Кровавая дата

Я прыжке распластался, как тень над землёй...
Мы летим, наши вздыблены холки...
Нам картечь рвёт на части худые бока...
Мы не лаем , не можем, мы волки....
Я прорвусь за кольцо, надо стаю спасти...
Мы-Охотники, стали добычей....
Где то там позади, нам гогочут стрелки
Это старой охоты обычай...
Я метнусь за запреты кровавых флажков...
На снегу пятна крови волков....
Нам свистят егеря,мчимся уши прижав...
Мимо пяных и потных стрелков...
Нам сегодня везёт,перед нами овраг...
Сзади...

Друзья, бокал - рудник текучего рубина,
А хмель - духовная бокала сердцевина.
Вино, что в хрустале горит, - покровом слез
Едва прикрытая кровавая пучина.

Разумно ль смерти мне страшиться? Только раз
Я ей взгляну в лицо, когда придет мой час.
И стоит ли жалеть, что я - кровавой слизи,
Костей и жил мешок - исчезну вдруг из глаз?

Один Господь их помнит поимённо, убитых на полях Гражданских сеч,
В подвалах и на площади казнённых, сумевших до конца любовь сберечь.
Любовь к России – не пустое слово, страны Великой развалилась крепь,
И всадники кровавою юлою, прощальным хрипом будоражат степь.
Вновь конь упал под белым офицером, а он красив, как сам Иисус Навин,
Всё рвался в бой, себе не зная цену, казалось, что ни кем не победим.
Садилась гарь, венец над ним сплетая, и ворон ждал утехи на крови,
А рота, по мужски...

В кровавом рейдовом угаре
Душманским скошен я огнём.
Меня убили в Кандагаре,
При первом выходе моём.

В «зелёной зоне», на прочёске
Младая жизнь оборвалась,
И по коротенькой причёске
Обильно кровь моя лилась.

Жизнь, что на вид крепка и спела,
Хрупка, как глиняный сосуд.
Душа и охнуть не успела –
Как позвана на Божий суд.

Судить солдата – эка сложность!
Со мной решилось в полчаса.
Презрев грехов моих ничтожность,
Меня позвали в Небеса

За то, что звания солдата
Не презирал...

Холод – зверь, облизавший фаланги пальцев огнем.
Пунцовая кожица – бахрома, мясо и жилы окрасившая.
Симптомы обморожения ревут февралем.
Плоть теплоты – солнце – костлявым фаршем.
На инее стертых страниц неровные литеры ереси,
Что когда-то здесь полыхали сады из яблонь кровавых,
Из глянцевых вишен, груш и пьяной
Черемухи, золото сот, земляники эссенция,
Ныне, лишь лед, прорастающий в початок сердца.
Густой пар из сжавшихся под слойкой мехов легких
Чертит в воздухе символы северной веры...

Снова падаю вниз головой,
Ощущая ту степень безумства,
Когда боль называю «Тобой»,
Вдруг теряя последние чувства.


Эти дни никому не прочесть,
Чьи-то души в бокале осадком,
Не прикрыв откровенную лесть,
Вновь царапают нервным припадком.


Горло стянет тугою петлёй,
Лишь шаги вдоль дороги в тумане,
Так отчаянно рвусь за тобой,
Жизнь прожита в притворстве, обмане…


А на завтра кровавый рассвет,
Оборвет мне привычно дыханье,
И подарит последний ответ,
Наши души...

Сегодня ты опять пришла,
вновь подступила комом к горлу,
венцом бессмысленного зла
мозоль кровавую натерла
на обморщиненных висках
моей души.
Где взять лекарство?!
Я целиком в твоих руках,
Твое Величество, Бунтарство!..

Необозрима с края и до края,
На целый свет такая ты одна.
Преддверие Божественного рая,
Святая Русь, ВизАнтия вторая,
Моя неистребимая страна.

Ты рождена в неистовых страданьях,
Твой плач беззвучен и негромок смех.
Воспитана в трудах и испытаньях,
Закалена в кровавых бранных банях,
Ты – свет для мира, впавшего во грех.

Клеймят Россию ныне НЕПРЕСТИЖНОЙ
В твореньях пустомель и подлецов.
Сильна своею мудростью некнижной,
Во все века была ты непостижной
Загадкой для заморских...

Окончена рыбалка. Спит Аксай.
Покрылась рябью лунная дорожка.
Молчим и мы, прихлёбывая чай,
от сладкой водки пьяные немножко.
«Маяк» вещает. Слушаем футбол.
Играют наши, кажется неплохо.
Вокруг луны кровавый ореол
и мечутся далёкие сполохи.
Стенает выпь на дальних островах,
как будто плачет маленький ребёнок,
и очень близко проползает страх,
скрипя у барабанных перепонок
Оттуда он, где прячется закат,
где из дупла склонившегося дуба
глаза недвижно жёлтые глядят
и, кажется не дуб...