ушел под тяжестью забот
Уйди, скорей создание злое!
Тем миражом что и пришел
Той дымкой пошлости и злобы
Навеки будешь прокажен
Под виртуальною личиной
Под маской глупого шута
Ты разрушаешь судьбы людям
Ими играя не любя…

Сейчас я расскажу вам сказку,
Но не златую, а простую.
В ней я одену злую маску,
И всех героев заколдую.

Иду по лесу я степенно,
Тропой звериной я иду.
Но чувствую себя я скверно,-
Предчувствую и жду беду.

А тишина вокруг, как в склепе.
Я, как мертвец, в гробу лежу.
Вдруг слышу плач и чей-то лепет.
Вот я поближе подхожу.

И вот поляна предо мной,
А посреди – изба кривая.
На пне сидит старуха злая,
Весь свет на чем стоит ругает (матом).

От мерзких слов поднялся ветер,
И...

Тонкость цвета, чуткость силуэта,
одухотворенный примитив,
резкость, острота икон портретных,
Модильяни и Париж,
Моди и Жаннетта…
Словно в руках скульптора
линий тишина и выразительность
сплетаются душой,
душа струится краской,
(там от Боттичелли, Пикассо, Сезанна)
человек – вот, что его интересует,
вот источник, вот природы месса.
И отверженному вторит винный зной,
дух гашиша, нищета бульваров,
мятежом на холст прессуя
тридцать шесть в посмертной маске,
миллиард и двести...

А никто никогда и не думал,
А никто никогда и не знал,
Что за ниточки - тонкие струны,
Что за комната – камерный зал,
Что за платья на нас и наряды,
Что за гибкость движения тел,
Что за смех, любопытные взгляды…
Я один подглядел, разглядел.
И теперь я с печалью и грустью
За другими слежу сквозь окно.
Но театр меня не отпустит…
Я навечно под маской Пьеро.

В тигровой маске затаился
Миндалевидных глаз разрез.
Ты щуришься, моя тигрица,
Покинувшая тёмный лес,
Покинувшая мрак. На солнце
Ты вышла в первый раз, пока
Вслед за твоим хвостом крадётся
Твоя же тень. Да облака
Ползут лениво и украдкой
Следят за рыжей, за тобой,
Твоей изысканной повадкой
Везде рассеивать покой…

И снова расцветает пышный сад.
И талою водой реки кипенье...
Не повернуть нам прошлое назад--
Столетия, веками становленье.

Не натянуть ту маску белизны,
В которой замерзали жизни реки.
Она сползла в предверье новизны,
В предверии Весны в моём столетье.

И кинув на вечернюю метель
Прощальный взгляд, я буду знать на утро,
Что зазвенит восторженно капель
Души моей влюблённо песней-сутрой.

Пока вы читаете эти строки, вы теряете еще одно бесценное мгновение жизни.
Пока вы читали эти строки, вы еще на несколько секунд приблизили к себе смерть.
Пока я пил свой чай и писал на кухне то, что вы сейчас читаете,
я нашел в себе силы порвать бумагу, и клокочущим от абсурда водоворотом души
поцеловать леденящее жерло зари, вобрав в себя восточный огонь, сорвавший лист ночи,
и мне стало легче от осознания собственной скоротечности и принадлежности (пусть недолгой) к этому кумачовому...

Зачем твой взгляд, и бархатный, и жгучий,
Мою волнует кровь –
И будит в сердце силою могучей
Уснувшую любовь?

Встречаясь с ним, я рвусь к тебе невольно,
Но страсть в груди давлю…
Ты хочешь знать, как сладко мне и больно,
Как я тебя люблю?

Закрой глаза завесою двойною
Твоих ресниц густых –
Ты не прочтёшь под маской ледяною
Ни дум, ни чувств моих!

Я не умею жить смиренно,
Глядя на подлость и разврат.
Мои часы проходят тленно
И нет пути мне на возврат.

Я навсегда запомню сказку,
Что ты мне в прошлом подарил,
Но нынче мне пришлось одеть чужую маску-
Ведь ты мечту не воплотил.

Кидать слова не сложно очень,
А сделать дело всё-таки трудней.
Прошла, походкой шелестящей, осень
И нынешней зимой вдвойне мне холодней.

Слово — звук, когда без сердца,
Льстят и ждут похвал в ответ.
Только ложью не согреться,
Ведь тепла души в ней нет.

Нам, улыбок одев маску,
Лгут чтоб что-нибудь продать.
Подберут и звук и краску,
Чтобы нас завоевать.

Только ложь ведь не живая,
Как цветок, что из стекла.
Красотою взгляд лаская,
Не подарит нам тепла.

По наивности в лесть веря,
После кается глупец:
В трудный час закроет двери,
Перед ним свои все льстец.

Звуки лгут, хвалебной оды,
Важен как павлин глупец...